Глава 11
Северный завоз
РДО «ПДП Дудинка» — «Каравану»:
Производственно-диспетчерский пункт подтверждает накопление необходимого вам количества каменного угля категории СС Каейрканского месторождения КУР-2, как и готовность к его погрузке. Дизельное топливо марки А в наличии, как производства Дудинского НПЗ, так и газоконденсатного, для аккумулирования потребного количества бензина марок АИ-82 и АИ-95 потребуется ещё два дня. Доставка груза мороженого мяса ДСО, нельмы и чира к грузовым причалам порта не осуществлялась для предотвращения возможного дефростирования продукции, и будет произведена оперативно для скорейшего помещения в рефрижераторы каравана.
Выделение двадцати ящиков винтовочных патронов калибра 7,62х54R в ассортименте подтверждаю. Согласно вашей вчерашней заявке собраны комплекты радиосвязи на базе трансиверов Yaesu FT-2000D — 1 шт., Yaesu FT DX-1200 — 2 шт., Kenwood TS-2000 — 2 шт. с сопутствующим оборудованием и наборами антенн.
К сожалению, вопрос лоцманской проводки от Игарки пока не решён ввиду острой нехватки кадрового состава вольных рейдеров, принимаем срочные меры по решению, в Потапово встретим обязательно. Подпись. Начальник производственно-диспетчерского пункта Звягин.
Обед был в самом разгаре.
Майя уже торжественно внесла пельмени, ребята вовсю сгребали их на тарелки, а я всё сидел с зажатой в руке вертикально вилкой и смотрел в иллюминатор кают-компании, следя за приближающимся к дебаркадеру маленьким буксиром РБИ ярко-красного цвета, который упрямо бодал носом волну, увозя странноватого старосту Туруханска и двух непутёвых нарушителей спокойствия.
У дебаркадера почему-то никого не швартовался, а на фалинях и вынесенных якорях стояли два баркаса и разъездной катер. На берегу в ожидании начальства стоял белый «Рейнджровер», рядом с ним на гальке распласталось камуфляжной расцветки судно на воздушной подушке. Над крутым обрывом виднелось узнаваемое низкое здание, принадлежащее Туруханскому Свято-Троицкому мужскому монастырю, самой северной православной обители — сохранившийся с XVIII века соборный храм с северным приделом. Большая часть монастырской территории — пустырь, лишь с западной стороны растут деревья, посаженные монахами. Правее, на небольшом причале замерла грузовая машина, работал судовой кран небольшого сухогруза, суетились трое. Наверняка, сухогруз пойдёт в Туру. Что же, здесь есть жизнь. Вдали простиралось бесконечное море тайги с характерным для этих мест редколесьем...
Пельмени, надо сказать, правильные.
Размером — ещё немного, и в рот уже с натягом. А вот такие после надкуса сразу во рту оставляют весь сок. Его, сока много, свинина с лосятиной. Питание в экспедиции качественное, никакого сушняка, всё из свежих продуктов, с пылу, с жару, основанное на всём многообразии великой русской кухни от книги Молоховец до последних веяний. Качество отчасти подкрепляется конкуренцией. Мне, как человеку, не обременённому солидарностью конкретной судовой роли, позволительно обедать хоть здесь, на «Аверсе» у Кофмана, хоть на «Провокаторе», где на камбузе при помощи кухрабочей Глебовой совершенно волшебно стряпает несравненная Элеонора Викторовна, жена шкипера Петлякова. Сами женщины всегда едят у себя дома.
— Товарищ начальник экспедиции, да кушайте вы уже! — проворковала она и, бросив взгляд на огромную тарелку, с которой Мозолевский стягивал предпоследние, добавила: — Новые закипают, сейчас принесу!
Я, взяв бинокль, опять повернулся было к иллюминатору, но девушка, остановившись у дверей, неожиданно обернулась и выдала:
— Папа вообще вчера сказал, что вам по должности положено спецпитание, отдельное время приёма пищи и серебряные приборы!
Крякнув, я неодобрительно посмотрел на капитана «Аверса», на капитана «Аверса», который, совершенно не отвлекаясь на размышления о кошерности, метал пельмени с отменным прилежанием. Уверяет, что в дальней экспедиции можно.
— Майя, — нехотя оторвался от тарелки Кофман. Сок последнего пельменя поплыл я края губы по бороде. — Я ж шутковал!
— Конечно, шутковал, — иронично согласился голосок-флейта. — А ещё сказал, что товарища начальника экспедиции положено свежей осетриной кормить, с хреном. Осетрина-то, она ведь похлеще «Виагры» будет, каждый на реке знает. Потому и запрещали власти холопам её добывать да кушать, не дай Бог, ещё порасплодятся, как мухи…
— Майя! Какая «Виагра»? — второй раз окликнул дочь капитан, уже жёстче. — Что это за разговоры такие фривольные?
— Ах да! — словно опомнилась колкая чертовка, легонько хлопая себя по лбу, — мне же мультфильмы про смешариков пора смотреть! И рукоделье.
Двери закрылись, мужики загыгыкали.
— Хорошо, что твоя Екатерина не слышит, — заметил Мозолевский.
— Убила бы меня, — поддакнул я.
На длинной деревянной лестнице, по которой пассажиры поднимались от дебаркадера к посёлку, прямо посередине стоял какой-то дед, разглядывающий нас в бинокль. Над ним на заборе красовалось кривое граффити, выгоревшее, полустёртое.
— Как вернёмся в Подтёсово, так сразу жениха буду ей искать, хватит уже мне мучиться! — громогласно решил Кофман, решительно потянувшись за полотенцем. Сегодня он был не в крошечной кипе, а в шикарном стетсоне с золотистой кокардой из двух скрещённых винчестеров.— А где пельмени?
— Совесть имей! — возмутился я, — съел ты уже свои пельмени.
— А ты не спи. Будто буксира РБТ не видел.
Караван ещё не проснулся после ночной якорной стоянки возле Туруханска. Регламент давно отработан: стоим все вместе, борт к борту, не растягиваясь, так легче нести парные вахты. Суда встали рядом, не подходя к самому дебаркадеру, и так судовой ход сложный, кривой, составу придётся разворачиваться, а высадка не планировалась… Была и ещё одна причина, возникшая после первого раунда переговоров, из-за которой решил не швартоваться у берега.
И правильно сделал, как выяснилось утром.
Нижняя Тунгуска. Троицкая Тунгуска, Мангазейская Тунгуска, а с подачи писателя Шишкова, который участвовал в составлении первой лоции Нижней Тунгуски, ещё и Угрюм-река.
Суда прибыли к её устью с опозданием на одни сутки против расчётного графика. Енисей-Батюшка с каждым десятком километров подхода к Туруханску становился всё шире и шире, домишек по берегам встречалось всё меньше, и каравану приходилось проплывать по несколько часов, прежде чем встретить на берегах хоть какую-нибудь текущую жизнь или признаки былой. Зато уже чувствовалось, что мы движемся на север — начались белые ночи. В полночь солнце, хоть и уходило за горизонт, заставляя небо играть яркими красками, но и тогда его лучей было достаточно, чтобы небосклон достаточно долго оставался светлым. Не успеешь оглянуться, стоя на вахте, как закат плавно переходит в рассвет, и светило снова поднимается на западе, здравствуй, новый день…
Это ещё что, после Туруханска караван пересечёт Северный Полярный круг, и начнётся настоящий полярный день — солнце, даже будучи спрятанным за тучи, будет светить круглосуточно.
Енисей раздался вширь, местами до трёх километров. Здесь нет таких потрясающих красот, как, к примеру, в Осиновских щёках, возле Кораблика и Барочки или ещё южней в живописных окрестностях Атаманово, но и тут нельзя не заметить особое очарование великой реки — величественное безмолвие и неукротимую суровую мощь недаром существует поговорка, что в низовьях Енисей могуч...
Стало холодней, на палубе уже без куртки никак, озябнешь. Сегодня с утра был сильный туман, затем подул холодный северный ветер, Батюшка покрылся рябью, а там и волна поднялась. По небу побежали низкие дождевые тучи.
Обедаем в две смены. В кают-компании пятеро: я, Слава Кофман, Миша Мозолевский, Сашка Васильев и Тимур Галиев, механик с «Гдова», остальные отобедали и разошлись по постам. Даже наш ветеран Геннадий Фёдорович ради пельменей сбежал с «Провокатора» к первой смене, рискуя по возвращению нарваться на скандал.
— Вот же, зараза, опять забыл, как его фамилия-то? Вылетает, — попросил я помощи.
— Малонакольный, — напомнил Тимур. — Он когда-то работал метеорологом, потом экологом в какой-то компании, что ли. А вот, гляди же, старостой стал.
Галиев — добродушный, спокойный и смышлёный мужик, расторопный, без ленцы. Типаж, как и у Кости Шинкаренко, капитана «Гдова», сангвиник. По молодости, говорят, Тимур сигарету не выпускал изо рта. Но такой же молодой Шинкаренко, с которым они знакомы очень давно, в ту пору был человеком резким, и никогда не брал с собой в дальние рейсы курящего помощника. И Галиев, очень желая пропасть в экипаж, бросил на два месяца курить. А затем и совсем. Игра судьбы в том, что сам капитан вскоре, как и многие шкиперы тех лет, пристрастился к заново входящей в моду трубке. Делятся с капитаном «Аверса» самолично собранными смесями.
— Если бы я имел такую фамилию, то вышел бы на демонстрацию протеста, — буркнул Кофман.
— Что-то искажённое, зоной отдаёт, — подумал я.
— Малохольным его зовут в Туруханске, — послышалось от дверей, где возникала Майя с огромной тарелкой, окутанной паром, — подружка рассказывала, когда их эвакуировали в Енисейск. — Вот тут с краешку, осторожно, Алексей Георгиевич, из осетринки лежат, десять штучек, попробуйте.
— Дискриминация! — заорал Кофман.
— Ничего не знаю, — я протянул через стол обе руки, бережно принимая вкуснятину, — мне отныне спецпитание положено и вилка из серебра. — Это что? Стоп-стоп! Куда! Сволочи, не толкайте, дам я вам попробовать, дам!
