Глава 9
Навигация. Первый караван
РДО «База флота» — «Каравану»:
Вчера вечером по агентурным данным, на реке рядом с посёлком Стрелка уже в сумерках наблюдался прошедший на большой скорости неизвестный катер-водомёт чёрного цвета. Судно ориентировочно импортной постройки. Закрытая тентом рубка, есть каюта. От середины корпуса к корме тянется тонкая белая полоса, название или регистрационные номера отсутствуют. Длина корпуса не менее десяти метров, на судне установлены два четырехтактных двигателя «Эвинруд», защитные кожухи белого цвета, предполагаемой мощностью около 150 лошадиных сил каждый. Катер проследовал к Стрелковским порогам, где какое-то время простоял у Царь-Камня, что свидетельствует о малой осадке, после чего ушёл вверх по Ангаре. На все попытки вступить в контакт и предложения радиобмена шкипер не отреагировал.
Ночью того же дня жители посёлка слышали на реке шум двигателя неизвестного судна. Утром следующего дня во время проверки сетей в районе села Абалаково с воды были внезапно и без всякого повода обстреляны из пулемета две рыбацкие моторные лодки. Получив множественные пробоины, одна из моторок затонула, вторая осталась на плаву. Погиб один из рыбаков, ещё двое были тяжело ранены и по запросу Магеррамова были экстренно эвакуированы в Подтёсовскую больницу.
Учитывая вышеизложенное, Штаб базы флота считает, что неопознанной лодкой управляет неизвестный с позывным Ландур, он же несет ответственность за расстрел рыбаков. О преступных планах Ландура ранее информировал начальник арктического конвоя Исаев. Предполагается, что в крейсерском режиме судно передвигается на одном двигателе, что снижает шумность. Нельзя исключить вероятность того, что злоумышленник планирует атаковать Арктический караван.
В связи с вышеизложенным, а также учитывая, что караван всё ещё находится в радиусе возможно эффективного оперирования судна противника, предписываю принятие безотлагательных мер по усилению бдительности и общей безопасности каравана. Подпись. Храмцов.
Прочитанное РДО в который раз вызывало во мне горячее желание наведаться в Стрелку с хорошо вооружённой группой для проведения с местным старостой Русланом Магеррамовым последнего конкретного разговора, вплоть до силового снятия его с трона и установления в селении новой, более разумной и лояльной Подтёсовскому транспортному анклаву власти. Да, этот обрусевший азербайджанец — человек деятельный, энергичный, умный, оптимистически настроенный. Но всегда себе на уме, вечно пытается усидеть на двух стульях, точнее, на двух реках.
Стрелковцы всегда жили как бы сбоку от Енисея. Долгое время они ориентировались не на юг или север, а на восток, куда от Стрелки к Новоангарску ведет грунтово-щебеночная дорога четвёртой категории почти в полсотни километров. Там находится посёлок Новоангарск и Новоангарский ГОК — горно-обогатительный комбинат по добыче свинцово-цинковых руд и свинцово-цинкового концентрата. Именно близостью такого предприятия и разработкой богатого месторождения, входящего в пятерку крупнейших месторождений мира, какое-то время объяснялась повышенная криминальность посёлков. Уровень развития инфраструктуры что в Новоангарске, что на Стрелке, был низкий, много ветхого и аварийного жилья, перемены к лучшему в последнее время хоть и шли, но медленно. Так люди и жили. Старые неухоженные дома, на улицах грязь, а вот машины на них — одна круче другой.
Ещё один фактор обособленности, по которой Стрелка не торопится вливаться в схему и входить в Подтёсовский транспортный анклав — ничем не оправданные надежды старосты и сбитых им с толку людей на возрождение грузового трафика по Ангаре, за счёт которого поселковые смогут получать свои выгоды.
Напрасно авторитетные люди убеждали их, что по восточному ангарскому направлению в обозримом будущем никаких перспектив не просматривается, нет там своего Норильского комбината, не будет взаимовыгодной логистики и симбиоза. Сейчас свинец и цинк никому не нужен. Даже платиноиды Норникеля не нужны. Востребован будет норильский газ и нефть ближних месторождений, жидкое топливо и уголь Норильского Угольного разреза, добываемый в любом потребном количестве открытым способом. Тот уголь давно знаменит, в своё время эта марка считалась идеальной для пароходных котлов. Малая зольность, большая теплотворность. Правда, в обычных буржуйках его использовать нельзя, как и в печах из простого кирпича, быстро прогорают. Для котельных промышленного производства этот уголёк — отменное топливо.
Упёрлись, и всё тут. Тамошняя община, формально дружественная, не обменивается с нами данными, не докладывает об оперативной ситуации вокруг, все сведения Штаб базы флота получает из соседнего Новокаргино, где и живёт-то всего одна большая семья. Оттуда и появилась строка в РДО про «агентурные данные», родня у них в Стрелке живёт, знакомые… Разве это дело? Магеррамов никак не согласовывает свои действия по снабжению, и это уже сказалось, недавно сразу две группы плохо подобранных и подготовленных стрелковских рейдеров бесследно пропали в Красноярске.
Знаки водной обстановки на своём участке они после ледохода поставили — часть бакенов и береговых щитов, что есть обязательное условие сотрудничества. Так они им и самим нужны, а участок маленький, невелик труд. При этом Руслан регулярно обращается с просьбой о материальной или медицинской помощи в Подтёсово, где стабильно работает какая-никакая больница с квалифицированным персоналом, про это Магеррамов не забывает.
Нет у нас совместного мониторинга, нет патрулирования. Ландур словно точно знал, куда ударить. И ударил очень жестоко, как и обещал, предельно коварно и подло. Потеря трёх взрослых, полных сил мужчин очень тяжела для любой общины, даже относительно большой. Упаси господи, но, чувствую, это только начало стрелковских бед. Ещё один подобный случай, и люди просто начнут бояться выходить на реку.
Караван неумолимо идёт на север.
Не могу я вернуться для начала ответной охоты. Не могу. Уже отбил ответное РДО с рекомендациями, которые отлично известны Храмцову и с настоятельной просьбой до моего возвращения не начинать самодеятельный отлов негодяя на воде. При правильной постановке службы эту сволочь вполне можно зацепить и с берега.
Да, стрелковским не позавидуешь. Я никак не мог предусмотреть такой ход.
Интересно, как Магеррамов поведёт себя сейчас?
А место возле Стрелки интересное. Воды Енисея и Ангары после слияния долго не смешиваются, по сути — это две реки, текущие в одном русле. По левой стороне к берегу прижимается холодная енисейская вода, а по противоположной течёт более тёплая ангарская. В начале лета, когда моторки выходят на реку, по енисейской половине идти холодно, а когда попадаешь в ангарскую, то тебя словно укутывают тёплым одеялом. Не случайно Енисею дали мужское имя, а Ангаре — женское, на Стрелке различия их начал чувствуются наиболее остро. Енисей — Батюшка, Ангара — Красавица. Енисей холодный, суровый, в непогоду темнеет. Ангара — зеленовато-коричневая, тёплая на вид, у неё вообще облик более мягкий, женский... Возле села Погодаево воды параллельно текущих рек смешиваются. Есть поверье, что богатырь Енисей и красавица Ангара более сотни километров бежали вместе, взявшись за руки, и только в этом месте Ангара отдалась Енисею, по-настоящему став ему женой.
Вообще Ангара в месте слияния выглядит мощнее Енисея, она шире и органичней расположена к общему руслу. Многие всегда требовали признать, что это Енисей — приток Ангары, а не наоборот. Статусы правильно расставляет тот факт, что русло Енисея глубже и геологически гораздо древнее ангарского. Ангара — относительно молодая река.
Известная легенда гласит, что когда-то старик Байкал хотел отдать свою дочь, красавицу Ангару, замуж за молодого воина по имени Иркут. Но непокорная Ангара, влюбленная в богатыря Енисея, убежала к нему. Рассерженный отец бросил вслед дочери огромную скалу — Шаман Камень, что стоит заповедной скалой у истока Ангары, недалеко от поселка Листвянка. Похоже, что неуёмный папаша кидался камнями достаточно долг и далеко, близ устья реки на стрелковских порогах лежит целая россыпь камней самых причудливых форм, там всё русло завалено каменюками, многие из которых носят собственные имена: Разбойник, Дворец, Боец, есть и Царь-Камень, от которого Ландур начал свой смертоносной рейд...
