Дмитрий стоял на крыльце деревянного терема и смотрел за тем, как кружатся большие пушистые снежинки. Мощный снегопад не прекращался уже неделю, заваливая все вокруг большими сугробами снега, вынуждая временно прекратить всякие работы в его небольших мастерских, созданных за минувший год.

Рядом стояла Анна, как, впрочем, и практически постоянно в последнее время. Она старалась всегда быть поблизости. Даже дела, порученные ей, умудрялась исполнять делегировано, умело подбирая исполнителей. Причем, судя по тому, как она ежится от прохладного ветра, он ее не радовал. Как и снег, и легкий морозец, буквально наполнявший душу Дмитрия свежестью и бодростью. То есть, стояла она тут только из-за него. Причем, что удивительно, совершенно не ропща и не капризничая.

— Ты так и не написала письмо своему родителю, — нарушил тишину князь. — А время для отправки гонца сейчас самое подходящее.

— Я… — начала было что-то говорить Анна, но осеклась на полуслове.

— Не хочешь?

— Может быть, обойдемся без этого письма?

— Не понимаю я тебя. За девочек своих ты очень сильно беспокоишься и переживаешь. А от родителей и прочих родичей стараешься отгородиться. Что у тебя там случилось?

— Откровенность за откровенность? — Серьезно спросила она.

— Хочешь узнать, почему я такой необычный?

— Да.

— Хорошо, — кивнул Дмитрий. Он уже придумал себе легенду, а потому был готов к таким «откровениям». Разумеется, правду, говорить ей никто не собирался, хотя бы потому, что Дима сам ее не знал. Но вот выдать порцию взвешенной лжи…. Почему нет? — Итак. Кто твой отец?

— Андреа Дандоло.

— Как ты понимаешь, мне это мало что говорит.

— Когда меня похитили, он был дожем Венеции.

— Ого! — Вполне искренне удивился Дмитрий. — Это многое объясняется. Но почему же ты не хочешь ему писать?

— Мы… мы очень плохо расстались. Наговорили друг другу дурных слов. И не только. Я тогда была увлечена одним мужчиной. Папа запрещал мне с ним видеться, дескать, он слишком низкого происхождения. Плохая партия. А я злилась. В голове была только любовь и страсть.

— И чем все закончилось?

— Отец посадил меня под домашний арест, запретив выходить из дома. А я сбежала. И сразу отправилась к своему возлюбленному… — произнесла она и погрустнела.

— Там что-то пошло не так?

— Что-то? — Горько усмехнулась она. — Все! Узнав о том, что я сбежала из дома, и этого никто не видел, он… он… — запнулась Анна и закрыла лицо руками. — Прости, — после минуты всхлипов, произнесла она. — Мне все еще очень больно. Он предал меня.

— Как? Вернул отцу?

— О нет! Если бы! Я оказалась такой дурой…

— Ты была молода…

— Ты тоже молод, — с укоризной отметила она, — но ведешь себя намного разумнее.

— Что же там такого случилось?

— Сначала эта сволочь попыталась шантажировать мою семью. Не лично, разумеется. Получив выкуп, он продал меня генуэзцам. Причем, скотина, особенно хвастался тем, что провел папу. Дальше долго пересказывать. Я обошлась семье очень дорого. И, в конечном итоге, была продана на базаре Кафы как простолюдинка, практически за бесценок.

— Почему?

— Думаю, чтобы позлить семью лишний раз. Я уверена, ей об этом сообщили, причем в красках и деталях. Мне стыдно. Понимаешь? Безумно стыдно взглянуть папе в глаза, если он жив. Надо мной издевались, рассказывая, как он умер. Не знаю, правда ли это. Могли и врать, с них станется. Я по дурости своей столько принесла всей моей семье боли и проблем, что и не пересказать. А они пытались меня вытащить, до самой последней возможности. И теперь, спустя несколько лет, мне придется им вновь напомнить о былом позоре….

— Да, грустная история, — покачал головой Дмитрий. — Но написать им все-таки придется. У меня вскоре будет несколько товаров, которые помогут им возместить все потери.

— Что конкретно ты хочешь им предложить? — Повела бровью она.

