Книга: Развилка
Назад: 47
Дальше: 49

48

Ровеньки. 01.02.1943.

 

Я прошелся по улице и осмотрелся. Спокойно. Ничего подозрительного не заметил. Казаки моей группы неподалеку. Они смешались с местными жителями и внимание к себе не привлекали. Все в гражданке. Немцы в городе, конечно, есть, но никто не проявлял интереса к тому, что сейчас происходило в здании районного ШУПО.
Еще раз окинув улицу взглядом, я вернулся в машину, присел рядом с водителем, плотнее запахнул пальто и замер. Со своей стороны я сделал все, что требовалось. Оставалось дождаться Иванова и Тихоновского, а затем доставить их в Новочеркасск.
Что мы делаем в Ровеньках? Вопрос, конечно, интересный, ведь это не территория Доно-Кавказского Союза. Однако ответить не сложно. Моя группа обеспечивает безопасность переговоров, которые ведутся в Ровеньках между двумя ветвями казачества. Это предварительная встреча, на которой оговариваются условия другой, более серьезной с участием генералов и атаманов. От донцов, кубанцев и терцев мои начальники. От малороссийских казаков начальник Ровеньской районной ШУПО Орлов и атаман слободского казачества Приходько. Что характерно, переговоры ведутся тайно. А цель — заключение союзного договора.
Ни для кого не секрет, что немцы к украинцам относились, словно к собакам. В самом начале войны Гитлер успел много чего сказать о неполноценных народах и славянах в частности, и его слова до сих пор являются руководством к действию для новых хозяев Украины. Взять как пример рейхскомиссара Эрика Коха. Не так давно он во всеуслышание объявил: «Украина является для нас всего лишь объектом эксплуатации, она должна оплатить войну, и население должно как второстепенный народ использоваться для решения военных задач, даже если его надо ловить с помощью лассо». А вот другие его слова: «Не существует никакой свободной Украины. Смысл нашей работы в том, чтобы украинцы работали на Германию».
Казаков это не касалось. В рейхскомиссариате «Украина», который немцы уже объявляли частью Германии, казаки считались потомками остготов и получали права фольксдойче. Все по заветам покойного Адольфа. Разумеется, если казаки могли доказать свое происхождение или купили поддельные документы. Поэтому казачество имело относительную свободу. На территории Черниговской, Сумской и Харьковской областей возникло Украинское Слободское казачье войско, а в Донецкой и Луганской областях отделы Всевеликового Войска Донского. А помимо них, словно грибы после дождя, появились различные общины, округа, коши и куреня, на основе которых создавались вспомогательные военизированные соединения. И список этих казачьих формирований, которые не смешивались с Украинской Народной Армией, выглядел серьезно:
580-й охранный корпус 580-го тылового района.
531-й охранный корпус 531-го тылового района.
Охранный корпус РСХА-СС «Прюцмана», «Волынского Штаба борьбы с бандитизмом РСХА-СС» (2 казачьих полка вермахта, 1 казачий полк полиции, 10 казачьих батальонов).
454-я охранная дивизия вермахта (4 казачьих полка).
741-я бригада особого назначения (2 полка, 8 батальонов).
721-я бригада особого назначения (10 батальонов).
Казачий вербанд «Феодосия» (1 полк, 8 батальонов).
Херсонская дивизионная группа «Фон Панвиц» (3 полка, 8 батальонов).
57-й казачий охранный полк «Цвиста», он же полк «Вольного казачества».
179-я полковая боевая группа 79-й пд.
Казачий Волнавахский абтелунг 106-й АГ.
Казачий Мариупольский абтелунг 106-й АГ.
Симферопольский казачий эскадрон.
Абтелунг Шалибабаева.
Абтелунг Ноймана.
Абтелунг Жерар де Сукантона.
121-й ШУМА батальон.
126-й ШУМА батальон.
135-й ШУМА батальон.
159-й ШУМА батальон.
160-й ШУМА батальон.
161-й ШУМА батальон.
7 казачьих районных отделений украинской ШУПО в Донбассе.
