20

Киев. 21.01.1942.

Мой родственник Кондрат Погиба человеком был непростым. Есть старая мудрость: «Для кого война горе, а кому-то родная мать». Если для обывателей это несчастье, то Кондрат этим жил. Потомственный воин, как и многие казаки. Мирная жизнь не для него и начало войны против Советского Союза он встретил с радостью.

Впрочем, по порядку.

Наш род пришел на Кубань с Запорожья. Царица Екатерина разгромила Сечь и многие казаки отступили к туркам на Буг. Со временем отношения с российской государыней немного наладились, и запорожцы вернулись, воевали против османов, а затем вошли в Черноморское Войско, которое позже было дополнено линейными казаками и осколками иных казачьих общин, слилось воедино и стало называться Кубанским.

Казаков с фамилией Погиба было много. Несмотря на постоянные войны, семья размножалась и расселялась по кубанским станицам. Наша ветка закрепилась в Уманской. Не богачи и не бедняки. Крепкие середняки. Трудились в поле и служили Российской империи. Растили детей и хранили старые обычаи. В общем, крепкая традиционная казачья семья, в которой перед Первой Мировой войной было шестнадцать душ. Глава семьи Петр Погиба, старый матерый казачина. Его супруга Анастасия. Их дети: Илья, Семен, Терентий. У каждого жена и дети. Кондрат и мой отец Семен потомки Ильи.

Первую Мировую Кондрат провоевал от начала до конца. Все это время бился с турками в пластунском батальоне и рядом был брат Семен. Вот только счастливчик Кондрат прошел войну без ранений, а моего отца крепко приложило под Эрзерумом, и он вернулся домой.

Началась революция и Кавказский фронт развалился. Кондрат оказался на родине, немного передохнул, и тут Гражданская война. Естественно, он встал на сторону белых. За пару лет получил только одно легкое ранение и дослужился до сотника. А когда белогвардейцы отступали к Новороссийску он заехал домой и позвал брата с собой. Но Семен к тому времени женился, кстати, на девушке, которая очень понравилась Кондрату, и он, махнув рукой, ушел к морю. Это была последняя встреча братьев. Но не последнее появление лихого вояки в Уманской.

В Новороссийске было плохо. Белогвардейцы бросили казаков на произвол судьбы. Большая часть генералов сбежала, подразделения распались и каждый оказался предоставлен сам себе. Красные окружили казаков, предложили сдаться и пообещали возможность искупить вину перед новой властью на полях сражений, которых еще хватало. Казаки этому в основе поверили и поплатились. Кого расстреляли, кого замучили, кого-то послали на фронт и сознательно подставили под удар. Потери казачьего народа были огромными, но Кондрата это не коснулось. Он посулам большевиков не доверился и с небольшой группой казаков смог вырваться, а затем уйти в Грузию. Оттуда перебрался в Крым и снова воевал. А когда Белая Гвардия окончательно сдулась, Кондрат Погиба, уже есаул, оказался в эмиграции.

Судьба моего старшего родственника не щадила и постоянно била. Но он не ломался. Участвовал в рейде белогвардейцев в Албанию, когда там свергали коммунистический режим. Смог устроиться в Югославии, трудился на строительстве дорог и на сезонных уборках урожая. Потом по заданию вождей белоэмигрантов два раза посещал Россию, отстреливал большевиков и воевал против коммунистов в составе небольших повстанческих отрядов. Тех самых, которые новая власть называла бандами. Всегда имелась надежда, что народ, наконец-то, поднимется против Красного террора. Однако сил не было. Люди бунтовали много и часто, особенно когда у них забирали последнее, но все заканчивалось небольшими вспышками, которые легко тушили карательные отряды чекистов, интернационалистов и наемников.

Во время своих скитаний по Северному Кавказу дядька пытался посетить родовую станицу. К сожалению, неудачно. И снова он оказался в Уманской только в 34-м году. Опять нелегально перешел границу и проехался по населенным пунктам, которые больше всего пострадали от Советов в период проклятых «черных досок». В Уманской казаков к тому времени почти не осталось, а наша семья погибла. Кто уцелел в Гражданской войне, умер от болезней в 22-м году, от голода зимой 32-го года или от пули комиссара, который выгребал из амбаров припасы и обрекал на смерть не только взрослых, но и детей. В живых остался только я, однако отыскать меня Кондрат не смог, и опять ушел заграницу.

Вскоре дядька женился, и у него появились свои дети. Супруга тоже из казачьего рода, только не кубанского, а донского. На время наступило затишье, и Кондрат даже устроился на службу в югославскую пограничную стражу. Однако вскоре началась война в Испании и, бросив все, он уехал воевать за франкистов. Судя по всему, сражался справно и не впустую, потому что домой вернулся с испанскими орденами и при деньгах. После чего купил небольшую ферму и занялся сельским хозяйством. Но как только батька Шкуро позвал старых казаков под свой черный значок с волчьей головой, Кондрат расцеловал жену и уже через час сел в поезд на Париж.

