Глава 9
До своего дяди Катюша добрела в задумчивом и мрачном настроении. Она не знала, как ей следует поступить. Сообщить дяде об очередной шокирующей новости, которую она узнала, или не стоит этого делать? В конце концов Катя решила промолчать. Точно ведь ничего не известно, а портить репутацию Андрея в глазах дяди Катюше не хотелось. Да и вообще, будь вина Андрея в случившемся с его братом и бывшей женой доказана, небось не разгуливал бы он сейчас на свободе.
Дядя приходу Кати обрадовался. Он где-то умудрился раздобыть косу, которой сейчас и работал, расчищая среди сухой травы участок вокруг какого-то нагромождения камней, битого кирпича и обломков бетонных колец.
– Это что за памятник такой?
– Подозреваю, это и есть бывший колодец.
– Вот это?
– Ничего более подходящего мне разыскать не удалось.
Дядя закончил косить и повернулся к Катюше.
– Готова поработать еще немного? Я буду таскать обломки побольше, а ты займись мелочовкой.
Катя с готовностью кивнула и приступила к работе. Но уже через полчаса она поняла, что переоценила свои возможности. Это только со стороны казалось, что таскать битый кирпич – детское развлечение. Кирпичи были плотные, еще старинные и такие тяжелые, что у Кати моментально разболелась спина. Но она все равно таскала их и складывала в кучу, потому что отступить и оставить дядю один на один сражаться с этой грудой камней она не могла.
– Кому понадобилось заваливать колодец?
– Какая разница. Нам же лучше. Если на дне что-то есть, то до него до нас никто не добрался.
Какое-то время они работали молча. Но потом Катя поцарапала руку какой-то ржавой железякой и ударилась в панику:
– У меня будет заражение крови?
– Нет.
– А столбняк?
– Нет.
– А гангрена?
– Нет, не будет! Все!
Катя испуганно вздрогнула, но оказалось, что последний возглас ее дяди относился вовсе не к ней. Оказывается, дядя обнаружил под завалом круглый щит, сбитый из старых досок. Щит прикрывал отверстие в земле.
– Как-то не очень похоже на колодец, – пробормотала Катя. – Где же бортики?
– Раньше в этих местах так и рыли. Бетонных колец и в помине не было, рыли яму, она наполнялась водой, и больше никто не парился.
– Низко же. А вдруг кто-нибудь упадет? Ребенок, например.
– Ставили деревянный короб, который и предохранял от подобных случайностей. Но короб сгнил, а дыру заложили щитом, который для надежности сверху завалили камнями. – И дядя подмигнул племяннице: – И к такому колодцу запросто мог прилагаться и журавль.
Катя мигом поняла, к чему клонит ее дядя.
– Неужели нашли?
– Сейчас посмотрим.
Дядя оттащил щит в сторону, и в лица им пахнуло сыростью.
– Вода, – разочарованно пробормотал дядя.
На дне этого колодца действительно плескалась темная вода. Запах от нее шел не очень-то хороший. Затхлый такой запах. Было ясно, что питьевой эту воду назвать никак нельзя. Скорей всего, в этот колодец стекала жижа из чавкающего неподалеку болотца.
– Эту воду нужно откачать. Нам нужен насос.
Катя критически огляделась по сторонам. Допустим, они с дядей где-то раздобудут насос, но куда его подключить? Ближайшая электрическая розетка находится за много сотен метров от этого места. Такой длины кабель им ни за что не найти. Значит, придется добывать где-то еще и переносной генератор. А где они его найдут? И захочет ли владелец генератора уступить им дорогую вещь пусть даже и на время?
Но когда Катя изложила свои соображения дяде, то лишь хмыкнул:
– Как же ваше поколение любит все усложнять! Возьмем обычный насос! Ручной. Я как раз видел такой в чулане у нашей старушки.
– Ручной?
– Ну да! Своими руками откачаем воду, и никаких проблем.
Вопреки заверениям дяди кое-какие проблемы все-таки возникли. Насос им бабушка Афина дала легко и просто, но вот дотащить его оказалось задачей потруднее. Он был большой, двуручный, похожий на тот, каким откачивали воду Волк и Зайчик из мультика «Ну, погоди!». Насос был укреплен на своеобразной тележке – дощатая платформа на круглых колесиках. Колесики заржавели, вертелись плохо, то и дело норовя угодить то в выбоину на дороге, то в трещину, то еще куда.
