Навигация началась. Поздно, по всем понятиям, однако началась.

Вчера из Атаманово, старинного казачьего села-станицы, что находится неподалёку от Железногорска, в Подтёсово вернулся небольшой караван с грузом провианта, тамошняя община выразила готовность сотрудничать и участвовать в схеме. Ходил плавмагазин «Провокатор» и сухогруз «Гдов», всё прошло гладко. Попутно Петляков попытался выполнить и ещё одну задачу: в очередной раз забиться на диалог с изолянтами Железногорска.

Муку они привезли, диалог в очередной раз предсказуемо не состоялся, не хочет пока городок атомщиков с нами контактировать, боится. На Енисее всё так же стоят вышки охраны, дежурят вооружённые патрули, отгоняющие от берега любое плавсредство, вплоть до пулемётных очередей. Длинный туннель под Енисеем закрыт глухим блокпостом. Живут они там предельно замкнуто, и никто не знает положения дел в этом анклаве. Сколько-то они, конечно, продержатся и без внешней помощи.

Это ЗАТО имеет на своей территории «Комбинат «Саяны» сибирского окружного управления Российского агентства по государственным резервам», склады «Росрезерва», проще говоря. Закрома Родины — ранее часто употребляемое словосочетание, частенько произносимое секретным шёпотом. Но где находятся эти самые таинственные закрома, чем они полны и в каком объёме — достоверно никто никогда не знал. Отчасти закрома находятся в Железногорске, где это специальное предприятие работает с 1971 года. В законсервированных выработках горно-химического комбината, в ноздреватом теле огромной горы и хранится стратегический запас страны. Естественно, продукты не должны были лежать там веки вечные, когда подходило окончание срока годности, они уходили через торговые сети, а склады наполняли новым товаром длительного хранения. Это не просто склады с продукцией. На комбинате «Саяны» были разработаны специальные технологии и созданы идеальные условия хранения, позволявшие продлить сроки хранения. Например, сахар у них хранится двенадцать лет. Простому человеку трудно даже представить, сколько ништяка там припрятано. Говорят, что стеллажи с тушёнкой насчитывают до тридцати восьми рядов в  высоту. Чего ж не держаться?

Ничего, никуда они не денутся. Как только начнёт заканчиваться жидкое топливо, так и прозреют. Года через два-три взять солярку и бензин будет негде, кроме как в зоне владений Норильского изолята, которому принадлежат новые нефтяные и газовые месторождения правого берега реки, НПЗ и фабрика по очистке газоконденсата. А пока… Лишь бы у них там всё нормально было со всеми этими уранами-плутониями, технологиями да хранилищами отработанного ядерного топлива. Пусть не болеют.

С нашим подтёсовским старостой, Храмцовым Василием Яковлевичем, мы беседовали, сидя на скамейке перед роскошной березовой рощей, многие года встречающей приплывающие сюда пассажирские и грузовые суда. Все, кто здесь когда-либо побывал, отмечали красоту этих деревьев и ухоженность места.

Наш общинный староста — видный мужик возрастом за пятьдесят, но вполне ещё в силе, с заметными с первых секунд общения повадкам лидера и огромным жизненным опытом. Высокий, с широченными плечами и толстыми ручищами, очень плотный, крепко сбитый, что ли, человек-монолит. Обветренное лицо украшают огромные пшеничные усы, солидное пузо нависает над ремнём с кожаными ножнами, самоуверенные глаза смотрят на собеседника насмешливо, мол, могу себе такой выпирающий багаж позволить, положено по сроку службы. Одет Храмцов совершенно не в традициях представляющегося многим типажа руководителя захолустного, как сказали бы раньше, поселения.

Ожидаемому брезентовому плащу или защитного цвета куртке со свитером под ним он предпочитает современное и по-своему стильное. В данном случае на старосте был импортный комплект военной формы ACU, состоящий из брюк и кителя в камуфляже multicam. На ремне висела ещё и кобура с пистолетом «Глок», который староста во всеуслышание обещал отдать тому, кто добудет ему революционный «Маузер К-96» калибра 7,63-мм, да чтобы непременно с кобурой-прикладом из крепкого дуба, обшитой кожей, с карманчиками и инструментом. Не знаю, я бы на маузер не менялся. И аналогичную кобуру-приклад для АПС заказывать не стал, хотя мастер был готов её сотворить, обошёлся кожаной.

Так что выглядел староста вполне современно и воинственно. Впечатление портила лишь обвисшая кожаная кепка, с которой он никак не хотел расставаться.

Чуть в стороне у дороги стояли две машины. Одна из низ — двухсотый «Лендкрузер» Василия Яковлевича, блестящий чёрный зверь, достаточно новый, но уже поцарапанный, а местами и помятый, как и положено выглядеть тяжелому джипу, которому владелец даёт серьёзную нагрузку. В Подтёсово таких три, они заботливо сняты осенью с баржи, на которой должны были отправиться к покупателям в Норильск. На двух других работает мобильный патруль, они, кстати, могут и тут появиться. Согласно регламенту, в течение двенадцатичасовой смены экипаж из двух человек обязан объезжать территорию посёлка по утверждённому маршруту не менее четырёх раз. Мало ли что… Медведь может зайти, или, что ещё хуже, случайный синяк. Хотя их и выкосили на нашем берегу в так называемой безопасной зоне, и довольно обширной, порядок утверждён, он исполняется. В остальное время ребята работают по незримому внешнему периметру безопасности.

Есть и стационарный водный пост, тоже парный, с двумя моторками. Специальный балок стоит на берегу, ближе к Енисею. Итого служба подтёсовского патруля насчитывает десять человек, включая женщин, большего община выделить не может, очень много других дел и задач.

Рядом ждал хозяина и мой транспорт, бордовая опелевская «Фронтера», уже прилично возрастной внедорожник, который я зимой перегнал сюда по льду из Енисейска. Напротив скамьи на спокойной воде затона спал заслуженный дебаркадер пристани. Подтёсовский дебаркадер установлен не так, как в других посёлках. Не параллельно берегу, а уткнувшись в него. С одной стороны к нему пришвартован мой КС-100, а с другой полчаса назад встал местный разъездной теплоходик «Кан».

— Говоришь, этот твой маньяк не из красноярских будет?

— Прямо уж мой, упал бы… Говорю, Василий Яковлевич, именно так мне показалось, он с северов. Скорее всего, не русский или наполовину русский, из таймырских аборигенов, может быть, из Потапово. Я бы предположил, что он долганин или эвенк из образованных. Но не из нганасан или энцев, те всегда были маломобильными, а в последнее время вообще редко покидали места обитания. А вот долганин это слово знать, пожалуй, должен, они свою историю берегут.

— Ты вот не долганин, а русский. Но слово это знаешь, потому что в Норильске жил, — заметил он с усмешкой.

— Знаю, потому что Закревская рассказывала. В Норильске я действительно пожил, но историей и краеведеньем особенно не болел, как и большинство обывателей. Хотя что-то знаю. Слово необычное, вот и заинтересовало. Просто Даша как-то на одной из лекций упомянула, и я вспомнил. А теперь всё у неё выспросил, целую справку подготовил.

— Да уж, прям научный труд!

— Скажете тоже…

Я уже рассказал ему всё, что смог найти, даже меморандум составил.

В старые времена на Таймыре ландуром называли большого злого быка-оленя, вислоухого, с постоянно склонённой головой с готовыми к драке рогами и тяжёлым взглядом исподлобья. Ландур при случае не давал спуска более слабым оленям, хотя вожаком не являлся, и с ним не связывался. В общем, этакая оленья мужская сволочь.