Мужики быстро растащили по одному пельменю с начинкой из осетрины, и я торопливо отодвинулся на дальний конец стола. Хоть хрен у каёмочки остался лежать…
— Глупый куркуль, — резюмировал Мозолевский, относительно самой фамилии туруханского старосты не высказавшись.
— Все они одинаковые, кто на больших притоках сидит, — поддержал его Слава. — Что Магеррамов, что этот урка из Бора.
— В Бору всё-таки несколько другое, там криминал, — заметил я коротко, чтобы сильно не отвлекаться. Друзья друзьями, а пельмени пельменями, могут и накинуться.
— То же самое! На боковое надеются, самостийность их греет!— зло отрезал Кофман. — Он что, на помощь со стороны Иркутска рассчитывает, а может, из Якутии?
Его дочка, фактически уже накормив всех желающих, вытерла руки о белый передник и осталась в кают-компании, подсев к отцу. Положила голову ему на плечо, и тот, мгновенно разгладив на лице морщины, смягчил тон:
— Этот Малохольный, он же ещё и народ с бестолку сбил, похоже, — продолжил он тише. — А какие перспективы на Тунгуске? Я всю Угрюм-реку на буксире прошёл, видел и знаю каждый камень! Городов нет, заводов и фабрик тоже, промышленности практически ноль, одни промыслы. Плотность населения минимальна, из крупных поселков только Тура да Туруханск. Ну, ещё есть пристань Кислокан, села мелкие: Преображенка, Ерёма, Ербогачен, Юкта, Тутончан, Нидым... Климат, как и положено, суровый, рельеф пересечённый. Река для навигации очень сложная, участки часто пересыхают, все генеральные грузы по северному завозу только в паводок гнали, потом уж добавки шли... Климат, как и положено, суровый. Чем тут заняться в автономке? Графитом? Что ещё? Есть песчано-гравийная смесь с Монастырского месторождения.
— Исландский шпат, — добавил Михаил.
— Это актуально? — усмехнулся Слава. — Ну, золото, ещё.
— Нефть же тут искали! — напомнила Майя.
— И где та нефть? — с усмешкой спросил Михаил.
— Скатятся они без участия в енисейской навигации, и даже не в девятнадцатый, а в восемнадцатый век, когда на Нижней Тунгуске начали образовываться первые управы тунгусов, — уверенно заявил Кофман. — Правда, тогда началась динамика освоения. Хлебозапасные магазины возвели, по краю распространялось православие, при миссиях и монастырях строились школы и больницы для инородцев. Так ведь Империя работала, в своём интересе! Всё кипело, в Туруханске гудела знаменитая пушная ярмарка...
Туруханск — невезучий городок.
А ведь старт, можно сказать, у него был удачным. К концу XVII века построенный в селе Монастырское Туруханский Троицкий монастырь уже имел заимки в верховьях Угрюм-реки, скупил у промышленников двенадцать зимовий в низовьях Енисея и вдоль побережья Ледовитого океана. В середине XVIII века монастырь владел уже двадцатью тремя зимовьями на севере Енисейского края, это около пятидесяти процентов всех зимовий района. Именно рядом с монастырём, в устье Тунгуски был основан Ново-Туруханск, то есть современный Туруханск. Роль его стремительно возрастала. Сюда из Мангазеи перебрался воевода, вовремя понявший, что размытый фронтир ушёл далеко за Енисей, пушной зверь в тазовских районах испромыслился, и само географическое расположение Мангазеи, как административного центра, начало терять всякий смысл.
Но потом что-то пошло не так. Взяли, и устроили тут общеимперскую ссылку, собирая, кроме политических, и всякую нечисть. Затем скорость освоения северов снизилась, открылись пути на благодатный юг губернии, и Туруханск начал последовательно терять все свои статусы, переходящие сначала к Енисейску, а затем и к Красноярску.
Городок оказался слишком далёк от металлургических заводов Норильского комбината, чтобы заинтересовать этого богатого гиганта, здесь так и не была построена плотина, готовая влить свою электроэнергию в сеть каскадов Таймырских ГЭС, газовики и нефтяники проходили мимо. Захирел городок.
— Он и перед войной был каким-то, неухоженным, что ли, асфальта почти нет. Вроде бы и докопаться особо не получается, а неуютно как-то, — капитан машинально провёл пальцем по широкому латунному ободу ближнего к нему иллюминатора. — Соседняя Игарка, ничуть не меньше претерпевшая со времен перестройки, всегда чистая и светлая. Чистая! — поднял он палец, демонстрируя как сказанное, так и полный порядок на судне.
— Виноваты не столько мечты о самостийности, а… Тут другое, — заметил я.
— Да что другое-то? — вскинул брови Слава.
— Сами жители всегда говаривали о постоянной проблеме менеджмента, Слава, давняя проблема. Местные сильно натерпелись от назначенцев, которых им присылали из столицы, — я отодвинул от себя посуду. — Вся история поселения связана с дурным управлением. Так что они теперь никому не верят. Боятся, что если под нас пойдут, как они понимают предложение Штаба, то опять останутся с носом.
— Но мы же им дело предлагаем! — возмутился Васильев.
— Все дело предлагали… — коротко, но ёмко напомнил Михаил.
— За десертом пошла, — предупредила, вставая, Майя.
Бездельно стоящему на лестнице деду разглядывание каравана надоело, и он, заметив наблюдение, показал средний палец правой руки. Я же в ответ, шире приоткрыв иллюминатор, приветливо помахал ему биноклем. Зря ты так, дёдушка. Вот загноятся у тебя ядовитые зубки, задумаешься… Нет у вас, наверняка, стоматолога, это редкая удача. А вот у нас есть, двух из Красноярска вовремя вывезли. Так что попомнишь ты ещё свой корявый перст, чтоб тебя паут в межпалье жахнул, лося старого!
Союзников в Туруханске я обрести не смог, что-то сделал неправильно …
А без договора дела не будет. Не могу оставить большой запас жидкого топлива, потребного для следующих арктических караванов, не будучи уверенным в его полной сохранности. Запросто спалят распоряжением Малохольного в перевозках по Угрюм-реке! И что, войну объявлять?
Нижняя Тунгуска очень сложна для судоходства.
Весенний паводок — это высокие горизонты воды, в это время судам невозможно пройти через Большой порог. Устойчивое судоходство весной возможно в течение всего одного месяца. Осенью, в сезон дождей, вода поднимается до приемлемого уровня, и в течение десяти суток можно забросить грузы в Ногинск и Туру. Работать в течение всей навигации невозможно даже мелкосидящими судами, а на один месяц она становится исключительно мелководной. И зачем нужен весь этот геморрой в отсутствие средств и кадров? Как по мне, то стоит вывезти из Тунгуски всех оставшихся жителей в Туруханск, создав здесь жизнеспособный большой анклав. Но для этого нужна воля руководителя, и сила убеждения. Не для Малохольного поле деятельности. Ну, уж что есть… Пусть покувыркаются. Какое-то время Туруханск способен продержаться, материальных ресурсов для такого количества людей хватает, топливные танки на местной базе ещё не опустели. А там я к ним снова пожалую.
На реке заиграла довольно высокая волна, от ударов которой подрагивал корпус тяжёлого буксира, состав даже покачивало, как будто он стоял не на речной якорной стоянке, а на морской. Ветер, начавший дуть пару часов назад, всё не стихал, из приоткрытого иллюминатора веяло сыростью.
— Может, из «Корда» пока постреляем, испытаем турели? — предложил Кофман, глянув на большую тарелку, на которой оставалось, но уже иссякало.
— Никаких стрельб! Отъедем от посёлка, там и испытаем, — вмешался я.
— Пару выстрелов!
— Ты себе не представляешь, какой эффект вызывает стрельба из такой дуры, Слава. Подумают, что дракон прилетел.
— Пожалуй, негоже будет возле самого посёлка палить, особенно после случившегося, напугаем, — осторожно высказав сомнение, поддержал меня Мозолевский.
— А ловко мы их с Игорёней повязали! — тут же вспомнил о своём эпическом подвиге словно ожидавший повода Сашка.
— Да прямо МУР в деле! — хмыкнул механик «Аверса».
— В следующий раз цирк не устраивайте, — строго сказал я.
— Мы же всё по правилам…
— Не всё! — прервал я парня, глядя ему в глаза. — Заметили вовремя — молодцы. Задержали без стрельбы и жертв — вдвойне молодцы. А вот спектакль голливудский с угрозами и чтением лекций устраивать не нужно. Ваше дело стреножить, обеспечить безопасность и доложить по команде, продолжая вести наблюдение. С Игорем отдельно поговорю.
Васильев что-то растерянно проблеял себе под нос и умолк
— В целом же от имени командования выражаю благодарность.
Ночное происшествие было похоже на сцену из криминального боевика.
Вернувшись на «Бастере» от дебаркадера после первого раунда неудачных переговоров, я коротко рассказал о ходе довольно гнилого переругивания и препирательств участникам экспедиции, как и о предстоящем втором раунде поутру. Тогда же я принял решение: к берегу не вставать, охрану каравана усилить — в воздухе чувствовалось какое-то напряжение.
Всё произошло в смену с 00 до 02, когда в ходовой рубке «Аверса» вахту по каравану приняли Потупчик с Васильевым. Это самое тёмное время, а низкие дождевые тучи, не пропускающие отсветы ненадолго заглянувшего за горизонт солнца, ещё более ухудшали видимость. Туман, начавшийся опускаться на акваторию, тоже внёс свою лепту. То есть, время для момента атаки преступники выбрали очень грамотно.
Спустившись в очередной раз на палубу для обхода, Сашка услышал со стороны пустой насыпной баржи странный глухой стук. После чего парни, к их чести, начали действовать молниеносно: Игорь с АКМ крался через наливняк, а Саня со штурмовой винтовкой двинулся в лоб. Через пару минут выяснилось, что диверсантов оказалось двое.
Присобачив к небольшой тёмно-зелёной илимке электрический подвесной мотор, работающий бесшумно, они, прячась за туманом, незаметно подошли к баржам и быстро начали своё чёрное дело. К моменту обнаружения ворюги, перекусив пломбы одного из контейнеров рефрижератора, бодро выгружали оттуда мешки с дефицитной мукой, перетаскивая их в илимку. Тот самый глухой стук был вызван падением одного из оболтусов на палубу вместе с мешком — споткнулся о какую-то железяку, я всегда говорил, что передвигаться там нужно осторожно.