А когда, пыхтя и обливаясь потом, дядя с племянницей насос все-таки дотащили до места, оказалось, что его шланг никуда не годится. От старости резина потрескалась в нескольких местах, и больше воды выливалось обратно в колодец, чем попадало наружу. Пришлось бежать за изолентой, а ее оказалось слишком мало. Когда они израсходовали весь запас разноцветных моточков, который остался от покойного мужа бабушки Афины, а шланг по-прежнему пропускал воду, хотя уже и не так сильно, дядя окончательно встал в тупик.
– Что делать?
И тогда наступил звездный час для Катюши.
– А если попробовать стрейч?
– Что это такое?
– Пищевая пленка. В нее еще бутерброды заворачивают, чтобы не обветрились.
– И чем она поможет?
– Она очень липучая. Может, и сгодится, если обернуть ею шланг по всей его длине.
Пленка у запасливого дедушки тоже имелась. Да еще не обычная пищевая, а какая-то более толстая и плотная. Но от этого ее края липли один к другому ничуть не хуже. Где уж хозяйственный старикан в свое время эту пленку упер, оставалось лишь догадываться. Но дядя обмотал ею весь шланг, и дело пошло на лад! Теперь воде деваться было некуда, кроме как подняться по шлангу наверх и вылиться из трубы на землю.
Вдвоем они качали почти целый час, но в конце концов из трубы вместо воды потекла какая-то черная грязь, которая становилась все гуще и гуще. И наконец колодец опустел вовсе. Теперь стало возможным спуститься в него и хорошенько покопаться на дне.
– Ну, я полез.
На этот раз у них была и лестница, которую они притащили от той же бабушки Афины. И целых два ведра, так что пока дядя наполнял одно из них, Катька успевала опустошить другое и снова спустить его дяде. Работа у них спорилась. Вот только их беготня к бабушке Афине и обратно то с лестницей, то с ведрами, то и с насосом привлекла к их деятельности внимание одного гражданина.
Дядя Паша избавился на сегодняшний день от Нюрки и Вована, но забыл про других обитателей Олеховщины. Этим любопытствующим элементом оказался высокий худой мужчина лет сорока – сорока пяти, небритый, заросший и украшенный сразу тремя фингалами. Один из них – самый крупный светился под глазом. Два поменьше устроились на лбу и подбородке. Одет он был с элегантной небрежностью. Видавшая лучшие времена костюмная пара, надетая на голое тело без всякого намека на рубашку, драный плащ и тяжелые резиновые сапоги. Некоторая шаткость походки этого господина придавала ему дополнительный шарм.
Он уже давно устроился на горке, откуда просматривалась вся округа, и, посасывая «бычок», внимательно наблюдал за суетящимися дядей и племянницей.
– Это чего же они насос к речке поволокли? Откачивать собираются? Запруду сделали, рыбу ловить хотят?
И чуть погодя с ехидцей:
– Ну, точно, вон и ведра потащили. Не мало ли взяли, господа? В нашей речке отродясь никто больше двух рыбок не вылавливал. Да больше там и нету.
И наконец с удивлением:
– О! А лестница-то им зачем? Куда они ее там воткнуть собираются?
Любопытство местного аборигена было раззадорено. К тому же, будучи человеком бывалым, он носом чуял всякие странности и хорошо знал, что где есть странности, там есть и люди, желающие, чтобы эти странности навсегда бы остались никем не узнанными. А где есть такое желание, там всегда имеется возможность подзаработать на бутылку для нигде не работающего гражданина. Подзаработать на бутылку так, чтобы ничего особо тяжелого не пришлось бы делать, это было заветной мечтой мужчины.
И Герман, а это был он, верный муж и собутыльник уже знакомой нам Катерины, двинулся к реке. Очень скоро он достиг той низинки, где дядя Паша и его племянница вели активные раскопки очередного колодца своего предка.
– И чего это они там копают? Не иначе ищут чего.
И тут Германа осенило:
– Так это они там золото мельника ищут! Е-мое! Это как же мне повезло-то!
