Верстовой столб 12. НА ЗАКАТ
Полон воздух забытой отравы…
Ю. Кузнецов
Лошади осторожно перебирали ногами, входя на крашеные темной краской (чтобы не так пугались норовистые кони) доски парома. Старшина перевозчиков протяжно крикнула, перевозчики вцепились в канат, уперлись ногами в настил, и паром поплыл в сизой дымке утреннего тумана, заскользил поперек реки Тюм, отделявшей Счастливую Империю от ничьих земель. Анастасия стояла у перил и смотрела в мутную воду. Временами из нее высовывали хищные зубастые пасти караси, вцеплялись в толстые бревна, откусывая щепки, пытались вцепиться когтистыми передними лапами, вскарабкаться, но срывались и плюхались назад в реку.
— Эх, де-ти-ну-шка, ухнем! — протяжно вскрикивали перевозчики на старинный манер. — Эх, зе-ле-ная, сама пойдет!
— Мириться будем, Настя? — бесшумно подошел Капитан, уже в своей обычной одежде и кирасе. Перевозчики с любопытством косились на него, но в расспросы пускаться не осмелились.
— Мы и не ссорились, — ответила Анастасия, стараясь, чтобы голос звучал как можно равнодушнее. Ольга держалась поодаль, присматривая за конями: — Я эту белобрысую кошку слишком презираю, чтобы…
— Ну, затащили. Ну, не сдержался. Заменим смертную казнь испытательным сроком? — его веселость, как и ее равнодушие, была чуточку наигранной. — Настя…
— Хватит, — сказала Анастасия и отвернулась. — Я тебе не нянька. А если тебе взбрели в голову какие-то глупости, то советую помнить, что это и есть глупости. Я рыцарь, а не кошка в перстнях. Все. Мы снова в дороге.
Капитан пожал плечами и отошел, напевая:
Как на черный ерик,
как на черный ерик
бросили казаки сорок тысяч лошадей…
Приближался берег — точно такой, как покинутый ими, та же трава, те же деревья, то же солнце. Но берег был чужой. Раньше они всего лишь отклонялись от Тракта и могли в любой момент свернуть к наезженной дороге. Теперь же впереди была полная неизвестность. Если хоть одна десятая страшных рассказов хронистов правдива…
— Господи, — сказал Капитан. — Пивка бы выпить, хорошую книжку в руки взять, видик бы посмотреть…
— Видик я смотрела, — не удержалась Анастасия.
— Что? — он сразу забыл о размолвке и о их взглядах, старательно избегавших пересечения. — Как так?
— У нас эта церемония тоже есть, — сказала Анастасия.
— Не может быть! — он заинтересованно придвинулся.
— Достигших совершеннолетия, тех, кто готовится стать рыцарем, ведут в подвал. Там старший в роду снимает покрывало, и открывает стеклянный шар. В него смотришь. Предание гласит, что тот, кто отмечен богами, увидит в нем диковинные картины. — Анастасия грустно вздохнула. — Я не видела, жаль. И не слышала, чтобы кто-нибудь видел. У вас было так же?
Капитан вместо ответа захохотал так, что кони встрепенулись и грохнули подковами по доскам. Ольга повисла на уздечках. Анастасия сердито отвернулась. Ясно, она попала впросак. У Древних эта церемония проходила, надо думать, совсем иначе.
Смешно было бы думать, что чудовища и воины, неизвестных народов набросятся на них, едва они окажутся на чужом берегу, ничейной земле. Ничего не случилось. Они ехали, минуя перелески, без дорог, потому что дорог не было. Капитан при помощи своего «компаса», коробочки со стрелкой, выверял направление, ворчал, громко недоумевал, пытаясь понять, как ухитрялась без компаса и карты находить дорогу вся эта компания — Квентин Дорвард, Айвенго и остальные. Анастасия поинтересовалась, знакомые это его или известные своими подвигами славные рыцари Древних. На этот раз он сдержался, но Анастасия все же поняла, что снова сказала глупость, и решила молчать.
Вскоре Горн повел себя странно. Он метался, внюхиваясь в землю, рычал, скалил зубы и наконец стал жаться к ногам коней, из-за чего чудом только не угодил под копыта. Капитан, давно уже посерьезневший, перевесил автомат на грудь и спросил:
— Понимаете что-нибудь?
— Как бы не звери, — сказала Анастасия, и обе они наложили стрелы на тетиву.
Горн повизгивал, держась у ног лошадей. Капитан навел бинокль на близкую рощицу, довольно-таки густую, сплюнул и сообщил:
— А ведь там, ребята, что-то виднеется. И надо нам эту зеленку проверить…
Они пустили коней шагом. Те прядали ушами, всхрапывали. Горн переместился в арьергард и поскуливал жалобно. Дома, в Империи, он не боялся лесных ящеров…
— Вот оно! — вскрикнул Капитан и прицелился. Тут же опустил автомат, чуть растерянно оглянулся, пожал плечами: — Что-то это как бы…
Ольга завизжала. Кони попятились.
