Ранним утром четвертого дня после победы, Дмитрий стоял на крыльце терема, смотрел на легкий туман и думал. Вчера с вечера стали известны окончательные сведения по потерям и трофеям, заставившие его сильно напрячься.

Он стоял на крыльце и, человек непосвященный никогда и не смог предположить, что этот крепкий молодой мужчина лет восемнадцати, на самом деле юноша с неполной дюжиной годков за спиной. Общая акселерация, вызванная слиянием сознаний, за тридцать два месяца изрядно ускорило развитие организма. Побочным эффектом было то, что ему постоянно хотелось есть. Нет, не есть. ЖРАТЬ. Так что теперь, ни видом, ни речью, ни поступками никто бы не смог распознать в нем ребенка. Чудеса, не иначе. Собственно по этой причине Дима и возглавил конную атаку в недавнем бою. Тело вполне позволяло. Иначе, зачем бы ему так рисковать? Сумасшедшим он никогда не был.

Но все это лирика.

Сведя все данные воедино, Великий князь понял, что попал в очень непростую ситуацию.

С одной стороны, достигнут решительный успех — все его конкуренты на престол Великого княжества Владимирского были разбиты и обескровленный.

Владимиро-Суздальский союз, собравшийся изначально под стяг братьев Константиновичей Суздальско-Нижегородского разлива, потерял в двух битвах порядка шести с половиной сотен одних только дружинников. Что совершенно обескровило не только дружины братьев-князей, но и города, выставивших городские полки. В то время как пленных, что примечательно, практически не было. В первой битве вообще ни одного не осталось — копья да стрелы сделали свое дело, оставив на поле боя только трупы да тяжело раненных дружинников, отошедших в мир иной в скорости. Во втором сражение — десятка три пленников набралось. Да и то, только потому, что им выпала честь сразиться с кирасирами, а не с московской пехотой.

Тверское княжество также получило изрядную оплеуху, оставив на поле боя без малого две сотни ратников. Ведомая страхом перед куда более крепкими бойцами, пехота пленных не брала, буквально стоптав дружину.

То есть, по всему выходило, что никто более оспорить его право на правление Владимиром и вассальным территориями не мог.

С другой стороны, армия Великого князя потеряла треть личного состава, большая часть которого являлось пикинерами, сыгравшими одну из ключевых ролей в кампании. То есть, принять в обороне напор кавалерии было нечем. При том, что трофеев и честно награбленного, ну, то есть, конфискованного, оказалось уже очень много. Слишком много. Настолько, что даже Мамай, узнай он о том, мог бы позариться и напасть. Кому-кому, а ему деньги на борьбу со своими политическими противниками очень бы пригодились. Ну, может не совсем деньги, но то, что можно выгодно продать уж точно.

Посему Великий князь оказался в довольно непростом положении. По идее, следовало бы взять Городец и Нижний Новгород, дожимая своих оппонентов. Но Дима был абсолютно убежден, что Константиновичи постараются прикрыться каким-нибудь эмиром Орды. Страждущих бабла амбициозных авантюристов там хватало. Особенно сейчас, когда ханская власть покрывала только часть территории и шла, фактически, вялотекущая Гражданская война.

В Тверь тоже бы было неплохо заглянуть. Но там совершенно точно его ждал бы Ольгерд. А без соединения с силами, оставленными в Москве, Великому князю Литовскому противостоять будет крайне сложно.

— Мда…. Дилемма. — Произнес Дима, почесывая затылок.

— Хочешь продолжить поход? — Поинтересовался митрополит, наблюдая уже минут десять за тем, как Великий князь напряженно думает.

— Да, но меня смущает слава Игоря.

— То есть?

— Сложность таких кампаний в том, что с одной стороны нужно взять как можно больше, дабы окупить войну. А с другой — уметь вовремя остановиться. А то ведь можно и подавиться слишком большим куском….

Немного помучавшись, Дмитрий решил завершать поход. Слишком уж опасным стало двигаться дальше.