И круто развернувшись на сто восемьдесят градусов, Герман со всей доступной ему скоростью бросился бежать прочь. Он знал, куда ему направиться. Он знал человека, который за такую новость мог отвалить очень и очень хороших денег. На эти деньги можно будет купить и водки, и портвейна. И плевать, пусть Катюха ворчит, что портвейн – это для баб, а она хоть и баба, а портвешку не употребляет, Герман выпьет любимое им пойло сам.
Такие приятные мысли одолевали Германа, пока он, загребая ногами, двигался прочь.
Эх, бедный ты, Герман, бедный! Если бы ты только знал, как тонка нынче нить, связывающая тебя со столь любимым тобой портвейном.
Ни дядя, ни племянница, погруженные в свою работу, не заметили ни появления Германа, ни его исчезновения. Для них вроде как ничего и не изменилось. Один снова копал землю, другая ее таскала. И если прежде у Катьки от кирпичей болела спина, то теперь у нее нещадно ныло уже все тело. И руки, и плечи, и даже ноги отказывались служить своей неразумной хозяйке. А уж когда заболела даже голова, которая обычно о себе знать не давала, Катька взмолилась:
– Дядя, может быть, уже хватит?
– Да как же хватит, если не нашли еще ничего!
– Я устала.
– Надо копать!
– Дядя, руки не слушаются. Ноги подгибаются. В глазах туман!
– Руки и ноги – это плохо. А глаза ничего, ты их просто закрой!
Так они поработали еще полчасика. И забастовал уже дядя.
– Ладно, вода снова пошла. Под ногами чавкает. Похоже, здесь в самом деле ничего нет.
И с досады воткнул лопату несколько глубже, чем намеревался. Стоило ему это сделать, как лопата издала отчетливый звук. Это звякнул один металл о какой-то другой.
– О! – возликовал дядя. – Слышала?
– Звенит, дядечка.
– Копаю дальше!
На этот раз дяде не пришлось долго мучиться. Очень скоро он откопал металлическую посудину с плотно забитой крышкой. То ли кастрюлька, то ли чугунок. Но какой-то металл, это ясно. Снять с посудины крышку не получилось. И дядя осторожно полез со своей находкой наверх. Здесь он поставил ее на траву, и какое-то время над выкошенной полянкой раздавалось лишь тяжелое дыхание.
Наконец он отдышался и произнес:
– Надо его помыть.
– Хорошо бы.
К сожалению, осуществить это намерение было не так просто. Воды в колодце не оставалось ни капли. Та вода, что прибывала сейчас, еще не отстоялась и больше напоминала собой жижу, а не воду.
– Пойдем к реке.
Пройдя через лесок, они отмыли со своей находки грязь. Под ней оказался вовсе не чугунок, как они подумали вначале, это была медная кастрюля, не лишенная даже некоторого изящества. Круглые бока ее были ровными и когда-то должны были красиво блестеть. А единственная уцелевшая ручка была выполнена в виде звериной лапки.
– Недешевая вещица была. Не в каждом городском доме такую найдешь.
– У барина на кухне такая могла бы стоять.
– Или у богача мельника.
И дядя многозначительно подмигнул племяннице.
– Ну что? Открываем?
– Давай.
Вооружившись ломиком, дядя попытался сковырнуть крышку. Не тут-то было. Слой грязи так плотно впечатал крышку, что выковырять ее наружу у дяди никак не получалось.
– Что за дела? Вроде бы грязь всю смыли. Что-то ее изнутри держит, так, что ли?
– Золото?
– Ох, хорошо бы, Катюшка.
Наконец крышка поддалась. И слегка деформированная, она все же отлетела в сторону. А дядя с племянницей сунули любопытные носы внутрь кастрюли. Там была грязь. Очень много грязи. Мокрой, липкой и противной даже на вид. Но она прикрывала собой сказочное богатство, так что Катька первой запустила ручонки внутрь. Дядя последовал ее примеру. И минут пять они оба сосредоточенно мяли и перебирали пальцами тягучую и липкую грязь.
– Ты что-нибудь нашел?
– Нет.
Разочарованию их обоих не было предела.
– Пусто!
– Как же так?
– Сам не понимаю.
