Глава 20

Я посмотрела на сестру.

– Сейчас объясню. Фая, зачем ты покрасилась в черный цвет?

– Мне не идет, да? – попыталась уйти от прямого ответа она.

– Выглядишь прекрасно, – улыбнулась я. – И все же, почему ты решила стать брюнеткой? Это очень радикальная смена имиджа.

– Просто захотелось, – пробормотала сестра.

– Женщины редко столь смело меняют внешность, – гнула я свою линию. – И знаешь, интересный штрих. Елена Михайлова…

– Кто? – перебила меня сестра. – Не знаю такую, понятия о ней не имею.

– Она нашла тело целительницы и обнаружила около него женщину в розовой куртке, – пояснила я. – Так вот, утверждая, что видела меня, Елена обронила фразу: «Из-под шапки торчали волосы, светлые». Но ведь у меня короткая стрижка.

Я встала и подошла к шкафу.

– Твоя куртка здесь? Вязаная шапочка тоже?

– Да. А колпак в рукаве, – сказала Фаина.

Открыв гардероб, я вытащила из пуховика шапку и натянула ее на голову.

– Вот, видишь? Волосы полностью закрыты. А теперь ты его надень. О! Волосы наружу выбиваются, на шее видны. Около тела Антонины была не я, а ты. Елена увидела куртку со слоганом, светлые локоны и решила, что перед ней Арина Виолова. Легко понять, по какой причине дама обозналась. Во-первых, она ярая моя фанатка, во-вторых, куртка была сделана в одном экземпляре специально для меня, в-третьих, ты натянула шапчонку до носа, очки и замотала нижнюю часть лица шарфом, в-четвертых, Елену шокировал вид трупа…

– Я там не была, – отрезала Фаина.

– Не стоит отрицать очевидное, – укорила я сестру, – есть улика. В моей квартире под вешалкой нашлась малая толика…

– Какая улика? – вздрогнула «раненая».

Я показала на короткие сапожки, которые Степан не убрал в шкаф.

– У твоей обуви «тракторная» подошва, это самая хорошая обувь для зимней Москвы, где бывает очень скользко из-за гололеда. Но у подошвы есть один минус – в ее углубления забивается грязь и долго там держится. По-хорошему, учитывая количество реагентов, выливаемых на улицы, обувь необходимо мыть всякий раз, вернувшись домой. Но мало кто отличается такой аккуратностью. Поэтому…

Я присела и стукнула одним ботильоном по полу. На линолеум упало несколько оранжевых пылинок.

– Вот! – обрадовалась я. – Это сухая краска. Точь-в-точь такую эксперт обнаружил на обуви покойной целительницы. Следователь, который ведет дело, решил выяснить, откуда взялся порошок, и узнал это сразу. На третьем этаже дома, где жила знахарка, идет ремонт. Хозяин квартиры купил краситель, а когда внес мешок в подъезд, тот разорвался. Случилось это вечером накануне дня смерти Вольпиной. Мужчина не удосужился убрать то, что высыпалось наружу. Понятное дело, все, кто потом входил в дом, уносили оранжевую пыль на своей обуви. Ты не исключение. Этот порошок превращается в жидкую краску при соприкосновении с водой. Но! Маленькая деталь: вода должна иметь температуру более тридцати градусов. Если попытаться развести краситель прохладной водой, ничего не получится, порошок просто будет плавать. Сейчас конец зимы, на улице лежит снег, который по сути своей вода, но очень холодная. Сухой порошок забился в протектор и благополучно добрался на твоей обуви до моей прихожей. Сегодня, придя домой, я обнаружила под вешалкой на полу малую толику пыли цвета апельсина. И вместо того чтобы взять веник, схватила мокрую тряпку. Причем я всегда мою плитку горячей водой. И что же произошло? Порошок превратился в краску. Еле-еле от нее избавилась, очень злилась в процессе уборки. Только завершила ее, пришел Степа, и я подумала, что это на его штиблетах была принесена краска, Дмитриев плохо вытер вчера ноги. Но нет, подошвы Степана оказались чистыми. Мои тоже. Оставалась только ты. И тут Степану позвонил Вадим Измирин, следователь, и кое-что рассказал. Упомянул и про оранжевую краску, предположил, что женщина, задержанная в квартире знахарки, точно испачкала ею свою обувь.