Общая численность этих казачьих формирований по самым скромным прикидках около сорока тысяч бойцов. Как правило, они находились под командованием немецких офицеров и некоторые из них уже воевали с большевиками. Соответственно, кто был полезен оккупационным властям или Вермахту, чувствовал себя при новой власти довольно вольготно. Однако оккупанты есть оккупанты. Все равно они остаются чужаками. Поэтому часть казаков, в основном этнических, а не русских и украинцев, которые «стали казаками», мечтала о большей свободе. Они видели, что появился Доно-Кавказский Союз, государство казаков, и тянулись к своим. Именно так — к своим. Немцы им не родня. Украинцы и русские, хоть и славяне, тоже инородцы, пусть даже нас связывают века совместного проживания в Российской империи. И со стороны атаманов Украинского Слободского казачьего войска, которых поддержали донцы Донбасса и Луганска, было сделано предложение о переселении этнических казаков, кто осознавал себя частью казачьего народа, на территорию Дона и Кубани. Насколько серьезным оно было? Никто не знал. Как к этому отнесутся немцы? Тоже не ясно. И на разведку были отправлены Иванов с Тихоновским, а моя группа их прикрывала. Официально от партизан, а на самом деле от немцев. И если какой-то рьяный немецкий чиновник или офицер из комендатуры города решит задержать посланцев ДКС для разбирательства (вряд ли, но такого развития событий исключать нельзя), на солдат гарнизона нападут «партизаны» и пока будет идти бой, мои начальники скроются. Но, слава богу, все спокойно. Орлов гарантировал безопасность, и свое слово пока держал. Но самое главное — нас прикрывал Абвер. Конечно же, неофициально. Поэтому «тайные переговоры» не такие уж тайные.
У меня по поводу всего происходящего мнение сложилось давно. Казак он и есть казак. Донской, кубанский, терский, уральский, забайкальский или потомок запорожцев. Все мы от разных корней, в каждом смешалась кровь многих народов и племен. Но все мы дети Дикого поля и потомки вольных людей. Поэтому мы не ищем того, что нас разделяет, а ищем то, что объединяет. Мы — народ казаков. Если потомок казачьего рода это осознает, живет по заветам предков и является носителем казачьей культуры, значит, он наш. И если удастся договориться о переселении украинских казаков на Дон, то это хорошо. Земли у нас много, а людей не хватает. До сих пор многие станицы полупустые с Гражданской войны стоят. Даже, несмотря на завоз красноармейских семей из Центральной России, которые занимали казачьи хаты. Да и эта война уже унесла много жизней. Десятки тысяч мужчин погибли, одни сражаясь за коммунистическую партию и Советский Союз, а другие за Германию и Присуд. А были еще казачьи семьи, которые большевики успели принудительно эвакуировать за Волгу или на Кавказ. Кто-то уже возвращается, но людей все равно не хватает, а впереди новые сражения. В чем в чем, а в этом после поражения немцев под Москвой сомневаться не приходится.
Честно говоря, когда мне говорили о неминуемом поражении Вермахта, я отмалчивался. Слишком сильной казалась немецкая военная машина. Она, конечно, должна была забуксовать и когда-нибудь сломаться, но не так быстро. Однако битва за Москву показала мощь Красной армии. Потери Германии огромны и на развалинах русской столицы произошел перелом в войне. Сами немцы говорят, что не все так плохо, как может показаться, ибо из котла смогли вырваться почти сто тысяч солдат. Однако я им не верил и больше прислушивался к Совинформбюро, которое заявило, что разбиты тридцать девять немецких дивизий, в плену больше ста десяти тысяч человек, половина из которых ранены и обморожены, а генерал Хейнрици вывел из котла всего тридцать пять тысяч солдат.