Хрустя ветками, на открытое место выбралось огромное двуногое существо, выше самого высокого человека, все заросшее редким курчавым волосом, сквозь который просвечивала розовая кожа. Бедра обмотаны куском грубого полотна. Шагало оно довольно косолапо, когти на босых ступнях были длинные, а в передних, столь же когтистых лапах, оно удерживало на плече дубину, кончавшуюся огромным комлем. Физиономия — неописуемая смесь человеческого лица со звериной мордой — вытянута вперед, торчат клыки, но взгляд, как ни странно, осмысленный. Оно стояло, покачиваясь, глухо взрыкивая. Горн залился истерическим лаем.
— Стрелять? — спросил Капитан то ли Анастасию, то ли самого себя. — Что-то тут… На кого ж это похоже?
Страха Анастасия не почувствовала. Она просто смотрела, поглаживая по шее пятившегося Росинанта.
— Слышали у вас о таких? — спросил Капитан, сторожа движения чудища стволом автомата.
— Нет, подожди, — сказала Анастасия.
Воцарилось странное, неуклюжее замешательство. Для боя необходим был повод, какой-то крик, толчок, жест угрозы, но ничего подобного они не дождались. Чудище стояло, как вкопанное. Наконен Капитан не выдержал и крикнул:
— Эй, дядя, ты тут шлагбаумом работаешь или как?
Чудовище разинуло пасть и хрипло спросило:
— Сахар есть?
Вот тут Анастасия от неожиданности едва не спустила гетиву. Капитан тоже готов был выстрелить, но сдержался и ответил, как ни в чем не бывало:
— Сахар есть.
— Сахар давать — не драться, драться — сахар не давать.
— Логично, — сказал Капитан. — Моя драться не хочет, моя твоя сахар давать. Идет?
Чудище небрежно сронило дубину с мохнатого плеча — она грохнулась оземь так, что гул пошел, — и безбоязненно двинулось к путешественникам. Самое поразительное — лошади храпели и приплясывали, но вели себя, в общем, мирно. А чудовище вытянуло лапу и прохрипело:
— Сахар давать.
Капитан протянул назад левую руку. Торопливо распутав ремни переметной сумы с едой, Анастасия вытащила угловатый кулек с сахаром и сунула Капитану в ладонь. Два больших куска перекочевали к чудовищу. Оно сунуло сахар в пасть и смачно захрустело. Потом плюхнулось в траву так неожиданно, словно ему подрубили ноги, уселось и похлопало лапой по земле:
— И вы сидеть.
Анастасия колебалась, но Капитан спокойно спросил:
— Кто на карауле останется?
— Знаете, мне на коне спокойнее, — сказала Ольга.
— Вот и сиди, да по сторонам гляди, — сам он спрыгнул с седла, устроился не так уж близко, но и не так уж далеко от чудовища, зажег сигарету и спросил:
— Сторожишь тут, Финогеныч?
— Мой тут жить, — сообщило чудище. — Баба жить, детка жить. Хлебца сеять, мясо ловить.
Анастасия тоже решилась — подошла и остановилась поодаль.
— Хитрый, — сказало чудище Капитану. — Мой один баба жить, твой за собой таскать один баба и один баба.
— Девочки, можно я ему не буду объяснять сложные вещи?
— Да ладно уж, — сказала Анастасия. — Вы… ты… — она решительно не знала, как обращаться к странному встречному. — Кто ты такой?
— Мой человек, — с интонацией, которую можно было считать и гордостью, сообщило чудище. — Мой умный.
Из дальнейшей беседы выяснилось (с домыслением) следующее. Давным-давно прадедушки чудовища были глупые и ходили на четырех лапах, но потом с неба стал сыпаться горящий воздух, и прадедушки до того испугались, что стали ходить на задних лапах. И стали умные.
— Тьфу, черт! — сплюнул Капитан. — То-то ты мне, Финогеныч, кого-то напоминаешь… Мишка ты косолапый, вот кто.
— А это кто? — спросила Анастасия.
— У вас что, медведей нет?
— Медведь — это такой мифологический зверь, — сказала Анастасия. — Крылатый и двухголовый.
— Вот он, медведь, — сказал Капитан. — На дыбки встал и поумнел, надо же…
— Мой умный, — подтвердило чудище. — И сосед умный, и еще сосед, и еще сосед. Все умный.
Местность эту, как выяснилось, заселяли сородичи чудища. Правда, путешественников больше интересовали похожие на них самих существа. Здесь чудище мало чем могло помочь. Оно четко выделяло две разновидности живших где-то в отдалении «безволосые люди» — одни не дерутся и делятся сахаром, даже научили хлеб сажать, зато другие охотятся на «человеков», и «человеки» после этого бесследно исчезают. Особо подчеркивалось, что ролями эти две разновидности никогда не меняются.
Но никаких полезных для дальнейшего странствия выводов сделать из этого нельзя. Те, кто давал сахар, могли без зазрения совести прикончить трех путников, а те, кто на «человеков» охотился, могли оказаться хлебосольнейшими гостеприимцами. Поэтому разговор особенно не затягивали. Оставили чудищу сахара и поехали дальше. Ехали без опаски — «человек» заверял, что его соплеменники, если их не трогать, первыми не бросаются. Капитан неожиданно стал грустен и насвистывал что-то печальное.
— Да грустно все это, Настасья, — неохотно сказал он в ответ на ее мимолетный вопрос. — С людьми все более-менее ясно, а вот чем мишки виноваты, что и по ним грохнуло?