Но запомнившееся мне особо значение этого необычного слова связано с династией купцов Сотниковых, которые имеют несомненные заслуги в деле открытия и освоения норильских месторождений. Последний представитель купеческой и казачьей династии Александр, дед которого был начинателем норильской металлургии, начав разрабатывать угольные копи и даже построив металлургический заводик, дал прямой толчок к началу строительства Норильска. А вот папаша Александра отличился совсем в другую сторону.

В 1866 году Академией Наук с отдельной экспедицией для исследования найденного трупа мамонта в низовья Енисея был отправлен геолог и палеонтолог Шмидт. Появлением известного учёного воспользовался урядник Киприян Михайлович Сотников, поначалу он был смотрителем Дудинского участка, а потом, оставив службу брату, стал купцом 2-ой гильдии и вел меновой торг с аборигенами и русскими промысловиками на пространстве от Оби до Лены, организовывал рыбацкие артели… Он и уговорил Шмидта побывать в Норильском районе с целью обследования обнаруженных залежей угля и медно-рудного месторождения.

В Норильске было принято выпячивать прогрессорскую составляющую биографий представителей почти что культовой династии, однако была и другая сторона их деятельности. В отчете того же Шмидта о Сотниковых имеются такой вот отзыв: «В Дудинке купец Киприян Михайлович Сотников имел обширное влияние на всю низовую тундру. Он и его брат Петр фактически господствовали над всей страной. Русские, как и азиаты, были их должниками. У Сотникова было много товаров, которые он давал в долг, получая обратно пушниной и работой...». Естественно, на огромной территории полуострова Сотниковы были и богами, и царями. Нанимая аборигенов на кабальных условиях, они поступали так, как считали выгодным для себя.

Вот что писала 2 октября 1896 г. иркутская газета «Восточное обозрение:

«Русские промышленники снабжают инородцев неводами и уговариваются с ними в части улова. Лучшая часть улова скупается, солится и сдаётся на приходящие дважды в лето пароходы, причём только немногие роды инородцев входят в непосредственные сделки по продаже рыбы. Немногие из инородцев имеют неводы, большинство же из них нанимается в летние работы к русским, живущим на станках Дудинского участка, и получают от них самую незначительную плату, которая не может обеспечить не то что семейство инородцев, но даже их самих. Бедные инородцы с наступлением зимы ютятся возле тех же русских, получая от последних только самое необходимое пропитание».

А полярный исследователь Нансен, побывавший в Дудинке, пишет уже о сыне Киприяна, Александре: «Он всячески прижимал инородцев, а подчас и давал волю рукам. С должников своих, которых сам же ввёл в долги, драл, что называется, три шкуры, а высосав их, являлся к ним в становище, забирал последнее имущество и безжалостно бросал в тундре без ничего, обрекая на голодную смерть. Наконец, он настолько зарвался, что в дело вмешались власти...». В музее Института антропологии и этнографии Академии наук Санкт-Петербурга хранится один очень специфичный пыточный инструмент, привезенный этнографом Рычковым. Это так называемый «зубной ключ» купца-самодура, посредством которого Александр Сотников, ни много, ни мало, выдергивал зубы у своих несостоятельных должников-туземцев... Ему на Таймыре и дали зловещее прозвище Ландур.

В номере газете «Енисей» тех времён был помещён фельетон ссыльного врача и путешественника Передольского под названием «Ландур» о неком русском купце, нещадно эксплуатирующем обитателей Крайнего Севера. Путешествуя один, Передольский внушил к себе доверие инородцев, и они порассказали ему такое про зверства Сотникова, что путешественник потом ещё долго ужасался: «Не говоря уже о наглом обвешивании и обсчитывании инородцев, русский купец, сопровождаемый штатом приказчиков, распоряжался не только имуществом инородцев, но и самой их жизнью».

Они говорили, что одному из них Ландур выколол глаз, другого убил. О побоях и говорить нечего. «…Ландур приедет к нам, у него одних приказчиков больше, чем у нас народу в чуме. Начнёт долг спрашивать, а я не только ему не должен — я и вижу-то его в первый раз! Но Ландуру до этого дела нет. Крикнет приказчикам, чтобы оставили оленей на одну запряжку, а остальных заберёт. Или с голоду умирай, или моли Ландура, чтобы из твоих же оленей отдал сколько-нибудь в долг». Рассказывая об этом, инородцы просили Передольского: «Как приедешь в город, где царь живёт, расскажи большим начальникам, как живут инородцы. Может, и послушают тебя, помогут нам. А не помогут - через десять лет никого не останется, все погибнем...».

Жалобы шли одна за другой, игнорировать ситуацию стало невозможно. По итогам публикации в Красноярске прошёл шумный уголовный процесс по обвинению Сотникова в истязании инородцев, а Енисейский губернатор Плец лично обещал Передольскому, что будут приняты все меры, чтобы освободить Туруханский край от Ландура.

Сотникова начали штрафовать, а вскоре вообще выслали всю семью за поджог своих же застрахованных домов, и через полгода Передольскому сообщили: «…силою Высочайшего повеления свирепый Ландур действительно навсегда удален из пределов Туруханского края», Енисейская деревня Потаповское, где у Сотников был родовой дом, осталась без хозяина. Потому я и предположил, что Ландур может быть уроженцем этого поселения.

В Якутске Александр Сотников вновь занимался торговлей, был нечист на руку, а дальше произошла какая-то очередная криминальная история, купца убили и ограбили лодочники, выбросившие тело в Лену. Говорят, что смертью он умер страшной, топили Сотникова, вёслами ломая пальцы, которыми он цеплялся за лодку... Долго тонул.

Мой рассказ Храмцов слушал очень внимательно, он это умеет, не отвлекаясь сам и не сбивая меня. Лишь пару раз в дежурном режиме хлопнул себя по груди в районе кармана, где обычно держит носимую радиостанцию, забыв, что сам же намеренно оставил её в джипе. Его постоянно отвлекают, дёргая по любому поводу, староста всем нужен, дел по горло. То снабженцы, которые постоянно ругаются с группой рейдеров общины, то с транспортом проблемы, то с энергообеспечением. У судоремонтников свои текущие проблемы. Община быстро разрастается, вбирая в себя оставшихся жителей близлежащих поселений, и вопросов возникает много.

Поэтому мы тут и засели. Одно из самых популярных мест в посёлке, куда подходили круизные и рейсовые теплоходы, теперь почти не посещается. Рейсов больше нет, а значит, нет и туристов. Как и пассажиров.

— Ключом, говоришь, выламывал? Отменный зверюга был, по всему, экий выдумщик, — он чмокнул полными, чуть потрескавшимися губами, поскрёб пальцем подбородок, а потом задумчиво потёр им повыше в районе десны. — Как, интересно, у него это получалось? Или просто приловчиться нужно?

— Не прикидывал, — пожал я плечами. — Наверное, круглое или продолговатое оголовье бородчатого ключа накидывал на челюсть.

— Оно, место это у ключа этого, как ты сказал, бородчатого, оголовьем называется? Бородчатого, хех!

— Василий Яковлевич, откуда мне знать, я же не китаец!

— Господи, Лёша, китайцы-то тут причём?

— А кто у нас ключи изготавливал?

Он секунду помолчал, соображая, о чём я, затем тяжело вздохнул и полез в карман за второй сигаретой.

