57
Котельниковский. 19.06.1943.
Серия мощных взрывов прошлась по южной окраине городка. С потолка посыпалась пыль, а одна из балок в стене треснула.
— Во лупят, большевики! — стряхивая с пропотевшей гимнастерки мусор, сказал Сотников.
Это да, боеприпасов большевики не жалели и калибры у них серьезные. В этом я с Борей был полностью согласен и на миг пожалел, что не остался в Новочеркасске. Там сейчас хорошо, мирный город, чистые улицы, лето и симпатичные девушки, при взгляде на которых хочется улыбаться, выходят на прогулку. А самое главное — там Аня, с которой мы так и не успели пожениться. Как она и чем сейчас занимается? Наверное, находится в штабе УКФ и переводит очередной секретный документ с немецкого языка. А я прячусь в подвале, надеюсь, что вражеский снаряд не упадет на наше убежище, и время от времени посматриваю на Семена Николаевича Краснова и двух офицеров связи, которые склонились над картой. Моя задача — их охранять. Со мной одна группа, пятнадцать казаков. А в соседнем подвале, который находится через дорогу, штаб 1-й Русской армии.
Судьба и воинская доля. Они кидали меня из стороны в сторону, и снова я оказался на фронте. Сначала сопровождал Петра Николаевича Краснова в Морозовск, где происходило сосредоточение русских и казачьих дивизий. Потом на пару дней вернулся в Новочеркасск. А когда 1-я Русская армия получила приказ на передислокацию в район Котельниковского, вместе с Семеном Николаевичем выехал на передовую. Он начальник штаба УКФ, вместе со своими офицерами, наблюдает за работой армейского штаба и, по мере сил, утрясает проблемы, которые постоянно возникают. Однако к командарму с советами не лезет.
Антон Иванович Туркул не военный гений, на Суворова на тянет. Но он профессионал и у него хорошие помощники. Вместе они справляются, отлаженный штабной механизм двигает с места на место батальоны, полки, дивизии и корпуса, заставляет солдат сражаться, и мы пока еще держимся. Наверное, в первую очередь из-за того, что в тылах противника находится наша конно-механизированная группировка, которой командует Иван Никитич Кононов, и там же десантники Беринга. Это элита. Поберечь бы такие ценные войска: казаков, отдельные танковые батальоны, парашютистов и бойцов особого назначения. Однако иного выхода не было. Если бы не лихой рейд Кононова, нас бы еще вчера прихлопнули. Слишком велико превосходство большевиков. Они прут и прут вперед без остановки, торопятся и не жалеют боеприпасов. От Котельниковского уже почти ничего не осталось, и оборона трещит по швам. Пора бы выводить штаб армии из-под удара дальше в тыл, но это решать без меня.
Временно обстрел прекратился. Наступило затишье и, поднявшись по выщербленной лестнице, я выглянул наружу. Все вокруг в дыму, а в воздухе запах гари, сгоревшего пороха и какого-то машинного масла. Невдалеке догорала бронемашина. Слева от нее двор и спуск в подвал, который приютил штаб армии, а раньше он был складом. Вроде бы порядок, командование не пострадало. А вот полевая связь, судя по оборванным телефонным проводам над разбитыми зданиями, опять накрылась.
Словно угадав, о чем я думаю, появились связисты. Два бойца РОА быстро перетащили через дорогу катушку с проводом, размотали ее и скрылись в подвале. А вместо них на поверхность вышел невысокий моложавый майор РОА в советской каске и немецким МР-38 в правой руке. Это начальник штабной охраны Петя Васильев, он русский, москвич из эмигрантов, в свое время, как и я, прошел подготовку в Абвере и успел побывать в тылу у красных, а потом перешел в РОА.
Я ему свистнул. Он меня увидел и приветственно махнул рукой.
— Что нового!? — окликнул я Васильева.
Он поморщился и отозвался:
— Кажется, последний парад наступает!
— Ты серьезно!?
— Ага! Нам бы до темноты дотянуть и отступать. Сейчас никак — самолетами накроют. Сам видишь, с неба прикрытия никакого.
Больше он ничего не сказал, ушел обратно в подземелье, а я спустился в наш подвал и подозвал Сотникова:
— Боря!
— Чего? — он подошел.
— Начинай паковать вещи и проверь наш транспорт. Возможно, придется срочно драпать.
— Все уже собрано и проверено, машины на ходу, под навесом. Их немного осколками посекло и стекла лобовые выбило, но это мелочь.