Они ехали долго, пока не наткнулись посреди густого леса, перемежавшегося густым малинником, на великолепное озеро. Отличное место для привала. Капитан сначала твердил, что настоящая малина совсем другая, красная, а не голубая, не такая большая, и вид у нее другой. Однако Анастасии с Ольгой именно такая малина была знакома с детства, они принялись уписывать ее горстями, и Капитан присоединился после короткого колебания.
После обеда решили искупаться. С соблюдением всех предосторожностей, понятно. В озеро долго швыряли камни и коряги, палками промерили глубину у берега, Капитан выпустил в воду короткую очередь, но никакого чудовища на поверхности не появилось. Впрочем, большие чудовища в таких озерах и не живут, подохли бы с голоду. Просто сторона чужая, кто ее знает…
— Уж если ты так боишься, то сидел бы на бережку с автоматом и стерег, — сказала Анастасия. — Это ведь женщинам неприлично глядеть на голых мужчин, а не наоборот.
Капитан хотел что-то сказать, но промолчал. В его глазах вновь появилась та смесь дерзости и смущения, которая и притягивала Анастасию, и мучила неразгаданностью — то ли Капитан являл собой образец типичного мужского характера Древних, то ли это только он один такой. Почему-то очень хотелось эту загадку раскрыть, а спрашивать прямо было как-то неловко.
Анастасия думала об этом, сбрасывая одежду на крупный желтый песок, по которому просто замечательно было идти босиком, думала, плывя в прогретой солнцем воде. Ей вдруг захотелось увидеть на дне клад, сияющие золотые чаши и груду сверкающих самоцветов, а то и сокровище из старых легенд — Валюту, о которой летописцы отзывались восторженно, но не объясняли, как это сокровище выглядит (Анастасия подозревала, что летописцы сами этого не знали). Увы, вода мутноватая, на расстоянии четырех-пяти локтей уже ничего не видно.
Невидимые за кустами спутники позвали ее для проверки, она звонко откликнулась и поплыла на середину. Ужасно не хотелось вылезать из воды — когда еще подвернется такой случай?
И тут она увидела сокровище. Самое настоящее. На том берегу в песке у самых кустов сверкали огромные, с лесной орех самоцветы — синий, желтый, красный. Анастасия моргнула, тряхнула головой. Самоцветы не исчезли, они сияли, переливались, дразнили и манили. Размашисто загребая, Анастасия подплыла к самому берегу, встала на дно. Прислушалась. Полная тишина, на том берегу слышен спокойный разговор Капитана и Ольги — звуки над водой далеко разносятся. Она вышла на берег, сделала три шага, нагнулась к самоцветам, отводя с лица мокрые волосы. Выпрямилась, держа их на ладони. Словно бы светятся изнутри. Значит, не все легенды врут. Бывают клады. Вот только куда голому человеку спрятать камни? Плыть, загребая одной рукой, не столь уж удобно. Не обходить же озеро кругом?
Поразмыслив, Анастасия сунула их в рот, под язык. Довольная своей смекалкой, обернулась к воде.
В тот же миг что-то тяжелое, жесткое упало сверху на голову, заслоняя солнечный свет, молниеносно скользнуло по бокам, сковав руки. Мгновенно Анастасия оказалась спеленутой в плотном мешке, ее сбили с ног ударом под коленки, подхватили и очень быстро, почти бегом понесли сквозь кусты — она ощущала, как по мешку хлещут ветки.
Она отчаянно забилась, но мешок держали умело, цепко, и за колени, и за плечи, так что ничего не вышло. Проклятые камни все еще были во рту, мешая подать голос. Анастасия вытолкнула их языком и попыталась крикнуть. Тут же чья-то рука перехватила шею, заглушая крик. Бег продолжался. Ее явно похищали люди, а не чудовища, но это-то, быть может, и было самым опасным… Анастасия извивалась, пробуя кричать, уже из чистого упрямства, зная, что не удастся, что друзья на том берегу спохватятся слишком поздно, пока разберутся, пока пустят вокруг озера Горна искать следы… Куда ни кинь, выходило, что положение ее — хуже некуда. От злости она не могла даже толком испугаться. На бегу ей опутывали лодыжки колючей веревкой, которая немилосердно впивалась в тело.
Мешок взлетел вверх — его взвалили на что-то дернувшееся, живое, теплое, пахнущее лошадью. Зазвенела сбруя, кто-то прыгнул в седло, прижал мешок коленками к лошадиной шее, и тут же затопотали копыта, судя по стуку — пяти-шести коней.
Скачка была бешеная. Анастасию подбрасывало, колотило о лошадиный хребет и шею, она задыхалась, жадно хватала ртом воздух и никак не могла вдохнуть полной грудью. Мокрые волосы лезли в рот и в глаза. Всадники свистели, орали, гикали, видимо, чуя уже себя в безопасности, и по быстроте конского аллюра Анастасия поняла, что они несутся по открытому пространству — в густом лесу так не разгонишься.
Всякое ощущение времени исчезло. Перед глазами вспыхивали цветные пятна, сознание мутилось, тошнота подступала к горлу. Пугаться было некогда — лишь бы не задохнуться. Шалая скачка сменилась размеренным аллюром, всадники целеустремленно ехали куда-то, и Анастасия в редкие проблески более-менее сносного самочувствия пыталась сообразить, что ее ждет. В голову, понятно, ничего дельного не приходило — все мысли вытрясла скачка.