Ничего, я вернусь.
* * *
Многие современные толкачи-буксиры и просто буксиры оборудованы установленными под днищем корабля двумя азимутальными, то есть поворотными винторулевыми колонками, которые управляются с помощью гидравлики. Азимутальное подруливающее устройство — это гребной винт, расположенный в поворачивающейся на 360° колонке. Оно заменяет руль и позволяет судам швартоваться в стеснённых условиях и может быть как дополнительным движителем корабля, так и основным. На буксирах оно часто является основным. Хорошая штука, корабль хоть боком ходить может. Преимущества таких систем, одной из которых является уже знаменитый «Азипод», очевидны: лёгкое маневрирование и швартовка на низких скоростях, короткий остановочный путь, не требуется реверс винта. Есть и недостатки, основной из которых — трудности ремонта в пути.
Буксиры, спасатели, плавучие буровые, научно-исследовательские суда — кораблям этих классов нужно точно маневрировать или даже ложиться в дрейф, то есть подруливать так, чтобы независимо от ветра и волн положение судна оставалось неизменным.
Толкач-буксир должен обладает достаточной управляемостью и маневренностью на переднем и заднем ходу, что достигается не только соответствующими пропорциями корпуса, но и вот такими особыми движителями. Основная особенность толкача-буксира — наличие так называемых носовых упоров с усиленными креплениями, с помощью которых он толкает баржу. Между упорами на палубе ставят специальный фундамент автосцепы, с помощью которых толкач-буксир соединяется с баржей. У толкачей-буксиров — высоко расположенная рулевая рубка, это обеспечивает хорошую видимость. Это особенно важно, когда на палубах барж состава перевозят лес или когда состав, идущий впереди толкача-буксира, сформирован из двух или трех барж с палубными грузами. Для того, чтобы водить большегрузные составы на мелководных реках с большими скоростями течения, нужна повышенная мощность силовой установки, особые формы носовой и кормовой оконечностей, высокие тяговые характеристики. А уровень автоматизации должен позволять эксплуатировать его малым по численности экипажем.
Буксир-толкач-плотовод «Аверс» — основное судно каравана, флагман — однопалубный двухвинтовой теплоход с баком, рубкой, жилой надстройкой, размещенной на главной палубе и машинным отделением в кормовой части судна. Там расположены служебные помещения и аппаратная, санузел в тамбуре. Корпус плоскодонный с вертикальными бортами и закругленной скулой. Рулевая электромеханическая машина управляется с пульта в рубке. Для подъема и отдачи носовых якорей используется брашпиль, а для подъема и отдачи кормового якоря и буксирных операций — лебедка. Сцепку с баржой обеспечивает автоматический замок с дистанционным управлением. На судне есть электростанция в составе двух дизель-генераторов, один из которых — резервный. Обслуживание энергетических установок и судовых систем обеспечивается без постоянной вахты в машинном отделении.
Хорошее судно было подобрано на роль флагмана.
А управляет ей Святослав Кофман, опытнейший шкипер, очень самобытный человек самых разносторонних интересов. Он родом из Казани, там и начинал познавать реку, с раннего детства. Потом ушёл в ВМФ, служил на большом десантном корабле, где и определилась будущая профессия. Техникум, потом вышка. В какой-то момент Слава понял, что хочет жить в менее цивилизованных краях и подался на Енисей, где дорос до одного из наиболее уважаемых капитанов пароходства. Специализировался по обеим Тунгускам, куда с самой весны мастерски проводил по сложнейшим фарватерам баржи с грузами северного завоза.
У него широкие брови, характерно выразительные еврейские глаза и неизменная шкиперская бородка. Крепкий, даже полноватый мужчина сорока девяти лет, ростом чуть выше среднего, весёлый, с хорошим чувством юмора и с голосом армейского старшины, зычным, властный, способным, пожалуй, заглушить мощную сирену толкача. Себе на уме.
После общемировой катастрофы хитрый Кофман поначалу решил стать вольным шкипером, возрождая енисейские традиции XVIII-XIX веков, когда на реке действовало такое сообщество капитанов, не входящих ни в одно из купеческих пароходств. Вольные шкиперы заключали договоры на перевозку самостоятельно, на личную ответственность. Однако природный ум и расчётливость изменили планы, Кофман быстро понял, где ему выгодней и удобней работать, влившись в коллектив Подтёсовского транспортного анклава. Жил в Красноярске, а недавно переселился в посёлок.
Тем не менее, вольные шкиперы на Енисее есть, знаю трёх капитанов, которые ходят на небольших теплоходах типа «Ярославец» и работают по мелким заказам в средней и верхней части реки.
Шкипер «Аверса» любит подразнить, или, как говорят, потроллить других, и не против, когда подкалывают его.
На вахте он запросто может стоять в майке-тельняшке и еврейской шапочке-кипе на затылке. В рулевой рубке есть крошечный бар, злящий обывателя, хотя в процессе управления судном Кофман не употребляет, это для понтов. С такой же целью, как я понимаю, под потолком в чёрных пластиковых кронштейнах закреплён дорогой сложенный спиннинг с катушкой и плавающим шнуром для ловли нахлыстом. Где он умудряется его использовать, работая на тяжёлом толкаче-буксире, ума не приложу.
Кофман охотник со стажем и немного милитарист, под рукой рядом с ним всегда находится купленная за дикие деньги достаточно тяжёлая финская Sako TRG-21 — очень серьёзное оружие, военная штукенция, которую в России можно было купить и гражданским... Причуды законодательства. Пистолет нельзя, снайперскую винтовку — можно. Модель под натовский калибр 308 Win., десятиместные магазины, хорошая оптика, сошки, дульный тормоз. Вполне можно использовать для спецопераций, будь я снайпером, заинтересовался бы.
На «Аверсе» самый большой в караване экипаж, целых пять человек. Штурманом и сменным рулевым работает двоюродный младший брат Святослава — Яков, кареглазый, спортивного склада невысокий парень двадцати трёх лет, данные есть в объективке. На вахте он всегда стоит в парадной фуражке речника старого образца с нахимовским козырьком. Тоже ходит по рубке в тельняшке, но с длинными рукавами. Тощий, вот и мёрзнет постоянно, несмотря на то, что солнце палит нещадно...
— Внимание. Сейчас во-он там, смотри, сильные водовороты пойдут, состав может и поводить, Яша, учти это, — строго предупредил Слава, ткнув пальцем в штурманскую карту и передавая штурвал брату, — прижимайся к белому бакену, так верней. Схожу, автосцепы проверю.
И никуда не пошёл.
Глянув в бинокль на ближний правый берег, он нежно положил руку на худенькое, совсем ещё подростковое плечо своей дочери, молодой девчушки по имени Майя. Эта уже опытная, несмотря на свой детский вид, обжившаяся на реке пятнадцатилетняя блондинка работает на «Аверсе» судовым коком, да и вообще по хозяйству помогает.
Она застенчиво глянула на меня, приоткрыла губы, словно желая о чем-то спросить, но неожиданно покраснела.
— Леса горят, папа, чувствуешь? — шепнула девчонка, почти не разжимая губ. И вдруг, забыв о моем присутствии, подалась вперёд и прижала щёку к руке отца. Смотри, мол, не шали, у меня надёжная защита, голову свернёт...
Эх, птаха, не мне это нужно демонстрировать, а Саньке, который тоже в судовой роли числится, да не юнгой, а полноценным матросом, нынешним хозяином палубы. И старательно, но безуспешно показывает всем, что эта юная особа со своей коварной застенчивостью его ничуть не интересует. Принцесса тоже показывает, но нет-нет, да и оказываются они рядышком на корме.
— Ниже Подкаменной Тунгуски горит, где-то за Бором, по правой стороне. Так тому и быть, тушить некому, кроме дождя. И ещё будет гореть, доча, — без малейших ноток беды и сожаления в голосе уверенно предрёк капитан, — пока все опасные участки не прогорят, а все придурки не переведутся.
Она кивнула, высвободилась из-под тяжёлой руки и, сообщив, что обед будет готов через сорок минут, упорхнула через крыло мостика.
Кофман вахту сдал, но из рубки уходить не торопился. Переживает капитан, фарватер петляет, состав, пусть и не самый длинный, вести непросто.
— Ещё жмись! Но не дави. Нам отчёты в контору по обязательству: «За навигацию не сбить ни одного бакена!» не писать, премиальных не лишат, но теперь их беречь нужно. Пять градусов влево! Так держать!