В любом случае, как бы там под Москвой ни складывалось, скоро начнется откат. Доно-Кавказский Союз может оказаться один на один против всей советской мощи и придется сражаться самим. Конечно, при условии, что будет хотя бы призрачный шанс отстоять свою свободу. Поэтому каждый воин на счету и наше правительство пытается создать, вооружить и обучить как можно больше сотен, батальонов, полков, бригад и дивизий. Правда, есть еще РОА — Русская Освободительная Армия, в которой уже больше ста сорока тысяч бойцов. Но, как и наши атаманы, я уверен, что Трухин сотоварищи нам всерьез помогать не станут. Хотя бы потому, что многие считают нас самостийниками. Вообще странные они люди, русские патриоты, что советские, что имперские. Дать независимость или самоуправление грузинам, татарам, армянам, киргизам или таджикам, всегда готовы. Половину империи могут подарить — для «друзей» не жалко. А как только речь заходит о самостоятельности казаков, которые не отделяют свою судьбу от России и желают получить автономию, сразу встают на дыбы. С чем это связано? Не знаю. Скорее всего, таков их менталитет. Заложено что-то в мозги и вырвать это из их черепных коробок никак не получается. Недавно читал статью Бориса Савинкова «Вольное казачество» и там точно такие же мысли. Можно даже процитировать:
«Так называемое „самостийное“ движение среди казачества принято рассматривать почти как государственное преступление. Так его рассматривали Колчак и Деникин. Так его рассматривают Авксентьев, Керенский, Милюков. Люди, которые торжественно заявили и заявляют, что они борются за свободу, когда речь идет не только о свободе на
шей, великороссов, но и свободе остальных народов, входивших в состав бывшей Российской империи, и в частности, и может быть, в особенности о свободе казачьей, не колеблясь ни на мгновение отрицают эту свободу.
Чем объяснить это вопиющее противоречие? Я спрашиваю: почему москвич имеет право на управление своей родиной, страною, а кубанец или донец лишен этого права? Я спрашиваю: почему москвич, имея право на управление своей родной страной, посягает еще на управление Кубанью и Доном? И я спрашиваю: почему кубанец или донец обязаны умереть за Москву?
Мне скажут: нет донцов, нет кубанцев, нет терцев, есть только русские люди. Казаки — те же великороссы, но отселившиеся на окраины государства. Да, конечно, казаки такие же православные, говорящие на русском языке, русские люди, как и великороссы (не забудем, однако, что на Кубани есть немало казаков-украинцев). Но ведь у казачества свой особый уклад, свои особые нравы, своя история, свои законы. Но ведь казачество не покушается на Москву и не отрекается от Москвы. Но ведь казачество желает только одного — чтобы мы, великороссы, не вмешивались в его, казачьи, дела и не насиловали его, казачьей, воли. Я не сомневаюсь, что независимые Дон, Терек, Кубань найдут приемлемый, достойный и их, и Москвы, и выгодный для нас всех способ сожительства с свободной Великороссией. Но способ этот должен быть утвержден не принудительно, не вооруженной рукой, а добровольным и добросовестным соглашением.
Казаки были готовы грудью защитить родные станицы. На Дону, на Маныче, на Кубани легли тысячи и тысячи казаков в борьбе против коммунистической власти. Но Деникину слышался перезвон московских колоколов, и казаки пошли на Москву, и усеяли своими трупами путь до Орла, и вернулись в Новороссийск к „пароходным дымкам“. Разумно ли поступил Деникин? Как знать. Может быть, кубанцы, терцы, донцы отстояли бы свои казачьи земли, если бы не поход на Москву. И, может быть, не было бы ныне горя казачьего, того тяжкого горя, которое ходит по белу свету, мыкаясь по Турции, Болгарии, Германии, Сербии, Польше в то время, когда заливаются слезами родные станицы.
Принуждением не выстроится Россия. Пулеметами воедино не соберется. Когда в Москве падет враждебная народу власть, когда в Москве не будет ни Троцких, ни Романовых, ни жандармов, ни чрезвычаек, ни генерал-губернаторов, ни комиссаров, когда в Москве будет мир и свобода, — независимое казачество само потянет руку, положит первый камень государственному строительству новой „третьей“ России, народной, крестьянской, казачьей»…
Вот такие рассуждения, которые мне близки…
Прерывая мои размышления, из штаба ШУПО вышел Иванов, а за ним появился Тихоновский. Судя по их улыбкам, встреча прошла удачно, и можно уезжать. Отлично. Чем скорее вернемся в Новочеркасск, тем быстрее я окажусь дома, в уютной теплой квартире, и увижу Анну.
Назад: 47
Дальше: 49