— Еще раз проверь.
— Понял, командир, сделаем.
Боря, прихватив пару казаков, через запасной ход, который мы заранее пробили из подвала, полез наружу, а меня позвал Семен Николаевич, который направился в штаб армии.
Я последовал за Красновым, мы пересекли дорогу и скрылись в штабном подвале. Только спрятались, как начался очередной артобстрел, на этот раз из минометов. Наверху взрывы, а в просторном подземелье больше ста человек: штабные офицеры, охранники, связисты и адъютанты. Сильно накурено, даже неприятно. Но на такую мелочь никто не обращал внимания. Штаб работал, и шум голосов порой перекрывал даже взрывы.
Краснов прошел в дальний угол подвала, где под несколькими лампами стоял грубо сколоченный стол, а на нем лежала карта района боевых действий. Все командование 1-й Русской армии здесь, принимает доклады и отдает распоряжения. Семен Николаевич нашел Туркула и они стали обсуждать обстановку, а я отошел немного в сторону, чтобы не мешать генералам, но все равно слышал, о чем они беседовали.
— Обстановка сложная, — сказал командарм. — Танки противника уже на нашем берегу. Речка преграда не серьезная, слишком легко через нее перебраться, особенно с нашего правого фланга. Кануково захвачено, и я отдал приказ 1-му корпусу РОА отходить вдоль Кара-Сала на Шебалин. Румыны, падлы, отступают, не удержали Обильное, хотя натиск красных там был не велик. Теперь бегут, а мне их остановить нечем. Все резервы давно в бою. Остался только 1-й гвардейский батальон Сахарова невдалеке от станции, держу его до последнего. От группы Кононова уже два часа нет докладов. Последний был о том, что он полностью разгромил 4-й Донской кавалерийский корпус красных и одну из стрелковых дивизий. Больше всего проблем от советской артиллерии и авиации.
— Где прорван фронт? — спросил Краснов.
— Почти везде. Но в основном пострадал 1-й корпус РОА. Скородумов просил помощи, а помочь ему нечем.
— А что немцы?
— Требуют держаться. Они готовят контрудар. Думаю, хотят от Калача рвануть к Волге и окружить большевиков, пока они заняты нами.
— Может получиться.
— Может, — согласился Туркул. — Но нам от этого не легче. После вчерашнего боя у Ткачева осталось всего десять истребителей. У артиллерии на исходе боеприпасы, а у многих орудий прогорели стволы. Плохо дело, плохо. Того и гляди, красные ворвутся в Котельниковский, а нам даже штаб не вывезти, над головой вражеская авиация, только и ждет, чтобы мы в степь высунулись.
— Куда будем отходить?
— Штаб на Дубовское, вдоль железнодорожного полотна. Правый фланг, как я уже сказал, от Кануково на Шебалин и частью сил на Никольское. Левый фланг на Красный Яр.
— Я попробую связаться с Петром Николаевичем, — сказал Краснов. — Он обещал помощь.
— Какую именно?
— Не сказал, связь оборвалась.
— Хорошо, Семен Николаевич, просите помощь. Даже если нам дадут хотя бы один полк, уже хорошо.
Краснов направился к радиостанции, а к Туркулу подбежал один из телефонистов и доложил:
— Господин генерал, советские танки и пехота в Котельниковском!
— Кто сообщил!? — командарм поджал губы.
— Штаб 5-й пехотной дивизии, он в центре городка. Говорят, противник вошел в город еще двадцать минут назад, но не было связи.
Туркул взглядом отыскал начальника штабной охраны:
— Васильев!
— Я! — отозвался он.
— Пошли разведку к штабу 5-й дивизии! Живо!
— Есть!
Часть охранников выбежала наружу, а я последовал за ними. Хотел вдогонку послать своих казаков. Однако на выходе резко остановился, так как увидел, что на улице метрах в ста пятидесяти появилась «тридцатьчетверка» с красной звездой на башне. Танк на мгновение остановился, и выстрелил из орудия. Он целился в штабных охранников, которые перебегали улицу, но промазал и сдал назад. Почему не стрелял из пулемета, не ясно, возможно, израсходовал боезапас. А вот почему отступил, понятно. Без пехоты в населенном пункте быстрая смерть.
