2
Григорий не смог вовремя прибыть на юбилей, опоздал на два дня. Почти все уже разъехались, кроме тех немногих, кто после окончания института остался работать при кафедрах. Из их группы, которую называли группой «редкачей», таким был Славка до прозвищу Хромой.
Кафедра руд редких и радиоактивных элементов находилась у Лагерного сада, в самом дальнем корпусе — седьмом. Григорий хладнокровно миновал и главный корпус, и родной геологический — первый, где в основном и прошли все пять лет учебы. Отдав дань вежливости, провел в разговорах с работниками кафедры около часа и, выдернув оттуда Славку, пошел с ним обратно — в геологический корпус. Стремительность его действий насторожила, а потом и развеселила Хромого. Он насмешливо посматривал на целеустремленного и ставшего вдруг молчаливым Григория.
— Ты что, в нашем корпусе еще не был?
— Нет, — кратко ответствовал тот.
— Так, понятно, — протянул Хромой. Зашел с другого боку, заговорил вкрадчиво: — Ты знаешь, та турмалиновая «роза» из кристаллов исчезла, ее нынешние студенты раскололи и растащили по частям…
Григррий оставался непроницаемым.
— Что-то нет в тебе должного лирического настроя, — вздохнув, сделал вывод Хромой, косясь на Григория, никак не отреагировавшего на запущенное пробным шаром сообщение о расколотой «розе». Григорий молча улыбался, слушая его разглагольствования.
Они вошли в первый корпус. Тишина — идут занятия. Григорий с интересом осмотрел фойе — вроде ничего не изменилось. Разве что теперь сидит вахтер, подозрительно посматривающий на входящих. Григорий подошел к стенгазете «Геолог». Надо же, висит на том же месте, что и много лет назад. И такого же размаха — на всю стену.
Никогда больше Григорий не видел подобных стенгазет. Один вид ее вызывал уважение. В годы их учебы газета славилась не только размерами, но и остротой, юмором, разнообразием материалов и неоднократно занимала призовые места на институтские конкурсах. Оно и понятно — студенты геологоразведочного факультета после каждого курса разъезжались буквально по всей стране и привозили массу впечатлений, кучу интереснейших материалов. Все самое любопытное шло в стенгазету.
В нынешнем номере — и это Григорий заметил сразу, даже возгордился немного — одну его фантастическую юмореску поместили! Наверное, специально к юбилейной встрече где-то нашли. Юмореска, конечно, не то, чтобы очень… Так, пародия на космогонию. Но все равно приятно. И Григорий остановился у газеты, стал перечитывать свое произведение, затем с интересом просмотрел всю газету. Отметил с некоторой досадой — нет, не то. Немного не то. Неплохо, конечно, даже талантливо, черт возьми, но чего-то не хватает. «Зубастости», что ли…
— Пойдем на второй этаж, я коллекцию минералов посмотрю. Что там интересного привозили ребята? — спросил Григорий.
— Да так, по мелочам. Интересное, конечно, привозили. Но сейчас ведь как — первокурсник и тот свою собственную коллекцию заводит. Дипломники одного разыграли. Накрошили пирит и подсунули — мол, золотоносный песок. Отвалил им коллекционер два кристалла мориона…
— Ну, тогда ладно. А кафедра разведчиков там же?
— Ага, не вытерпел-таки…
«Разведчиками» называли «чистых» геологов, специалистов по поискам и разведке. Собственно, «редкачи» являлись теми же «разведчиками», еще одной параллельной группой этой специальности, но с дополнительным спецкурсом. Поэтому нагрузка у студентов-редкачей была побольше. Впрочем, они и стипендию на десятку больше получали.
Кафедра находилась теперь в подвале. Спустились туда, где раньше были склады. Сейчас вместо них — новые просторные кабинеты. Из одного вышла молодая невысокая женщина в строгом светлом костюме. Увидев их, удивленно подняла тонкие черные брови. Хромой деликатно прошел далыце, кивнув ей на ходу. Григорий остановился.