Как так вышло, что Великий князь смог так успешно дебютировать в ратном деле? Ведь против него вышли намного превосходящие силы, а еще Наполеон говорил, что Бог на стороне больших батальонов. Так-то оно так, только с небольшой оговоркой — «при прочих равных». В противном случае происходит точно так же, как и везде в жизни — «Бог на стороне хороших стрелков», если, конечно, верить Вольтеру. Смысл этого высказывания сводился к тому, что Великий князь соединил в своей армии два фактора, давших ультимативное преимущество. Это нормальная армейская дисциплина, совершенно чуждая региону и эпохе, и технические новинки.

Самым удивительным и решительным успехом отличилась кавалерия. С нее и начнем.

Кроме наведения порядка и дисциплины, и, как следствие, управляемости среди кирасир, Дмитрий решил специализировать на таранном ударе. Для чего, ему пришлось ввести три профильных технических новшества: новое седло, копье и опорный крюк на доспехах.

Практически не распространенное на просторах Восточной Европы и Азии ясельное седло давало глубокую посадку и очень хороший упор для всадника. Забираться в него было сложнее, зато и выбить из него всадника оказывалось чрезвычайно затруднительным. Проще пробить копьем насквозь, чем «ссадить». Кроме того, подобное седло, за счет радикально лучшего упора, позволяло наносить значительно более сильные копейные удары, совершенно невозможные без него. В то время на Руси не было столь профилированных седел. Старорусское седло относилось к традиционным степным «седалищам» и характеризовалось формулой: легко садиться — легко падать. Ведь таранный удар, применявшийся на Руси, был лишь одной из форм атаки и под него ни седла, ни лошадей, ни копья не затачивали.

С копьем пришлось помудрить еще сильнее, изрядно завязавшись на продукцию лесопилки. Смысл заключался в том, что Дмитрий решил творчески развить идею копья «крылатых гусар».

Что он делал? Брали хорошо просушенный ствол ясеня, и на лесопилке распускали его на стандартные доски. Потом уже малой пилорамой каждая доска распиливалась на рейки квадратного сечения. Дальше эти заготовки ждали лекала, на которых, с помощью рубанков, им придавали сечение равнобедренной трапеции. Да еще и переменной ширины основания и высоты. Без всех этих новшеств — чрезвычайно сложная деталь выходила, стоившая немалых денег и часов труда. Лекал-то не знали. А так — за день один плотник таких заготовок несколько десятков изготавливал, не сильно напрягаясь. Да одну к одной с очень небольшим «биением» геометрии. Следующим этапом шло склеивание древка на оправке. Получалась своеобразная трубка восьмигранного сечения с легкими конусообразным сужением и переменной толщиной стенок. А потом ее еще и лентами ткани обматывали, пропитанными клеем, разумеется. Для XIV века — натурально «хайтек». Легкое, прочное, жесткое древко, ощутимо превосходящее по этим качество обычную «палку». Однако Великому князю, благодаря внедренным технологиям, эти «трубки» обходились довольно дешево.

Но на этом Дмитрий не останавливался. Сменные трубки копейного древка дополнялись довольно тяжелыми дубовыми рукоятками-противовесами. Их вытачивали на простеньком токарном станке с приводом от ноги. Посадочное гнездо для древка, плавный конус гарды, непосредственная рукоятка, упор для крюка и «кормовой» балансир. Совокупно все это давало копье, длиной шесть метров от места хвата до наконечника с несколько большим весом, чем у обычной четырехметровой «палки», практикуемой в те годы. Только вот управлять им было намного проще и легче за счет правильного баланса.

Не менее важным фактором был упор для крюка. Вроде бы — мелочь, однако, он позволял, при наличии ясельного седла, фактически, соединить в единую систему лошадь, всадника и копье. То есть, добиться максимально сильного и жесткого удара по противнику, сконцентрировав на кончике копья значительную часть энергии разогнавшейся лошади. Из-за чего, при прочих равных, сила удара была настолько большой, что если всадник не сидел в ясельном седле, его гарантированно «сдувало» с лошади. Даже при везении — попадании копьем в щит. Этакий удар наковальней наотмашь.