Мне уже разъяснили, почему многие бакены на реке всегда были с вмятинами. Избиты так, словно их кто-то специально лупил тяжеленной кувалдой — такое на поворотах реки проделывали плота длиной в полкилометра и длинные составы при проходе по сложному фарватеру.
Ни спутниковой навигации, ни лоцманов. Раньше на Енисее была самая длинная в мире лоцманская проводка морских судов. Это гораздо севернее, участок от мыса Ошмарино у входа в Енисейский залив до Игарки, восемьсот сорок километров. Проводку судов осуществляли сорок государственных морских лоцманов Игарской гидрографической базы Минморфлота.
У каждого капитана на реке есть лоция, но только лоцманы могут безошибочно посоветовать, где безопасней пройти и как поступить в сложной ситуации. Они отлично знали свой участок: плёсы и мели, перекаты и шиверы, глубины и течения, повороты и изгибы фарватера, разные приметы реки и ее нрав. Со временем совершенствовалась береговая обстановка и оборудование фарватера, многие створные навигационные знаки стали металлическими, хотя частенько встречаются и деревянные, сделанные из стволов молодых сосенок и крашеные в белое. Маяки в низовьях — с изотопными источниками питания. Были и лазерные, дающие яркие вспышки, которые видны почти вдвое дальше электрических ламповых.
Фарватер обставлялся буями с сигнальными огнями, в тёмное время включающимися автоматически. Локаторы достигли совершенства. Но без лоцманов многие судовладельцы всё же не обходились. Сейчас нет ни лоцманов, ни полного комплекта знаков береговой обстановки на участках, ни спутников систем навигации. Зато локатор «Фуруно» на «Аверсе» самый мощный в караване, с большой антенной, стоит высоко, видит далеко.
В рубке тихо, кругом мерцает экранами и огоньками электроника, слышно лишь работу вентиляторов, да нервное дрожание корпуса от работы машины. Иногда раздаётся писк какого-то сигнала, но этот звук наших флотоводцев не пугает.
Подсветок много, жаль, что днём они почти не видны, лишь к вечеру рубка наполняется цветомузыкой, а почти всегда озабоченное лицо вахтенного желтовато подсвечивает картушка компаса, вечное устройство. У них есть полный комплект классических навигационных приборов. Всё сами, и всё по старинке.
Погода близка к райской.
Над темными линиями таёжных массивов, стоящих по берегам, почти прямо по курсу висело пушистое белое облако с легкой синевой понизу, за ним поднимались уже более тёмные серые облака, а из-за них высоко вверх уходило огромное розово-белое облако, подсвеченное лучами солнца, залюбоваться можно.
С правого борта проплыл ещё один населённый пункт в несколько изб, и все без крыш, стропила торчат наружу почернелыми ребрами. Следов эвакуации уже не видно, ледоход всё вычистил. Небольшая списанная железная баржа, служившая посёлку причалом. Раньше был один верный признак: если дров и больших чёрных куч угля на берегу нет, значит, нет и северного завоза, посёлка как такового не существует. Две облезлые моторки без подвесников стоят высоко на берегу, ломаные, брошенные.
А вот изба жилая! Дымок из трубы идёт.
В стороне одиноко поблескивает «Обь» светло-жёлтого цвета с «Ямахой» на транце. Как-то случайно она смотрится, словно кто-то приехал из города на выходные, поохотиться да порыбачить. На самом же деле тут живёт одиночка, бирюк, как с недавних пор их начали называть, вспомнив старое слово. Человека нигде не видно, если и посматривает из оконца, то прячется. Не у кого проконсультироваться, изменилась ли в последнее время обстановка на участке великой реки. Некому рассказать о том, какого фарватера следует придерживаться при прохождении отмелей в районе деревни, и какие новые сложные места, ещё не обозначенные на лоции, поджидают караван на дальнейших километрах пути.
Бирюки общине не интересны. Всё, тут уже никогда больше не загрохочет якорная цепь подошедшего судна, списано.
— Здесь давно уже картина безрадостная, с первых дней плавания по Енисею такое вижу, — едко поведал Кофман, присаживаясь на небольшой диванчик, поставленный у задней стены.
Они с братом меняются, но чаще всего надолго из рубки не уходят. Если не за штурвалом, то вписывают в лоцию новые и очень ценные данные, наблюдают за глубинами, оценивают берег, погоду, природу, приметы места... Ведь, по сути, на моих глазах совершается первопрохождение маршрута.
— Сманили людей на материк, уроды, — ворчал Кофман. — В каждой деревеньке на сельпо или администрации висела реклама какого-нибудь там Питерского СпецСМУ, готового впарить желающим убогую однокомнатную квартирку в Лениградской области задёшево, да ещё и с учетом материнского капитала. Вот и насобирали со всей Сибири в область самых неприспособленных, да характером слабых. А взамен кто сюда приедет? Комсомольцев нет, только кержаки. Один зацепится, потом со всей России родню собирает. Гениальный был план у властей, что и говорить… — добавил он неохотно и неодобрительно, ругнулся тихо и, привстав, тревожно оглянулся по сторонам.
—Аллё, рулевой! Яша, куда ты прямо на каргу каменную прёшь?! — вскинулся капитан, вскакивая с дивана и хватаясь за огромный морской бинокль. При этом он так тряхнул волосатой головой, что я подумал: наконец-то кипа свалится! Не свалилась. Скотчем он её приклеивает, что ли?
На его плече красовалась обращённая ко мне синяя татуировка: огромный адмиралтейский якорь, почему-то обвитый тросом, а не классической цепью, и выполненная причудливой вязью чёрная надпись: «Ещё звучит аккорд гитарный».
Карги рождают сами реки, точнее, ледоходы на них. Коварная штука. Особенно они переменчивы на Енисее. Весной в верховьях уже трещит, лёд вскрывается, трогается вниз, а внизу ещё всё стоит мертво. Тогда битый лёд, пришедший сверху, забивает всё русло и уходит вниз, пробиваясь по дну, где выгребает камни — словно плуг работает. Лёд тащит каменные массы за собой, увлекает, выталкивает наверх к берегам и мелям, обкладывает ими плёсы, затем всё построенное срезает в прорывном усилии, снова громоздит...
— Раньше её тут не было, — отметил шкипер. — Батюшка каждый год что-нибудь для нас, да прибережёт...
Штурман в ответ резко поднял стриженую голову, обернулся, сверкнув глазами, и вскрикнул тонким голосом так, что на шее проступили жилы:
— Поучи меня, поучи! Хватит уже! Причём здесь эта карга, там же самый ход, не видишь?! Сейчас довернём с учётом выноса кормы, и всё чики-пуки. Лучше на эхолот смотри! — штурман-вахтенный и одновременно рулевой показал узловатым пальцем сразу на три монитора.
— На эхолот надейся, а сам смотри!
— Шёл бы ты замки проверять!
Эхолотов на флагмане три штуки. Один, кругового обзора, штатный, ещё два установлены на носу рефрижератора и наливняка, их антенны-излучатели направлены вниз и вперёд.
Хорошо вахтенному, удобно на грамотно сконструированном рабочем месте. Яков обманчиво небрежно, как бы расслабленно сидел на высоком вращающемся кресле с подлокотниками, однако я чувствовал, что он в этот момент полностью слился с судном, ощущая его, как свое тело. Перед ним блестел хромом маленький, почти игрушечный электроштурвал. Тем не менее, в рубке есть и обычный большой штурвал, ручной.
Ноги рулевого в мягких домашних тапочках что-то отстукивали по подножке.
Кофман, словно не расслышав совет хоть и подчинённого, но всё-таки брата, у выхода на крыло мостика рассматривал через оптику берег.
Я в который раз с восхищением оглядел отполированную, вычищенную до неправдоподобной белизны рубку, ряды светодиодов, кнопки и сверкающие хромом тумблеры дистанционного управления, красивые гирокомпасы, постоянно живой экран локатора, радиостанции, систему громкой и внутренней связи — здесь, в рубке царил XXI век, без всяких апокалипсисов. И это казалось нереальным.
В машинном отделении единолично хозяйничает Мозолевский. Он тоже работает без смены, Михаил далеко от машины не отходит, вечно что-то там шаманит, модернизирует, а появляясь на палубе, садится на стул возле двери в отделение.