Наконец кони пошли медленно, остановились совсем. Веревку на лодыжках распутали, Анастасию поставили на землю и потянули мешок вверх. Она яростно извивалась, помогая сдернуть его быстрее. Зажмурилась от света, всплеском ударившего в глаза. Вокруг хохотали. Она медленно открыла глаза, стояла, обнаженная и взъерошенная, в кругу смеющихся крепких мужчин в черной одежде с какими-то затейливыми золотыми знаками на левой стороне груди. Ее пошатывало и мутило. Она зло сверкнула глазами из-под спутавшихся волос, и хохот грянул с новой силой.
— Клянусь Предначертанием, охота того стоила! — сказал кто-то. — Какая кобылка!
Ему дружно поддакнули. Анастасия прикинула, сможет ли она в броске выхватить меч изчножен у того, кто выглядел главным. Нет, тело пока что плохо слушается. Она потрясла руками, разминая их. Огляделась внимательно. Вокруг — голые холмы, под ногами сухой горячий песок, серая пыль. Ни деревца, ни кустика.
Кони — обычные кони, шестиногие, люди — обычные люди, разве что их штаны и рубахи иного, диковинного покроя, а золотые знаки больше всего напоминают какое-то шестиногое насекомое. Только вот взгляды их настолько не нравились Анастасии, что она даже не чувствовала стыда за свою наготу. Странная пустота была в их глазах, и смотрели они так, словно Анастасия была не женщиной, не вообще человеком — глаза лошадиных барышников, довольных красивой и выгодной покупкой. И ничего кроме этого. Анастасия не стала заслоняться руками, выпрямилась с видом гордым и презрительным, сглатывая тошноту. Судя по выражению лиц, они поняли оскорбление: сообразили, что их считают низшими существами, которых и стыдиться-то нельзя.
Вокруг дыбились голые желтые холмы, и ветер, посвистывая, по-змеиному шипя, сдувал с них песок, гнал его тонкими невесомыми струйками неизвестно куда.
— Какая кобылка! — повторил главный. — Тряпки ей бросьте.
К ногам Анастасии упали рубаха и штаны из той же черной ткани, но гораздо более поношенные. Она накинула рубаху через голову и не сразу справилась с непривычной застежкой штанов.
— А ты уверен, что Китеж мы себе на голову не посадим? — спросил один Главного.
— Абсолютно. Я за ними долго смотрел. Совсем ничего похожего.
— Поверим… Как с ней толковать?
— Как обычно.
Все снова заржали. Один протянул ей железную гребенку, и Анастасия не удержалась, взяла. Долго расчесывала спутавшиеся волосы, дергаясь от боли и тихонечко ругаясь под нос. Швырнула гребенку под ноги хозяину.
— Ого!
— Да уж это не про нашу честь. Закон Законом, а Хранители Кнута и Лопаты…
Все разом примолкли. Казалось, им хочется оглянуться друг на друга, но они боятся.
— Вы, скоты, что все это значит? — спросила Анастасия.
— Ого. Говорит по-человечески. Меньше будет возни. Ну, так!
Анастасия покрепче уперлась левой ногой в землю, прикинула расстояние, оценила и выбрала.
И метнулась. Крутнулась. Влепила.
И почти тут же ей досталось меж шеей и плечом чем-то твердым, да так, что она кубарем полетела в песок. Сразу же навалились, вывернули руки, скрутили ремнем за спиной, спутали ноги. Грубо подняли и держали за локти.
Главный, которому она угодила босой пяткой под массивную пряжку пояса, еще сидел, схватившись за ушибленное место, со свистом втягивал воздух сквозь стиснутые зубы, охал и шипел. Его люди, когда он прикрывал глаза, косились на него скорее злорадно, чем сочувственно. Наконец он встал, разогнулся, проковылял к Анастасии и влепил ей оглушительную пощечину.
— Ну, стерва! — выдохнул он. — Я ж тебя до места не доведу, не посмотрю на Хранителей…
Анастасия облизнула нижнюю губу — нет, не разбил, но все равно больно.
— Развяжи руки и дай меч, — сказала она. — А там посмотрим, скотина.
— Я тебе сейчас на песочке такой меч устрою…
— Хранители, — небрежно и равнодушно обронил самый неприметный из его людей, и главарь тут же сник. Выругался, сплюнул. — Ладно, пошли.
Анастасию повели к холмам. Идти было трудно, она то и дело спотыкалась. Ее тут же подхватывали, но при этом старались как бы нечаянно щупать, тайком, но грубо и нахально, и она старалась идти осторожнее, крохотными шажками, медленно. Черных это раздражало, и в конце концов после короткой перебранки ей разрезали веревку на ногах. «Что-то не похоже, чтобы женщины тут были сильным полом», — подумала Анастасия, ежась от тоскливой безнадежности. И впервые пожалела, что пустилась в путешествие.
Чем ближе они подходили к холмам, тем диковиннее и явственнее становились долетавшие оттуда звуки — мощное шипенье, гул, пыхтенье, многоголосые выкрики. Звуки, похожие на шум большого города.
Они оказались на вершине холма, и Анастасия попятилась.
Внизу кипела невообразимая суета, казавшаяся непривычному глазу сплошной мешаниной людей, животных, повозок, железа и дерева, канатов и лестниц.