Далее пошли крики-команды типа «Стоять-бояться!» и «Всем морды в пол, работает ОМОН!». Бичами диверсанты точно не выглядели, классических бичей перед войной на северах вообще почти не осталось, делись куда-то, выкосило их безжалостное время…. Ребятам под двадцать пять годков, чем-то похожи друг на друга, одеты в хорошую и практичную туристическую одежду, с отличными рюкзаками «Баск» для оперативной мелочёвки. Чувствовалось, что искусство мародёрки им знакомо. Оружие имелось — два гладкоствольных обреза, уж точно не для самообороны от атакующих уток.
Стреножили их быстро, а вот потом и начался совершенно ненужный цирк. Войдя в роль, Игорь начал расстреливать электромотор лодки, как он объяснил: «С целью недопущения возможного побега». Естественно, пальба в ночи разбудила весь посёлок, как и дружно спящий коллектив каравана. На высоком берегу и на дебаркадере вспыхнули огоньки, наши выскочили на место происшествия, чуть ли не в чём мать родила! Быстро разобравшись на месте, я решительно пресёк безобразие с требованием самосуда и озвучиванием возбуждённым сверх меры Васильевым громких киношных требований вздёрнуть пиратов на рее, после чего решил вызвать на буксир старосту.
Мне эта история была в чём-то даже на руку. Отдавая заспанному и ошарашенному Малохольному его флибустьеров-неудачников, я не забыл издевательски указать, что не так уж хороши дела в его анклаве, если его люди в ночи муку тырят.
Утренние переговоры отменил. Посмотрим, что он скажет на обратном пути.
На десерт Майя принесла чай, кофе и заварные печенья, совсем маленькую тарелочку, штучек на семь, наверное посчитав, что жрать экипажу хватит, уснём от сытости. Поставила, улыбнулась всем сразу, и удалилась. Проводив её взглядом, Кофман вопросительно посмотрел на Мозолевского, но тот торопливо затряс щёками и грустно молвил:
— Объелся. Без меня.
— Ясно, слабак и тряпка, — значительно сказал капитан, прислушиваясь к плеску волн за бортом. — Ну, похоже, через час уляжется, тогда и тронемся. А мы пока не торопясь закусим и кофейку попьем, — и он вместе с блюдцем потянул к себе красивую синюю чашку из судового сервиза для особых случаев.
— Тогда я пойду, пожалуй, — решил Тимур, сладкое не жалующий, — Спасибо всем за компанию, хозяйке за обед.
Оценив пирожные, следом и все остальные начали расходиться.
* * *
РДО «База флота» — «Каравану»:
Довожу до сведения, что вчера вечером Ландур вышел в радиоэфир на открытом канале, сообщив о намерениях атаковать суда Арктической экспедиции при возвращении их на базу флота. Штаб разрабатывает комплекс неотложных мер по недопущению диверсий, нейтрализации преступника и обеспечению полной безопасности каравана. Подпись. Храмцов.
РДО «ПДП Дудинка» — «Каравану»:
Сообщаю, что в районе причалов бывшей производственной базы ЗАО «Ванкорнефть» Прилуки, расположенной на левом берегу реки Енисей, в 10 км от порта Игарка и в 180 км от опорной базы нефтепромысла, по оперативным данным, возможны провокации со стороны прилукской общины. Цель: тем или иным путём завладеть частью генерального груза каравана. Имейте в виду, что нефтепромыслы Ванкора законсервированы после подрыва диверсантами магистралей и обстрела комплекса крылатыми ракетами, добыча и транспортировка нефти не производится, персонал отсутствует, а прилукская община выдаёт себя за полномочных представителей уже несуществующего ЗАО «Ванкорнефть». Численность общины ориентировочно оценивается нами в три десятка человек, в основном это бывшие работники охраны. Существует вероятность попыток силового захвата каравана и груза с использованием огнестрельного оружия. В случае возникновения подобной ситуации предлагаю вам незамедлительно дать РДО в «ПДП Дудинка», обещаем действенную помощь.
В устье реки Хантайка вас ожидает малый сухогруз «Айва» под командованием капитана Тереньтьева. Прошу отгрузить ему выделенные посёлку энергетиков Снежногорску материально-технические ресурсы согласно прилагаемому перечню. Там же будет находиться буксир «Кайеркан» службы порта, которому поручено сопроводить караван в Дудинку. Знаковая обстановка на отрезке Хантайка - Дудинка выставлена в полном объёме. Подпись. Начальник производственно-диспетчерского пункта Звягин.
Судовой ход пока жмётся к правому берегу, караван идёт там, а я на «Бастере» пошёл мелким левым. По траверзу левого борта показалась протока Большой Шар, и одноимённый остров, образуемый двумя рукавами Турухана, которыми он впадает в Енисей, быстро и мощно несущий свои воды.
Турухан — река изначальная, навеки вписанная в историю освоения севера Сибири. Слово «Шар», то есть протока, пролив, на Енисее появилось вместе с первопроходцами — архангельскими поморами, наряду со стрельцами, казаками и зырянами, впервые пришедшими на енисейские земли. Когда-то в этом месте мангазейские промысловики и поставили у реки казачье зимовье, превратившееся в Новую Мангазею. Надо сказать, что с местом для жилья казачки промахнулись. Топко, грязно, неудобно выходить в Енисей, да ещё и вода неважная, в селении многие болели… Вскрывается Турухан позднее Енисея, и от напора енисейских вод здесь происходит обратное течение, километров на двести, ни много, ни мало. Ни о каких питьевых качествах такой воды и речи быть не может, бурая грязь. Осенью не легче. Льдом река покрывается в конце сентября - начале октября. В начале залива выпавшие снега сдавливают ещё тонкий лед, и тогда на нём выступает вода, образуются опасные наледи и полыньи, из-за чего езда на оленях невозможна почти до января.
Плохая предварительная разведка и торопливость налицо, неудачный был выбор.
Кругом мели, даже на мелкосидящем катере с подвесным водомётом идти нужно осторожно, лишний раз чиркать днищем по песку не стоит, но я очень хотел вблизи посмотреть на легендарное место.
Вдоль берега под зеленью тянулись массивы песчаников с самыми причудливыми формами выветривания. Попадались ручейки с широкими конусами выноса, хорошо заметными с реки, вода в них блестела серебром и матово мерцала в рассеянном тучами солнечном свете. Надпойменная терраса с небольшим уклоном. За островом знакомым бескрайним частоколом стоит сгоревший лес, мрачный, негостеприимный, лишь в отдельных местах видны группы живых деревьев. И здесь огонь натворил дел без людского присмотра. Подлесок появился, но нежно-зелёные кустики ещё очень малы. На воде было ветрено, хоть и тепло, солнце жарит через тучи. Енисей успокоился, но волна есть.
Ближе к северному выходу Шара я заметил уж как-то очень внезапно появившуюся маленькую деревянную лодку, стоящую на примитивном якоре в полусотне метров от берега сразу за песчаным выносом. В лодке сидел одинокий эвенк с веслом, а на берегу его невозмутимо ждала небольшая лайка. Рядом в волне ныряли ядовито-зелёные поплавки, цепочка была с разрывом. Понятно, рыбак поставил две связанные китайские сетки по двадцать пять метров каждая, наверняка в хорошем, уловистом месте.
Самым малым ходом подошёл познакомиться. Эвенка звали Трофимом, сам он из Селиванихи, там же и небольшая семья. И никого больше, все остальные перебрались в Туруханск. Судёнышко интересное, ныне редкое. По-разному называют эти лёгкие эвенкийские лодки, где погонкой, где веткой. Гребут в ней длинным двухлопастным веслом, очень прочным, которое используют и как шест, отталкиваясь на мелях и перекатах. Такая лодочка очень легко идет против течения, но как он пересекает на ней Енисей, ума не приложу, я бы побоялся!
В погонке лежала видавшая виды мосинская винтовка с классически стянутой изолентой шейкой приклада. Нормально, всякий знает — что обмотано синей изолентой, то служит вечно... Кроме ствола на дне лодки стояли два короба из бересты с плотно подогнанными крышками. Это набирушки. Двойные стенки делают из короба своеобразный термос, не дающий выловленной рыбе портиться. Набирушку можно и через плечо вешать на ремень для пешего хода, а хранят в них не только рыбу, но и ягоды. Говорит, что это баловство, а не рыбалка, настоящая работа начнётся позже, когда наступит осенний ход рыбы, спешащей в Енисей из океана на икромёт.
Из небольшого запаса, хранящегося в рундуке «Бастера» для подобных случаев, я выделил ему пачку соли крупного помола, мешок с табаком и тридцать мосинских патронов, ничего больше Трофим не попросил. Одет рыбак в простую туристическую куртку с утеплителем, а вот штаны у него приметные – замшевые, самодельные. Трофим легко признался, что сейчас и другие эвенки стараются возрождать былые умения, расспрашивают ещё помнящих многое стариков. Абсолютно верное решение. Всё это пригодится, когда на складах закончится гортекс. Колоритный мужик. Стоит ли мне упомянуть о его отношении к спасательным средствам? Думаю, не стоит.
Попрощавшись, я быстро вывел катерок на глиссирование, пересёк Енисей и скоро догнал караван, пристроившись к плавмагазину. Мой верный КС-100 намертво пришвартован к наливной барже, боюсь, что уже надолго. Кофман предупредил, что в низовьях, где Енисей разливается настолько широко, что и противоположный берег не рассмотришь, волна поднимается высокая, шторм может достичь критических значений очень быстро. «Каэску» будет постоянно захлёстывать и заливать, для такой погоды это судно не предназначено.
Долго ли, коротко, караван дошёл до Курейки.
«Аверс» предупредил шкиперов по рации, затем подал сигнал и начал замедляться, вскоре караван тащился фактически со скоростью течения. Кто-то из наших внимательно смотрел в бинокли, но возле места впадения в Енисей притока никого не было.