– К нам приходили из фирмы «Убьем всех», это они наследили, – заявила сестра.

– А на твоих ботильонах откуда цветная пыль? – прищурилась я. – Ты утверждала, что ни разу не появлялась в квартире бабы Тоси после того, как она тебя выгнала. Мешок мужик разорвал поздно вечером накануне дня гибели целительницы. Нет, ты точно там была. Не стоит лгать. Степан взял сейчас с твоей подошвы пробу, эксперт сравнит краску с той, что рассыпана в подъезде. Уверена, образцы окажутся идентичными.

Фаина молчала. Я убрала ботильоны на место.

– Идем далее. Криминалист выяснил: умершей «бабе Тосе» на самом деле было лет двадцать пять-шесть. На лицо девушки наложен профессиональный грим, который визуально ее состарил.

– Боже! – ахнула Фая. – Господи!

– То есть девица прикидывалась знахаркой, – не останавливалась я. – И возникли новые вопросы. Почему ты, тесно общавшаяся с Вольпиной, не заметила обмана? Зачем приехала к ней, нацепив мою куртку и шапку?

Фаина молчала.

Я села на табуретку.

– Ладно, сама объясню тебе, как развивались события. Едва я утром покинула квартиру, ты, схватив мою одежду, помчалась в дом целительницы, прекрасно зная, что старуха на самом деле молодуха. И явилась ты туда с намерением убить ее.

– Нет! – подпрыгнула на кровати жертва наезда. – Я не способна на это!

– Да ну? – прищурилась я. – А зачем понадобились мои куртка с шапкой, да еще такие приметные? Затем, что сестричка решила прикинуться мною, рассудив: если кто ее увидит и сообщит в полицию, можно будет сказать: «Куртка не моя, а Вилкина, это она лишила жизни бабу Тосю».

– Нет, нет, нет, – твердила младшая сестра, – вовсе нет. Моя одежонка страшная, рваная, в ней холодно. Поэтому я выклянчила твою.

– Ты все отлично рассчитала, – упрямо продолжала я. – Специально несколько раз звонила мне из квартиры с разными вопросами, связь пару раз обрывалась, я набирала свой городской номер, и ты отвечала. Я была уверена, что ты решила заниматься хозяйством и сидишь весь день дома. Но сейчас, когда мы ехали в больницу, Степан сообразил: звонок на стационарный аппарат можно переадресовать на мобильный. И телефонная компания, с которой Дмитриев незамедлительно связался, подтвердила: да, была проведена такая операция. Ты нарочно прерывала наши разговоры, чтобы я позвонила на домашний и сделала вывод: Фая находится в квартире. И муравья ты, по моей просьбе, конечно же, не измеряла, просто изобразила, будто ловишь его. В результате у меня действительно сложилось впечатление, что ты не выходила на улицу. На самом же деле ты вернулась в квартиру незадолго до меня. А утром ты спешно изменила цвет волос. Так, на всякий случай, вдруг кто видел тебя, косившую под писательницу, во дворе дома Вольпиной. Чтобы мы кардинально отличались, мол, Виола блондинка, а Фаечка-то у нас брюнетка. Мне же ты решила представить дело так, словно покрасилась в черный цвет случайно. Вроде ты увидела мой пакет с подарком от спонсора, в нем лежал тюбик, и ты им воспользовалась. С моего разрешения, разумеется. Да только вот беда! – не посмотрела внимательно на упаковку и стала похожа на ворону. Дорогая, почему ты молчишь?

«Больная» ничего не ответила.

– Хорошо, я договорю. Смена цвета волос очень глупый поступок. Я же отлично помню, что перекрасилась ты утром после смерти бабы Тоси. И вот главная нестыковка: «Хар» не производит средств для волос темных оттенков. Фирма только запустила этот вид продукции, пока у них есть лишь светлый цвет. Откуда же взялась черная красочка? Ответ: ты запаслась ею заранее. Ну, что скажешь?