Справа от горизонта тянулась гигантская канава, шириной и глубиной не уступавшая той высохшей реке у Серого Моста, даже превосходившая ее. Но это русло было вырыто человеческими руками — идеально прямое, с отлогими краями, валом выброшенной земли на том берегу. Какие-то исполинские железные животные, членистые, испускающие жирный дым, свистящие, то и дело выпускающие клубы густого белого пара, слепленные, казалось, кое-как из бочкообразных, кругло-вертящихся, криворастопыренных, косо-дырчатых кусков. Железные гиганты вгрызались гигантскими зазубренными ковшами на длинных шеях в отвесную стену земли. Многие тысячи людей копошились в русле, выравнивая его дно, увозя тачками землю и сваливая ее в бесконечный вал, уходивший за горизонт обок русла. Другие распоряжались, вопя, хлеща бичами замешкавшихся, суетясь на площадках, спуская вниз какие-то бочки, связки дров. Поминутно раздавались истошные вопли придавленных и раненых, на которых, казалось, не обращали внимания. Марево пыли стояло над исполинским руслом. Казалось, это горе повисло невесомым облаком. Зрелище жуткое. Анастасии показалось даже, что она умерла и попала в потусторонний мир, на зловещую Свалку Истории, которой пугали грешников жрецы. Они, правда, уверяли, что там царит холод и сумрак, но все равно это похоже…
— Что это? — спросила Анастасия, чувствуя себя крохотной пылинкой посреди смерча.
— Великий Канал! — ответил кто-то. — Творение Божественного Жука!
— А… зачем все это? — спросила Анастасия недоуменно. Как раз из-за грандиозности Канала не верилось, что здесь скрыта естественная, разумная, человеческая цель. Людей здесь собрано многие тысячи, но все, что они делали, было нечеловеческим.
В ответ — удар по спине:
— Заткнись, дикарка!
Анастасия посмотрела влево — там стоял целый город, но город на колесах. Огромные повозки, крытые грубой тканью, и настоящие домики — но на высоких колесах, с оглоблями и дышлами, уткнувшимися в землю, с окнами и дверями, крылечками и латаными жестяными трубами. Тысячи повозок, тысячи домиков, образовавших неисчислимые улицы и тупики жуткого лабиринта. Там дымили печи, взлетали снопы искр над трубами кузниц, бегали дети, ревел скот, под навесами в стойлах из жердей стояли кони, висело на веревках белье. В любой момент этот город мог сняться с места и тронуться в путь. А над городом на высоченном столбе, обитом жарко блестевшими золотыми пластинами, сидел на человеческом черепе (слишком большом, чтобы быть делом рук природы), вцепившись в него, шестью растопыренными лапами, гигантский золотой паук с черными матовыми глазами. Чуть пониже развевались по ветру то ли длиннющие лошадиные хвосты, то ли пучки черных веревок.
Один из пленивших Анастасию поскакал в город — видимо, предупредить кого-то.
Анастасию грубо схватили за плечо и повернули, толкнули в спину костистым кулаком:
— Пошла!
— Я… не умерла? — спросила она неуверенно.
Тычок кулаком в поясницу:
— Скоро убедишься, что тут живые…
Они вошли в город, зашагали меж повозок и домиков. Анастасия поразилась, что никто не обращает на них внимания. Взглядывали мельком и тут же равнодушно отводили глаза, уступали дорогу без страха, без любопытства, без единого человеческого чувства. Только у детей, и то совсем крохотных, Анастасия увидела в глазах живой блеск. Те, что постарше, уже пугали безразличными пустыми глазами.
Они подошли к столбу с черепом и жуком. Вблизи оказалось, что столб воистину громаден. Черные веревки шуршали в налетевшем ветерке, Анастасия отметила, что дом под столбом был больше и наряднее остальных.
Захватчики на глазах переменились. Теперь они приняли вид раболепный и предупредительный, хотя пока что не видно никого, перед кем следует эти чувства проявлять. Они стояли в ряд, смирнехонько, вытянув руки по швам.
Скрипнула дверь, и сверху позвали:
— Входите!
Старший толкнул Анастасию в спину, и она пошла вверх по приставному крыльцу с перилами. Следом на цыпочках взбирался старший. Казалось, он и не дышит.
Прихожая, где застыли двое воинов с секирами. Дверь медленно распахнулась. Старший уже не толкал — упер в спину Анастасии палец и направил в проем, бесшумно ступая следом. Дверь неслышно захлопнулась за ней.
— Подойди ближе, — произнес лишенный человеческих чувств мужской голос, словно сам воздух, насыщенный запахом железа и песка, складывался в слова под ударами невидимого кнута.
Анастасия сделала два шага вперед.
— Развяжи ее.
Руки Анастасии оказались свободными. Она встряхнула ими, разгоняя кровь, огляделась.
В темном высоком кресле сидел человек в черном. Узкое длинное лицо, крючковатый нос, острый подбородок. Совершенно голый череп перехвачен над глазами обручем с золотым жуком. Казалось, жук впился ему в лоб всеми шестью лапами. Такой же жук, только побольше, восседал на спинке кресла над головой человека. По обе стороны кресла стояли люди в черном, только у этих жуки висели на груди на золотых цепочках.
— Убирайся.