Дядя в сердцах перестал церемониться с кастрюлей. Вытряс из нее на берег всю грязь и разровнял ее ногой. Но и теперь ничего полезного в ней не блеснуло, не сверкнуло и не выкатилось.
– Вот так-так, – произнес озадаченный дядя. – Похоже, что в самом деле ничего, кроме колодезной грязи.
– Кто же ее в колодец пустую-то бросил?
Катя тоже смотрела на кастрюлю с укоризной, словно та была виновата в том, что оказалась в колодце уже пустой.
– Может, нас опередили? Золото из кастрюли достали, а саму кастрюлю обратно бросили?
– Может. Но тогда случилось это не год и не два назад, а гораздо раньше.
– Почему?
– Забыла, какие деревья мне корчевать приходилось, пока завал над колодцем разгребали?
Катя вспомнила вполне приличных размеров березку со стволом толщиной в дядину руку. И кивнула.
– Такому дереву лет десять расти нужно. А на камнях, где питания корням почти нет, и того дольше.
– Значит, Нюра ни при чем?
– А она и не могла быть при чем. Нашла бы золото до нас, не крутилась бы теперь у нас под ногами.
Дядя был очень огорчен и даже рассержен.
– Да что же это такое! – воскликнул он и неожиданно с силой наподдал кастрюлю ногой.
От полученного удара кастрюля отлетела на несколько метров и упала в кусты. А безмерно огорченный новой неудачей дядя запрыгал на одной ножке, напоминая аиста. Вторую ногу, которую он ушиб при ударе о кастрюлю, он прижимал к себе. От боли, а еще больше от разочарования дядя стонал и ругался. И как здорово он ругался! Катя, и спустя много лет вспоминая тот миг, всякий раз содрогалась то ли от восхищения богатым словарным запасом дяди, то ли от величия русского языка вообще.
Наконец дядя немного успокоился, перестал ругаться и смог заговорить с племянницей нормально:
– Где мы с тобой еще не были?
– На мельнице.
– Там сейчас копаются эти двое. Вряд ли им улыбнется удача. По тем ориентирам, что я им указал в письме, они разве что черта лысого и найдут. Ладно. Пошли! Митю подождем, и пора уже домой ехать. Отдохнем, письмо отца перечитаем, глядишь, и наткнемся на что-нибудь новенькое.
Но прежде чем им удалось уехать из Олеховщины, случилось еще одно событие, прямо указывавшее на то, что поиски клада – дело далеко не такое уж безопасное. Едва дядя с племянницей выбрались из низинки, в которой закончил свои дни дед одного и прадед другой, как вдруг над всей округой разнесся протяжный вой:
– Убили-и-и-и! Убили-и-и!
Катя даже выронила из рук кастрюлю, которую все-таки тащила с собой.
– Что это? Кто кричит?
Голос был женский. И сперва Катюша со страхом подумала про бабушку Афину, но потом сообразила, что дряхлой старушке уже не под силу так голосить. Да и сам голос был сравнительно молодой. Дядя бросил на землю лопаты, ведра и все прочее снаряжение и побежал вперед. Катюша бросить кастрюлю не сообразила. Так и побежала с ней следом за дядей.
Вскоре девушка увидела ту самую пьянчужку Катерину, с которой уже встречалась утром. Женщина сидела у обочины дороги прямо на земле и уже не вопила, а просто заунывно выводила на одной ноте:
– Убили-и-и! Убили!
При этом она раскачивалась из стороны в сторону и была явно сильно пьяна.
– Что случилось?
– Убили! Герочку моего убили!
– Где? Как это произошло?
– Ой, не знаю, – замотала головой дурная баба. – Пришла я домой, а он уж там лежит. Синий весь и не дышит!
– Где лежит? Дома?
– Ага. Во дворе.
– Может, спит просто?
– А топор-то как же? Топор-то у него в голове торчит. С топором-то не больно поспишь. Уж на что мой Герка неприхотливый, а когда топор из башки торчит, и он уснуть не сможет.
Услышав про очередную жертву, да еще вновь убитую топором, Катька побледнела. Это что же делается? То прадед, то брат Андрея с женой, то теперь этот Герман? Что за проклятие поселилось в этих местах?
Но дядя не позволил племяннице раскиснуть.