— От ведь, времена какие были бестолковые… Даже выпиливание ключей китайцам отдали! Будто своих рук мало. Есть у меня один подходящий ключик, от старого судового сейфа остался. Надо покумекать, на ком можно потренироваться? Веришь ли, Алексей, шибко достали меня некоторые грамотные не по возрасту товарищи. Один из новеньких давеча кусаться на планёрке удумал, голос возвышает, очами сверкает! Покажу-ка ему такой ключик с оголовьем, или что там, может, проймет. Как думаешь?

Я внимательно посмотрел на него и понял, что Храмцов запросто может это сделать со своими подчинёнными, мало того, он даже как-то понимает этого свирепого купца. И причины видит по-своему. А при определённых условиях, погрузи его, например, с помощью фантастической машины времени в соответствующую эпоху, да в дикое место, где рассчитывать, кроме как на себя, будет не на кого, станет вести себя так же.

Нет, почти так же. Да ну, даже иногда не станет! Я надеюсь…

— Думаю, участники планёрки прочувствуют.

— Во-от! Если же говорить серьёзно, то вражина тебе попался лютый, неуёмный. Такого рогача дикого только силой останавливать нужно. А теперь он ещё и на воду пошёл… Как он собирается постоянно один оперировать? Очень тяжело.

— А может, Ландур, по примеру капитана Бильбао, приручит синяков?

— Глупости говоришь, Алексей. Исключаю полностью, — Храмцов отрицательно помотал тяжёлой головой. — Бильбао уникальный изменённый, вот и проявились у него способности к контактам, и с нами, и с синяками. Маньяк же этот — обычный человек, хе-хе, дитя божье, обшито кожей, решившее набрать на себя как можно больше грехов.

— Чёрный катер смущает, — признался я. — Не видел таких в Красноярске. Чаще всего белые попадаются, да всё из мелочи. У каких-то полуразрушенных боксов в районе затона на правом берегу видел квази-яхты последних местных абрамовичей, эти из малых теплоходов склёпаны, даже ближе подходил. Все они тоже белого цвета. А вот чтобы антрацит…

— Опытно он тебя подловил, ага! — с удовольствием вспомнил староста. — Я и сам когда-то мечтал о «семёрке» цвета «мокрый асфальт».

— Купил? — из вежливости спросил я.

— Намучился в добыче. Втридорога взял у барыги одного из исполкома, и цвет был другой, чуть менее престижный, «стратосфера». Эх, классика… Слушай, Исаев, может, пока вы в Норильск караваном ходить будете, я для его ловли карательную экспедицию соберу, а? Что скажешь? Тут ведь как: только сообщи людям такие новости, так они будут готовы руками рвать негодяя. Свяжусь с коллегами в городе, соберем сводный отряд бойцов попригоднее, затем разобьём их на поисковые группы, определим сектора, всё по науке. Патрулям хвоста накручу, само собой.

— Ни в коем случае, Василий Яковлевич! — заволновался я громко. — Жди моего возвращения, только людей зря положишь!

— Леший тебя задери, Алексей, что же ты так орёшь-то, чит не глухой, — отстранил он голову. —Неужели мы против дракона выходим? Есть у меня толковые ребята, ты же знаешь. Вот и Никодим Петрович…

— Ты опять начнёшь затирать про того старичка-афганца?

— Чем же это он плох тебе, стервец ты этакий?! Ветеран! Заслуженный танкист, награду правительственную имеет!

— Во-во. Танкист на пенсии, повоевавший в горах и пустынях, а ныне уважающий водочку, будет ловить на огромной реке хорошо подготовленного убийцу из эвенков! — я тоже повысил голос. — И молодняк не предлагай! И бухариков, из них ни один не тянет даже на солдата-первогодка, не говоря уж о профессиональном бойце…

Молодых людей моего возраста в Подтёсово и раньше было немного, они в города старались уехать. С началом военных действий призывной возраст пошёл служить, и сейчас молодёжь посёлка в среднем едва дотягивает до семнадцати.

— Леший твоим языком ворочает, не иначе, среди них тоже есть здоровенные! — горячо возразил староста басом. — Лично помогал ребяткам спортзал обустраивать, тренажёры привозил. Многие стреляют хорошо.

— Ты про секцию качков? Мне, как командиру группы, как и любому другому, такие снайпера-теоретики, подкачанные и ножиком красиво помахивающие, нафиг не нужны! Мне бы лучше тощих, а ещё лучше — метр с кепкой росту! Дольше проживёшь, трудней попасть. Нужно, чтобы они уже знали, что такое дисциплина, а не дули каждый в свою дудку ради понтов пацанских. Чтобы с первого раза услышали, усвоили и без всяких пререканий точно и быстро выполнили отданный командиром боевой приказ, вот и всё. Сказали тебе, бойцу, накрывай автоматическим огнём рощу Отдельную, вот и накрывай её очередями, без всякого снайперства. Если все получившие такой приказ бойцы будут хорошо накрывать рощу Отдельную, не давая закрепиться там гранатомётчикам или птурсистам, то БМП усиления или же сторожевик подкатит ближе и разнесет все кусты-подходы к этой роще к чёртовой матери, и со всем содержимым. Без снайперства. Ты же предполагаешь пустить в бой стаю молодых необученных павлинов!

— Тогда Никодим!

— Тьфу, ты, опять?! Он на последнем празднике в «Наутилусе» стакан не смог поймать, который чуть ли не минуту по столу катился! У него реакции уже просто нет, всё, иссякла. Пусть наш глубокоуважаемый Никодим Петрович в полном почёте вспоминает свой Афган, пишет мемуары и приветствует пионеров. Василий Яковлевич, уясни, в твоём распоряжении из действительно серьёзных людей есть один охотовед и семеро промысловиков, трое из которых сейчас входят группу рейдеров, а их снимать нельзя.

— Этих нельзя, — согласился он. — Снабженцы не дадут.

— И человек пять из молодых рыбаков, я так думаю...

Возникла пауза.

По воде затона разбегались круги. Чуть левей дебаркадера, какой-то мужик из заводских, обкатывая новую дюральку красного цвета, размеренно закладывал крутые виражи и восьмерки, а поднимаемые моторкой волны медленно бежали к береговому пляжу, раскатываясь по золотистому песочку возле причала. И этот без спасательного жилета.

Пробормотав себе под нос что-то непонятное, староста покачал головой и опять хлопнул себя по карману кителя рукой с так и не прикуренной сигаретой.

— Вызова ждёшь?

— Не приведи господи, Лёша! Вот только от Лилечки…

— А-а…

Спутником по жизни у Храмцова была первая и последняя, как он регулярно поминал, жена, которую он звал Лилечкой или Лиленчиком. Познакомились они ещё в институте: она училась на дневном факультете, он на вечернем, повышая квалификацию, а вместе живут всю жизнь. Эта молодящаяся женщина, прожившая на пятнадцать лет меньше мужа, с годами осталась по-настоящему красива, как и в молодости. Невысокая, чуть пухленькая, по-своему грациозная, — я искренне завидовал его мужскому счастью и умению удержать такое создание возле себя. Лилечка обладала не по годам гибкой тонкой талией и удивительно красивой, я бы даже сказал, магнетической грудью. Проклятье, глаза туда так и тянет, я как-то раз получил от Екатерины тычок под ребро. Аккуратная причёска, всегда сияющие глаза и неизменная улыбка довершали образ. Не удивительно, что Василий Яковлевич регулярно испытывал муки ревности, оберегая её, аки Цербер. Лилечка отлично знала, что на мужиков производит убойное впечатлений, ей это нравилось, а Храмцов на празднованиях и пьянках никогда не позволял ей хотя бы минутку поговорить с кем-нибудь один на один. Он либо тут же включался в беседу, либо орал из-за стола: «Лилечик! Иди-ка сюда!», спеша изолировать ненаглядную от потенциальной опасности. И она летела, хотя чаще всего оказывалось, что всего-то нужно принести куртку или найти горчицу, что ревнивец отлично мог бы сделать и сам.