Эта длинная горно-таёжная река, впервые пройденная геологом Николаем Урванцевым, берёт своё начало в плато Путорана и проходит через несколько проточных озёр. В сотне километров от устья на реке сооружена Курейская ГЭС, предназначенная для энергоснабжения крупнейшего в мире Норильского горно-металлургического комбината, Дудинки и порта Игарки. Надежды оказались напрасными, судя по всему, здесь действительно никто больше не живёт. Ни в посёлке Светлогорск, ни в старинном селе, что расположен напротив устья. Гидроэлектростанция остановлена с постепенным сбросом водохранилища. Значит, каскада Таймырских ГЭС больше не существует, осталась лишь станция в Снежногорске.
Курейскую ГЭС не смогли прикрыть силами ПВО, не успели расширить воздушный щит, которого хватило только для обороны Норильского промрайона и Снежногорска, в итоге крылатые ракеты противника разрушили часть производственной инфраструктуры Курейской станции. Наверное, уже и водохранилища не существует в прежнем виде.
Бедная природа… Словно мало ей было первого тяжелейшего стресса при затоплении огромной территории, после которого река только-только начала адаптироваться и восстанавливаться, теперь запущен обратный процесс — снова всё будет гнить, опять всё живое отсюда уйдёт.
В тесную, не сравнить с буксиром, рубку «Провокатора» набились пятеро — все, кто был на судне. Геннадий Фёдорович первые десять минут вяло и беззлобно ругался, поминая степень переедания у некоторых штатских, а затем, передав управление Игорю, вышел на ходовой мостик. Я следом.
— Говорил же тебе, паря, что напрасно ты надеешься, — проворчал Петляков. — Кто же останется жить в Светлогорске, если при уме? Жуть там, а не экология, и рыбы нету, когда ещё появится… Хорошо, если дежурные наезжают для осмотра.
— Говорил-говорил, молодец. Не ворчи, а? — попросил я. — Проверить всё равно нужно было, объект серьёзный, стратегический.
— Был стратегический, да весь вышел, — вздохнул шкипер «Провокатора». — В деревушке-то тоже шаром покати по переулочкам.
Внешне ничем не примечательное, но от того не менее знаменитое село Курейка, как и большинство енисейских сёл, зрительно тянется вдоль берега в одну улицу, кажется, что все дома расположены прямо на невысоком левом берегу. Избы заброшены, изгороди повалены в мощные паводки при сбросах воды. На подошве террасы криво стояла небольшая баржа, принесённая с верховий, на леерах палубы оржавевшего корпуса в рядок сидели крупные чайки. Чего они выжидают, если людей нет?
— Знаменитая Курейка! — изрёк Фёдорович нарочито громко, чтобы сказанное им хорошо расслышали и те, кто оставался в рубке. — Чуть дальше Пантеон стоял особый и памятник самому, значится, Иосифу нашему Виссарионовичу, знаменитому туруханскому сидельцу... Сейчас там руина. А может, вообще ничего не осталось, увидим.
Когда я в былые времена проплывал здесь на теплоходах, то особого внимания как-то не обращал. По судовой радиотрансляции что-то рассказывают, в окно всё видно, а в последний раз вообще был занят с приятелями, распечатав под водочку банку чёрной икры, купленной с лодок в Потапово.
Сталин вместе со Свердловым прибыли в Курейку, самое северное поселение района, в 1914 году и отбывали тут наказание пару лет, живя в одном доме. Условия были суровые, самые что ни на есть северные, почти в полном отрыве от цивилизации. Восемь месяцев зимы, один приходится на лето, в течение которого в Курейку успевал заходить всего лишь один парроход, всё остальное приходится на распутицу. Как рассказывал сам вождь, делать там было нечего. Они не работали, проживая на три рубля в месяц от казны и помощь от партии. Главным образом промышляли: ловили нельму и ходили на охоту.
— Вон он, смотри! — показав на стену сосен над обрывом впереди, капитан, не глядя, протянул свой восьмикратный «Бушнелл».
В тридцатых годах прошлого века Курейку принялись развивать: появились добротные срубы, электростанция на дизтопливе, больница, школа, клуб и магазины. А в 1934 году было принято решение о создании музея Сталина. Сначала он располагался в избе, в которой тот жил, потом построили двухэтажное деревянное здание. А затем, уже в пятидесятых, приступили к строительству Пантеона из красного кирпича, в который поместили и избушку, и множество других экспонатов. Строили Пантеон заключенные Норильлага. Жители Курейки, большинство из которых были спецпереселенцы, варили уху, которую дети в бидонах приносили заключенным. Затем на стройке произошел какой-то несчастный случай, и детей пускать перестали.
О, все сюда потянулись!
В двух километрах ниже по реке от края села, среди разрывов в стене деревьев виднелись чёрные обгорелый остов некогда величественного сооружения и яркое белое пятно обломка на постаменте перед фасадом.
Ни единой души там. Мёртво.
— Я же его ещё целым видел, когда музей ещё работал! Памятник был высокий, как морской маяк. За ним — огромное серое здание, облицованное благородным мрамором, хитрое такое, сложное, со стеклянным колпаком наверху, с траншеями да подземными ходами...
Позади иронически хмыкнула его жена, и шкипер тут же заюлил:
— Элеонорушка? Ты тут? Ну, как помнил, отец рассказывал, что вместе видели, мал я был ещё. Но ведь что-то действительно вспоминается!
— По рассказам тебе и вспоминается, — строго подчеркнула Элеонора Викторовна. — Специально для отопления музея построили котельную и электростанцию. Тут всё освещались, сотни фонарей горели, чтобы проходящие суда поклонились, гудок подавали. Тогда село и начали благоустраивать.
— Дык не позориться же ей рядом в таком затрапезном виде, нельзя величие губить! — резонно заметил шкипер.
Рядом стала Екатерина, и я, обняв её за плечи, переместился направо, заслоняя её от ветерка. Слышал, что вокруг Пантеона всё заасфальтироли, а красивые голубые ели привезли аж из самой Москвы. Огромные вертикальные окна имели тройное остекление с циркуляцией воздуха, чтобы не замерзали, а на высоком в этом месте берегу установили памятник. Всем капитанам пароходам в обязательном порядке предписывалось делать остановку, во время которой пассажиры с трепетом посещали музей. Таежный дворец просуществовал до 1961 года, когда было принято решение музей Сталина срочно ликвидировать, а памятник захоронить.
Петляков принялся эмоционально рассказывать, как спешно сносили и топили статую из белого гранита.
— Возились они до-олго… Домик разобрали прямо внутри Пантеона и спалили. Потом приняли памятник тросами стаскивать, двумя тракторами. И опять задержка, не даётся статуя! Три часа корячились, так он сопротивлялся. Прорубили прорубь, и давай его тут заталкивать, уже ночью. А он не влезает, глубины мало. Торчит по грудь головой вверх, смотрит на них!
— Ужас какой… — шепнула Катя, крепче прижимаясь ко мне.
— Ни туда — ни сюда! Секретарь туруханского райкома партии чуть с ума не сошёл в своём страхе и ругани! Что делать, срочно запросили у речников батиметрическую карту, выбрали новое место, прорубь на этот раз сделали широченную, будто всей бригадой топиться собрались. Запихали…
— Геннадий Фёдорович, а правду говорят, что статую ещё долго было под водой видать, с палубы? — как-то робко поинтересовалась Катя.
— Истинная правда! — авторитетным тоном гаркнул шкипер «Провокатора».
— Кошмар, — резко сказала его жена, нахмурившись. — Если бы увидела, получила бы инфаркт. Само здание Пантеона ещё долго стояло заброшенным, а в 1995 году по непонятной причине сгорело. Ох, плохое это место, нечистое… — женщина, покачав головой, внимательно посмотрела туда, где когда-то высился единовластный хозяин Енисея.
— Зря его снесли, — сказал я. — Поторопились. Какова бы не была история, её надо знать и помнить. Хотя бы ради заключённых, раз на Енисее любви к Сталину нет. Зэки строили Пантеон не из-за любви к вождю, а из-за страха. Вот он и должен был оставаться памятником им и символом его эпохи.
— Это да, на реке любви к Сталину ещё долго не будет, — поддакнул дед. — Тут все потерпевшие, кроме приезжих.
— Любовь и не требуется, а вот память об одном из своих великих вождей народу нужна, она страну держит, чтобы не рассыпалась в труху, — поддержала меня Элеонора Викторовна. — Восторжествовал вандализм. Не нравится историческая личность и отношение к ней современников — значит, нужно уничтожить. Потому и небылицы всякие начали сочинять, даже в учебниках истории писали глупости о мраморной, а то и бронзовой статуе и такой же лестнице, ведущей от берега. Стоял бы музей, и никто не врал бы.
На что Геннадий Фёдорович с гневом и возмущением вопросил:
— Доколь тирана восславлять!?
В ответ его супруга сказала:
— Дурак ты старый! Объяснила же!
Мы притихли в ожидании неминуемого цунами. Возмущенный таким словесным оборотом, опрометчиво произнесённым при подчинённых, побагровевший Петляков, с трудом сдерживая более сильные эмоции, ответил горячо:
— Это уже сверх всякой меры! Сам бы спалил к чертям собачьим!
Элеонора Викторовна, похоже, на другой ответ мужа не рассчитывала и уже более спокойно пояснила:
— Ну и объявили бы тебе штраф в тыщ-щи рублей, неуловимому мстителю, чтобы другим неповадно было! Гена, ты пойми, ведь такой музей по-разному можно организовать и подать.
— А я бы штраф обжаловал, — невозмутимо заявил Геннадий Фёдорович. — Нельзя ставить памятник там, где ему в каждом ссыльном селе памятник в виде полной разрухи и безнадёги, не видела, что ли? От океана, от Байкаловска! Всё больше и больше ссыльных сёл, а тут вообще все! Хантайка, Плахино, после Игарки не перечесть! Вот ему память!
Тут Глебова решила разрядить обстановку, формально не отходя от темы.
— А это правда, что статую Сталину пытались восстановить?
— Правда, дочка, правда… — вздохнула Петлякова и начала рассказ: — Сперва пошли слухи, что есть желающие поднять статую со дна Енисея. В начале двухтысячных была попытка возобновить работу музея, а рядом поставить паровоз с Ермаково, с заброшенной пятьсот третьей стройки. На музей просто пожалели денег: деревянным он оказался, а всё остальное — имитацией, врали людям… В 2006 году один предприниматель решил организовать туристический маршрут, заказал скульптуру и попытался её установить. Но она была снесена в тот же день разъярёнными местными. Лежит теперь лицом в землю среди развалин.
