27

Ростовская область. 03.06.1942.

Короткий отпуск в Ростове-на-Дону пролетел быстро. Нас никто не ограничивал, немецкие рейхсмарки руки не жгли и мы отдыхали. Город большой и много интересного. Он быстро подстраивался под новую власть и в центре нас встречали вполне радушно. Мы — казаки. Для ростовчан мы свои и пусть многие втайне нас ненавидели, в лицо все улыбались. Рядом с нашей базой оказался неплохой ресторанчик дядюшки Самвела, бывшая советская пивнуха, которая, несмотря на войну, работала и предлагала посетителям свежее пиво, донскую рыбу и даже полноценный ужин. По улицам уже гуляли симпатичные девушки, с которыми можно было легко познакомиться и хорошо провести вечер, а иногда и ночь. Наши документы обеспечивали свободный проход по городу даже с наступлением комендантского часа. Однако в темное время суток мы по городу не бродили. Как правило, находились у себя на базе, у девушек или в штабе 1-й казачьей дивизии, где постоянно встречали старых знакомых.

Время провели с пользой и немного расслабились, а в последний день подрались с румынами. Решили посетить церковь, а потом зайти на базар, и столкнулись с этими «цыганами». Пять солдат пытались отобрать у пожилого одноногого инвалида в потертой казачьей фуражке несколько вязанок сушеной рыбы. Он в крик. Полиция и патрули далеко. Нас трое и мы вмешались. Раскидали румынешек, а когда к ним подбежали товарищи, еще десяток солдат, схватились за оружие. Может быть, дошло бы до стрельбы. Но появился немецкий патруль, я предъявил свои документы и объяснил ситуацию. После чего мародеров увели в комендатуру, а нас отпустили. Наверное, из-за документов, ибо с Абвером связываться себе дороже.

Больше эксцессов не было, и когда отпуск окончился, отряд «Фалширм» отправился на левый берег Дона, как говорят ростовчане — Левбердон. Там мы поселились в бывшем пионерском лагере в десяти километрах от города, начали принимать пополнение и тренироваться. Шесть дней тренировок и один выходной с увольнительной в Ростов. Война далеко, отряд «Фалширм» расширили до полноценного взвода и новички, которых к нам присылали, были казаками. Это наши браты, как правило, из 1-й казачьей дивизии или Особой бригады Шкуро. Поэтому общий язык с ними находили быстро. Да и как иначе, если все мы друг другу земляки и у нас общие знакомые. Никакого деления на ветеранов и молодых не было. Каждый казак равен каждому.

Что будет с нами дальше, мы не знали. Просто жили, тренировались и мечтали о том, что вскоре наступит мир. Самые оптимистичные прогнозы — еще полгода, все закончится и наступит замечательное житье-бытье. Порой, некоторые фантазеры так все красиво расписывали, что хотелось им верить. В конце концов, Дон уже освобожден от большевиков, а Кубань на девяносто процентов. Советские войска пока еще держатся за Тамань, Сочи и пару предгорных районов. Но скоро их дожмут, сбросят в море и отгонят в Дагестан, Кабардино-Балкарию и Грузию, а потом до самой турецкой границы. Еще шли бои в Ставрополье — это Орджоникидзевский край СССР. Однако в Ростове, Новочеркасске и Екатеринодаре, которому после отступления Красной армии вернули прежнее название, уже наша власть. Помимо немецких бургомистров и комендантов, местных городских управленцев и назначенцев, штаб УКФ поставил собственных атаманов, которые с разрешения германского командования контролируют все, что происходит в городах. А в станицах поднимаются казаки, и они выбирают станичных атаманов. Раз мы вернулись на родную землю, то уже не уйдем, костьми ляжем, а не отступим. И когда немецкие войска покинут Россию, возродится Империя. Словно птица-феникс она восстанет из пепла, и в Российском государстве появится Казакия, как минимум, автономия с местным самоуправлением, где хозяином станет казак.

