Потом она вспомнила про Ольгу и вернула себя, тело и мысли, в реальный мир. Тихонько выскользнула в полутемный коридор, освещенный лишь двумя тусклыми светильниками в противоположных его концах, прокралась к двери Ольги и легонько толкнула ее ладонью. Дверь не поддалась. Прикусив нижнюю губу, Анастасия, не раздумывая долго, вынула из сапожка кинжал, осторожно просунула лезвие в щель, приподняла им кованый крючок, нажала рукой. Дверь отворилась беззвучно — трактирщик не жалела масла на петли. «Грабителем бы тебе быть, княжна», — подумала Анастасия, змейкой проскальзывая внутрь. Накинула крючок.

В комнате — багровое сияние Луны и тишина. На подушке — две головы, чернокудрая и светлая. Анастасия оглянулась, присела в свободное от одежды кресло. Закинула ногу на ногу. Всмотрелась в спящих, покачивая носком сапожка. Обнаженная рука мужчины лежала поверх покрывала — мускулистая, совсем не мужская.

Жаль, что оказался свидетель, но времени нет, выезжать нужно на рассвете, а до рассвета рукой подать. Ничего, Ольку можно для разговора увести в свою комнату. Анастасия встала, бесшумно шагнула вперед и тихо позвала:

— Олька!

Словно она дернула за невидимую ниточку. Светлая голова мгновенно взметнулась с подушки, а рука нырнула под подушку. Багровый лунный блик сверкнул на лезвии ножа. Не успев ничего осознать, Анастасия привычно уклонилась. Нож просвистел рядом и с противным глухим стуком вошел в стену, отнюдь не бумажную. «Ничего себе мужик!» — по инерции подумала Анастасия удивленно и зло, а ее тело опытного бойца само метнулось вперед.

Она приставила кинжал к горлу мужчины и тихонько посоветовала:

— Тихо… Соседей перебудим.

Как ни странно, казалось, именно опасность разбудить соседей и заставила его замереть. Только глаза свидетельствовали, как он жалеет, что не умеет убивать взглядом, испепелять. Наверняка, та еще пташка…

Тем временем проснулась Ольга, вскинулась, зажала ладонью рот, заглушая крик. Глазищи стали в пол-лица, но страх тут же пропал из них — она узнала Анастасию.

— Очень мило, — тихонько сказала Анастасия, не спуская глаз с мужчины и по-прежнему сторожа кинжалом его горло. — Это ж надо — тянуть в постель такое вот сокровище, которое спросонья бросается ножиками… Где ты его выкопала? А если я его сейчас за такие штучки…

— Не смей! — шепотом вскрикнула Ольга. — Иначе я тебя убью!

— Приятно слышать, — сказала Анастасия. — Похоже, я своего оруженосца и не знала… А если я Красных Дьяволят позову? (Мужчина напрягся.) Лежать! Рыцарь шутит. Господа мои, вам не кажется, что ситуация создалась ужасно щекотливая? Как мы из нее будем выпутываться, знает кто-нибудь?

— Я думал… — начал мужчина (Анастасия чуть отвела лезвие от его горла). — Ну, если бы я знал, что это ты, я бы не стал…

— Великолепно, — сказала Анастасия. — Прелестно. Изумительно. Значит, у меня в ваших еретических кругах репутация своего человека?

— Рассказала? — не решаясь повернуть голову, мужчина с упреком скосил на Ольгу глаза.

— Да нет, — ответила за нее Анастасия, отступила на два шага. — Сама догадалась, трудно разве? Ну вот что, вы, оба. Вылезайте-ка из постели, и побеседуем. Право же, самое время.

Она не собиралась отворачиваться — кто знает, что еще может выкинуть этот тип и сколько у него ножей, — но мужчина, к ее удивлению, преспокойно вылез обнаженным из постели и неторопливо оделся на ее глазах без тени обычной мужской стыдливости. «Еще один извращенец, — сердито подумала Анастасия. — Или просто распущен сверх меры».