Один из охранников вернулся в штаб, чтобы сообщить о появлении вражеского танка, а я метнулся в наш подвал, схватил сумку с противотанковыми гранатами, поручил вернувшемуся Сотникову присматривать за Красновым, а сам с пятью казаками, один из которых вооружился ручным пулеметом, пошел навстречу опасности.
Где танк, там и пехота. Всех врагов мы не победим, но сможем их задержать, пока охрана штаба готовится к обороне. Все происходило слишком быстро, рассуждать некогда, и я действовал по наитию. В голове сформировалась мысль — я обязан отыграть хотя бы несколько минут. А еще была непрошибаемая уверенность, что здесь и сейчас со мной ничего плохого не случится. Отчего так и почему? Наверное, из-за того, что я давно находился в тылу. Поэтому рвался в бой, давно себя на это настраивал и хотел пустить врагам кровь. Ведь где-то мои друзья, боевые побратимы из «Фалширма» и полка Кононова, сражаются в тылу противника, а я при штабе, ем тушенку, охраняю генералов и слушаю новости. От этого на душе как-то неуютно.
Моя небольшая группа бежала через разбитые частные дворы на окраине городка, мимо горящих домов, через дым и пепел. Жителей нет, их эвакуировали, и вчера был доклад, что колонну беженцев разбомбила советская авиация. Может быть, «сталинские соколы» подумали, что это тыловая часть 1-й Русской армии? Скорее всего. Хотя сейчас это неважно.
Впереди рев танковых моторов и автоматная очередь. Стоп! Мы замерли, осмотрелись, ничего подозрительного не обнаружили и подготовили противотанковые гранаты. Пулеметчик с ДП вперед, мы следом. Дальше двигались осторожно и вскоре заметили противника.
Улочка заканчивалась. Перед следующей улицей перекресток и какая-то площадка, то ли стоянка для грузовиков, то ли место под строительство готовили. В общем, пятачок пятнадцать на пятьдесят метров невдалеке от железной дороги, которая разрушена советской артиллерией. А на этом пятачке две «тридцатьчетверки» и около взвода советских солдат. Командиры танков на броне, указывали в сторону нашего штаба, махали руками и что-то объясняли командиру красноармейцев. Дистанция между нами и танками метров десять и нас прикрывал дым. Судя по всему, танкисты убеждали красноармейцев наступать, а они колебались. Самое время ударить, пока нас не заметили. Два казака с гранатами ловко взобрались на стену разрушенного дома, который пока не горел и покосился в сторону улицы. Я кивнул казакам — начинаем!
Автоматные и пулеметные очереди прошлись по красноармейцам. Кто поумнее, с опытом, тот держался в стороне, но основная часть рядом с танками, в куче, словно бараны, и свинец сделал свое дело. Красноармейцы повалились на землю, моя очередь срезала одного танкиста, а казаки на стене дома метнули гранаты, по две штуки, одну за другой, и скатились вниз.
— Бум-м! Бум-м! Бум-м! Бум-м!
Гранаты взорвались. Они разметали тела мертвых и раненых красноармейцев, повредили один танк, кажется, сбили ему гусеницу, и мы немного отошли.
Над головой засвистели пули. Уцелевшие красноармейцы, которых все еще было больше, пытались нас достать, но им мешал дым пожарищ. А потом в нашу сторону выстрелил танк. Снаряд прошел высоко, вонзился в горящий дом и завалил его. Неплохо. Противника отвлекли и нанесли ему урон, пора отходить.
Прикрывая друг друга, и не отвечая на огонь красноармейцев, мы оттянулись к своему подвалу, и здесь меня встретил Краснов.
— Геройствуете, господин сотник? — с усмешкой, спросил он.
— Так уж вышло, Семен Николаевич, — я пожал плечами.
— Ладно, — он кивнул. — Занимайте оборону. Нам необходимо продержаться один час. Потом подойдет батальон Сахарова, он ударит во фланг прорвавшимся в город большевикам, и мы будем тянуть время до темноты. Ночью отступаем, возможно, с боем, если противник успеет окружить Котельниковский.
Сказав это, Семен Николаевич снова направился в штаб армии, а я с казаками присоединился к солдатам охраны, которые спешно строили баррикаду и высылали на фланги группы прикрытия. До наступления темноты еще четыре часа. Срок немалый, попробуй, продержись. Хотя мы ведь не одни. Скоро гвардейцы подойдут, они неподалеку, а помимо нас в Котельниковском бойцы 5-й пехотной дивизии. Они тоже сражаются. По крайней мере, должны.