Гу-ууу!

Над затоном пронесся заводской гудок, отпустивший речников на обед.

Подтёсово — посёлок компактный, большинство работников ремонтно-эксплуатационной базы ходят на обед домой пешком. Я вздрогнул, никак не могу привыкнуть, видать, редко бываю в посёлке. Надо же, старина какая! И рабочих на ремзаводе осталось совсем мало, меньше полусотни, а традицию оставили. Пожалуй, заводской гудок и вереницу рабочих, выходящих из ворот, можно увидеть и услышать только в старых советских фильмах, и вот тут…

— Да, впечатляет. Звук какой сочный! Когда прибыл сюда, то меня с первого же раза накрыла волна ностальгии, — грустно вспомнил староста. — Считай, всё моё детство, отрочество и юность прошли в доме у забора Красноярского судоремонтного. По восьмичасовому гудку я понимал, что опоздал в школу, когда учился в первую смену, а по гудку окончания обеда в двенадцать сорок пять знал, что пора собираться в школу, когда учился со второй… Потом красноярский судоремонт сильно усох в объёмах, и заводские гудки к началу рабочего дня и к обеду по округе разноситься перестали. А здесь остались.

В районе дамбы, образующей затон Подтёсовской РЭБ флота, словно бы в ответ старосте коротко прозвучала сирена буксира.

Пустынная акватория самого большого на Енисее Подтёсовского затона кажется гигантской — семьдесят пять гектаров. Закрытая сверху по течению, она образована островом Большой Кекурский и дамбой длиной полтора километра, соединившей его с правым берегом реки. Дамбу, как и большинство других объектов базы флота, строили заключённые. Судоремонтная база принадлежала Норильскстрою, лаготделение — Норильлагу. А периметр с колючкой находился на нынешнем въезде в Подтёсово, где сейчас проходит улица Калинина. Работало полтысячи зэков, все специалисты были с 58-й статьёй: техники, инженеры и бывшие директора заводов. Семиметровой высоты дамба находилась примерно в четырёх километрах от лагеря, строили её вручную. Камни возили из карьера на баржах и сбрасывали с борта в Енисей. На дамбе был гараж грузовиков «Студебеккер».

Получился огромный затон, говорят, что при необходимости здесь может разместиться вообще весь флот всего Енисея. Если бы не руководитель стройки, дамбу не построили бы. Начстройки и сам отсидел, поэтому судьбы вверенных людей его волновали. Он добился того, чтобы кладовщики не воровали продукты, а люди были одеты и накормлены. Спецодежду выдавали исправную, в частности, даже американские ботинки, полученные по ленд-лизу. В столовой для тех, кто хорошо работал, ввели добавочные обеды. Белковый паёк был такой: раз в месяц два килограмма мяса, один рыбы, была а американская тушенка.  На острове обосновалось подсобное хозяйство лагеря, там сажали картошку, свеклу и капусту. Еды, однако, всё равно не хватало, люди часто голодали. А где голод, там и болезни. Сейчас нам несравнимо легче.

Надо же, оказывается, уже родное Подтёсово всегда было тесно связано с Норильском, с Норильским горно-металлургическим комбинатом! И теперь моя главная задача — эту связь восстановить, живительная пуповина не должна оборваться.

Енисею очень повезло, в отличие от Лены.

На юге реки расположен огромный Красноярск, цивилизационный центр, глобальный хаб, ещё южнее русло перекрывают плотины ГЭС и сельскохозяйственные районы. А на севере — мощнейший Норильский комбинат, обеспечивающий подавляющую часть грузов речного грузового трафика. Эта связь кормила всех. И должна кормить дальше.

А вот на Лене такого нет, не построили там комбинат на севере… Поэтому трафик этой реки с енисейским сравниться не мог, как и количество и состояние большинства посёлков, лежащих по берегам водных артерий.

На небе звенела хорошая погода, к вечеру ветерок стих окончательно.

— И всё-таки чёрный цвет…

— Дался он тебе, Лёша! В акватории Красноярска сам чёрт ногу сломит, там стратегический подводный крейсер можно спрятать. Искать надо. Помнишь книгу Конан Дойля про Шерлока Холмса? Рассказ «Знак четырёх», где он крошечный пароходик на Темзе искал?

— Ага, фильм смотрел, сериал советский. Я много советских фильмов смотрел.

— Фильм… А книгу-то читал? — строго спросил Храмцов, нехорошо прищуриваясь, как школьный учитель на троечника.

Я стыдливо замялся.

— Хор-рош! Вот так мы и просвистели всю советскую страну! — почти обрадовано заключил староста. — Не читали ни черта, обормоты, знай, в смартфоны свои пялились, покемонов, прости господи, искали по задворкам, так сыщиком рази станешь? Да хоть бы и фильм, вдумайся, сколько тогда ходило судёнышек на той Темзе? А понадобился целый Шерлок Холмс!

Тут он с самым важным видом откинулся на предупреждающе заскрипевшую спинку скамьи, как бы намекая, что сам он ничуть не хуже легендарного сыщика справился бы с этой задачей.

— И нашёл! Чёрный, кстати.

— Никак не могу сварить, — пробормотал я, сомневаясь вслух несколько раз подряд. — Не складывается что-то. Ну, вот не вытанцовывается, и все! Я бы в чёрный цвет корпус красить не стал. Лучше в тёмно-серый, выше маскировочные свойства.

— Слушай, Алексей! — неожиданно продолжил он уже пройденную, казалось бы, тему, хлопнув себя по мультикамовской коленке. — Ты слишком-то не ведись на вражеские базары. Не уверен, что этот варнак Ландур появится именно на чёрном катере. Надул он тебе в уши для впечатления, а сам возьмёт, да и выкрасит судно в зелёный. Или в розовый! Либо вообще белым оставит.

— Что? А ведь действительно… Видишь, сколько нюансов возникает! Короче, Василий Яковлевич, жди меня, и я вернусь, только очень жди. Тут не сводные отряды с непонятными гражданскими из Красноярска понадобятся, которые его уже не смогли несколько раз достать на суше, а хорошая оперативная группа человек в пять, укомплектованная, если хочешь, спецами: водниками, речными следопытами. Полностью погружённая в одну задачу. Ну и ты поможешь, а как же.

— Ладно, согласен! — он размашисто мотнул в воздухе ладонью, то ли в знак принятия окончательного решения, то ли отмахиваясь от надоедливого овода-паута. — Но ты, вот что, Лёша, памятку всё-таки составь толковую, от греха. И про зловещий чёрный катер соображения, и про характер этого паразита. Произвольно напиши. А уж я отдам секретарше, она переведёт на родной канцелярит, чтобы нашим было привычно и понятно.

— Усё будет сделано, шеф, напишу произвольно, — улыбнулся я.

Согласно радиограмме, полученной радиорубкой Подтёсово из Норильска, вчера в районе Дудинки начался ледоход. Основная масса льда проскочит быстро, вопрос пары дней, но огромные навалы колотых льдин на причалах грузовых районов порта какое-то время будут лежать. И по реке ещё будет нести льдины.

Я рассчитываю, что дойдём мы достаточно быстро. Скорость каравана будет гораздо меньше, чем у пассажирских теплоходов, но идти предстоит по течению реки, и дней за пять вполне можно управиться. Грузы почти собраны, буксир вот-вот пройдёт комиссию по вводу его в эксплуатацию. Лишь бы непредвиденное не вставало на пути, нервное, сюрпризов не нужно. Загрузились — отвезли. Там загрузились — привезли сюда, всё просто.