— Молодцы! — выкрикнул Петляков.
— Конфетку хочешь, дорогой? — невозмутимо спросила его супруга. Запустив руку в большой карман кухонного передника, в котором и пришла с камбуза, она вытащила горсть леденцов и раздала всем, в том числе и Игорю, который сделал всего один шаг в сторону, чтобы принять угощение через окно рубки.
Пантеон уходил за корму, и я уже отметил, что очередная веха осталась позади, когда Потупчик, показывая рукой назад, крикнул из рубки:
— Пока вы тут ругались, там медведи, похоже, объявились!
Капитан молча взял у меня бинокль, посмотрел несколько секунд в сторону кормы и пробормотал изумлённо:
— Дъявольская блажь, синяки там!
Глебова метнулась в рубку за вторым биноклем, а я безуспешно попытался взять прибор у шкипера. Катя тоже делиться не спешила. Не имея возможности использовать оптику, поднёс руку козырьком, впрочем, стоящие возле постамента разглядывали нас в точно такой же позе… Похоже, шкипер прав. Мужчина и две женщины специфического вида в каких-то лохмотьях мало напоминали нормальных людей.
— У одной бабы топор в руке, — доложил Петляков.
— Может, бичи? — приглушённо прозвучало из рубки.
Глянув на рулевого, капитан быстро скрестил руки над головой. Один из силуэтов тут же нагнулся, поднимая с земли камень или обломок бетона, и мощно зашвырнул его в реку.
— Как же они тут выживают? — спросила у всех Глебова, передавая бинокль, который теперь был мне не очень-то и нужен, так как деревья за мыском уже скрывали объект.
— Выживают. Может, им даже легче выжить, чем обычным людям. А что, огонь разводят, жильё наверняка как-то подшаманили, охотятся, рыбу ловят. Вот поэтому чайки в Курейке и сидят, ждут очередного улова, — вслух размышлял я.
— Ох, ребятушки, какая же это плохая символика, прямо беда, — всплеснула руками Элеонора Викторовна, разворачиваясь к лестнице, ведущей на палубу. — Помолиться надо будет, свечку поставить у иконы.
— Кому собралась ставить? — буркнул дед.
— Всем. И ему тоже.
Гудок никто из капитанов так и не подал.
* * *
РДО «Караван» — «ПДП Дудинка»:
Община Игарки на контакт не вышла. Полчаса назад подошли к базе Прилуки. В районе причалов наблюдаем грузовые автомашины, скопление моторных лодок и катеров, передвижение большого количества вооружённых людей. Прямо по курсу на судовом ходе поперёк течения на якорях стоят две несамоходные баржи. Караван останавливается. Свободно пройти вниз не могу, готовлюсь к отражению возможного штурма. Прошу содействия. Подпись. Начальник Арктической экспедиции Исаев».
Эта перевалочная база была основной при доставке крупногабаритных и тяжеловесных грузов, предназначенных для строительства опорной базы промысла Ванкорской группы месторождений и северной части нефтепровода. Обслуживало его Енисейское пароходство, осуществляя завоз с июня по октябрь по схеме Лесосибирск - Прилуки или Красноярск – Прилуки, а также прием грузов с крупногабаритных морских судов или причалов в порту Дудинка с последующей доставкой рекой сюда.
Странно получилось. Ванкор свернули, а база жива. Ещё более странным, даже диким, воспринималась строка в РДО, где говорилось о трёх десятках человек. На Ванкорском месторождении работало три тысячи душ, а осталось всего тридцать… Вот такая вот пропорция.
Кофман смотрел в лоцию, а я — на рыжие силуэты длинных барж, стоящих впереди.
— И всё-таки, что они с Норильском не поделили? — задумчиво спросил Яков, стоя с биноклем возле выхода на мостик.
— Да чёрт их знает, надоело уже гадать, — зло ответил я. Мы уже несколько раз обсуждали возможные варианты. Контра налицо, а необходимой для понимания информации нет, по радио никто мне историю взаимоотношений наследников двух крупнейших промышленных компаний разжёвывать не станет.
— Я всё-таки считаю, — сказал Кофман, — что ванкорцы после консервации своих промыслов, посчитав себя правопреемниками от Роснефти, захотели отжать у норильчан работающую нефтянку правого берега, а те не отдали. Алексей, больше тебе Звягин ничего не сообщал по теме?
— Сообщал, я же упоминал, вроде... В марте 2009 года здесь для собственных нужд комплекса был запущен в эксплуатацию небольшой нефтеперерабатывающий завод по производству солярки мощностью пятьдесят тысяч тонн в год. Сейчас этот заводик, скорее всего, уже не работает, иссякло сырьё, но какое-то количество топлива в хранилищах наверняка осталось, и приличное.
— И всё?
— Всё, — пожал я плечами. — Ну, и когда они на связь выйдут?
— Может, сам побеспокоишь?
— С чего это бы? Они первыми подпрыгнули, пусть сами на базар выходят.
По обеим сторонам от барж носом против течения стояли небольшие белые буксиры.
— Слава, а мы их сбоку обойти можем?
— Можем, — без раздумий ответил капитан, — чего ж не мочь, тут Енисей на три километра раскидывается. Вот только в лоции судовой ход здесь проложен. В целом глубины приемлемые, однако текущая батиметрия неизвестна.
Личный состав каравана был готов к прорыву под огнём. Что-то подобное в пути уже происходило, атака с абордажем тоже учитывалась. Но появления на реке самой настоящей баррикады ни шкиперы, ни я не предусмотрели, не сработало воображение!
— Между прочим, буксиры на ходу, якорных цепей нет, — заметил Яша. — Как только состав начнёт маневрировать, они по команде потянут баржи, как теннисную ракетку к мячику, помните такие компьютерные игры, примитивные?
— Да на понт нас берут, падлы! — выругался Слава, потирая бороду. — Баржи ворочать — не на «Сарепте» разворачиваться, дело не простое.
— Тогда может быть вывернуть…
— Не стоит, — как-то сразу стушевался он.
— Чего ты загрустил, сам же говоришь, на понт берут!
— Хорошо берут, — грустно признался капитан.
На такой выверт я не нашёлся, что сказать, и на какое-то время примолк, продолжая отслеживать общую обстановку.
С высоты рубки производственная база Прилуки была видна на левом берегу, как на ладони. Это на удивление большой терминально-складской комплекс с причальными сооружениями, окантованными с берега толстенными металлическими трубами-сваями, рядами однотипных жилых балков линеечкой среди зелени невысоких деревьев. От них чуть отличаются размером здания административно-бытовые. Очень много бетона и асфальта, хорошие подъездные пути, выводящие на зимник, ведущий к промыслам. Ввысь Прилуки растут вышками освещения, антеннами ретрансляторов и двумя портальными кранами.
На лесистом правом берегу вроде бы никого не было. Обманчивое впечатление, в этих зарослях легко можно спрятать мотострелковый полк, причём рядом с водой.
Херцы-берцы, как меня подловили!
А что если всё-таки попробовать прорваться физически?
— Мужики, а можно их легонечко толкнуть? Стукнуть. Медленно подойти и продавить баржами? — конечно, я осознавал, что предлагаю что-то уж очень экстравагантное, но ведь должен же командир что-то предлагать!
— Слушай, ты не помнишь, в который уже раз мне приходится зарывать глаза на дикие идеи сухопутной мазуты? — поинтересовался капитан. — Стукнуть? Можно и стукнуть, только я не гарантирую, что не расползутся наши баржи. А как их потом собирать под носом у неприятеля?
К причалам подъехали два «Урала» с кунгами, откуда на бетон выпрыгнули человек десять с карабинами, их встречали двое, сразу направив прибывших к берегу.
— «Сайги» у них, видишь? — тревожно констатировал, а не спросил Кофман.
Я бы очень удивился, не увидев полуавтоматические нарезные карабины. Службам безопасности таких корпораций было разрешено использовать служебное оружие: пистолеты и револьверы, бесствольники, газовые пистолеты, распылители и шокеры. Имелись и спецсредства: защитные шлемы и жилеты первого - третьего класса защиты, наручники, резиновые дубинки, имелись и служебные собаки.
— Пулемёты там могут быть, как считаешь, командир? — правильный вопрос шкипер задаёт.
— А нас есть, так почему бы и им не заиметь?
Это корпоративная армия, по сути, мутнейшая тема, количество и качество «вооруженных сил нефти и газа» держалось в тайне похлеще, чем численность Российской армии… Реальное число и типы стволов могут значительно отличаться от зарегистрированного служебного оружия.
— Два КС-100, на ходу, похоже, один, и КС-102, с ним пока непонятно, моторный отсек открыт. Два катера «Амур», четыре «Салюта», «Казанка-5М», «обушки»… — докладывал тем временем Яков. — Много у них моторок, хороший флот. Садятся! Организованно работают, гады.
— Охрана, вроде? — вспомнил Кофман. — Приятель рассказывал, что служба безопасности на Ванкоре была такая, что порой возникало чувство, что ты попал в тридцать седьмой год.
— Дыр в этих лоханках, конечно, «Кордом» навертеть можно, патрон такой, что пуля насквозь пройдёт, — вслух прикидывал я, всё ещё глядя на баржи, поставленные преградой.
— Быстро не утонут, — предупредил шкипер. — Они в грузу, если умные, там лес. А боеприпас пожжём.
Пш-ш… Ну, наконец-то! Прилукские использовали аналоговые системы.
— Здесь Догоев! Вызываю старшего каравана, приём, — заявил самоуверенный голос с лёгким кавказским акцентом. Так заходят в разговор люди, привыкшие, что все вокруг обязаны знать их фамилию и избалованные робостью подчинённых.
— Караван на связи. Представьтесь полностью.
— Служба безопасности «Ванкорнефть», начальник базы Прилуки Догоев.