Пять человек, вот и весь экипаж тяжёлого буксира. Поэтому Первый арктический караван после заката и не двигается, мы встаём где-нибудь на отдых. Раньше ночами, приглушенно урча дизелями и красиво подсвечивая себя зелеными, красными и белыми ходовыми огнями, по Енисею упрямо продолжали идти суда, сейчас такой фокус не проходит, ЧП гарантировано. Пассажирский теплоход доходил из Красноярска в Дудинку за трое с половиной суток, грузовые шли дней шесть. В изменившихся условиях Слава рассчитывает управиться за полторы недели, не раньше.
Пару часов назад караван догнал, доложив по радио и пристроившись в кильватер «Гдова» плавмагазин «Провокатор». Его бессменный капитал Геннадий Фёдорович Петляков забросил в Ворогово эхолоты, ещё одну рацию, береговой радар с инструкциями по установке, два бакена, старый добрый автомат АКМ с деревянным прикладом, патроны и пару гранат РГД.
В экипаже плавмагазина, кроме шкипера, числится его жена Элеонора Викторовна и Игорь Потупчик, там же сейчас находится и Глебова, на «Провокаторе» ей уютней, привычней. С ними кот-старожил Баркас, наглая полосатая морда, и серьёзный пёс по кличке Тунгус, его я иногда беру на катер, когда отправляюсь вперёд на разведку, хороший помощник, опытный разведчик.
Петляков говорит, что Артём Шведов в маленьком коллективе прижился, освоился, чему все мы искренне рады.
На сухогрузе «Гдов» трудятся всего два человека: капитан Костя Шинкаренко и его друг детства, моторист Тимур Галиев. Поразмыслив, в экипаж решили больше никого не брать, и до сей поры они действительно неплохо управляются сами.
Итого в караване участвует всего двенадцать человек. Очень хотела поехать Закревская, пороги в управе сбила, но староста был непреклонен, Храмцов и слышать ничего не хотел. Тут я ничего не мог поделать, острой объективной необходимости по Даше Закревской не предъявишь, а Василия Яковлевича понять можно. Дюжина человек уходит из общины на север, две группы рейдеров отсутствуют практически постоянно, как и отряд обычных снабженцев, да ещё и промысловики всегда на выходе. Слишком много командировочных в графе списочного состава анклава...
«Гдов» и «Провокатор» всегда следуют в кильватере состава. Впереди нельзя. Если по какой-то причине идущий впереди плавмагазин или сухогруз потеряет ход, то тяжеленные баржи экстренно не затормозишь, сомнут. Я вообще плохо понимаю, как Кофман останавливает всю эту махину.
За обрезом тёмного леса, перед оврагом ручья показался отдельно стоящий почти на обрыве чёрный бревенчатый дом, под которым двое мужиков на береговом пляже деловито возились вокруг большой скоростной байды из числа тех, что староверы варили из стальных листов по канадским чертежам, присылаемым им единоверцами. На подходящий караван они не обратили никакого внимания. Катите, люди добрые, дальше, пусть весь ваш грёбаный мир летит в тартарары...
Такое поведение встречается не так уж часто, во всяком случае, южнее. Чаще всего люди в береговых поселениях, которыми теперь считается вообще любое жильё, даже если в нём живёт всего один человек, после долгого перерыва, за время которого на реке не было видно ни одного судна, кроме маломерок, завидев теплоход, стремглав бросаются в моторку и идут на перехват. А если не могут, то отчаянно машут руками.
На участке от Ворогово и выше люди в курсе условий сотрудничества, думают, либо уже приняли решение. Здесь же к судам каравана уже третий раз подскакивает одинокая моторная лодка. Раньше шкиперы, и я, в том числе, надолго останавливались и начинали разводить базары, разжёвывая и объясняя: ваши деньги теперь никому не интересны. Рыбу мы можем добыть и сами, таёжную дичь тоже. Так что вы можете предложить, любезный, в обмен на поставки самого необходимого: патронов и соли, чая и сахара, муки и подсолнечного масла, топлива, табака и запасных частей? Дикоросы? Сухие грибы? Это несерьёзно. Потом старосту Подтёсово озарило, и была выпущена самая настоящая печатная методичка, в которой были чётко и по пунктам прописаны условия и методы решения.
Они очень просты. Каждый пост, а именно так входящий в схему населённый пункт именовался в Штабе, после подписания документов о полной лояльности и взятия на себя всех обязательств должен был иметь и содержать в исправности мощную стационарную радиостанцию, посредством которой оператор по установленному графику доводит Штабу всю оперативную обстановку, включая погодную. На посту должен быть неприкосновенный запас топлива, предназначенный для судов анклава, он должен оказывать полное содействие на речном участке, при необходимости обязуется проводить аварийно-спасательные работы и участвовать в работе опергрупп.
Но главная задача — нужно содержать в исправном и актуальном состоянии знаки водной обстановки участка. То есть, если хочешь сотрудничать, то становись бакенщиком. Естественно, при технической и организационной поддержке Штаба. Вся ответственность ложится на руководство поста. Ясно, что получив такое предложение, не все сразу захотели или смогли начать сотрудничество, кому-то потребовалось время, кому-то помощь и обучение.
Никакого другого способа опять сделать Енисей судоходным мы придумать не смогли, анклав не в состоянии содержать собственный флот судов-обстановщиков и соответствующую службу. Сообща работать нужно, симбиоз должен захватывать как можно больше людей на реке. И уже после первого рейса «Провокатора», забросившего лояльным постам, включённым в анклав, первую существенную материальную помощь, заявки на участие в Подтёсово буквально посыпались. Люди радировали, передавали письма, часто приезжали лично, решив вписаться в новый мир, его новые экономические, пусть пока и безденежные схемы. Те по-житейски мудрые енисейцы, что пожелали в будущем жить основательно, другого способа обеспечить достаток и безопасность семье не увидели, ведь, кроме всего прочего, анклав обязывался оказывать и силовую защиту, забирая своих под крышу.
Бирюки ведут себя по-разному, некоторые хвастаются, что и сами с усами, способны отправиться на юг к якобы тучным красноярским базам и нагрести впрок всего нужного, другие, кто хоть капельку поумнее, сообщали, что договорились с одним из вольных шкиперов. Так тому и быть.
Лишь бы не вредили.
Енисей широкой дугой делал поворот и устремлялся дальше на север вдоль кедрового массива на возвышенности. С высоты пулевого мостика были хорошо видны золотистые отмели. В излучине, среди густой тайги левого берега блестели на солнце крошечные озёра, сильно петляющее русло таёжной речки, поросшее кустарником, прослеживались серпы заводей стариц. Отсюда, с высоты, катер КС-100, временно пришвартованный к одной из барж состава, выглядел маленькой серой моторкой, а стоящий на барже «Бастер» вообще терялся. Едва различимая в тёмной енисейской воде, по левому борту впереди показалась плывущая по течению большая группа чёрных топляков, толстых, длинные, как торпеды, и таких же опасных для судов. Догоняем. Вот они попали в очередной водоворот, которых на Енисее очень много, брёвна-хлысты начало вращать.
— Пять градуса вправо, Яша.
— Есть.
— Суда по рации предупреди.
Не стукнут. Эти деревянные утопленники уже не опасны. По борту слева проплыли давно оторвавшиеся от плота стволы сибирской лиственницы, некоторые из них натурально целились на буксир, словно стволы корабельных орудий вражеской эскадры...
И опять потянулись пляжи и мели. Прекрасные сосновые боры и безобразные чёрные залысины недавних пожаров. Вроде бы, всё, как раньше. А вот чаек нет, я, как всегда, обращаю внимание на птиц. Чайки, как и лоси, отвыкли от проходящих теплоходов. Их давно никто не кормит хлебом, бросая с палубы вкусные кусочки в кильватерный след, и они больше не летают за кормой, отвыкли.
Непорядок это, нужно исправлять.
Тянет сладким запахом разнотравья, погода продолжает радовать.
Всё бы хорошо, вот только скоро покажется Бор, вотчина воровского авторитета Балоги с киплинговским погонялом Балу. Балога то уходит из посёлка после неудачной войны с конкурентами, то снова там закрепляется, и нам нужно приготовиться ко всему, прежде всего, мне лично. Наверняка кто-то из бандитов объявится, такое событие, как появление каравана, они пропустить не могут. Хорошо бы до начала гнилых базаров с плохими парнями успеть перекусить с людьми приятными.