Но пока что, похоже, и далёкий Норильск слабо верит в возможность восстановления хоть какой-то логистической цепочки, а большинство обитателей Подтёсово смотрят на меня с сочувствием и даже с жалостью. Заранее хоронят что ли? Верю я и староста — с первого раза получится. Должно получиться. И этой веры вполне достаточно, будем начинать навигацию.

Потому что другого выхода нет, симбиоз нужен был ещё вчера. А там уже возьмёмся и за Железногорск, в бассейне весь деловой флот наш, конкурентов я пока в принципе не вижу.

Ох, быстрей бы…

* * *

Сегодня какой-то особенный день.

Обычно кровососущие насекомые как-то распределяются в очерёдности по времени суток, но сейчас, к вечеру, они накинулись на нас все разом. Бывает такое в начале лета, при спокойной погоде и не сильной жаре, да ещё когда и ветра нет. Вокруг головы возникает рой из мошки, даже издали заметный, как облачко. Чуть подальше, где-то в полуметре, раздаётся слитный звон комаров, а на более далёких орбитах басом заходят на цель пикирующие пауты, как их называют на Енисее, они же оводы. И всё эти кровососы хотят добраться до твоей кровушки одновременно.

Дёгтем в Подтёсово, как и в других деревнях и посёлках на реке, уже не мажутся, как и не носят противомоскитных сеток — в продаже появились современные и очень эффективные антикомаринные средства типа «Гардекса», такими репеллентами и защищают себя люди перед выходом во двор. Некоторые упёртые товарищи эти средства не пользуют, утверждая, что они разъедают кожу. Их сразу видно, ортодоксы передвигаются по улицам очень быстро и всегда покусаны. Никогда этого не понимал. Репеллент вреден, а кожа в кровавых отметинах полезна? В конце концов, возьми версию «Био», ей даже детей малых можно защищать.

Я, конечно, принял штатные меры предосторожности, и единственно, что раздражает, это те самые тучки. Укусить не могут, а перед глазами летают. Нет, всё-таки на северах с этим проще, там вампирская сезонность выражена чётко. С первым настоящим теплом появляются комары, но их мало, основное беспокойство доставляют пауты. Потом они внезапно пропадают, обрадованный комар полностью занимает поляну. Идут недели, и комар теряет интерес к крови, ему на смену спешит мошка. Очерёдность соблюдается, всё прилично.

— Понарассказывал ты страстей, Лёша. Дела-а… — староста с закрытым ртом смешно поводил губами, словно пробуя что-то на вкус, прикурил, наконец-то сигарету, смачно щелкнув золотистой крышкой зажигалки «Зиппо», после чего медленно застегнул две верхние пуговицы кителя, его тоже донимали.

Небо над Енисеем уже темнело, возвещая о скором наступлении вечера. Действие репеллента постепенно заканчивалось, а идти в машину за баллончиком лень. Подняв с травы обломанную веточку, я принялся обмахивать ей вокруг себя, отгоняя снова начавшую свой танец мошкару.

— Вообще-то полезный разговор ты затеял, парень, ведь подобной группы у нас нет, а на одного тебя надеяться негоже, — Василий Яковлевич, с интересом наблюдая за моими манипуляциями, мощно выпустил по кровососам сизую струйку дыма. Его способ оказался действеннее. — Знаешь, устал я что-то за последние дни... Давай-ка отправимся в управу, посидим с тобой, да обсудим всё это немного подробней за бутылочкой коньяка. Сдамся на десять минут под текучку, да и запрёмся.

— А я что, я завсегда!

Он задумчиво смотрел на затон, уже что-то прикидывая и тихо насвистывая себе под нос какой-то мотивчик.

Поднявшись по бетонным ступеням лестницы, ведущей с причала на берег, мимо нас, шумно беседуя, прошли два мальчишки лет десяти с карбоновыми спиннингами и куканами, на которых болталось по дюжине рыбин.

В футболках! И не похоже, что комары им шибко досаждали, интересно, давно они мазались? У светленького за спиной была малокалиберная винтовка с открытым прицелом, а у того, что потемнее кудрями, на ремне висела матерчатая кобура со старой армейской ракетницей, наверняка есть и вкладыш под нарезной патрон. Оба с поясными ножами. Эти к спецназерству не готовятся, зато засидки строят, уверенно ставят силки на боровую дичь, пасть соорудить умеют. Знают рыбные места и способы ловли, работают с сетями. Чингачгуки маленькие: тихо ходить умеют, жару и холод терпят. Каждый может управлять моторной лодкой, мотоциклом и небольшим колёсным трактором, бензопила и электрогенератор им хорошо знакомы.

У них с детства были особые инструкторы, не городские, а таёжные, с обветренными загорелыми лицами, с щетиной, а порой, о, ужас, даже с запашком. Их редко встречаешь в посёлке, гораздо проще на заимках, где они возятся с капканами и занимаются честной ходовой охотой. То есть, пешочком. Они весьма характерно выглядят. Мало кто из этих людей имеет современный камуфляж и оружие, всё старенькое, потрёпанное, но исправное. На плечах — ружья, на ногах — болотники. У них до сих пор в ходу смешные брезентовые палатки домиком, жуткие лодки типа «нырок», которые можно переносить одному, самособранные патроны, и минимум снаряжения вообще.

Ходят-бродят себе меж протоков, рукавов и озёр, потихоньку и очень экономично наколачивают добычу. Где-то на грунтовке стоит трижды реанимированный УАЗ или «Нива». Добыча обрабатывается прямо в поле, багажник принимает полуфабрикат. Далеко не все из них знают о существовании угловых минут и прицельной сетки мил-дот. Они просто очень хорошо бьют гусей и ловят соболей. И, если уж чего подскажут, то не о модели прицела или характере тюнинга, а чисто по делу: «Ты самым низом вкруг озера не иди, через лиственницы не ломись, лезь под ивами, оне не трещат… И вообще, ниже давай, сынок, тише будь!» Они вообще редко говорят о самой стрельбе. Гораздо чаще — о подходе, маскировке, скрадывании, засаде.

Неинтересные люди, в социальной сети с такими молчунами не поболтать. Только очно выпить в звенящей тишине тайги.

Вот только конечный результат их работы всегда впечатляет. С абсолютным минимумом затрат, на минуточку. Конечно, тут можно возразить, что если эксперты из сафари-клубов, прилетающие на вертушках, захотят, то они такого наколотят… Я не спорю, наколотят, если захотят так вкалывать не ради азарта, а ради плана.

Может, захотят, а может, и нет. Непросто изъявить осознанное желание корячиться трое суток по холодным болотам, да ещё с таким пузаном, что многие отрастили в молодые сорок лет. Может, смогут наколотить. А может, и не смогут. Потому что стрелять на чистом стрельбище интересно, а ползать по грязи — нет. На культурной платной засидке в угодьях посидеть интересно, а в простенькой самостройной засаде, без тёплой избы в радиусе двадцати километров — нет. На сверхдорогих вертушках полетать над тайгой, постреливая, где удобно, интересно. А вот пройти пешком километров сто в поисках добычи — ни черта не интересно. Заброситься транспортом и с заповедного места из полуавтомата «Бенелли» с удлинителем наколотить в сезон сотню гусей интересно. Вертушка и заберет тебя вместе с трофеем. А вот отыскивать и набивать регулярно дичь для пропитания большой семьи…

Славные пацаны, быстрее бы они подрастали, отличные опергруппы из таких можно будет составлять. Конечно, к боестолкновению с хорошо обученным и экипированным противником они в принципе не готовы. Но сделать их этих рябят настоящих волкодавов будет гораздо проще, чем из городских ребят. Эти всегда возьмут своё от тайги, можете не волноваться, точно возьмут. Даже если закончатся последние моторки и вездеходы. И сегодня, вижу, хорошо поработали, добытчики, мамкина радость.