— Великий Мастер, она строптива…
— Великие истины усмиряют строптивых, — сказал человек в черном. — Иди.
Дверь мягко затворилась. Полтора десятка взглядов скрестилось на Анастасии. Она стояла, гордо подняв голову и делая вид, что не замечает этих взглядов — шарящих, холодных. И совершенно пустых.
— Ну что же, — сказал ют, кого назвали Великим Мастером. — Она слишком красива, чтобы продолжать род рабочего быдла, а следовательно, достойна продолжать род кого-то из вас, Хранители Кнута и Лопаты.
— Сначала следовало бы меня спросить, согласна ли я продолжать чей-то там род, — сказала Анастасия. — И стоит ли вообще его продолжать.
На нее уставились даже не возмущенно — с безмерным удивлением.
— Участь женщины — неустанно продолжать род, — сказал Великий Мастер. — А участь рожденных женщиной — вести вперед Великий Канал. Ты, должно быть, издалека, и разум твой темен, если ты не знаешь очевидных вещей.
— Я — княжна Анастасия из рода Вторых Секретарей.
— Придуманные дикарями звания нелепы перед делом создания Великого Канала.
— Прекрасно, — сказала Анастасия. — Похоже, меня собираются сделать чьей-то женой, не спрашивая, как я к этому отношусь?
— Какое это имеет значение? — сказал Великий Мастер. — Хранители, вы видите, что, как ни удивительно, дикарка способна связно выражать свои мысли, пусть и примитивные. Это лишний раз доказывает, что получить ее должен кто-то из вас.
— Кто вы? — спросила Анастасия, решив пока что не ввязываться в споры.
— Мы — слуги Великого Канала, — сказал Великий Мастер. Он встал с кресла, подошел к Анастасии, положил ей на плечо холодную жесткую руку и подтолкнул к окну. Из окна виднелись за скопищем передвижных домиков пыльное марево и облака пара над Каналом. Тысячеустый шум, грохот железных зверей, бадей и тачечных колес долетали и сюда.
— Но зачем все это? — удивленно спросила Анастасия.
— Мы — лишь скромные слуги Канала, — сказал Великий Мастер. — Его голос словно пытался вопреки своей природе стать мягким. — В незапамятные времена мир был дик и бессмыслен. Жалкие дикари ковыряли землю и строили хижины, без пользы расточая труды и мысли на сотни неразумных дел, прибавляя хаоса. И тогда пришел Великий Тро, чьи волосы распростерлись над миром семицветной, жизнетворящей радугой, вещающей о наступлении Эры Порядка и Труда. Тро протянул руку, и на ладонь ему сел, дабы вкусить крохи великой премудрости, Божественный Жук, и мыслчь Тро оплодотворила Жука озарением Великого Канала. И откладывал Жук яйца, и Тро дул на них, и из его божественного дуновения рождались Славные Предтечи, родоначальники Хранителей Кнута и Лопаты — Яго, Бер, Фир, Ког, Фре. И труды Родоначальников озарили светом божественной мудрости Великого Тро толпы дикарей. И первые комья земли взлетели, и Великий Канал пролег по земле. Мы, Хранители, смертны, но бессмертен Великий Канал. Сотни лет он неотвратимо растет.
— Сотни лет? — шепотом переспросила Анастасия, боясь поднять на него глаза, столкнуться с бездонной пустотой его взгляда.
— Сотни лет, — твердые крючки его пальцев сжимали плечо Анастасии, и от них растекался холод. — Бессмертен Великий Канал. И волосы Великого Тро семицветной радугой веют над миром.
— Но… что потом?
— Ты красива, но разум твой темен, — сказал Мастер. — «Потом»- бессмысленное слово. Есть великое слово — вечность. Великий Тро — это Вечность. Канал — это Вечность. У него было начало, но нет конца.
— Так не бывает, — сказала Анастасия. — Людям надоест…
— Для того, чтобы им не надоело, и существуют Хранители Кнута и Лопаты.
— Сломаются ваши железные…
— Люди будут рыть руками.
— А если Канал упрется в море?
— Мы идем вперед, в направлении, указанном Великим Тро, как сотни лет назад. Великий Канал не может свернуть и остановиться. Довольно, — он сжал плечо Анастасии. — Сейчас тебе прощаются эти дикарские глупости. Но завтра они будут считаться ересью, и советую об этом не забывать. В тебе, мне кажется, есть проблески разума. А потому постарайся понять — у тебя нет иной судьбы, кроме как стать продолжательницей рода Хранителя Кнута и Лопаты, а не рабочего быдла. Единственным твоим чувством должна стать благодарность за оказанную тебе милость.
— Благодарю, — сказала Анастасия. — Надеюсь, меня не заставят продолжать род вот прямо сейчас, тут же?
— Рад, что ты быстро усваиваешь священные истины, — он начисто не заметил иронии. — Разумеется, состоится брачная церемония. Она начнется вечером и будет краткой. Тебя подготовят. Нынче же ночью ты должна будешь дать начало жизни будущим Хранителям Кнута и Лопаты.
— Благодарю за высокое доверие, — сказала Анастасия.