Из предосторожности она уселась поодаль, рядом с висевшим на стене мечом Ольги. Оглядела их, сидящих напротив, встревоженных, но не выглядевших виноватыми, и сказала, гася напускной бравадой последние сомнения и тоску:

— Дела такие, Олька. Я уезжаю к Закатному Морю. На рассвете. Не откладывая. Принуждать никого не могу…

Она ожидала чего угодно, но не этой вспыхнувшей в глазах Ольги радостной готовности:

— Я с тобой!

— Ты что, всю жизнь мечтала о таком путешествии? — опросила Анастасия.

— Ну, не всю жизнь, с некоторых пор…

— Вот именно, — хмуро сказал мужчина.

— А ты бы помолчал, как тебе и положено, пока идет женский разговор, — не сдержалась Анастасия.

— А если я считаю, что по-другому положено?

— И у тебя, понятно, есть подлинные летописи Древних, где черным по белому записано, что до Мрака мужчины и лежали сверху, и сильным полом были? — медовым голоском спросила Анастасия, и эта невинность тона была похлеще издевки. И мужчина это понял. Он сказал хмуро:

— Нет. Ничего подобного у меня нет.

— В таком случае, на чем твоя нахальная уверенность основана, прости меня?

— На снах и убеждениях.

— Убеждения, конечно, вещь хорошая, — сказала Анастасия. — Но к ним бы еще и доказательства…

— А у тебя есть доказательства, что с Великим Бре все обстояло так, как учат жрецы?

— Нет, — честно призналась Анастасия.

— Вот видишь. У вас свои жрецы, у нас свои.

— Логично, — сказала Анастасия. — Но коли в Соборах прославляют Великого Бре, а не ваши догмы, не следует ли отсюда, что правы наши жрецы?

— Это как посмотреть. Временная победа еще не означает…

— Не надо, — сказала Анастасия. — Не будем. Знаешь ли, я чуточку наслышана об умении еретиков вести длиннейшие дискуссии. Вы в них поднаторели, я знаю. А я — рыцарь. Я человек дела. Да и некогда мне с тобой дискутировать. С рассветом я должна быть в пути. А теперь объясни-ка мне, Олечка, отчего это ты так спокойно и радостно встретила весть о путешествии к Закатному Морю?

Вместо ответа Ольга обернулась к мужчине, и он заговорил — с явственно различимой ноткой снисходительности.

Анастасия готова была вспылить, но превозмогла себя и молча слушала.

— Жрецы вас обманывают, — говорил он. — Гологоловый Хру вовсе не злой дух, а былой сподвижник Великого Бре, его названный брат. Творя мир, они поссорились, и Гологоловый Хру хотел увести веривших ему за Бугор.

— Это куда еще? — скептически усмехнулась Анастасия.

— Далеко, далеко, у Закатного Моря, высится Бугор. А за Бугром есть все, там живут счастливо и богато, там сверкающие повозки силой волшебства ездят без лошадей, а сверкающие ящики поют без спрятанных внутри певцов — стоит только произнести заклинание. Там много невиданной одежды, много невиданных яств и питий. Давным-давно, у Начала Времен, Гологоловый Хру хотел увести преданных ему за Бугор, дабы вкусили они полными горстями из полных чаш, — мужчина говорил с запалом, с жаром, даже снисходительность пропала. — Но коварный Бре послал на землю Мрак, а потом представил все так, будто он и создал землю и скалы, людей и животных. На самом деле все сущее создал Гологоловый Хру из священного кукурузного початка, упавшего с небес — и листья початка стали реками, кочерыжка — землей, а зерна — живыми существами. Но жрецы Великого Бре скрыли от вас и эти истины, и путь за Бугор, растоптали саму память о нем. И многие ушли туда, в землю обетованную, а другие остались, дабы распространять свет святой истинной веры.