На нас они не обратили никакого внимания, увлёкшись своим разговором. Дети гораздо более адаптивны, чем взрослые, они проблем постапокалипсиса, так, как оцениваем и воспринимаем их мы, не разбирают. Сейчас у них по расписанию идёт счастливое время познаний и приключений. Познают быстро. И, надо, заметить, себя они уже вполне могут обеспечить.

— Тогда пошли.

Я первым встал со скамейки, когда он неожиданно сказал:

— Он историк.

— Кто?

— Что ты на меня вылупился, как Ленин на буржуазию? Или краевед, как наша любознательная Дашуля Закревская. Представь, что он всю жизнь изучал историю родного края, копался в архивах и на местах, статьи умные пописывал, лекции детям читал, даже ездил на конференции, передовик научного производства. Со временем дорос до собственных теорий, с возрастом некоторых учёных в появляется тяга к альтернативному. Начал выдумывать что-то своё, потом стал это выдуманное обосновывать, злиться, что получается не очень, принялся тянуть липовые факты за уши, вот и доигрался.

— Кто учёный, этот маньяк? Ты серьёзно, Яковлевич? — спросил я тихо.

— Или старательно выдающий себя за маньяка… — столь же тихо и как-то лениво предположил староста Подтёсово. — На самом же деле, представь такое, Ландур воплощает в жизнь свою выстраданную теорию Нового Мира, осуществляет отсев наиболее мобильных, опасных, которых в выдуманной им схеме много быть не должно, такой вот расклад. Но это я так, в порядке фантазии. Ладно, двигаем.

— Не, мне подумать надо. Давай сделаем так, — предложил я. — Пока ты будешь отдаваться на растерзание ходоков, я домой заскочу. Кота покормить нужно, да и переоденусь, пожалуй. В правление подъёду через полчасика.

Дом у меня маленький, уютный, находится почти в центре. Сам выбирал. И соседи хорошие, в плане того, что их почти нет, соседей. Тихо вокруг, лишь через три дома живёт одна многодетная семья. Двор тоже на загляденье, ни черта в нём не посажено, лишь две высокие берёзы стоят у сарая. Сейчас все записались в садоводы-огородники, выращивают всё подряд, держат кур и кроликов. Я бы тоже запросто мог, люди помогли бы освоить. Да некогда, и смысла не вижу. Не для семьи моё жилище, маловато будет. А большее заводить пока что нет повода.

Так и живу с котом по имени Гаранд. Пушистый, редкой окраски для кота, безумно рыжий, почти до конопушек. Котяра напомнил мне американского сержанта из поздних вестернов, и марка винтовки пристегнулась как-то сама собой. Большую часть времени усатый проводит в поселковой зелёнке, где гоняет птиц и мышей, но меня Гаранд встречает всегда.

— Не усни там, а то что-то у тебя, Алексей Георгиевич, глаза стали сизыми.

— Есть такое дело, клонит, постараюсь успеть кофейку глотнуть, а потом к тебе двину, — признался я, уже открывая дверь «Фронтеры».

Но двинуть мы не успели.

Как раз в этот момент в предварительное окончание нашего разговора вклинилось тихое, едва слышное стрекотание. Затем со стороны улицы Калинина послышалось быстро нарастающий шум мотоциклетного двигателя, а спустя секунды из-за поворота выкатил наш родной зелёный «Урал» с коляской, управляемый лихим, в хорошем смысле слова, человеком Иваном Горелым, бессменным адъютантом Храмцова. Заметив стоящие автомашины, Ваня резко прибавил скорость и по Заводскому переулку рванул в нашу сторону.

— Твою мати на полати… — только и выговорил староста.

Пришлось понимающе кхекнуть. Горелый своё дело знает туго, и по каким-либо пустяками отвлекать в кои-то веки сбежавшего от суеты шефа не будет. Значит, произошло действительно что-то неординарное, я бы даже сказал, чрезвычайное, хреново дело. Разогнавшись выше меры, Иван с крутым поворотом затормозил далековато от нас, при исполнении которого колесо коляски поднялось в воздух, а сам он еле удержался в седле.

Выскочил, и бегом!

— Василий Яковлевич, срочное дело! Зуб даю! — заорал он на ходу, и тут же грамотно подстраховался: — Не-не, с Лилией Павловной всё в порядке, у нас тоже всё хорошо, вертолёт разбился!

В последнее время я ошибаюсь редко.

Этот невысокий жилистый крепыш в солнцезащитных очках-каплях, не совсем подходящих к его курносому носу, коротко стриженной щёточки над губой и свисающим по-казацки кончикам усов, был по-настоящему взволнован.

— Какой вертолёт, чей? Где? — в отличие от помощника, староста особой тревоги не проявил. Да он вообще, считай, не озаботился. Трудно после апокалипсиса найти в себе сочувствие к чему-то абстрактному, не касающемуся напрямую тебя лично или вверенного тебе коллектива. Чужой вертолёт, и что? Тут целые города и посёлки вымерли…

Давненько мы не видели летательных аппаратов.

За полгода — ни одного инверсионного следа в свободных небесах, отлетались пассажирские джеты, закончилось их время. Чем завершилась воровская операция американцев по сманиванию наших соотечественников за рубеж, я знать не мог. Взлетающие борта видел вблизи, во время разведки. Позже рассказывали, что в районе аэропорта Емельяново видели нехорошие чёрные дымы. Может статься так, что народные мстители от злости сбили на взлёте парочку воздушных судов. Во всяком случае, «Боингов» давно уже не видно. Вертолёты же ещё долго мелькали на горизонтах, и почти всегда это были Ми-восьмые, принадлежащие разным конторам и авиакомпаниям. Но все они к ранней весне, когда до ледохода было ещё далеко, где-то устало присели. Благополучно, наверняка, приземлились далеко не все, в тайге сейчас битой авиатехники хватает, сам не так давно находил разбившийся борт, «Аннушку». В последний раз я видел пролетающий геликоптер в районе Лесосибирска.

Нам до всей этой авиации дела не было, потому что и авиации было глубоко плевать на нас. Ни один депутат или краевой чиновник не появился, чтобы узнать, как там электорат себя чувствует, все летательные аппараты спешили куда-то по своим делам, но в Подтёсово садиться для знакомства с обстановкой никто не захотел.

— Восьмёрка, поди, — подсказал Храмцов, не торопясь забираться в салон джипа. Я тоже замер, надо же послушать, что в мире творится.

— Нет! Считаю, что это был «Робинсон».

Пока что я, как и староста, мало, чего понимал, а Иван всё никак не мог отдышаться, чтобы начать нормальный доклад.

— Счита-аешь?! Почему не «Белл», что-то непохоже, чтобы ты сам его видел.

— РДО! РДО получили! Из описания Шведова. Он-то в вертолётах не разбирается ни шиша, Василий Яковлевич, вы же его помните, деревенщина махровая. А меня не обманешь, по деталям сразу признал! Robinson R44, сине-белый, частник, скорее всего. Но самое главное: он опергруппу запрашивает! Срочно, говорит, присылайте, дурью орёт!