С той поры есаул Погиба рядом с Андреем Григорьевичем Шкуро. Из Парижа вместе с ним перебрался в Берлин, где узнал обо мне. А когда представилась возможность оказаться на Восточном фронте, он последовал за атаманом и не прогадал. Шкуро личность среди казаков легендарная. Про него и плохое скажут, и хорошее. Но одного не отнять — он воин и настоящий казак, плоть от плоти и кровь от крови нашего народа. Этим сказано все и отряд знаменитого атамана, который прикрывал тылы группы армий «Юг», очень быстро разросся до бригады. У него много свободы и хотя формально Шкуро подчинялся штабу РОА и Управлению Казачьих Формирований, по сути, он сам по себе. Однако такое событие как формирование 1-й казачьей дивизии мимо него пройти не могло, и он прислал в военный лагерь РОА своих «волков», среди которых был Кондрат Погиба. И они, осмотревшись, вскоре собирались вернуться к своему атаману, который ждал доклада.

В общем, я встретил родственника, узнал, что у меня есть братья и сестры, слушал Кондрата и рассказывал о себе. Вечер и ночь пролетели незаметно, а утром дядька повез меня обратно в расположение дивизии и предложил перейти под его командование. Если он попросит, ему не откажут и меня отпустят из полка. Но я засомневался. В первую очередь по той причине, что полк Кононова стал для меня родным, здесь меня знают, и я всех знаю. Дядька, конечно, родня. Однако, по сути, мы пока еще чужие один другому, и я его немного опасался. Больно суровый мужчина. Несмотря на свой относительно небольшой жизненный путь, я таких людей на своем пути уже встречал и прекрасно понимал, что смерть всегда рядом с ними. Как бы меня косой не зацепила. Да и не ожидал я такого предложения, немного растерялся. Поэтому ответил отказом.

Кондрат меня не уговаривал и принял мои слова как должное. Но обронил, что замолвит за меня словечко. Я попросил этого не делать, и он опять со мной согласился. Вот только поступил по-своему и спустя два дня после нашего расставания меня вызвали в штаб полка. Я отправился туда в сопровождении сотника и нас проводили к заместителю Кононова майору Пуговкину. Он ходить вокруг да около не стал и предложил мне отправиться на краткосрочные офицерские курсы. Времени на размышления не было. Ответ требовалось дать сразу и, с одобрения Тихонова, хорошо все обдумав, я согласился. Как ни крути, это мой шанс, а Пуговкин заверил меня, что через три месяца я вернусь обратно в полк Кононова, как раз к тому моменту, когда казачья дивизия отправится на фронт.

Остаток дня я сдавал дела новому командиру взвода пожилому вахмистру Сенчину. Он вояка бывалый, из 5-й сотни нашего полка, и меня особо не дергал. Пришлось немного побегать, собирая потерянное имущество. Но мне помогал Савельев, и я справился быстро. А на следующий день за мной и еще двумя десятками будущих слушателей офицерских курсов, как правило, молодых и крепких парней не старше двадцати пяти лет, прибыл грузовик. В сопровождение был выделен хмурый Тихонов. Он приказал грузиться, автомобиль тронулся и через полчаса мы оказались в Киеве.

Где именно находится школа, никто не знал. Скорее всего, в городе или в предместьях. А поскольку компания знакомая и люди одного возраста, всю дорогу мы фантазировали о том, как после занятий будем гулять по Киеву, знакомиться с девушками и посещать пивные. Однако мы ошибались.

Проехав по окраине города, грузовик оказался на аэродроме. Здесь Тихонов приказал не отходить от машины и отозвал меня в сторону.

— Андрюха, — сказал сотник, покосившись на моих попутчиков, — сейчас я скажу тебе то, что тебя, скорее всего, не обрадует.

— Говори, командир, — я улыбнулся.

— Вас отправляют не в офицерскую школу.

— Как так?

— Это просто прием, чтобы отвести от вас глаза. Я сам об этом узнал случайно. Перед самой отправкой. Поэтому ничего изменить уже не мог.

— И куда мы теперь?

— Ты когда-нибудь слышал такую фамилию — Фрейтаг фон Лорингхофен?

— Нет.

— Он белоэмигрант, полковник, служит в Абвере. Это под его начало вас передают. Отправитесь на курсы. Тут все верно. Только не офицерские. Полковнику нужны молодые казаки. Для чего, не знаю. Даже командир дивизии не в курсе. Поэтому совсем не факт, что ты вернешься обратно в полк. А я ведь твоему родственнику обещал…

— Так это с его подачи меня решили отправить на учебу?

— Да, — признался сотник. — Он сначала со мной поговорил, а потом лично с Кононовым. Попросил дать тебе пинка для разгона по службе. Вот мы все и сделали. Думали об одном, а вышло иное.

— Ладно, — я махнул рукой. — Не важно. В конце концов, все равно на учебу поеду. А планета круглая, глядишь, еще встретимся…

Прерывая нашу беседу, появился немецкий офицер, поджарый и резкий, словно гончий пес. Тихонов передал ему документы на казаков, германец прошелся вдоль строя, принял личный состав и когда сотник уехал, на чистом русском сказал:

— Господа казаки, чтобы не было лишних вопросов, представлюсь и сразу объяснюсь. Меня зовут Валентин Беринг. Чин — капитан. Я офицер Абвера, а вы мои подчиненные, бойцы казачьего парашютно-десантного отряда «Фалширм». Пока вы не десантники и многого не умеете. Однако ребята крепкие, и я вас всему научу. Сейчас погрузка в самолет. Мой вам совет — поменьше болтайте и больше слушайте. Вопросы?

Мы промолчали. После чего Беринг, указав на потрепанный военно-транспортный самолет Ю-52, отдал команду:

— На погрузку!