Если честно, в голове у Анастасии был полный сумбур и ералаш. В речах мужчины были свой резон и своя логика. Во всем, что касается Великого Бре, полагаться приходится исключительно на жрецов — а где чудеса и откровения с небес, где божественные доказательства? Однако невозможно сразу, с размаху, вдруг изгнать из разума и души с детства привычные истины и заменить их новообретенными. Сознание против такого бунтует, протестуют чувства, страх выплывает из глубин мысли, кружится голова…

Анастасия наклонилась вперед и впилась взглядом в его лицо. Он стойко выдержал взгляд. Зато Анастасия — вот небывальщина! — ощутила тень смущения. И все же спросила твердо:

— А где доказательства?

— Доказательства — за Бугром. И чтобы попасть туда, вовсе не обязательно умирать, как это обстоит со Светлыя Завтра. Если ты дойдешь, все увидишь сама и уверуешь.

— Ну что ж… — сказала Анастасия. — Быть может, у тебя найдутся какие-нибудь описания предстоящего мне пути?

— Нет. Кто попадет туда, уже не возвращается, не в силах он уйти из страны счастья…

— И все же трудно поверить, — сказала Анастасия. — Очень трудно…

— Но ты ведь уже отважилась переступить некоторые запреты. Я о твоих связях с Копателями говорю. Они мне известны.

— Ох, все сложно… — вздохнула Анастасия и сообразила вдруг, что говорит с ним, как с равным — хотя он, судя по одежде, был из рода ремесленников. Более того, говорит с ним серьезно, как женщина с женщиной! Она выпрямилась, досадливо поморщившись: — Послушай, а не замышляешь ли ты к нам присоединиться?

— Увы, нет.

— Что так?

— Долг, — сказал он с неприкрытой тоской. — Понимаешь ли, у меня свое место в этом мире, и старейшины считают, что покидать мне свое место пока что рано…

Анастасия хотела съязвить, но посмотрела на него пристальнее и отвела глаза, смутившись перед этой неприкрытой и нешуточной грустью. Великий Бре, да что с ней сегодня творится, не узнает себя…

— Прелестно, — сказала она. — Говорили же старики — стоит раз связаться с еретиками, так и покатится… Кстати… — Она все же не решилась выпалить это одним духом, помедлила: — Кстати… — Она покосилась на распахнутое окно, багровый диск Луны, закончила деланно бодро и равнодушно: — А душу мою Гологоловый Хру покупать будет?

— Еще одна побасенка. Хру никогда и ни у кого не покупал душ. Зачем они ему? Он царит там, за Бугром. О чем ты еще хочешь спросить?

— Считалось — и мне нелегко расстаться с этой истиной, — что все сущее сотворил Великий Бре. Ты же уверяешь, что творец всего сущего — Гологоловый Хру. Что, если придет кто-то третий, кто уверен, что мир наш и все живое и неживое обязаны существованием… ну, хотя бы Блуднице Анах?

Он дернулся так, что Анастасия невольно положила руку на кинжал. И сказал в полный голос:

— Ересь! Как раз Хру победил и Анах, и Косматого Тро, но Бре украл у него эти победы! А еще…

— Тише, тише, за стеной проснутся, — сказала Анастасия. — Я пошутить хотела.

Но на самом деле эта мысль о третьем, вновь все ставящем с ног на голову, натолкнула ее на новые серьезные размышления. Если несколько истин объявляют себя подлинными, отвергая остальные, где же тогда Истина и в чем она? Нет, чем дальше, тем тверже убеждаешься — верить следует только тому, что увидела своими глазами. Пусть эти мысли считают еретическими те, кто в качестве доказательств пользуются исключительно словами. Пусть. Зато собственные глаза не лгут.

— Но я-то вернусь! — сказала Анастасия. — Ведь если не возвращаться, как оставшиеся узнают, что права я, а не они?

— То, что ты говоришь, — грех гордыни, — мягко попрекнул он.

— А возможна ли жизнь без грехов? — спросила Анастасия.

Он промолчал. Видимо, не имел на сей счет твердого мнения. Или его загадочные старейшины такового не имели.

— То-то, — сказала Анастасия скорее устало, чем злорадно.