– Может, все еще и не так страшно, – сказал он Катюше. – Баба-то пьяная. Пойду и своими глазами взгляну.
С этими словами дядя отправил девушку к бабушке Афине, а сам вместе с женой потерпевшего отправился к ней домой. Обратно они вернулись быстро, оба бледные.
– Ну что?
– Все верно, – коротко отозвался дядя. – Топором. По голове. Сразу и насмерть.
Бабушка Афина всплеснула руками.
– Да у кого же это рука-то поднялась на тихого пьяницу? Никому зла не делал. Катька, не ты ли его шмякнула?
И она пристально посмотрела на вдову. Но та лишь отвернулась и помотала головой.
– И кому помешал? Жил себе человек да небо коптил. Кому вред от него был?
Пока дядя вызывал полицию, вдова не растерялась. Она выпросила у бабушки поллитровку самогонки и ударилась в воспоминания о своем любимом. Чем больше пила женщина, тем большими достоинствами обрастал покойный. Получалось, что и ума он был великого. И здоровья богатырского. А уж сердце какое было у этого человека золотое – так и не рассказать!
– И всем-то он помогал, – вторила ей старушка. – Вот и мне, убогой, и водички притащит, и огород вскопает, и дров наколет. Золото, а не мужик. Осиротели мы с тобой, Катеринушка. Кто нас теперь обиходит? Кто о нас позаботится?
Катерина окончательно расчувствовалась и к тому времени, как прибыла полиция, уже рыдала навзрыд:
– Ой, доля моя горькая! Ой, да кому же я теперь нужна буду?
Полицейские пытались расспросить вдову, но толку от ее показаний никаких не было. Даже после того, как вдову отвели на место преступления, в голове у нее не слишком-то прояснилось.
Пришлось оперативникам самим принимать решение.
– На первый взгляд жену задержать надо. Пьяная, лыка не вяжет, и от трупа спиртным изрядно разит. Возможна семейная разборка на почве совместно выпитого алкоголя.
– Или грабеж?
– Да что здесь брать! Оглянись по сторонам – одна голь перекатная в этих местах живет.
Первый оперативник оглядел двор, а потом произнес:
– Всюду нищета, а топор смотри какой хороший.
Топор, которым был убит Герман, на самом деле был вещью примечательной. На длинной ручке, с широким лезвием. Он был куплен явно не в соседнем сельпо.
– Такой тысяч десять стоит, если не больше.
– Это откуда же у голытьбы мог такой топорик взяться?
– Не их это топор! – подала голос бабушка Афина, которая не выдержала и тоже приплелась на место преступления. – Вона их топор, как раз в колуне торчит.
И она указала на другой топор самого затрапезного вида с видавшим виды щербатым лезвием.
Оперативники растерялись:
– А этот топор откуда здесь взялся?
– Отродясь у них такого топора не было.
– Что же это получается, убийца принес орудие преступления с собой? Выходит, жену мы напрасно подозреваем?
И оперативники повернулись к бабушке Афине, к которой они теперь возымели особенное доверие.
– А у кого бы такой топор мог иметься, как вы думаете?
Но бабушка уже утратила интерес к происходящему. Словно выполнив то, ради чего сюда явилась, она молча развернулась и поковыляла назад к своему дому. А вот Катя осталась. Она просто не могла с места сдвинуться. Как увидела торчащий из затылка Германа топор, так и застыла. И не залитый кровью Герман был тому причиной. Все внимание Кати сосредоточилось на самом топоре, на орудии убийства.
Девушка готова была поклясться, что уже видела этот топор совсем недавно. Этим или до крайности похожим топором Андрей очень лихо разрубал у себя в дровяном сарае поленья для своего камина. Этой работой он занимался самостоятельно, никого к ней не подпуская. И уверял, что такая работа – лучшая зарядка и лучшее начало дня. Катя потому так хорошо запомнила топор, что вчера вечером как раз долго любовалась на слаженные движения рук Андрея. Любовалась и на бугрящиеся под рубашкой мышцы, и на чуть взмокший лоб, и на широко расставленные крепкие ноги Андрея. И вот теперь выясняется, что с такой же легкостью, как он рубил деревянные чурки, Андрей способен расколоть и чью-то голову.