Хромой не без оснований подшучивал над ним. Нет, он не украдет эту женщину, которую не видел много лет и о которой думал по дороге сюда. Но в душе хотел бы это сделать. Пройдясь по местам своей молодости, Григорий смотрел сейчас глазами парня из далекой студенческой жизни. Забыв о жене — о мужское непостоянство! — он смотрел на Катю, стоящую перед ним. Стоял и вспоминал.
Сперва ему не хватало смелости. Вообще-то он вел себя с девушками по-мальчишески дерзко, даже грубо. И, скорее всего, именно по причине робости перед ними. Но свое чувство к Кате Григорий пронес через все годы учебы, повзрослел за это время, но так и не сделал предложения. Да что там предложение! Они никогда не гуляли по уснувшим аллеям, не целовались на лестничных площадках общежития, как все порядочные студенты. Годы учебы проходили, а в их отношениях ничего не менялось. Григорий на других девушек не засматривался. Катя тоже, как говорят в подобных случаях, оставалась ему верной.
Над Григорием посмеивались. Тот же Хромой, близкий его дружок, ехидничал:
— Долго ты будешь так ходить?
«Редкачи», привыкшие в своей чисто мужской компании к «красноречию», только хмыкали удивленно.
Увы, Григорий так и не сделал предложения. Отчасти, наверное, потому, что Катя была красивой, прилежной и аккуратной девушкой. Совсем не чета ему. А в отношении самого себя Григорий никогда, надо отдать ему должное, иллюзий не строил. Ко всему прочему Катя была круглой отличницей. Правда, Григорий в одном из семестров тоже умудрился стать отличником, и его фотографию повесили на Доску почета. И, словно в насмешку, рядом с Катиной. К неописуемому веселью Хромого:
— Кому доска, а кому и тоска почета…
Григорий недолго ходил в отличниках. В следующем семестре он вообще завалил сессию, получив «неуд» по научному коммунизму. Пересдать экзамен смог лишь на следующем курсе. Фотографию сняли. Отличница Катя была брюнеткой, а брюнеток Григорий почему-то опасался. Женился он, как и следовало ожидать, на симпатичной и тихой блондинке. Правда, потом с ним произошла странная метаморфоза — совсем перестал опасаться брюнеток, даже самых жгучих, но стал отчаянно бояться блондинок…
Сейчас же, остановившись перед Катей, Григорий заглянул в ее карие лучистые глаза, и к нему сразу же вернулся весь его прежний страх. Все чувства в нем перемешались, и он робко сказал:
— Здравствуй, Катя.
Она опустила густые ресницы, тихо ответила:
— Здравствуй, здравствуй. — Помолчала секунду. И добавила так же тихо: — Наслышаны мы тут о твоих подвигах…
Григория не удивили эти слова — ему не раз говорили о «подвигах». Главный из них заключался в том, что полтора года назад ему чудом удалось остаться в живых. Собственно, говорить следует о подвиге хирургов, сумевших вернуть его к жизни. Юркий геологический «газик» влетел под колеса мощного самосвала, и товарищи Григория погибли, как обычно и бывает при лобовых столкновениях на скоростных шоссе. Досталесь, конечно, и Григорию.
После кратковременной «командировки» на тот свет, после долгих больничных страданий и последующей инвалидности, поставившей крест на профессии геолога, Григорий взглянул на мир несколько иными глазами. Ничего вокруг вроде не изменилось, а вот даже солнышко и то по-другому светит… Сам он стал чуть сентиментальнее, стал тоньше чувствовать людей.
Первое время Григорий постоянно ощущал какой-то непонятный интерес окружающих к своей персоне. В любопытных взглядах так и читалось — все-таки что-то тут не то, что-то тут от нечистого. Все погибли, а он, видите ли, живой… Григорий и сам удивлялся, даже попытался как-то объяснить это в небольшом рассказе, но так как не умел писать реалистическую прозу, то, понятное дело, нафантазировал. Даже в мистику какую-то ударился — под влиянием любопытствующих. В общем, еще больше напустил туману. И, не подумав, дал почитать свой рассказ знакомым. К их удивлению теперь примешивалось сомнение — а тот ли это Григорий…