Она почувствовала себя, гораздо спокойнее и увереннее. Вряд ли этот сумасшедший и его пустоглазая банда будут торчать вокруг брачного ложа, духовно сопутствуя трудам по продолжению рода. Тех, кто ее похитил, давно отослали прочь, и они не смогут рассказать, что ценный трофей не так уж смиренен и слаб, когда у него свободны руки и ноги — так что ее «нареченного» ожидают неприятные сюрпризы, весьма нетипичная брачная ночь… А там посмотрим. Ускользнуть отсюда нелегко, обратную дорогу к друзьям отыскать еще труднее, но лучше уж рискнуть, чем превратиться в продолжательницу рода этих безумцев…
Поэтому Анастасия смиренно склонила голову и сказала:
— Твоя мудрость потрясает меня, о Великий Мастер, — и окинула угрюмую шеренгу таким взглядом, что в их глазах зажглось слабое подобие чего-то человеческого. — Я с трепетом жду достойнейшего из вас.
Оказалось, что достойнейшего они избирают примитивнейшим жребием — тянули шарики из золотого сосуда, и вскоре обнаружился счастливчик, ничем, правда, свою радость не выказывавший. «Болван с пустыми глазами, неотличимый от прочих», — подумала Анастасия.
Слуги в черном — новые, незнакомые — вывели ее на крыльцо. Смеркалось, солнце давно скрылось за горизонтом, а по левую руку от заката собирались черные тучи, предвещавшие скорый ливень. «Тем лучше», — подумала Анастасия, ощущая пьянящую опасность предстоящего дела, отрешенную легкость.
Ее привели в домик с занавешенными окнами и сдали с рук на руки служанкам в черно-сером. Они усердно вымыли Анастасию в жестяной ванне, обрядили в голубые штаны и белую рубашку с синим узором. Повесили на шею золотую цепочку с золотым жуком и пучком черных нитей. Зеркала не оказалось — то ли они бились при переездах и от них отказались, то ли потомки богов до зеркал попросту не додумались. Анастасия об этом чуточку пожалела — хотелось все же посмотреть, как она выглядит в брачном наряде этих сумасшедших.
Потом ее отвели в домик, явно принадлежащий счастливчику, которому выпал удачный (по его мнению) жребий. С точки зрения Анастасии, жребий Хранителю выпал малоутешительный.
Служанки зажгли золотой семисвечник в углу, скупо объяснили, что вскоре сюда явится для свершения брачной церемонии какой-то там их жрец, приведет с собой счастливого жениха.
Анастасия слушала их вполуха. Едва за ними захлопнулась дверь, она обернулась к стене. Там, под выкатившим черные бельма неизменным жуком, висел меч в богато украшенных ножнах, с драгоценной рукоятью. Меч был короче и шире тех, к которым Анастасия привыкла, но выглядел внушительно.
Косясь на дверь, Анастасия обошла низкое ложе («жди, как же!»), осторожно вытащила меч, придерживая ножны, чтобы не брякнули. Попробовала пальцем лезвие и удовлетворенно хмыкнула — отточено на совесть. Бедный нареченный. Тихонько вложила меч назад. Улыбнулась. «Просьба пожаловать, невеста ждет с трепетом…»
Она присела на краешек ложа и попыталась принять вид трепетной невинности.
За окном накрапывал дождь, потянуло приятным запахом влажного чистого песка, и вдруг посреди этого мокрого полумрака раздался страшный грохот. Пламя семисвечника качнулось, едва не погаснув, и тут же вылетело стекло. Анастасия подскочила от неожиданности, сорвалась с ложа и подбежала к окну, топча обломки стекла. Для грома и молнии слишком уж оглушительно, а главное — рано, настоящая буря еще вроде бы не подступала к городу.
Анастасия высунулась наружу, рискуя порезаться о торчащие в раме острые осколки. Слева, довольно далеко, все выше и шире разрасталось багровое зарево — колышущееся, огромное, идущее как бы из-под земли. «Канал, — сообразила Анастасия. — Что-то там загорелось. Весьма кстати!»
Сразу в нескольких местах, в разных концах города хрипло и страшно заревели трубы. По улочкам, озаренным пляшущими багровыми отсветами, бежали люди — все в одном направлении, к пожару. Никакой сумятицы. Анастасия разглядела — их гонят, как стадо, слышно, как свистят плети, немилосердно полосуя спины, головы. Один за другим прогрохотали еще два взрыва, зарево разрасталось.
Анастасия осторожно отпрянула в комнату. Самое время. Улочка опустела, направление она помнит, коней тут много, меч есть…
И тут в прихожей затоптались, нашаривая ручку. «Ну, долой трепетную невинность», — сказала себе Анастасия. Выдернула меч из ножен, дунула на семисвечник и прижалась к стене. Багровые отсветы проникали внутрь, и вошедший сразу бы ее увидел, но это не меняло дела — до двери один бросок, и жить вошедшему всего ничего…
Дверь рывком распахнулась, но никто не вошел. Анастасия напрягла глаза, всматриваясь в темную прихожую. Отвела руку с мечом, изготовясь к удару. Оттуда, из темноты, сказали напряженно-радостно:
— Настя, брось железку, порежешься!
Ноги у нее подкосились. Она выпустила меч и бросилась на шею Капитану. Тот обхватил ее так, что ребра хрустнули.
— Задавишь, — выдохнула Анастасия, счастливо смеясь. — Откуда ты такой? Ну говори же!
На нем была эта омерзительная черная одежда с золотым жуком на груди, но под ней чувствовалась кираса. И автомат висел на плече.