Раньше я не сталкивался напрямую со службами безопасности промыслов на суше, имея дело с охраной газовиков на добывающих шельфовых платформах, ещё до войны, когда события развивались постепенно, эпизод за эпизодом, инцидент за инцидентом... Почти во всех провокациях застрельщиками шли зелёные всех мастей, и уже потом, когда закипело, в дело начали вмешиваться армия и флот. Подготовка «эсбэшников» оказалась слабой, частенько у людей просто не было необходимых документов. У каждого охранника должна быть не только мореходная книжка и удостоверение личности моряка, но и курсы Ship security officer — офицер по безопасности на судне, спецкурс SOLAS выживаемости с отработкой действий члена команды при тревоге любого рода. Без подтверждающих такое обучение бумаг охранники по идее вообще не должны были находиться на платформе. При катастрофах, не имея элементарных навыков, они становились балластом и первыми кандидатами на гибель. У них напрочь отсутствовал опыт борьбы с захватом судна даже некими гуманистами, не говоря уже о противодействии пиратам. Анализ атак гринписовцев показывал, что охрана бездействовала, с тупым интересом разглядывая поднимающихся на борт захватчиков, многие снимали кино на смартфон. Если бы в этот момент там были специалисты по борьбе с пиратами, то события разворачивались бы по-другому. Они смогли бы, используя беспилотники, акустические пушки и водолазов, обеспечить зону безопасности нормативным радиусом не только на воде, но и под водой.
Но в любом случае, подготовка у прилукских имеется. При отборе кандидатов на должность предпочтение отдавалось служившим в армии, МВД, ГОиЧС, ФСБ и других силовых структурах, неизвестен лишь процент выживших в этой категории. Впрочем, когда запускались новые объекты, и нужно было срочно набрать людей, то особо не смотрели, важнее быстро заткнуть дыры в штате...
Так что болтать этот Догоев может что угодно.
— С кем я говорю?
— Третья Арктическая бригада. Исаев, начальник транспортной экспедиции.
Первые три слова ему очень не понравились, я это сразу понял. Что-то неразборчиво пробормотав в микрофон, и тут же отбившись, он лишь через пятнадцать секунд опять вышел на связь, быстро спросив:
— А что там делает Бригада?
— Да то же, что и всегда, — чеканно пояснил я. — В рамках своей ответственности выполняет боевые задачи по сопровождению и охране каравана.
Может быть и так, что этому Догоеву требовалось некоторое время для размышлений. Может, он даже не хотел связываться с Бригадой. Но я его хорошо понимал: на такой важной охоте подобная крупная дичь второй раз к засаде не выходит. Нет больше на Енисее такой дичи, ему именно нас бомбить нужно, вот в чём беда.
— Мне нужен провиант. Не так уж и много. Так что, Исаев, давай разойдёмся быстро и просто — ты даёшь мне требуемое, я пропускаю караван вниз.
Настоящий вождь, с большой буквы, от первого лица вещает.
— Конкретней.
— Десять тонн муки, крупы, масло, сахар, этого поменьше.
— А если откажусь?
— Лучше не отказывайся, — в голосе Догоева зазвенел металл. — Тем более, что я не грабить собираюсь, а предлагаю бартер. Дизтопливо, у нас НПЗ работает. Всё без обмана, переговорим, посчитаем, зальём, не обижу.
Вот и свечной заводик всплыл, что же, мечтай дальше.
Десять тонн — немного в объёме общего груза. Но давать нельзя, не тот заход. Один раз уступишь, потом не разгребёшь. Цифра интересна и вот ещё чем: у него не тридцать человек, больше. В скупое время одному человеку требуется два пятидесятикилограммовых мешка муки на год, исходя из этого, мы и прикидывали возможную численность Норильского изолята, вышло примерно пять тысяч.
— Люди доверять друг другу должны, время трудное, — давил он.
Мужики напряжённо смотрели на меня.
— Доверие это хорошо... Но есть ещё слово репутация. И вот с этим пока плохо.
— Отказываешься? Смотри, сами брать начнём.
— Сделки не будет. Предлагаю тебе баржи убрать, караван пропустить.
— Исаев, ты же взрослый человек! Зачем тебе кровь?
— Это первый раунд, всего лишь первый раунд переговоров. Предупреждаю: ни одно плавсредство не должно приближаться к судам каравана ближе пятисот метров.
— Последнее слово скажи, — нетерпеливо потребовал он.
— Не едет твоя телега, дядя. Караван везёт генеральный груз по контракту с Норильским анклавом.
— Ладно, твой базар — твой выбор. Полчаса даю.
Отложив микрофон на штурманский столик, я вытер о штанину вспотевшие руки. Братья стояли рядом. Чего тут пояснять, они всё слышали. Мужики переглянулись, одновременно выдохнули и звонко стукнулись ладонями.
— Всё, ребята, добра не будет, воевать, так воевать, — подвёл итог я. — Яков, давай на позицию, бери мой автомат и отправляйся к сцепным устройствам, прячься за них. Там столько металла, что из КПВТ, поди, не пробить… Огонь по команде. Слава, ты работаешь на свой выбор и по готовности. Лучше бы тебе не светиться у окон, командный состав постараются первым вышибить.
— Я вообще собирался работать с правого мостика, со ступенек, там угол.
— В любом случае, чаще меняй позиции, не ленись, за тобой сразу охоту начнут, у них тоже снайпера найдутся.
Ему будет тяжело, капитану от ходовой рубки не отойти.
— А за тобой? — глухо спросил Слава. — С таким-то огнемётом.
Вместо ответа я повернулся к судовой радиостанции и связался по рации с экипажами «Провокатора» и «Гдова», организовав настоящую конференцию. Разговор шёл в защищённом цифровом режиме, поэтому прослушки я не боялся.
— Может, все рядышком встанем, так спокойней, и друг дружку можно выручать, — предложил взволнованный Геннадий Фёдорович.
— Ни в коем случае, — не согласился я, — Стойте в кильватере, цели сдваивать нельзя, да и фронт огня окажется существенно меньше.
Глебова тоже внесла предложение:
— Я, ребята, воевать не буду, начну разворачивать медпункт, — предупредила она.
— Доброе дело, — согласился я и опять посмотрел на правый берег. Не даёт он мне покоя, ещё один прокол допустить не хочется... — Шинкаренко, Галиев, один из вас постоянно должен наблюдать за правым берегом, вы у нас лучшие охотники, вам и бинокль в руки. Петляков, Потупчик — не давайте им заходить в хвост каравану, отсекайте… Мозолевский! Миша, ты особо не увлекайся, на тебе машина флагмана, если что, всех остальных потащишь… Васильев, ты меня слышишь?
Ещё на подходе заподозрив неладное, я послал Сашку вперёд, в авангард, так сказать, ему надлежало укрыться в железной надстройке пустой наливной баржи и до поры считать себя засадным полком. Пацан экипировался основательно, захватив с собой пару одеял, воду и какую-то еду.
— На месте, готов к бою! — жизнерадостно откликнулся Сашка, что-то пережёвывая.
— Чем ты там чавкаешь во время доклада, воин? — возмутился я.
— Пирожок, лука-яйца, товарищ командир! Если я помру в этом стальном гробу героем, то передайте Майе, что пирожки обалденные!
— Долго воевать не в наших интересах, лучше сразу впечатлить, — напоследок сказал я, пытаясь оценить, насколько экипаж взволнован, а может, и напуган. Не должны, вроде, команда у нас уже обстрелянная... — Рации не выключать, связь держать. Ну, с богом, ребята!
Распределив сектора по судам и стрелкам, отправился к своей позиции на корме.
Полчаса почти прошло.
Они всё-таки пошли в атаку.
Восемь моторных лодок медленно двинулись вдоль причалов против течения, явно намереваюсь обогнуть караван с юга, постепенно выстраиваясь загонным кольцом. До левого берега было чуть меньше семисот метров. Я подумал, что постепенно они будут сужать круг, выходя на дистанцию эффективного огня карабинов.
Щёлк.
— Догоев, ещё раз предупреждаю, убери лодки. Пятьсот метров.
И отключился, мне твой ответ нахрен сейчас не нужен.
Устроился возле большой дуги на корме. Лодки шли всё так же медленно. Что, товарищи охранники, очкуете? Это вам не бесправных вахтовиков гонять за курение в неположенном месте, не ненцев спьяну задирать, тут бычьё не поможет, на смерть идёте.
Два «Амура» пошли направо от меня, и я услышал, как наверху громко заматерился Кофман, срочно меняя позицию и перебираясь ближе к носу. Лишь бы его не засекли с буксира на реке. Ну, на то и Васильев в гробу с пирожками.
Егерю Арктической бригады это без надобности, а вот гражданские нуждаются в неком моральном поводе для начала такой серьёзной драки, как перестрелка. И он появился — рядом свистнула пуля, другая воткнулась в металл, а затем со слабым звоном на начавшийся обстрел отозвалось остекление рубки.
— Огонь! — коротко приказал я, и вышел из эфира, натягивая на голову обычные промышленные противошумовые наушники, не разжился ещё специальными, с возможностью вести переговоры.
О «Корде» они не знают, настала пора познакомить их с этим чудом военной техники.
Моторки начали набирать скорость, и сразу впереди по курсу от них в воде плеснули фонтанчики очередей, это дед с Игорем начали прекращать безобразие с охватом. Какое-то время я отслеживанием результатов стрельбы соратников не занимался, торопясь внести свою весомую лепту.
Дугу-ду-гу! «Корд» сердито бодал меня в плечо, адское пламя вылетало огненным мечом, огненным языком из пасти дракона. Ох, и гремишь же ты, дружок! Резкий звук выстрелов крупнокалиберного пулемёта пробивался через поролон. Первые пять патронов ушли на пристрелку, а потом я попал в знакомый до боли КС-100, не без содрогания наблюдая, как задымился моторный отсек катера. Отлично!
Перенос! Теперь по «Амурам». Идущий первым катер схватил три пули в борт, второй резво отвалил в сторону и помчался к берегу, этот, похоже, навоевался.
В щёку плеснуло краской, содранной пулей с ближней дуги.
Не, ребята, пора убегать! Низко пригнувшись, я перетащил пулемёт за надстройку и скинул наушники на шею, наконец, услышав звуки боя. С крыла мостика долбил Кофман, с бака были слышны родные звуки моего автомата, Мозолевский, несмотря на предупреждение, тоже стрелял — весь караван ощетинился огнём!