Зигзаги истории непредсказуемы. Когда-то самым криминальным посёлком на Енисее считался Усть-Пит, который одно время прямо называли бандитской деревней, и где постоянно болтались уголовники да золотоискатели, изгнанные по разным причинам с приисков. А куда тут пойдёшь, другой работы нет… Сейчас это безлюдное поселение пустыми домами встречает суда в устье реки Пит, текущей в Енисей из золотоносных мест. Поначалу добыча золота на Енисее имела дикий, самовольный, исключительно частный характер. Слухи о найденных артелями золотых жилах распространялись по бассейну, и в начале XIX века Енисейский залив обезлюдел, промысловики и простое население бежало на юг, в сторону верховий, где в это время начал развиваться золотой промысел. К середине столетия на золотоносные участки было подано почти полсотни заявок.
Это стало началом золотой лихорадки в северной Сибири, драмой, автором которой был весь народ. Поиски и добыча в основном велись по рекам Бирюса, Мана, Верхней и Нижней Тунгускам, по Питу, их крупным и малым притокам. В 1847 году Золотая енисейская лихорадка достигла своего апогея — в заангарской тайге намыли почти сто процентов всего добытого в России золота.
Люди буквально сходили с ума — все хотели мыть! Закрывались лавки и мастерские. В Енисейске золотопромышленность убила все ремесла, в том числе и производство железа. Деньги текли рекой. Красноярский золотопромышленник Мясников дошёл до того, что начал изготавливать визитные карточки из чистого золота, стоимость такой вещицы переваливала за пять рублей, столько тогда стоил пуд осетровой икры. Криминал начался страшный, со всей страны в губернию стекались лихие люди, оседавшие не только в деревнях, но и в столице. В городе начались пьяные оргии. кутежи, карты, драки, воровство…
Из Золотой Тайги возвращались старатели, а деревенька Усть-Пит была на их пути была первой, там уже ждали богатеньких.
В новейшее время за золотом пришёл крупный капитал, криминал поджали, связываться со службой безопасности монстров типа «Полюс-Золото» стало себе дороже.
Теперь это сомнительная слава перешла к Бору.
«Аверс» почему-то пошёл тише, состав сразу начали догонять комары. Стало слышно, что они звенят всё сильней и сильней. Словно стон раздаётся… На палубе было жарковато, кроме комарья, часам к пятнадцати начнут досаждать злющие оводы — таёжные пауты, поэтому на воздухе перекусить, одновременно наблюдая, не получится, придётся идти в кают-компанию. Всем сразу тоже не пообедать, не вместимся, так что первыми Майя накормила любимого папеньку и механика. Затем они освободили для приёма пищи стоящего на вахте Якова, а мне и Сашке было предложено тем временем осмотреть, наконец, сцепные устройства. Спорить не стал. Со всем вниманием прошлись по баржам, доложили, проверили швартовку КС-100. Наконец, настала и наша очередь. Мы с Васильевым с комфортом расположились за столом, стоящим у небольшого окошка, и пообедали наваристыми грибными щами и лосиными котлетами с пюре. Клюквенный компот поставил восклицательный знак. Вкусно было. Нет, ребята, котловое питание, да при профессиональной поварской работе — благо из разряда высших.
Закончив с трапезой, из вежливости к Майе сами убрали со стола, смахнув в ведро крошки и мусор, и налили кофе. Такую уютную кают-компанию экипажу буксира послал или какой-то ангел-хранитель, или хороший корабельный архитектор. За окном палило, летали оводы, а мы с посерьёзневшим Васильевым сидим на мягких диванах за чистым столом и можем спокойно распределить роли, прорепетировать, прокатать ситуацию. Ясность действий в таких тёрках — великое дело.
* * *
В кармане вызовом щёлкнула рация.
— Алексей, возню я вижу на берегу нездоровую… — сообщил Кофман значительно. — Готовят две лодки.
— Какие?
— «Салют» в заводской краске и синюю «Казанку-5М». Всего трое бойцов, два возле «Салюта», пара карабинов. Короткоствол не различаю, далековато ещё.
— Наганы у них должны быть, — вспомнил я свои первые енисейские трофеи, взятые в бою. — Принял, пошли мы.
— Лёша, я наготове, — пообещал шкипер.
Вот и всё, бандосы действительно решили встретить нас с предложениями, от которых, по заветам Дона Корлеоне, отказаться будет невозможно.
Барж в составе три. Насыпная под уголь, на второй стоят пока ещё не подключенные контейнеры-рефрижераторы с мукой и другим провиантом, и наливная. Поверхность барж вовсе не гладкая и ровная, как представляется издали, особенно у наливных барж. Везде торчат леера и смотровые колодцы, вентиляция, какие-то трубы, продольные и поперечные, большие и малые скобы, непонятно зачем сделанные ступеньки и пороги, о которые легко споткнуться. Штанги и стойки, железная будка в насосами в центре с собственной мачтой, ходовые огни, на носу вообще целая Эйфелева башня, лебёдки, помосты, лестницы с перилами… Передвигаться нужно с оглядкой, внимательно смотря под ноги. Кругом видны надписи «Пожароопасно» и «Не курить».
На месте, то есть возле крепко пришвартованного и потому беспомощного КС-100, мы с Александром, уже опытные баржевые сталкеры, оказались быстро. По договорённости Васильев с штурмовой винтовкой занял место за рубкой катера, я же оставался на борту баржи, вот сюда пусть и подкатывают. Танки наливной баржи пусты, полными, я очень надеюсь, они будут на обратном пути. Лишь в двух ближних к сцепке с толкачом танках есть солярка. Но блатные об этом ничего не знают, для них это плавучая мегабомба.
Автомат я взял, но на видное место не выложил, на таких встречах серьёзным оружием лучше в рыло не светить, разговор вообще может не получиться. А он нужен. С этим криминальным кублом нужно что-то делать: гасить всех к чёртовой матери, раскалывать противоречиями или договариваться. Не дело, что на трассе созрел такой чирей. Кроме того, бандитский анклав вплотную примыкает к территориальному сектору и просто опасен для поселений.
Места здесь на изумление живописные, заповедные.
Выходы скальных пород образуют выше по течению сложную систему порогов и островов, где доминируют в славе знаменитые Кораблик и Барочка, их мы прошли утром. В бинокль уже хорошо был виден большой посёлок, стоящий на высоком песчаном берегу напротив слияния Енисея и Подкаменной Тунгуски, раньше в нём проживало две с половиной тысячи человек. Сейчас о положении в посёлке Штабу почти ничего не известно.
На обрезе высокого склона с высоченным лесом наверху, как и под берегом, не видно ни машин, ни людей. Когда мы на «Провокаторе», направляясь в Подтёсово, впервые проплывали мимо, тут было много моторок и илимок, вытащенных на берег, сейчас нет даже хлама, всё унес ледоход. Только две моторки, о которых упоминал Кофман.
— Дебаркадера нет, — заметил Васильев.
— Вижу, Саша, вижу.
— Что же они тогда с посёлком сотворили, командир…
Я сначала не ответил, переваривая увиденное, а потом выдохнул с горечью:
— Бешеного быка выпусти на волю, так он всё переломает.
Грёбаные вы обезьяны! Эти уроды даже свою пристань не смогли уберечь, не спрятали в какую-нибудь протоку или затон. Толстый енисейский лёд, острый, калёный сибирскими морозами, безжалостно разломал выкрашенную зелёной краской деревянную конструкцию, которую здесь всегда использовали для посадки-высадки с теплоходов пассажиров, далеко не в каждом енисейском селении есть такой. Высоко на песке лежало несколько крупных обломков, убирать которые никто не собирался. Берег выглядел безжизненным.
Щёлк!
Голос Кофмана вкрадчиво предложил:
— Дал бы ты мне гранатомёт для верности… Так оно надёжней.
— Слава, давай больше к этой теме не возвращаться? — попросил я. — Говорил же, на судах граником нужно пользоваться при опыте, обучении. Потопишь буксир. Или спалишь.
— Так обучил бы!
— У меня гранат не ящики, — отрезал я.
— Принял, не ворчи, — ответил шкипер и отбился.
РПГ-7 я никому не дам, даже если человек докажет, что в армии пострелял из него с грунта, брони и в здании. На реке и море всё по-другому.