— Ягодные хмельные напитки, которые не портятся от долгого хранения, даже если хлебнули воздуха. Сильную ароматическую воду для перебивания дурного запаха. Разноцветные палочки для письма. Это на первых парах. Позже — много чего интересного, в том числе и стеклянные зеркала. Они их заинтересуют?

— А ты знаешь, как делать стеклянные зеркала? — Неподдельно удивилась Анна. Ведь зеркала в те годы были огромной редкостью, производимой умельцами в кустарных условиях. До открытия первого в истории Европы цеха по выделке было еще почти полтора десятилетия. А потому верхом совершенства считался маленькие, корявые стеклянные зеркала, дающие пусть и искаженную, но довольно чистую картинку.

— Конечно, — кивнул Дмитрий. — На самом деле, ассортимент товаров будет намного больше. Но уже в следующем году я смогу отгрузить им то, что я тебе сказал. Возможно, добавлю к этому еще и непромокаемые плащи. Если успею. Как ты думаешь, это твоих родичей заинтересует?

— Скорее всего, — чуть подумав, кивнула она. — Вопрос лишь в том, живы ли они? И могут ли вести дела. Моя глупость слишком дорого им обошлась. Я даже не представляю, какие еще беды на них обрушились после. Да и захотят ли?

— Попытка — не пытка. А для успокоения души, считай, что ты отдаешь им долг, искупая свою вину. Ведь если все выгорит — и нам польза, и им. Подходящий взгляд на дело?

— Вполне, — хмыкнула Анна. — Теперь твоя очередь.

— Ты, наверное, уже слышала легенду о том, что на третий день после смерти отца ко мне во сне приходили предки?

— Слышала, — кивнула она. — Твоя мама мне все рассказала.

— Вот и ответ, — развел руками князь.

— Что, и все? — Удивилась женщина.

— Да. Ко мне действительно во сне приходили предки. Эта беседа не прошла даром. Я поумнел, набрался многих знаний, повзрослел.

— Слушай, так не честно, — покачала она головой.

— Что не честно?

— Ты мне врешь. Я понимаю, что история это интересная удобна и красива. Но она ничего не объясняет. Ты ведешь себя так, словно тебе много лет. Кроме того, не познав женщину, ты смотришь иной раз на меня взглядом старого кобеля. Это явно не знания и мудрость предков. Это опыт, собственный опыт.

— Какое же объяснение тебя устроит? — Невозмутимо поинтересовался Дмитрий.

— Правдивое. Нет, я не прошу правды. Я все понимаю. Но тяжело так. Ты терзаешь меня этой недосказанностью. Мне было жутко стыдно и больно за то, что я совершила. А почему молчишь ты?

— Потому что я не знаю, что со мной произошло, — после долгой паузы произнес Дмитрий, выкатывая второй слой заранее продуманной легенды.

— То, что к тебе приходили предки, это выдумка?

— Я просто сказал тебе не всю правду, — лукаво улыбнулся Дмитрий. — Как ты когда-то.

— И что же ты опустил? Наверняка самое важное.

— Разумеется. В ту ночь я прожил во сне целую жизнь. Большую, бурную и очень насыщенную. Родился, вырос и умер. Это был мне подарок от далекого пращура.

— Какая она была, подаренная тебе жизнь?

— Совсем другой. Это очень долго рассказывать.

— Сейчас не хочешь?

— Нет, — честно ответил Дмитрий. — Может быть позже.

— Ты не веришь мне?

— Если бы я тебе не верил, то не сказал бы того, что ты услышала.

— Тогда почему?

— Ты хочешь от меня исповеди. Мы еще не достаточно близки, что ли. Да, понятно — умру я, скорее всего, тебя живьем съедят. Митрополиту и дяде ты не по душе. И не только им. Вообще удивительно, что мама с тобой разоткровенничалась.

— Я это прекрасно понимаю, — кивнула Анна. — Поэтому и стараюсь быть тебе полезной. Как ты и приказал. Но сейчас ты раздразнил во мне любопытство. Дурное и вредное. Я сна лишусь.

— Ну, хорошо. Один вопрос, — улыбнулся Дима. — Я отвечу на один твой вопрос по той жизни во сне. Чтобы не мучать тебя так жестоко.

— Сколько лет ты прожил там?

— Сорок восемь.

— Значит тебе сейчас… ох…

— Все остальное потом, — улыбнулся Дмитрий. — Пойдем внутрь. Ты продрогла.