И расчет Великого князя полностью оправдался. Воспользовавшись большей длиной копья, кирасир повыбивали из седел своих противников, практически без каких-либо затруднений. За исключением небольшого количества криворуких неудачников. Потому как промахнуться по силуэту — задача невеликой сложности. Те же венецианцы, куда более искушенные в таранном ударе, отработали чисто. Но не будем слишком суровы к промахнувшимся кирасирам, ведь таранный удар был всего лишь одним из элементов, которому эти вчерашние дружинники обучались. Не профильная вещь, так сказать.

Существует мнение, что от таранного копейного удара всаднику довольно легко увернуться. Но это вздор. Потому как там «довольно широкие углы наведения». На метр правее или левее — не принципиально. Особенно при длинном копье. По сути, способов защиты от такого удара ровно два: или принять его на крепкий щит, сидя в нормальном седле, или удрать, не вступая в бой. Ибо нет ничего страшнее и сокрушительнее грамотного таранного копейного удара тяжелой кавалерии в правильной сбруе да снаряжении. Да даже линейная кавалерия в правильной сбруе страшна своими копьями. Что для сомкнутых пехотных порядков, что для кавалерии противника.

В общем, резюмируя, с всадниками у Дмитрия все получилось очень хорошо. Просто замечательно. Осталось только дать им нормальные латы и действительно тяжелых коней. А вот с пехотой пошли шероховатости натуральными валунами сразу, как дошло до ближнего боя.

Главная сложность московских «пешцев» — их прошлое. Вчерашние крестьяне были слишком мелкими из-за хронического недоедания. Да, Великий князь не жалел на своих лучников и пикинеров ни каши, ни сала, ни мяса. Ну и гонял их по классической советской программе молодого бойца. Однако скелет, сформировавшийся в условиях постоянного дефицита еды, накладывал массу ограничений. Вот и выходило, что более крупные и сильные дружинники, даже раненые, «давали прикурить» пикинерам в ближнем бою. На это еще накладывалось то, что свою пехоту Великий князь просто не успел нормально подготовить к контактной свалке. Так что, да, дружинников смяли. Но перед смертью те навешали московской пехоте ТАКИХ люлей, что почти половина пикинеров вышла из строя. Причем большей частью, безвозвратно. Даже латинский доспех не сильно помог. Не латы, как-никак.

Однако пехота не только не расстроилась, но и напротив — радовалась. Ведь еще несколько лет назад все эти люди боялись даже глаз поднять на дружинников. А сейчас они их смяли. СМЯЛИ! Это настолько подняло их боевой дух и веру в себя, что и не пересказать. А уж Дмитрия так и вообще — они готовы были на руках носить.

Тяжело вздохнув и потерев виски, Великий князь вернулся в терем. Предстояло еще много работы. Конфискации прошли довольно быстро и слажено, да и с обращением в рабство семей своих политических противников не возникло никаких сложностей. Его победа слишком деморализовала аристократию Суздаля, чтобы они могли оказывать внятное сопротивление.

Но вот он уйдет и что дальше?

Политический расклад складывался такой, что Суздалю просто не оставалось никаких вариантов, кроме как пойти под руку Великого князя. Однако их требовалось настроить и замотивировать на это дело. Чтобы позже, при первом же подходящем варианте, они не убежали. Как? Нужно было подумать. Ведь одно дело провозгласить себя Великим князем Московским, Владимирским и Суздальским. А другое дело — стать им на деле. Митрополит же только улыбался в усы, смотря на то, как ломает голову Дима. Он не забыл довольно грубого обращения с ним и не пытался прийти на помощь. В конце концов, ничего страшного и необратимого не происходило. Московское княжество, на которое он опирался своей кафедрой, крепло буквально на глазах. И ему доставляло определенное удовольствие от созерцания этого «творческого поиска». Не говоря уже о том, что он и сам рецепта не знал. Дело-то новое и совершенно незнакомое.