Во-первых, на точность стрельбы и её безопасность сказывается качка. Понятно, что на море она сильней, чем на реке, но и на обманчиво спокойной водной артерии пароход всегда может толкнуть, качнуть, он может задеть мель, зайти в циркуляцию, начать тормозить, в конце концов. Положение стрелка не так устойчиво, как на земле. Тут втройне важен контроль тылов, на пароходе позади тебя всегда что-нибудь торчит, а реактивная струя вышибного заряда очень опасна. При такой стрельбе лучше использовать механический прицельные приспособления, нежели штатный ПГО, с механикой обзор лучше, не упираешься глазом в туннель оптики…
Конечно, учитывая, что на воде многие цели — скоростные и маневренные, я бы предпочёл с огромным трудом отцыганенной у старосты «семёрке» пулемёт «Утёс» на станке или хотя бы ПКМ. Вот только это пока нереально, с пулемётами ситуация сложная, на весь караван один «дегтярь».
Стреляешь всегда под углом вниз, для этого нужен навык, реально получается работать метров на сто пятьдесят, не более. Хотя и тут есть фокусы: у нас в подразделении один товарищ наловчился попадать из граника в мишень на рикошетах. Мы с причала стреляли. Учитывая специфическую форму гранаты, получается вполне приемлемый для таких вот «блинчиков» угол касания зеркала воды. Дурака валяли... Ну, если тебе выдают по двадцать, двадцать пять выстрелов два раза в неделю, можно и не так поизвращаться.
На берегу двое уже залезли в «Салют», ещё один уже отогнал от берега «Казанку».
Много на Енисее появилось «Салютов» перед катастрофой, популярная лодка, хоть и дорогая, не для всех. Поначалу профессиональные рыбаки и промысловики-звероловы, как и просто фанаты рыбалки, подкопив деньжат, а порой и скидываясь, покупали лодку «Салют 480» и какой-нибудь компромиссный мотор, допустим, «Меркурий-60», неприхотливый и простой. И быстро понимали все прелести этой моторки, втроём кидая спиннинги при спуске по течению. На «Крыме», например, такой компанией рыбачить непросто.
Плюсы «Салюта» очевидны. Очень много места, у лодки ровный пол. Спереди есть запирающаяся на замок крышка, скрывающая огромное пространство, куда легко входит мешков шесть с картошкой. Саму крышку отсека можно использовать, как столик, а сидя на открытой, очень удобно кидать спиннинг. Под задним диваном стоит топливный бак, рядом легко помещаются пять двадцатилитровых канистр. Там же хранится аккумулятор, масло, запасные винты, и всё это хозяйство запирается на встроенный, а не гремящий навесной замок.
Под передними сиденьями — ещё один большой рундук. Отдельное удобство этой лодки — раскладные мягкие диваны. На отдыхе с семьёй пригодится тент, на котором можно скрутить боковины и задний свес, оставляя только крышу. Если есть желание искупнуться в прогретой заводи, то помогает лестница на корме.
— Тронулись! — предупредил Сашка с катера.
— Принял, — подтвердил я.
— Пошли к нам! — почти обрадовано сообщил по рации капитан.
— Да вижу я, вижу!
Для своего класса и веса эта лодка бегает быстро, с тремя взрослыми мужиками в снаряжении суммарным весом под триста пятьдесят и бензином, «Салют» даже на полном ходу прёт против течения под шестьдесят километров в час, сам проверял на Диксоне по «Гармину». Как водится, у модели есть и минусы. Несколько неудачная перегородка между кокпитом и полубаком, в стандарте отсутствует крепёж эхолота. Главный недостаток — при полной загрузке лодка не умеет ходить медленно, она или ползет, как черепаха, или требует выхода на глиссирование. Спереди нормально, не дует, а вот сзади обдувает довольно сильно.
Расход топлива на двухтактном двигателе «Меркурий 60» удручает, при оборотах в пять тысяч жрёт он не по-детски. Лучше ставить помощней и четырёхтактный вариант, так как двухтактник хуже заводится, чихает, может глохнуть на холостом ходу и трястись, очень чувствителен к качеству бензин. Те судоводители, у кого денег побольше, сразу приобретают стосильный мотор. А ещё круче — «Салют 510» со стопятидесятисильным монстром на транце.
И вот ещё что — эта моторка не подходит для мелких притоков. Слишком она тяжела. Какое-то количество их раздали в качестве помощи кетам и эвенкам, которые, оценив подарки, большинство из «Салютов» продали, вернувшись к привычным адаптированным илимкам и железным байдам.
Я устроился на одном из пеньков огромного брашпиля, метрах в десяти от кормы «каэски», проверил АПС, рацию, поправил куртку и стал ждать.
«Салют» шёл первым, за ним катилась «Казанка». Никакой вежливости, караван ход не замедлил, сигнал не подал, догонят, урки, им разговор нужен не меньше нашего.
Щёлк!
— «Самоед», на берегу два джипа с прицепами, ещё моторки тащат, — оповестил меня Святослав, на этот раз без особого веселья.
— Усиливают эскадру? — усмехнулся я. — Лады. Общая готовность по каравану, всем приготовить оружие.
В бинокль было видно, как два тяжёлых джипа неуклюже разворачиваются на песке, выстраивая к береговой кромке длинные трубчатые прицепы, специально сконструированные для спуска водной техники.
— Командир, как думаешь, стрелять будут? — крикнул с катера Александр, и по его голосу, чуть не сорвавшемуся на высокие ноты, я понял, что мальчишка побаивается.
— Нам это не нужно, им, думаю, тоже, — пожал в ответ плечами, — а там посмотрим. Саня, ты не менжуйся. Это типичная стрелка, на них всегда так, без особой определённости. Привыкай, у тебя впереди их ещё много будет, обещаю.
— Привыкну, Георгиевич, просто волнительно чуть! — натужно хохотнул Сашка и, пытаясь улыбнуться, посмотрел на меня.
— Мне тоже, — честно признался я, кивнув. — Помнишь, что от тебя требуется? Решительный вид, даже дерзкий, пацанский такой! Так что не жмись к железу, покажи удаль.
— Есть! — обрадовался Васильев, тут же меняя позицию. Теперь он с максимально беззаботным и даже наглым видом уселся за рубкой, положив на колени штурмовую винтовку, на которую вдобавок к коллиматорному прицелу уже успел нацепить тактический фонарь.
— Примем в вилы!
— Я тебе покажу вилы… — строго покачал я пальцем. — Тройные, с зазубринами, не вытащишь. Давай без самодеятельности.
Двое из тройки бандитов одеты в хороший дорогой камуфляж. Один, судя по всему, старший, он же главный переговорщик-решала, разместившийся в «Салюте» ближе к корме, — в давно выцветшей энцефалитке. Спасательных жилетов не вижу. Если уж поселковые их игнорируют, то уркаганам показывать страхи никак нельзя, не к лицу, тут работает что-то типа: «Рождённый быть зарезанным в проливах не утонет».
Обе лодки на высокой скорости пронеслись мимо, троица внимательно нас рассматривала. Примерно на траверзе «Гдова» головной «Салют» лихо развернулся, показывая мастерство судоводителя, буруны спали, и моторки пошли вдогон по течению, медленно и постепенно прижимаясь к составу.
Щёлк!
— Прицепы в воде, лодки сошли, люди пока не сели, ждут на берегу, — доложил Яков, капитан уже был занят другим.
Встав во весь рост, Сашка энергично махнул рукой, давая понять, что для переговоров их ждут именно здесь.
«Салют» подошёл уже почти вплотную.
— Сюда вставай! — крикнул и я, показывая рукой, куда именно.
Тот, что был в энцефалитке, скинул глубокий капюшон, показывая рябое лицо землистого цвета. Старшему в бандгруппе был под пятьдесят, и всё в его облике — от хорошо видимых даже с десяти метров наколок на пальцах, до согнутой в изготовке, словно перед хищным броском матёрого зверя, спины — свидетельствовало о том, что перед нами не городской браток. Не бандюган-беспредельщик из новых, а матёрый урка-сиделец, идущий по жизни так называемым Правильным Ходом.
Второй человек в лодке, сидевший на переднем кресле у руля, наголо остриженный, светлоглазый, похожий на североевропейца, крепко сбитый и явно физически сильный хлопец с ослепительно белым шейным платком под воротом камуфляжной крутки, несколько озадачивал отсутствующим и даже чуть печальным взглядом. Вот он что-то сказал старшему, услышал тихий ответ, кивнул и баском подал голос:
— Конец прими!