Ах, мечты-мечты, в часы отдыха мы увлекались ими и отрывались от реальности. Однако я по природе своей скептик. Поэтому старался мыслить критически, внимательно прислушивался к тому, что говорили Беринг, инструктора и ребята из диверсионных групп РОА, которые проходили подготовку одновременно с нами и базировались в соседнем лагере. Кусочки мозаики складывались, и я видел общую картину, которая меня не радовала.

Во-первых, немцы продолжали недооценивать мощь Советского Союза, а она еще весьма велика. Большевики не сдаются и продолжают драться. Отступают на юге и одновременно с этим проводят наступательные операции на Центральном и Брянском фронтах. Союзники — все эти венгры, словаки, хорваты, румыны, болгары и европейские добровольцы ненадежны. Чуть нажмешь и разбегутся. Это в лучшем случае. А если военная удача оставит Вермахт, перебегут на сторону победителя. Ресурсы истощаются, а на оккупированных территориях СССР не стихает партизанская борьба, заводы и фабрики разрушены, есть дефицит продовольствия и нехватка топлива. Все это очень важные факторы, которые оказывают влияние на ход войны, и даже я, не имея серьезного образования и житейского опыта, это понимал. Не все так просто и конец войны не предопределен. Тем более что большевики не сами по себе, им помогают союзники, те самые капиталисты и буржуи-эксплуататоры, против которых не так давно собиралась сражаться Красная армия. Эта помощь тоже оказывает свое влияние, а немецкий военно-морской флот не в состоянии полностью заблокировать прохождение северных конвоев.

Во-вторых, наследие Гитлера. Мне довелось прочитать перевод его книги «Майн Кампф» и я ошалел. Великий вождь, но больной на голову человек. Ведь он ненавидел нас и своей ненавистью подпитывал целый народ. После чего мне стало понятно, почему часть немецких солдат и офицеров вели себя по отношению к славянам так надменно. Они считали нас восточными варварами, недочеловеками, и были искренне уверены, что именно в этом причина их побед на фронте. Ошибка. Причина не в том, что они такие сильные и великие, а в том, что Советский Союз оказался слаб. Но ведь это было временно и большевики своих ошибок не повторяют. В Красной армии восстановили погоны, людей беречь стали, уже не гонят толпами на убой, как это было в сорок первом, и вспомнили про великий русский народ, который создал Россию и теперь обязан своей кровью отстоять Советский Союз. Война обеим сторонам обходится дорого, но идеология СССР, по моему глубокому убеждению, гораздо сильнее идеологии Третьего Рейха. И пусть нет Гитлера, сдох и хорошо, однако дело его живет. Германский национализм по-прежнему в фаворе, на речах Гитлера воспитывают молодежь, а потом она приходит в армию и сталкивается с суровой реальностью. Оказывается, славяне умеют сражаться и у них есть своя боевая техника, которая не уступает немецкой, и на Восточном фронте могут убить. Если такой человек переживет первые бои, он меняется. В лучшую сторону — понимает, что речи Гитлера бред. В худшую — становится жестче и старается отыграться на тех, кто не может дать отпор, то есть на мирном населении. Отсюда перегибы (как недавно в своей речи относительно репрессий сказал Сталин), расстрелы заложников и сжигание поселков. Я уж не говорю про евреев, которых гонят в концентрационные лагеря. Мне на них по большому счету плевать, за свой народ надо думать, но это еще один момент, который сказывается на ходе войны. Как бы то ни было, в тыловых областях творится черт знает что, людей расстреливают и казнят почем зря. Конца края этому не видно и Совинформбюро, которое нам не запрещают слушать, каждый вечер рассказывает страшные сказки и они подтверждаются фактами. Мне тут один боец из РОА рассказал, как во время службы в карательном полицейском батальоне по приказу немцев деревеньку с ранеными партизанами сжигал, так я ему едва в морду не дал, с трудом сдержался.