– Не убивала я ее, – всхлипнула Фая. – И не планировала подставлять любимую старшую сестру. Вилка, ну зачем мне тебя под монастырь подводить, если ты единственный на всем свете человек, который мне помочь может?

– Логично, – согласилась я. – Однако сейчас мне вспомнился анекдот, как змея попросила черепаху переправить ее через реку. Черепашка сначала отказалась, сказала: «Ты укусишь меня, и я умру». Гадюка же возразила: «Разве я похожа на дуру? Вместе с тобой пойду на дно, совершенно на воде держаться не умею». Аргумент убедил Тортиллу, она разрешила змеище залезть на свой панцирь и поплыла. А на середине реки пассажирка вонзила зубы в голову черепахи. «Что ты делаешь? – ахнула та. – Мы же обе сейчас погибнем!» – «Вот такая я дрянь, не удержалась», – ответила гадюка. Я ведь с тобой, Фая, почти незнакома. Может, у тебя, недавно возникшей на моем горизонте, характер, как у той змеи? Ты понимала – старшая сестра единственная, кто протянет тебе руку в трудной ситуации, но «не удержалась»?

Фаина схватилась ладонями за виски.

– Пожалуйста, разреши мне все рассказать.

– Начинай, – согласилась я.

Сестрица сделала глубокий вдох и принялась каяться…

Баба Тося уехала не пойми куда, чтобы восстановить свои силы, внезапно. А потом вдруг вернулась, тоже совершенно неожиданно, глухой ночью, когда помощница мирно похрапывала на диване. Из сладких сновидений Фаину вырвал хриплый голос:

– А ну, поднимайся!

Фая села и в свете тускло горящего ночника увидела целительницу. Та, как всегда, была в темной одежде, с замотанной платком головой, единственным новшеством оказались появившиеся у нее на носу очки в тяжелой оправе.

– Вы возвратились! – обрадовалась Фая.

– Да, – просипела Антонина.

– Ой, заболели? – расстроилась секретарша. – Простыли?

– Верно, – прошептала знахарка, – поэтому я хочу лечь. Уходи.

– Куда? – растерялась Фаина.

– Домой.

– Но я ведь, по вашей же просьбе, тут живу, другого пристанища не имею, – напомнила ей помощница.

– Разве я не ясно сказала? Покинь мою квартиру. Немедленно! – велела целительница. – Свет не зажигай, у меня глаза очень болят.

– Но… мои вещи… – залепетала Фая.

– Завтра придешь за ними, – отрезала старуха.

Ошалевшая от такого поворота событий Фаина оказалась на улице. Пару часов она тряслась от нервного озноба около входа в метро, потом над ней сжалился один из сотрудников, приехавший в полпятого на работу, и впустил ее на станцию. Ничего не понимающая Фаина дождалась первого поезда и поехала на вокзал, села в зале ожидания, совершенно не зная, что делать. В районе полудня ей позвонила баба Тося и засипела:

– Улица Марковская, дом три, комната шесть, можешь там поселиться. Работаешь у меня по телефону, сюда более не приезжай. Никогда.

– А вещи? – недоуменно спросила Фая. – И как дверь нового жилья открыть?

– Ладно, приезжай через час, забери свои шмотки, – согласилась Антонина.

Фая примчалась в ее дом и увидела, что у запертой двери квартиры на лестничной площадке стоят пакеты, куда в беспорядке свалено ее скромное имущество. В одном кульке нашелся ключ…

Сестра прервала повествование, помолчала секунду. Затем снова подала голос.

– Вот и все. Я Антонину, считай, и не видела. Ночная встреча не в счет, я не разглядела бабку. Потом мне стали люди звонить, я их записывала, сообщала старухе о клиентах. Тоже по телефону, лично с ней более не виделась.

– А деньги? – удивилась я. – Как нанимательница тебе платила?

Сестра затряслась.

– Она опускала в свой почтовый ящик конверт, я его забирала.