— Да подарил тут один одежонку, — сказал Капитан. — Разговорчивый такой попался, гнида, все растолковал — что к чему, где что лежит… Ну, я там неосторожно обошелся с огнем. Горючка, Настенька, потому так и названа, что горит…
— Так это ты? — она обернулась к окну.
— Мой грех, — он отпустил Анастасию, выглянул наружу. — Обормоты, кто ж так горючку держит — неогороженной, с одним вертухаем… Ну, пошли!
Они выскочили под дождь. Вдали, вокруг пожарища, стоял страшный шум, но улочка была пуста. Они бежали меж рядов темных повозок, темных домиков. Капитан схватил ее за руку и тащил за собой, указывая дорогу. Меч Анастасия все-таки прихватила с собой, но второпях оставила ножны. Бежать с мечом в руке было неудобно.
— Да брось ты его! — крикнул Капитан.
Анастасия послушалась. Кто-то шарахнулся из проулка им наперерез, ничего еще не сообразив, выставил секиру. Капитан выпустил руку Анастасии и отшвырнул нападающего короткой очередью в упор. Они побежали в противоположном от пожара направлении. Вдруг Капитан застыл, прислушался:
— Стоп!
Толкнул Анастасию к ближайшей повозке:
— Быстро туда!
Сам запрыгнул следом, опустил полог. Беглецы оказались на каких-то жестких тюках. Тут же совсем рядом промчались всадники, протопало множество человеческих ног. Анастасия перевела дух и, вглядываясь в его неразличимое почти во тьме лицо, спросила:
— Как ты меня нашел?
— А ты думала, так тебя и бросили? — он нащупал в темноте плечо Анастасии. — Десант своих не бросает, княжна… Горна благодари. Пустили его по следу, быстренько на хвост им сели, потом я издали в бинокль увидел, как ты с ними мило беседуешь. Засели на холмах… Вечером все было гораздо проще. Пошел в становище, притормозил там одного с топориком, а он болтун оказался жуткий… — Капитан осторожно коснулся ее щеки: — Чего они от тебя хотели?
— Детей им, дуракам, рожать, — сердито сказала Анастасия. — Таких же дураков, землекопов свихнувшихся…
— Действительно… — он помолчал и решительно шепнул ей на ухо: — Я бы тебе этого не простил.
Анастасия улыбнулась, стоя на коленях на жестком тюке. Почувствовала на губах его губы, медленно подняла руки и положила ему на плечи. Зажмурилась в темноте и долго не открывала глаз.
— Чудо ты, Настя, — защекотал ей ухо голос Капитана. — Чудо несусветное, в кольчуге…
Анастасия улыбнулась в темноте, к глазам подступили слезы. Но почему? Загадочная это вещь — слезы, большая и сложная тайна, пока что ей непонятная.
— Пошли отсюда, — сказала она тихо, коснулась его щеки, провела ладонью. — Тут так страшно…
Вокруг снова не было ни души. Они спрыгнули на землю и, держась за руки, спокойно пошли быстрым шагом к окраине. Никто не бросался наперерез, никто не гнался — все сгрудились вокруг пожара. Ливень усиливался. Время от времени, уже отойдя от страшного города на большое расстояние, оглядывались на пожарище — оно заметно пригасло, багровые отсветы словно уходили в землю, погружались на дно канала.
— Тушат помаленьку, — сказал Капитан. — Тушат-тушат — не потушат, заливают — не зальют…
Анастасия улыбнулась ему. Она промокла насквозь, одежда облепила тело, но холода Анастасия не чувствовала — она была на свободе, и безумцы, рывшие столетиями свою исполинскую канаву, хочется верить, навсегда уходили из ее жизни.
— Разобраться бы с ними как следует, — сказал Капитан. — Черт, и ничем тебя не укутать, сам мокрехонек…
Анастасия зажала в кулаке золотого жука, рванула цепочку и зашвырнула ее подальше. Раскинула руки и закружилась под дождем, зажмурясь, закинула голову, подставила лицо косым струям, крикнула:
— А жизнь — прекрасна!
— Точно. Сам начинаю верить, — Капитан поймал ее в охапку и сказал, словно бросаясь в воду: — Настенька, я ведь не шучу…
— Я знаю, — тихо сказала Анастасия. — Я тоже. Только я… ты… как-то… если…
Она безнадежно запуталась и замолчала в полной растерянности. Что-то старое рушилось, уходило, исчезало, что-то новое никак не могло заступить его место, и Анастасия замерла в его объятиях, уткнулась в плечо, чуточку жалобно попросила:
— Ну не надо так быстро, я…
— Настя, я понимаю, — Капитан погладил ее по мокрым волосам. — Только я серьезно и насовсем…
— Я тоже, кажется, — сказала Анастасия так тихо, что он, быть может, и не расслышал.
Вскоре они добрались до места, где ждала Ольга с лошадьми. Горн, радостно гавкая, прыгал вокруг, а Ольга бросилась ей на шею. Дождь на ее лице или слезы — разобраться под этим ливнем было невозможно.
— Что там было? — спросила Ольга наконец.
— Да пустяки, — сказала Анастасия и впервые зябко передернулась: и от пережитого, и от прохлады дождя. — Чуть замуж не выдали, только и всего.