В-третьих, отношение Вермахта к РОА и казакам. С одной стороны мы союзники, боевые камрады, которые помогают немцам одолеть большевиков. А с другой стороны расходный материал, мясо. Нас не жаль, ведь мы не германцы. Поэтому пехотные дивизии Русской Освободительной Армии кидают на самые опасные участки фронта. На юге еще нормально, тем более что Красная армия отступает. А вот под Москвой совсем плохо. Где 1-я дивизия РОА? Была и пропала. Без следа и памяти. Германское командование подставило больше десяти тысяч солдат и офицеров под удар красных, и они были уничтожены. А в берлинских сводках об этом ни слова. Как будто и не было 1-й дивизии никогда. Своими жизнями русские мужики откупили жизни немцев, а им, судя по всему, плевать. Зато коммунисты празднуют победу и целых две недели рассказывали о гибели 1-й дивизии, а потом в эфир стали транслировать речи немногочисленных уцелевших военнопленных. Они читали свои обращения к сослуживцам, призывали не воевать против России (опять коммунисты про Россию вспомнили), убивать немцев и переходить на сторону Красной армии. Сильные речи и проникновенные. Наверняка, они были написаны профессионалами, которые знали, как словом пробудить в людях те или чувства. Поэтому кто-то большевикам поверит. Как это уже было в Гражданскую войну, когда казаки и белогвардейцы сдавались красным, а потом погибали.

В-четвертых, политика Имперского министерства оккупированных восточных территорий на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Если нас — русских и казаков, а в последнее время еще и кавказцев, германцы признавали как союзников и позволили устанавливать на местах свою власть, то в западных республиках СССР все было иначе. Немцы объявили, что эти территории неотъемлемая часть Третьего Рейха, а местное население рабочая сила. Конечно, все это было сказано гораздо мягче, но суть не изменилась. Украинцев и белорусов стали угонять на работы в Германию, а прибалтийским народам дали небольшие поблажки и пообещали германское гражданство. Соответственно, латыши, литовцы и эстонцы оказались в фаворе, а украинцы и белорусы стали бунтовать. Что дальше — понятно. Немцы давят бунты. Причем делают это руками самих славян, и на западе идет борьба, которая очень сильно напоминает Гражданскую войну. Особенно зло и кроваво это происходит на Украине. Вчерашние соратники-самостийники в деле освобождения родины от большевиков убивают друг друга пачками, а немцы лишь изредка вмешиваются и добивают уцелевших. Примерно то же самое в Белоруссии. И все это на фоне отправки на Восточный фронт подразделений из местных патриотов, которые надеются, что за пролитую кровь их признают полноправными гражданами Третьего Рейха и оставят кусок родной земли. К чему я об этом задумался? А к тому, что как бы с нами так не вышло. Мы будем проливать кровь, а потом окажемся не нужны и даже опасны. Поэтому нас просто истребят. Не хотел бы я себе и братам подобного конца, так что надо чаще оглядываться по сторонам.

Разумеется, я прекрасно понимал, что такие мысли, которые не давали мне покоя, не свойственны девятнадцатилетнему подхорунжему и диверсанту отряда Абвера. Попробовал разобраться в себе и пришел к выводу, что всему виной мое ранение, полученное в белорусских лесах. Я и раньше размышлял на отвлеченные темы, которые не касались моего приземленного бытия. Однако после этого думать стал гораздо чаще и порой на такие темы, какие раньше казались немыслимыми и никогда меня не задевали.

Плевать! Я с этим смирился. Скрывал свои мысли, на общем фоне не выделялся и продолжал тренироваться. Хотя, должен признаться, была потребность поделиться своими соображениями с другими людьми. Но с кем? Браты, скорее всего, не поймут, а Берингу это не интересно.

Впрочем, человек, с которым можно было откровенно поговорить, вскоре появился. В наш лагерь прибыл очередной инструктор, есаул Андрей Иванович Тихоновский, тот самый военинженер, с которым судьба свела меня в лагере военнопленных. Мы один другого, естественно, узнали, разговорились и в его лице я обрел верного друга, учителя и наставника.