Горелов всегда позиционировал себя, как эксперта в абсолютно любых вопросах. Надо признать, знал и умел он действительно много. Но болтун Ваня знатный.

Запрос опергруппы? Вот это уже необычно.

РДО — это радиограмма на сленге маркони, то есть радистов.

Артём Шведов мне немного знаком. Вполне нормальный мужик, закоренелый холостяк средних лет. Промысловик опытный, правда с небольшим местным стажем, появился в Сыме года три назад, приехав из Томска, причём с деньгами и техникой, видать, обдуманно. Хороший рыбак и охотник, спокойный и уверенный в себе человек. Единственный, кто остался жить на далёкой фактории.

В подобных глухих таёжных деревнях, судя по количеству джипов, которых я наблюдал на улицах, те кто не пили, жили неплохо. И, что самое главное, там у людей совершенно другое отношение к труду. Все находились примерно в равных условиях, ибо промышленности как таковой не имелось. Бюджетных мест немного, и зарплата с гулькин нос. У Артёма всё было в порядке, слышал, сплетничали женщины, обсуждая холостяка... Хороший дом, внедорожник, корейский «Терракан», грузовичок японский, снегоход, моторка. Кормит его огород. река и лес. Большую часть добытого, как и другие, сдавал по контрактам. Зимой охота, ловля пушного зверя, там соболька можно добывать, белку. Я с ним один раз сталкивался мимолётно, когда он приезжал по делам в Подтёсово.

Почему Шведов не удрал из опустевшего, поселения, постаравшись прибиться к правильным людям, один бог ведает. Покинутая речка, село Майское люди тоже оставили. Продукцию сдавать стало некому, снабжение прекратилось в принципе, а Енисей достаточно далеко, не наплаваешься… Охотники говорили, что человек он себе на уме, однако в отшельнических настроениях замечен не был, в своё время даже собирался поступать в юридический, на заочное отделение. Тем не менее, вышло так, что именно в отшельническом состоянии Шведов и завис.

В его распоряжении имеется неплохая рация, так как в Сыме работала недавно заново отстроенная метеостанция. Редко, но на связь с нашим радистом Шведов регулярно выходит, и считается членом подтёсовской общины.

М-да, даже представить себе не могу, что там мог делать неведомо кому принадлежащий частный или коммерческий вертолёт, сохранивший годность к полётам. В этой глуши сейчас не живёт никто!

Староста невесело выдохнул через поджатые губы и сделал приглашающий жест рукой, продолжай.

— Он сказал радисту, что… — Ваня начал было вещать по сути вопроса, но тут ему на щёку сел огромный паут.

— Ну? — нетерпеливо рявкнул шеф, щелчком указательного пальца заботливо сбивая кровососа с лица подчинённого.

Наконец-то адъютанта прорвало.

Потрясая запорожскими усами и мелко брызгая слюной, он начал громкую, весьма эмоциональную речь, развернувшись к начальнику полубоком, чтобы видеть и меня тоже. Иван размахивал руками, теребил пуговицы короткой кожаной куртки, попеременно указывая то на северо-запад, то есть в сторону фактории, то на берёзовую рощу, то на небо. Он захлёбывался, сбивался, заикался и крутил концы рукавов. Сильно мужик волновался, это очевидно. Но от чего, чёрт возьми?

Глава посёлка слушал его очень внимательно, склонив большую голову к плечу, а кепку сдвинув назад — так ему было удобней вытирать пот. А же я пока благоразумно помалкивал, не торопясь встревать и, возможно, попасть под горячую руку. Есть такая штука, как субординация. Да и вообще не люблю, когда кто-нибудь вмешивается в деловой разговор, а уж тем более служебный разговор.

Так, что-то вырисовывается среди из этого тумана.

Что мы имеем: неизвестный вертолёт упал западнее фактории Сым на одноимённой реке, довольно далеко, куда Шведов планово, как он сам утверждает, направился с целью проверить одно из отъезжих зимовий, самое дальнее. Раньше там проживал какой-то старик из старообрядцев с взрослой дочерью, который чуть меньше года назад после отъезда уставшей от тайги и одиночества дочки в Красноярск пропал в тайге.

Мне понятно, зачем Артём туда поехал. Решил посмотреть, не осталось ли в зимовье полезных ништяков, у староверов может обнаружиться самое необычное и неожиданное. Я бы тоже обшмонал всё в округе.

Robinson R44 лежит почти на берегу, прямо возле маленькой промысловой избы, чуть не повредив установленный рядом лабаз. Судя по всему, после жёсткой посадки, которая произошла далеко не вчера, он частично разрушился и загорелся. Запоздалая находка, сейчас ничего уже не исправить, и никого не спасти. Да и следов мало осталось.

— Ну и причём тут опергруппа? — терпеливо уточнял староста. — Как говорят пилоты, что упало, то пропало. Ты же говоришь, что Шведов определил время катастрофы чуть ли не с квартал назад!

— Как это причём, я разве ещё не сказал? — делано удивился адъютант, явно оттягивая момент информационного катарсиса. — Иностранные солдаты же в нём летели, военные! Агрессоры! Трое шварценеггеров! И пилот.

Тут уж я вмешался сразу, громко хлопнув дверью «Фронтеры» и быстро подходя ближе со строгой однозначной командой:

— С этого места подробней, Иван.

Староста хмуро кивнул, быстро поняв, что история с крушением в тайге выглядит действительно гораздо серьёзным, чем ему только что представлялось, Горелый продолжил. После начавшегося жёсткой посадки и пожара выживший а аварии экипаж укрылся в небольшой промысловой избе, скорее всего, кто-то из них получил ранения или травмы, возможно, тяжёлые.

А потом внезапно все умерли. Прямо в избе, там и остались.

— С чего он вообще решил, что это враги?

— Алексей Георгиевич, ну, дык… Форма у них, говорит, была необычная, современный такой камуфляж, ненашенский, поэтому и…

— И что, это диковинка? У твоего непосредственного начальника, между прочим, тоже современный армейский камуфляж, иностранный. «Мультикам».

Смешно выпучив глаза, адъютант с невольным, и очень нехорошим подозрением уставился на старосту, да так, что тот невольно поправил китель, со смятением посмотрел себе на пузо, потом на меня и выплюнул, наконец-то, сигарету.

— Так оружие же! Оружие у них импортное!

— Какое? — спросили мы в один голос.

— Шведов-то у нас не дурак, посмотрел, что написано, марку разъяснил. Автоматик этот чем-то похож на американскую винтовку, а написано там AG-3.

Чёрт возьми, ведь до последнего момента надеялся, что этого названия ещё долго не услышу! Век бы его не слышать. Я значительно посмотрел на старосту, уже ждавшего моего взгляда, давая ему понять, что без опергруппы тут действительно не обойдётся.

— Знакомая пушка, товарищ Исаев? — спросил он. А в голос-то уже напряжение…

— Ещё как, — зло откликнулся я. — На вооружении норвежских егерей чаще всего именно такие и состоят. Это 7,62 мм автоматическая штурмовая винтовка AG-3. Клон, норвежская версия германской G-3 с подствольником. Для ближнего боя они могут брать и 9-мм пистолеты-пулемёты MP-5A3, но я таких не видел, в Арктике ближний бой не шибко актуален.

— Что ты меня грузишь калибрами да марками, — поморщился староста, — скажи коротко, оружие хорошее?

— Хорошее.

— Армейские, значит, басурмане?

— Не просто армейские. Это полярные егеря NORSOF, Василий Яковлевич, арктические подразделения спецназа Норвегии... Ваня, а пулемёта «Миними» у них не было? Берут в усиление. И какое личное оружие?