Я встал, поймал и быстро намотал на брашпиль конец линя, после чего грустный начал быстро и сильно подтягивать лодку к барже. Вторая лодка, «Казанка», причаливать не стала, продолжая идти на моторе параллельным курсом в двадцати метрах. Сидевший в ней бандит достал и положил рядом карабин СКС.
«На борт старший подниматься не будет» — подумал я и угадал.
— Ну что, начальник, как говорится, добрый денёк людям честным, недобрый кроилам! — хрипловато и в то же время очень разборчиво произнёс переговорщик. — Начнём разбазар, помолясь.
При общении с этой публикой есть два способа ведения деловой беседы: либо в их же манере, с использованием фени, намёками, многозначительными паузами, второстепенными вопросами и неожиданными резкими поворотами, либо официально, нормальным канцеляритом государственного образца. Первый — много чести будут, мне вся эта синева татуированная за время активного рейдерства поперёк горла встала, пусть сразу другой подход чувствует.
— Начнём, — согласно кивнул головой.
— Это что, наливняк? — поинтересовался главарь, с опаской разглядывая баржу.
— Наливная баржа, — подтвердил я, — очень огнеопасная, так что лучше тут не стрелять. Вопрос первый: где находится гражданин Балога по кличке Балу? Мне предпочтительней говорить с первым лицом.
— Какой ты капризный, начальник! — ехидно ощерился урка. — В делах Балу завяз, в заботах, я за него буду, все права в рукаве.
А морда у него не землистая, это не от солнца, как мне показалось. Посеревшее у него лицо, каменное, мертвое какое-то, похожее на маску. Может, что-то с лицевым нервом?
— Хорошо, с кем я разговариваю?
— Решётой зови, как все, — поведал он с приказной ноткой. — Слышал, небось.
— Не слышал, — сразу обрушил я заявку. — Исаев, начальник каравана, позывной «Самоед». Гражданин Решёта, получил ли ваш старший наши письменные предложения?
— Предложения? Рига, это про что сейчас прозвучало? — он театрально повернулся к напарнику.
С ними всегда так, показ народного кино. Пока молчит угрюмо — внешне солидный человек, страшноватый, цельный, чуть ли не мудрый вор-наставник. А как только заговорит, так сразу всё кривое и всплывает: тут тебе и недостаток словарного запаса, образования, привычка к замкнутому, сугубо специфическому кругу общения и неумение держать нормальную, а не блатную беседу, и постоянно всплывающая острая необходимость вставлять элементы дешёвого цирка, получая право взять паузу для переваривания и осмысления услышанного.
— Про ту маляву гнилую на трёх листах, что нам этот малахольный штымп из Ворогово подогнал, — смачно плюнув в реку, с обманчиво драматическим вздохом сообщил лысый, на самом деле внимательно наблюдающий за моей реакцией. Узловатая правая рука постоянно лежит на цевье карабина, сильное запястье и сухожилия позволят ему и одной лапой вскинуть ствол очень быстро. Надеюсь, Сашка его контролирует.
— А-а… — словно только что припомнил Решота. — Как мы его погоняли-то?
— Артёмкой.
— Приезжал такой чертила на «Сарепте», мужичок-лесовичок. Слышь, начальник, ты что, уже божьим людям заботы вправляешь, староверов как-то сподобился припрячь?
Скорее всего, какой-то транспорт старообрядев из общины Осипа Каргополова, базирующейся в Заозёрном и имеющим выход к Енисею в Разбойном, тут проходят. И вряд ли бандиты с ними ссорятся.
— Давай не отвлекаться. Изучили? — я упрямо показывал, что играть чужими картами в чужую же игру не собираюсь. Спрашивают тебя — отвечай прямо, не крути.
— Почитали, посмеялись. Мы люди честные, Исаев, прямо ходим. Знаешь, небось, что вор с государством не работает, указки любой от власти не примет? — уркаган постарался вложить в ответ примесь презрения.
— Где ты видишь государство? — удивился я.
— А вы что, коммунизм собрались строить? Государство и создаёте. По любому — власть. С властью козлиной бродяги дел не имеют.
— Стоп! Ещё одно неуважительное обращение, и переговоры будут закончены. И больше не возобновятся, — предупредил я жёстко. — Не думаю, что Балога такой выверт одобрит, сотрудничество в ваших интересах.
— Какое? За хавчик и шмотки купить честноков хочешь?
— Покупая, торгуются. Я не торгуюсь и не покупаю, условия в документе изложены предельно ясно: вы содержите участок реки, свободно пропуская суда, людей и грузы, мы помогаем вам с материально-техническим снабжением общины.
— Ха-ха! — развеселился он, хлопая себя ладонями по ляжкам. — учи, мужик, вора хабар добывать! Мы и сами снабжаться горазды!
— Отлично. То есть, наше предложение вам неинтересно? Тогда какого лешего вы подскочили со всей красотой?
— Да чтобы посмотреть, как это такой борзый по нашей воде ходит.
Показушный народец. По-настоящему умных, действительно авторитетных людей среди синевы мало, они в головке и стоят. Вот только отсутствует Балога. Если он вообще жив.
— Командир! — привлёк моё внимание Сашка. — Они сели в лодки.
Решёта, скосив глаза влево, во второй раз обратил внимание на Васильева, а очень неприятный тип по имени Рига следил за ним постоянно. Вошедший в роль пацан в ответ выпячивал челюсть и вызывающе вскидывал брови в стиле «подраться хочешь?».
— Стрекоталка-то у тебя какая страшная, импортная, — встрял в разговор Рига. — Эй, малец! Ствол убери!
— В реке мальцы, а здесь бойцы! — лихо откликнулся Сашка с высоты.
Главарь хмыкнул.
— Решёта, у тебя же есть рация? Скажи своим, чтобы у берега стояли, не надо им сюда ходить, поверь, — предупредил я. — А вода вашей будет, когда вы Енисей тяжёлой цепью перегородите, как турки черноморские проливы в древности.
— Сам решу, что кому говорить. Будете тут стоху гнуть, кидалово затевать и язык заплетать, не дадим ходу через Бор, я сказал. У нас целая стая лодок, любого перехватим.
— Угрожаешь?
— Угрожаю, — легко подтвердил он, заранее предусмотрев и мой уточняющий вопрос и свой ответ.
Вот обстановка и дошла до пика, пора принимать меры, иначе разговора не будет.
Я спокойно вытащил рацию и, нажав кнопку вызова, произнёс громко и коротко.
— «Аверс», «Казанка», двигатель.
И опустил руку к пистолету.
Тук! Почти сразу после завершения короткой связи с высоты крыла мостика буксира стеганул выстрел, приглушённый даже этим небольшим расстоянием. Пуля калибра 308 Win., точно выпущенная из винтовки Sako TRG-21, прошила кожух, как картонку, разнося подвесной «Хитачи», который тут же мелко затрясся, выплюнул над рекой сиреневое облако выхлопа, поперхнулся — прозвучала серия надсадных «чух-чух», нормальная работа не возобновилась. «Казанка» сразу же начала разворачиваться к потоку бортом и отставать, человек в ней что-то проорал и кинулся к транцу, пытаясь оценить, что произошло.
— Тихо все! — предупредил я громко.
— Сука, Решёта, они Кислокана выкусили! — латыш вскочил так резко, что «Салют» закачался. — Подстава, в натуре!
— Сядь! — рявкнул старший.
Подчинённый, нервно ёрзая на сиденье, рычал, не знал, что предпринять, перекладывал карабин, а старший всё не спешил с командой.
Важный момент, если сейчас что-то пойдёт не так, придётся их гасить, а потом вступать в бой с береговыми.
— Тихо, господа урки, тихо! — повторил я. — Никто не хотел умирать, все целы. А стая ваша уменьшилась, видишь, Решёта, как быстро.
Старший ничего не ответил, глядя на удаляющуюся «Казанку» прикрытия, а когда оба повернулись ко мне, ситуация изменилась: Васильев вытащил из-за спины пулемёт и теперь демонстративно держал на прицеле обоих. Глядеть в раструб ДПМ — серьёзное испытание решимости. Они его не прошли.
— Рацию достань и отзови своих, — тихо напомнил я, переставив ботинок так, чтобы головка огромного болта, зачем-то вкрученного в палубу, оставалась в сторону, если придётся вскакивать. — Нам разговаривать нужно. Всё равно никто из них не подойдёт, шесть автоматов смотрят. И снайпер у нас отменный.