Переводя дыхание, я выглянул и решил поддержать «Провокатор». Не сразу выбрав место, куда поставить сошки, я примерился и начал стрельбу, забыв надеть наушники. Твою душу, оглохнешь! Но результат у нас оказался шикарным, наловчился! Ещё пара моторок поплыла по течению без управления, ещё две торчали в воде вертикально острыми поплавками носовых отсеков.
Пш-ш…
— Догоев, ты в канале? Что, боец, второй раунд, или дальше воюем?
Он ответил через полминуты.
— Живыми не выпущу. Всё, конец тебе.
И чёрт с тобой. Я посмотрел в сторону всё так же неподвижно стоящих буксиров, на которых не было заметно никаких признаков боевой активности. Правильно делаете, что не вмешиваетесь, смотрите на соратников — мимо левого буксира как раз медленно проплывал покалеченный КС-100.
С громким топотом по лестнице скатился живой и здоровый Кофман, запыхавшийся, но зато без грусти, в зелёной бандане и с винтовкой в руке.
— Суки, снайперов на берег подтянули, из дальнего работают! Что-то компромиссное, «Вепри» или «Тигры», одно шаманство… Но очково, Лёша, честно скажу. Яков, ползи к нам, посовещаемся!
В целом вокруг стало тихо, только слабо щёлкали выстрелы со стороны причала. Ничего, сейчас оглядимся и продолжим разговор. Но сначала добавочку из «Корда» по берегу, чтобы прочувствовали и там.
— Уши заткните! — быстро отстрелявшись, я опять спрятался за надстройку.
Щёлк.
— Экипажи, доклад!
— «Пр-ровокатор» в строю, все целы, враг не прошёл! — проревел Петляков.
— Сухогруз без существенных повреждений, потерь нет, на правом берегу пока спокойно, — последовал доклад Шинкаренко.
— Я в гробу, но живой, — сострил доевший пирожки Васильев.
— Произвожу осмотр машинного отделения, об итогах доложу позже, — основательный Мозолевский не торопился.
И тут откуда-то послышалось слабое жужжание, которое услышал не я один. Мы втроём переглянулись и начали крутить головами во все стороны.
— Обнаружен низколетящий самолёт, идёт со стороны Игарки, — раздался в рациях голос Шинкаренко. — Ан-3, направляется в нашу сторону.
Вскинув винтовку, Кофман попытался разглядеть летательный аппарат через оптический прицел, и почти сразу передумал.
— Не поймаешь… Яша, ползи в рубку, тащи бинокль!
Это действительно был биплан Ан-3, самолётик с характерным острым кокпитом за пропеллером. Двигаясь на небольшой высоте над тайгой, «Аннушка» зашла в пологий вираж, оглядывая место сражения, в то же время было ясно, что пилоты не собираются заходить в зону возможного поражения стрелковым оружием.
Тут уж с причалов базы стрелять перестали. Летающий самолёт никто из нас не видел давным-давно. Люди отвыкли от больших скоростей. Я с невольным восхищением смотрел на железную птицу и думал — неужели можно так быстро перемещаться? Вот тебе и небесный тихоход!
Биплан начал круг с правой стороны, и вскоре уже можно было разобрать надпись «Таймыр» на красно-белом фюзеляже.
— Норильчане пожаловали, с инспекцией, — отметил Яков.
— Ага, они, вот пусть и посмотрят с небес, как их груз отжимают, — ухмыльнулся капитан «Аверса».
— С видеоотчётом, — поддакнул брату штурман. — Командир, что делаем?
— Наблюдаем. Сейчас что-то будет, — почувствовал я, и не ошибся.
Завершив вираж, «Аннушка начала набирать высоту, поднимаясь примерно на полкилометра и одновременно подходя ближе к каравану.
— Что он удумал? — спросил Слава.
Самолёт выровнялся, и от него отделились три чёрные капельки.
— Твою мать, бомбы пошли! — что есть дури заорал старший Кофман.
Мы заворожено смотрели, как тяжёлые капли, быстро превращающиеся в обычные с виду железные бочки, медленно вращаясь, летят к поверхности воды.
Бум! Бум! Рядом с левым буксиром в воздух с громом взлетели взметённые взрывами массы енисейской воды, разлетающейся на высоте в брызги.
— Охренеть… — только и выдохнул я.
— У них что, бомбы есть? — глупо спросил Яша.
— Сами сделали! Так! Занять позиции! Добавляем по горячим следам! — выкрикнул я в рацию и опять помчался к корме.
На этот раз «Корд» я оставил в покое. Вскинув на плечо РПГ-7 с уже вставленной гранатой, переступив, выбрал место для ног, оглянулся, прикидывая, как за борт пойдёт реактивная струна вышибного заряда, примерился по горизонтали, немного поднял трубу и, открыв рот, нажал на спуск — дымный след навесом потянулся к причалам. Попасть по какой-либо конкретной цели я не рассчитывал. Зато эффектно! Граната легла за вышкой освещения и, похоже, куда-то всё-таки попала, — моргнула световая вспышка, вверх потянулся дымок.
Вокруг шла дружная пальба по всему подряд.
А вот теперь можно и остывший «Корд» прогреть. На этот раз я бил короткими по береговым целям, справа налево, так удобней, опустошая третью ленту до конца.
Пш-ш…
— Догоев говорит.
— Что, начинаем второй раунд переговоров, товарищ директор базы?
— Палить перестаньте…
Через полтора часа караван продолжил путь на север.
Главной тяжестью на разборе для меня оказался разговор с Александром, который был сыт, но так и не пострелял.
* * *
Здесь заканчивается северная тайга и начинается тундра. Резко, сразу за Дудинкой.
Подходим, добрался караван в пункт назначения. Но я молчал, радуясь про себя, чтобы не сглазить.
— В пароходство я молодым совсем пришёл, как раз во времена смуты и развала, — рассказывал Кофман, глядя на округлую, всю в автомобильных шинах-транцах, оранжевую корму следующего впереди каравана буксира «Кайеркан». — Деньги уже не работали, да их ни у кого и не было, ключевые заказчики стали отваливаться, а новых не наблюдается, одна мелочёвка. Бартер, само собой, кругом воровство, государству мы до лампочки, лишь бы всё побыстрее приватизировать. Северный завоз под угрозой срыва. Пароходство вот-вот загнётся, люди сидят без зарплаты. Что делать?
— Что? — лаконично поддержал я капитана.
— Из серьёзных заказчиков был только Норильский Горно-металлургический комбинат, НГМК, но и ему платить нечем, сильнейший кризис. И знаешь, как выкрутились? Тогдашний генеральный директор комбината, тогда это ОАО Норильская горная компания, на переговорах прямо сказал нашему шефу: «Платить сразу не можем. Если вы откажетесь возить норильские грузы в кредит, пропадем все, и мы, и вы. Дайте время, дайте нам встать на ноги, а потом с нашим потенциалом пойдем вперед. Мы и вас вытащим!».
— И речники решились, — догадался я.
— В точку. Яша, левей два градуса, к белому не жмись. Ишь, надумал. Во-от… Бакены не бодай, они тут чужие, а то норильчане и на нас бомбу скинут. Это, на чём я остановился?
— На вытаскивании.
— Ага. Шеф поверил, согласился терпеть и возить. Запас прочности в пароходстве имелся: примерно тридцать процентов судов стояло в затонах, многие из них были поставлены на длительный ремонт, в том числе с заменой главных двигателей. А финансирования нет!
— Ни у кого не было, — вспомнил я муки родителей, в те годы трижды потерявших работу.
— Определили рабочее ядро, и его работоспособность поддерживали за счёт этих самых судов в затонах. Провели рабочие собрания, разъясняли без утайки, предупреждали, что порой за экипажами будут закреплены по два судна. Самым главным аргументом, из-за которого мы не остановились и начали возить, стало нежелание экипажей судов в это смутное время потерять работу... Потом Норильский комбинат как-то очень быстро встал на ноги, появились хорошие деньги, большие заказы, контракты, началась новая жизнь флота. Главное, речники вытерпели, и не пожалели.
Впереди на ещё размытом абрисе домов заполярной Дудинки, столицы Таймырского автономного округа и аванпоста металлургического гиганта, чернели гусаки портальных кранов, пока что бесполезно ожидающих подхода из Енисейского залива огромных судов…
Льда уже нигде не видно. Вообще-то, после ежегодного сокрушительного ледохода Дудинский порт обычно выглядел апокалиптически. Кругом дыбились торосы, заслоняющие портовые сооружения, только стрелы портальных кранов торчали наверху. Объявлялся общий аврал, и начинались круглосуточные восстановительные работы, при необходимости в акватории работал ледокол. Вода спадала быстро, постепенно появлялись причальные стенки, повреждённые подъездные пути, размытые дамбы и развороченные штабеля груза, если портовики не успевали убрать его с территории перед затоплением.
Ничего, нам не туда, там морские причалы, не для речной мелочи. Кофману предстояло завести караван в приток, к причалам высокой воды для речных судов.
С правой стороны потянулась взлётная полоса недостроенного в своё время Дудинского аэропорта, который так и не смог принимать большие пассажирские самолёты. Но для двух «Аннушек», стоящих в начале ВПП, её длины вполне достаточно. Жаль, что нельзя определить, какая из них именно осуществляла воздушную поддержку. Третья стояла на переоснащении, самолёт ставили на поплавки. Вертолётов не видно вообще, похоже, экономичность и тут выходит на передний план.
— Рыбалка, наверное, здесь ураганная, — мечтательно молвил Яков, глядя на обширную поверхность стылой воды и еле проглядывающий через дымку остров Кабацкий.
— На нижнем Енисее рыболовство всегда было развито, — подтвердил я. — Ещё в детстве читал книгу «В страну будущего» Фритьофа Нансена, которую он написал после посещения Сибири в 1913 году. Там сказано, что ниже Дудинки стоит более шестисот неводов, для ловли ценные породы. Дело, кстати, оказалось очень прибыльным, купцы имели двойную маржу: рыба, привезенная в Енисейск, стоила в два раза дороже. А там они закупали хлеб, соль, другие продукты и везли на Север, где это стоило опять же вдвое дороже, чем в Енисейске… Классный бизнес.
— У нас не хуже будет, — самоуверенно отозвался капитан.