— Автоматов всего два, причём один повреждён, а пистолетов на трупах не было. Про пулемёты не знаю, мы ведь его и не спрашивали, кто же знал, что надо спросить. И не успели бы спросить! Там всё сложней, мужики! — переволновавшийся адъютант все-таки сорвался с упряжи субординации, но никто на это внимания не обратил.

— Из короткоствола у них обычно «Хекклер-Кох» P7 или «Глок-17», — размышлял я вслух. — Должны были быть, странно. Или кто-то уже подрезал? Шведов там внимательно всё осмотрел?

— Да говорю же вам…

— Подожди, Горелов, ты не суетись, основное уже понятно, а остальные детали потом доскажешь. Что Алексей Георгиевич, как мыслишь, серьёзные ребята?

Я скрывать не стал.

— Коллеги по ремеслу, можно сказать. Серьёзные, с норвегами у меня личные счёты. Правда, последняя волна егерей — скороспелки из призыва, не та подготовка, хотя по конкретному случаю говорить рано, на месте нужно смотреть. У норвежцев есть ребята гораздо серьёзней, подразделение «Финмарк», например... Но его на такой дальняк тратить не станут. Хотел бы на это надеяться.

— Не понимаю. — Храмцов яростно раздавил окурок ногой, вминая его в песок. — Не укладывается в голове. — Он грохнул широкой ладонью по капоту японского внедорожника. — Три пассажира-диверсанта и пилот! Откуда в этой дыре такая прорва норвежцев?!

— Готовились совершить диверсию? — осторожно предположил Ваня.

— Какую диверсию… Они выходили, долго, — хмуро произнёс я. — Застряли где-то на севере, скорее всего, а там сейчас дорожки отхода нет, многометровый лёд. Подводная лодка не заберёт. Вот они и попёрли на юг, подскоками, плечами, заранее прикинув, где смогут подзаправиться. Сколько там у «Робинсона» плечо, километров шестьсот?

— Чуть больше, — подсказал Ваня.

— Может быть, они решили к железке и к автотрассе в районе Красноярска не соваться, а в районе рек Кас и Сым перевалить в Обский бассейн, всё поближе к Европе.

Слушали меня внимательно.

— Я предлагаю не пороть горячку. По моему мнению, товарищ староста, — негромко, но твердо сказал я, глядя ему в глаза, — необходимо спокойно дождаться более точных сведений от Шведова. Поговорим с ним ещё раз. Я поговорю. За сутки просчитаем расклад, а там уж можно будет принимать решение по составу опергруппу и срокам.

— Факт важный, но совершать необдуманные поступки не будем, — кивнул Храмцов.

Наши выводы отчего-то очень не понравились адъютанту.

— Это ещё не всё, Василий Яковлевич, — вздохнул он.

— Давай уже быстрей, — попросил я, поморщившись, какой-то умелый комар залез под брючину, и теперь там чесалось.

— Как же мы узнаем, если теперь Шведов на связь не выходит? — трагическим тоном объявил Горелов, и я понял, что история ещё не закончена.

— Да говори же ты! — пробасил староста.

— Пытался, а вы всё о своём, перебиваете постоянно. Артём там что-то увидел. Что-то страшное. Мистическое! — последние три слова он прошептал с выпученными глазами.

— Это ещё что за бред! — возмутился староста.

Я тоже не смог сразу включиться. Мистика? Этого ещё не хватало. Хоть таёжники на людях всегда отмахиваются от таких тем, на самом деле лично относятся к вопросу очень осторожно, если не опасливо.

— Вот вам крест! — вестник плохих новостей дотронулся до груди, где из-под воротника рубашкой выглядывал чёрный шнурок. — Я сам офонарел! Настолько страшное, что наш радист, как с самого начала рот открыл, так его и не закрывал, поняв состояние Артёма. Там истерика! Говорю же, Шведов орал без перерыва!

— А вот врать не надо. Ты же сказал, Иван, что пришёл в радиорубку после того, как мальчишка тебя позвал, только к середине сеанса.

— Ну да! Василий Яковлевич, наш радист сам признался! — парировал Ваня, легко переобувшись.

— И что именно увидел и где? На заимке, на берегу? — не понял я.

— А вот это загадка, — пожал плечами Горелов, поочерёдно взглянув на нас обоих. — Дело в том, что Шведов сам прервал сеанс связи, заявив напоследок: мол, закрываюсь в своей избе до момента приезда опергруппы, пока всё не успокоится.

Староста Подтёсово, раздраженно передернув плечами, промолчал, да и у меня слов не нашлось. Что могло настолько крепко напугать взрослого, тёртого, опытного и умеющего жить в отшельничестве таежника? В тайге всякое может примерещиться, порой очень нехорошее. В глуши да в одиночестве чему угодно поверишь, в любую мистику. Порой страх так прижимает, что бежать охота, со мной бывало. Но ведь не до такой же степени, чтобы орать на сеансе! А Шведова — до такой.

С полминуты мы молчали, переваривая полученную информацию.

— Да уж, ошарашил… — шумно перевел дух Храмцов. — Ладно, примем и это. Так я жду, товарищи, как говорится, офицеры. Какие на сей счет имеются практические соображения?

Владелец красной моторки закончил обкатку, затащил лодку с поднятым сапогом мотора на песочек пляжа возле дебаркадера, и теперь начал подниматься по лестнице, направляясь в нашу сторону.

— Ясно, что ехать нужно, Василий Яковлевич, вот что я скажу, там наш человек ждёт, — объявил я. — Пока что это единственное соображение. Едем. Помолясь на дорожку, а может, и иконы взять в защиту от нечисти, раз такие херцы-берцы обрисовываются... Шучу. Но давайте завяжем тут истуканами стоять, а? Поедем в управу, тут люди ходят.

— Ага, ага, — Храмцов нервно вырвал из пачки новую сигарету, прикурил, сунул в рот… и замер, устремив в пространство над затоном невидящий взгляд. Сказал азартно: — Родилась гипотеза, товарищи!

— По машинам, — уже твёрже предложил я, и он, махнув тонкой дымной струйкой, грузно полез в салон большого чёрного джипа. Накрылась компанейская пьянка с добрым мужским трепом по душам. Посовещаемся, и придётся мне опять идти в компанию к коту Гаранду, пусть хоть он о ноги потрётся. И к Екатерине в общагу не сходишь, уехала она по вызову на карете скорой помощи, в деревню по соседству, роды там.

Что за невезенье…

Время для проведения операции есть. Долгожданно деловая, а не мародёрская навигация, самый настоящий северный завоз начнётся через полторы недели, когда наш караван из четырёх самоходных судов и трёх барж отправится вниз по течению. Можно и прокатиться. Вот только…

Облака всё так же плыли на восток, спеша по своим атмосферным делам на Лену, а потом, может быть, и на солнечную Колыму. Енисей-Батюшка по-прежнему величаво нёс свои воды к холодным бескрайним низовьям, высоченные берёзы стояли, не шелохнувшись, и лишь тихий шёпот листвы звучал в лиственном бору, да гудели вечные комары. Вечер и вечер. Даже людское поселение продолжало жить своей древней жизнью, так же, как жили тут предки, и как, не смотря ни на что, будут жить потомки. Всё было привычным, каким-то светлым, что ли… И в этот тихий енисейский вечер, спустившийся на берег затона, мне особенно не хотелось прикасаться к чему-либо мистическому, непонятному, а уж тем более к страшному, потому что предыдущие прикосновения совершенно не понравились.