– Интересно… – пробормотала я. – Ты не стала выяснять, по какой причине травница столь подло с верной помощницей поступила?

– Нет, – прошептала сестра. – Квартира-то ее. И так большое ей спасибо, что разрешила там пожить бесплатно. Баба Тося меня все же не на улицу выгнала, жилье, пусть и комнатушку, предоставила. Конечно, место неудобное, барак, коридорная система, в каморках полно народа. Шанхай! Сплошь гастарбайтеры без документов. Пару месяцев я там кантовалась, а однажды в полночь полиция нагрянула. Хорошо, я не спала, в туалете сидела. Увидела в окно, как машины подъезжают, и успела убежать. Ну и позвонила утром Лениниду. А куда деваться? Жить-то негде, снять хоть самую плохую берлогу не на что.

– А зачем сейчас пошла в квартиру к Антонине? – поинтересовалась я.

– Денег она не заплатила, – всхлипнула Фая. – Я приехала, как всегда, в положенный день за конвертом, а его нет. Стала ей звонить – не откликается. Ну я и решила: работаю честно, значит, должна получить то, что заслужила. И направилась к бабе Тосе в такое время, когда она точно будет дома. Знала, во сколько к ней клиентка придет, сама же ее записывала.

– Подожди! – остановила я Фаину. – Если я правильно припоминаю, ты познакомилась с бабой Тосей, потому что жила в однокомнатной квартире рядом с целительницей?

– Ты такая умная… – не упустила возможности подольститься ко мне сестра. – Верно, я снимала крохотную поганенькую каморку. Свою фатерку продала, чтобы Антошу в Германии лечить, потом удалось его в Центр пристроить, а сама мыкалась.

– Странно, – пробормотала я. – Дело в том, что по плану БТИ обе однушки на первом этаже принадлежат Вольпиной, причем они давным-давно объединены. Получается, что ты снимала у целительницы угол?

Фаина вытаращила глаза.

– Вовсе нет. Она слева, я справа, в разных квартирах.

– Но по плану жилье давно стало единым целым, – настаивала я.

– Что такое план? Чертеж, – пожала плечами Фая. – Как соединили, так и снова разъединили, а в БТИ ничего не сообщили.

Мне пришлось согласиться.

– Ну, возможно. Но все равно, квадратные метры оформлены на Вольпину. Неужели ты не поняла, что платишь ей?

– Так мы и познакомились, потому что я арендную плату ей отдавала, – кивнула Фая.

Я потрясла головой.

– Ты меня окончательно запутала. Ничего не понимаю.

– Вилочка, ты самая умная, – снова решила подлизаться сестричка. – А я глупая, без образования, вот и не могу понятно объяснить, несу чушь. Дело-то вот как сложилось…

Фаина прижала к груди кулаки и затрещала сорокой.

Когда она вернулась из Германии, ей повезло устроить Антона в центр, а самой жить было негде. Сотрудники благотворительного учреждения разрешили матери инвалида неделю спать в чулане, но предупредили, что пристанище всего на семь дней. В полном отчаянии Фая побежала во двор дома, где расположена редакция одной из газет бесплатных объявлений, потому что ей сказали, будто там постоянно толкутся люди, ищущие жильцов. Это оказалось правдой, но за деньги, которые имелись у несчастной бездомной, даже койку нельзя было найти. И тут один мужик дал ей адрес Антонины. Фая кинулась туда. Тетка, открывшая дверь, выслушала ее и объяснила:

– Плату будешь приносить мне, я передам ее хозяйке.

Фаина так и поступала.

– Квартиры были разные, – частила сейчас она. – Наверное, теперь их опять соединили и никому не сказали. Баба Тося мне говорила, что деньги хозяйке вручает. Вообще-то она могла себе их оставлять, но я-то об этом не знала!