Вдали виднелся характерный для Дудинки береговой ландшафт: высокий обрыв с чередующимися на равном удалении оврагами, которые образованы ручьями и выходящими к Енисею пластами вечной мерзлоты. Между прочим, такой рельеф обладал лечебными свойствами, местные жители использовали его в борьбе с цингой. На определённой стадии заболевания больной неподвижно лежал на кровати, не желая двигаться и теряя силы. Ничего не помогало: ни свежий картофель, ни лук или чеснок. Поэтому дудинчане, как и жители остальных северных посёлков, не тратя времени на уговоры, просто выносили больного на берег и безжалостно сбрасывали его вниз — несчастный в шоке катился по оврагу к урезу воды или на лёд. Делать было нечего, приходилось выбираться наверх, изыскивая внутренние резервы… Но его муки быстро не заканчивались. Стоило больному кое-как вскарабкаться наверх, как сельчане тут же опять отправляли его под откос. И так пяток раз, несколько дней подряд. В результате человек оживал, начинал шевелиться. Вот тогда в ход шла и картошка, и лук. Говорят, процедура излечивала...
Заводка длинного плота или состава из нескольких барж в речку Дудинка, особенно силами такого маленького экипажа — очень непростая, ответственная, трудоёмкая работа. Буксировка против течения особенно усложняется, если накануне длительное время ветер дул с северо-запада. Этот ветер нагонный, уровень воды в Дудинке поднимается порой до одного метра. Когда же он меняет направление на южное, скорость течения в речке намного возрастает, что также создает трудности при заводке. Сегодня дует южак.
Обычно в этом случае привлекается дополнительный портовый флот. Сейчас его, считай, что нет. Волноваться я начал часа два назад, до мандража. Однако многоопытный капитан рейдово-маневрового буксира «Кайеркан» моих опасений не разделял и был совершенно спокоен, в третий раз уверяя меня по рации, что всё пройдёт штатно, погода хорошая, и вообще сейчас подойдёт второй буксир «Широта», причин для паники нет.
— Танк наверху, ничего себе! — крикнул только что зашедший в рубку Васильев.
Увидели уже… Бронетехника стояла у площади, чуть ниже церкви рядом с памятником рыбаку.
— Это какой?
— Ты что, в танчики не играл, Саня? — искренне удивился Яков. — Т-62. Смотрю, подборочка тут лютая!
Средства обороны порта действительно впечатляли.
Левее танка, возле здания краеведческого музея, солидная конструкция из длинных железобетонных блоков надёжно укрывала 100-мм противотанковую пушку МТ-12, направленную в сторону низовий, а 152-мм буксируемая гаубица с ручным заряжением Д-20 была расположена ближе к центру площади и смотрела на юг. Эта пушка стояла на открытом месте. Когда-то столь серьёзное вооружение было частью мемориала-памятника, и было установлено возле стелы, увековечившей память о северянах, погибших в годы Великой Отечественной войны.
— Восстановили? — восхитился Александр. — Оно же это, деактивированное было, да?
— Демилитаризованное, — поправил я.
— А как? Там же что-то приваривали, глушили, обрезали…
— Никаких проблем. Это же Норильский комбинат, Саня, — охотно разъяснял Кофман. — Тут на механическом заводе промышленное оборудование для своих заводов делали, сложные заказы, а в годы войны вообще чего только не выпускали, от чайников до самоходных барж. Горное производство, значит, и с взрывчаткой всё нормально. Вроде бы, своя бронетехника с пушками есть и в Норильске. Механизированный батальон с артбатареей собрать можно…. Что-то найдётся и в оставшихся воинских частях.
— Крепкая у них оборона, — согласился я.
На берегу у причалов уже появились два оранжевых грузовика с кунгамии и три чёрных «Лендкрузера», фигурки людей начали суетиться у мест будущей стоянки судов каравана.
Щёлк.
— ПДП вызывает «Аверс», Звягин говорит. Капитан, Исаев в рубке?
— На месте, Виктор Владимирович, добрый день! — подтвердил я.
— Алексей Георгиевич, и вам день добрый, рады видеть караван в акватории! Решение предлагаю такое: разгрузку начнём завтра с утра, гонку устраивать не будем. Экипажи заберём и отвезём в гостиницу на отдых и ужин, охрану судов, гостеприимство и радушие обеспечим по полной программе. По Дудинке можете гулять свободно, здесь вольная зона. Но на выезде из города стоит КПП с паспортным и санитарным контролем, туда лучше не ходить, в сторону Норильска все пути перекрыты... А вечерком, ну, предварительно где-то после двадцати, встретимся у меня на ПДП, добро? В общем, приветствую вас на земле Таймыра!
Нет, мы что, действительно приплыли?
Главное в проведении договорной навигационной кампании со стороны перевозчика — получить объемы тех самых грузоперевозок, вот что я чётко уяснил из долгих вечерних бесед с инструктирующим меня Храмцовым. На второе, третье и десятое места отходят вопросы себестоимости, сортамента, графика и в чём-то даже целесообразности, всё это можно решить после. Поэтому предварительные переговоры проходили легко.
Мы сидели в кабинете начальника ПДП возле огромного стола, на котором лежали какие-то папки, а в центре стояла настоящая реликвия — выточенный из бронзы массивный письменный набор. Сбоку на отдельном столе пониже расположилась целая батарея старых проводных телефонов благородного цвета слоновой кости, большая часть которых не имела диска номеронабирателя. Ух ты! Символика старого, а теперь и нового времени, по ним, пожалуй, можно вызванивать саму Историю.
— Вы себе даже не представляете, Алексей Георгиевич, какие я испытываю чувства, глядя на эти замечательные бумаги, — Звягин в очередной раз потряс в воздухе тоненькой пачкой товарно-транспортных накладных. — Год! Нет, даже полтора года назад я в последний раз держал такие документы в руках! Душа радуется!
Я, показывая, что понимаю, улыбнулся, хотя в полной мере радости ветерана порта разделить не мог, накладные, как накладные.
— Дай бог, не последние, Виктор Владимирович.
— Вот именно! — обрадовался он, положив, наконец, документы. — Значит, ещё три каравана за навигацию провести сумеете?
— Как-то так мы ситуацию и планировали, если начало будет удачным, — признался я. — Сложностей не вижу, на реке есть всего две опасные локации: Бор и Прилуки. Если с первой проблемы решим сами, то в Прилуках…
— А в Прилуках решим мы, не волнуйтесь, Алексей Георгиевич, — он поднял ладонь в успокаивающем и убеждающем одновременно жесте. — Руководством принято решение сделать что-то типа речного монитора. Подходящее судно уже подобрали, подготовили, осталось поставить на него вооружение. Скорее всего, поставим гаубицу и четыре крупнокалиберных пулемёта КПВТ, по два на борт, тут пока окончательного решения нет. Может, противотанковую вкатим…
Мне пришлось немного помолчать, переваривая услышанное — вот это заявка на победу! Конечно же, у них есть и пулемёты! Арсеналы воинских частей и ФСБ, пограничников, стоявших в Дудинке, и полиции. Значит, только что в моём переговорном портфеле появился ещё один пункт.
На столе громко зазвенел один из телефонов. Хозяин кабинета с наклоном потянулся, взяв трубку, не произнеся ни слова, выслушал какой-то доклад, и так же молча вернул её на рычаги.
— Волков подъезжает, это начальник производственного отдела комбината, минут через десять будет здесь, даже быстрее. Вот так, чуть ли не самое важное лицо в Норильске торопится познакомиться! — он посмотрел на дорогие наручные часы, хотя в кабинете висели трое настенных, и резко поменял тему: — Алексей Георгиевич, как на духу, скажите, вы водочку уважаете? У меня, конечно, и виски есть, и коньяк достойный, но у нас, дудинских речников, до сих пор всё как-то больше водочка в почёте, знаете ли, традиция. Да? Вижу, не против.
Ничего ещё не ответил, а этот мастодонт уже увидел! Впрочем, я действительно был не против, сегодня можно, и даже нужно.
— Леночка! — схватил он трубку другого телефона, что стоял ближе остальных. — Ты холодненькой нам принеси с набором. И рыбки свежекопчёной. Нет, осетрины не нужно. Пусть ей материковские слезу закусывают. И нельму не надо, слишком жирная, не для случая. Ты нам чира копчёного. Хорошо, можно и муксуна. И хлебуш… Всё-всё, молчу.
— Так ведь этот самый Волков… — я замялся, двумя пальцами похлопав себя по плечу, намекая на лычки высокого визитёра. — А как он будет со мной общаться?
— В защите он будет, — коротко пояснил Звягин, начиная решительно сдвигать папки в сторону.
— А насчёт этого? — я легонько щёлкнул пальцем по горлу.
— Волков? Сво-ой челове-ек! — он откинул крупное тело назад, как бы возмущённый таким предположением, поджал подбородок и всплеснул левой рукой. — Нормальный мужик. Правда, уважает коньяк.
— Пить-то как в защите, Виктор Владимирович? — не унимался я.
Звягин посмотрел на меня чуть ли не с сожалением.
— Поверьте, молодой, человек, есть способы. Это же Север! Заполярье! Здесь один диспетчер моего уровня может за двенадцатичасовую рабочую смену свернуть горы, а два таких ветерана производственно-диспетчерской службы, как мы, ещё не списанные в музей, — он показал пальцем за спину в сторону площади, — могут за месяц сделать земной шар квадратным… Всё будет хорошо. Сейчас работаем с вами по бартеру, можно сказать, диким образом. Однако настанет время, когда комбинат и город, встав на ноги, поднимется сам и поднимет всех, кто в трудный час оказался рядом. Верите?
— Верю, — горячо ответил я, глядя на входящую в кабинет строго одетую женщину с подносом и одновременно вспоминая недавний рассказ Кофмана.
Под окном хлопнула дверь чёрного джипа, подошедшего вплотную к крыльцу. Из него выскочили двое рослых парней в костюмах биологической защиты и встали по сторонам. Следом медленно подъехал «Хайлюкс».
На столе стояли уже три полных подноса с ритуальным комплектом.
Что же, будем знакомиться, работы впереди, чувствую, будет много.
(С) Вадим Денисов Норильск, октябрь 2016 г.
Назад: Глава 10 Тёмные земли
На главную: Предисловие