Тихо выругавшись без мата, как и положено такому урке, Решёта достал «Моторолу» и отдал команду.
— Ну, ты бес… — покачав головой, отметил он со злостью и, как мне показалось, с неким уважением.
Несколько секунд мы оба молчали. Вдоль борта, обегая КС-100, хлюпала забортная вода, вдали, уже сидя на веслах, всё ещё что-то орал отставший бандюган.
— Это называется рабочий момент переговоров, сам виноват. Угрожать не надо было, нехорошо это. Я же просил, чтобы вежливо. Продолжим. Можете и сами снабжаться, — напомнил я тему. — Заключим договор, и возите своими силами, пропуска дадим. Даже посоветуем.
Он посмотрел на меня, потом на Васильева, и молвил:
— А это что у тебя за пацанёнок, не до крышки ещё подментованный, где подобрал такого дерзкого? Да не бакланчик, смотрю, не гопота школьная, настоящим волчонком смотрит... Что пялишься, шкет, палец убери со спуска! Да скажи ты ему, чтобы спрятал свою машину, не люблю, когда в рыло целят.
— Саня, убери пулемёт, — махнул я рукой и похвастался. — Хороший ученик, да. У него ушей в котомке, как у старого бойца.
Качнув щетинистым подбородком, Решёта ещё раз оценивающе посмотрел на Васильева и снова хмыкнул. Молодняк гораздо быстрей взрослых адаптировался к новым временам. Подросшие детки не рефлексируют по прошлому, они намерены всё взять у настоящего, какое бы оно не было, и могут оказаться очень опасными в этом мире беззакония. Никому не посоветую нарваться в Красноярске на молодёжную банду. Похоже, Решёта эту тему знал хорошо. Ну, ещё бы, пополнение черпает…
— Итак, договор.
— Без бакланских договоров нужные ходы ведаем.
— Это какие же?
— Верные. У самих экспедиции работают.
Настало время посмеяться и мне.
— Это ты вспомнил, как я понял, про бывшего полицейского Петра Кравцова и дружка его Виктора, что месяц назад отправились в Красноярск на мародёрку, и с концами? Долго ждёте? Ну, ждите дальше.
Решёта нахмурился, взяв очередную паузу.
— Ты в курсе, что за плотиной группировка сидит, Минусинск и уцелевшую часть Абакана держит? — я продолжил бить в одну точку. — Кинули вас дружки, как отработанный фильтр. Посмотрели на большой город, поразмыслили, и решили не возвращаться, сменить хозяина. Правда, Виктора синяки задрали по случаю, а Костю, по моим данным, твои коллеги исполнили за какую-то очередную подляну. Так что кадры у вас в экспедициях те ещё, славный форшмачок вышел.
— Хоть на кол от задницы до языка! — пробубнил урка, слегка раскачиваясь, словно заклинатель змей. — Они мусорами были, мусорами и остались, я давно это Балу говорил, а мусору место на помойке. Других отправим, надежных, с планом.
— Красиво планируешь, Решёта. Только ты фильтруй желания, — чёрт, я невольно все-таки скатываюсь на блатные манеры. — Не будет договора, не будет и прохода к Красноярску. Зачем вы там нужны? Город поделен, интересы посчитаны. Дальше Ворогово не сунетесь. Но давай не будем о грустном, насколько я понимаю, и у вас есть предложение.
— Имеется, — неохотно выдавил Решёта, которому буквально чуть-чуть не хватало времени, чтобы придти в себя. — Слушай сюда, начальничек. Балога сейчас на Подкаменной Тунгуске сидит погонщиком, на приисках. Уже два прииска, считай, под нас легли, скоро третий в ряд встанет. Золотишка хватает, а будет его столько, сколько тебе я не снилось. У тебя же даже бабки на пальцах нет! — насмешливо сказал он, по-зэковски так назвав золотое кольцо, и показав мне свой тяжеленный и неестественно огромный перстень с печаткой.
А ведь при таком дефиците людей у них на приисках наверняка рабы вкалывают. Э-хе-хе… Сколько же дерьма всякого вокруг повсплывало, быстро всё это не разгрести.
— Продолжай.
Он достал носовой платок, шумно высморкался, недовольно посмотрел на результат и, небрежно бросив платок в течение, продолжил:
— За снабжение мы готовы платить чистым рыжьём, благородным металлом, Исаев, а не фантиками резаными, вот что он просил передать, если кто-то появится от властей Подтёсово. За вычетом проходов по нашей воде, всё по понятиям, без кидков.
Я искренне удивился.
— Погоди, Решёта, ты, взрослый человек, старший, может, и смотрящим когда-нибудь станешь, а реально считаешь, что сейчас золото кому-то нужно? Брось, ерунда. Я в Красноярске как-то обнаружил небольшой ювелирный магазин, почти целый. На хатах полные шкатулки находил. Нет теперь цены вашему золоту.
Вор скривился, словно старый учитель, услышавший от нерадивого ученика очередную глупость.
— Молодой ты ещё, начальник, не умеешь далеко смотреть по жизни… Сейчас оно не нужно, а пройдет лет пять? Десять? Образуется, людишки помнят, всё вернётся к своему Ходу. И у кого рыжья будет больше, тот хозяином жизни и останется.
Впереди хорошо просматривалось устье Подкаменной Тунгуски, караван подходил к одному из ключевых енисейских перекрёстков, поворот состава. Бакенов, как я и предполагал, не было. Мужики в ходовой рубке «Аверса» наверняка сейчас бесятся — тут нужно судовождением заниматься, а капитан в винтовку вложился, от прицела оторваться не может, ждёт команды на отстрел.
А ведь старый урка пожалуй прав.
Золото действительно когда-нибудь наберёт полную силу, вопрос только в том, когда.
— Допустим, так и будет, Решёта, — кивнул я согласно. — Только я бы на твоем месте в эйфорию не впадал. Потому и не советую вам мешать проходу, что не знаете вы, здесь сидючи, какие серьёзные люди и анклавы в навигацию включились... Скажи Балоге, что в случае инцидентов руководство просто подгонит сюда бронекатер с миномётами и пулемётами, поднимет в воздух вертушку, и на месте Бора останется выжженное пятно. Надо будет, и десяток промысловиков обложат деревню по кругу так, что вы их не увидите, а вот сами шагу не сделаете. А насчёт золота вашего… Тогда и за ним придут.
— Это кто же? — прищурился он.
— Не я, не мы, не община Подтёсовская, а такие структуры, что даже мысленно вставать поперёк не захочется. Давай сделаем так: подумаем отдельно. Я ваше предложение доведу руководству, оно умное, пусть решает. А вы нашу, как ты сказал, маляву ещё разок поварите. Пока что не мешаете проходу, не задирая, а мы не мешаем вам, отправляй ещё одних орлов к красноярским базам. Правда, за тамошние сложные расклады я не поручусь и нечего не прогарантирую даже по приговору суда. Договорились?
— Прям бронекатер? — сощурился он хитро.
— А что тебя смущает? Это же база флота, Решёта. Пару недель работы, и на воде… — устало вздохнул я.
— Замётано, Исаев, — после недолго раздумья согласился урка, качнувшись вперёд и как бы чуть привставая в знак окончания разговора. — Покумекаем малёха общаком... Слышь, малец боевой! И была тебе охота в подментованных ходить конём заводным, пошли ко мне! Мы таких дерзких конопатых уважаем, с годами человеком станешь, честным вором, красиво заживёшь.
Я даже вздрогнул от такой лобовой попытки вербовки!
— Служу Советскому Союзу! — Сашка ответил матёрому вору поднятием вверх штурмовой винтовки.
Выдохнул. Вот же, гад, прямо из стойла хотел увести, как цыган.
— Ну, смотри, шкет, жизнь, она такая, ходит извилисто. Глядишь, и передумаешь, когда жить скучно станет. Отпускай нас начальничек, на вольный воздух, — Решёта кивнул головой на линь. — Рига, заводись.
Ведь он так и не встал ни разу с сиденья, крепкий мужик.
— Покеда!
— И вам не болеть! — крикнул я вслед набирающей скорость моторной лодке и наконец-то вытер лоб рукавом куртки.
Фу-у… Этот участок прошли. Сложный он был, но дальше будет не проще. О том, что происходит севернее Бора, общине неизвестно, никто не докладывает.
Тёмные Земли там.