Я молча слушала сестрицу. Что ж, апартаменты действительно легко снова превратить в отдельные квартиры и не сообщить об этом в БТИ. Вероятно, Вольпина подумала: мне и одной комнаты хватит, а вторую квартиру буду сдавать, соврав жильцам, мол, квадратные метры не мои, деньги идут их владелице. Правда, возникает вопрос: зачем знахарке это делать? Но у пожилых людей случаются заскоки. Была у меня одна знакомая пенсионерка, которая никогда не носила вещи красного цвета. Почему? Такой колер только для падших женщин, уверяла она. Может, Антонина боялась прослыть богатой? Опасалась, что кто-то из соседей захочет ограбить бабку, которая сдает жилье и поэтому имеет копеечку в запасе?

– А потом баба Тося сказала, что ищет секретаря, – продолжала Фаина, – я и напросилась ей в помощницы. Спустя время старуха уехала, предложила мне у нее жить. В качестве платы я должна была вести запись пациентов, докладывать ей по скайпу об их проблемах, а потом вручать им присланные лекарства.

– В квартире, где ты ранее жила, кто-то поселился? – уточнила я.

– Вроде нет, – протянула Фая, – но точно я не знаю. Мне некогда было за соседями подсматривать, проверять, открывает кто квартиру или нет.

– Живя у Ленинида, ты продолжала работать помощницей знахарки? – уточнила я.

– Да, – подтвердила сестрица.

– И когда только ты все успевала… – восхитилась я. – Вы же с папенькой с утра до ночи по шоу бегали.

– Нет, всего одна-две съемки в день, – возразила Фаина. – Розовую куртку я, идя к бабе Тосе, натянула потому, что моя совсем холодная и рваная. Звонок с городского на мобильный перевела, это правда, не хотела тебе рассказывать, что до сих пор Антонине помогаю. Вдруг бы ты, узнав, что плохонькую работу имею, попросила с меня денег за постой? А если у меня зарплаты нет, то и взять нечего. Я жутко испугалась, когда труп увидела. Подошла поближе, а тут входит баба и как заорет: «Держите ее, помогите! Убили!» Сама не помню, как побежала на лестницу. Хотела на улицу выскочить, но прямо как нарочно полицейский в подъезд вошел. Вилочка, прости, что не ввела тебя в курс дела! Когда мне удалось от участкового удрать, я ног под собой от страха не чуяла. Всю дорогу до твоей квартиры оглядывалась, тряслась, что закричат: «Держи ее, держи!» По дороге купила самую дешевую черную краску, задумала внешность изменить.

Фая заплакала и сквозь слезы продолжала:

– Так перенервничала! Я ведь не только свою зарплату выручить хотела. Ты знаешь, я коплю деньги нам с Антошей на комнатку. Насобирала десять тысяч долларов, прятала их в квартирке, у меня там местечко укромное имелось. Баба Тося, когда вдруг вернулась, меня в минуту выперла, хорошо хоть одеться позволила. Я не успела ничего своего взять. Шмотки мои она в пакеты свалила и за дверь выставила. Но валюты своей я там не обнаружила. Антонина же не знала, где денежки схованы. Я приехала, чтобы зарплату свою отбить и заначку забрать, хотела ей в лицо сказать: «У вас в доме моя нычка…» Знаешь, как мне трудно было такую сумму собрать? Во всем себе отказывала. Уж как хотелось красивую сумку купить, но нет, надо было о мальчике думать. Говорила тебе: через два года Перцов выпихнет его из интерната. И куда нам деться? Тоша прикован к инвалидной коляске, у него, кроме меня, никого нет. Я тебе сейчас полную правду сообщила. Даже призналась, что тебя в жадности подозревала. Ведь и в самом деле боялась, вдруг ты с меня деньги за ночлег потребуешь.

– У мальчика твоя фамилия? – зачем-то уточнила я.

– Да, он Антон Тараканов, – подтвердила Фаина.

– Мне бы хотелось познакомиться с племянником, – улыбнулась я. – Можно его навестить? Ты вроде хорошо себя чувствуешь, а? Давай прямо сейчас поедем?

– Конечно, надо только позвонить Валерию Ивановичу, – пообещала Фаина. – Ой, что-то меня тошнит… Срочно нужно в туалет!

Забыв надеть тапки и халат, прямо в ночной рубашке, босиком Фаина выбежала в коридор.