Глава 7
Тристан

Когда таксист привез папу и меня в больницу, я бежал всю дорогу в реанимационное отделение. Мои глаза метались вокруг, ища кого-то знакомого.

– Мама! – крикнул я, увидев ее в зале ожидания. Я снял бейсболку и поспешил к ней.

– Ох, дорогой, – воскликнула она, бросаясь ко мне и обнимая.

– Как они там? Как…?

Мама начала рыдать сильнее, ее тело дрожало.

– Джейми… Джейми больше нет, Тристан. Она держалась так долго, как могла, но это было слишком.

Я отстранился и сжал пальцами переносицу.

– Что значит «больше нет»? Она не могла… она в порядке. – Я посмотрел на отца, он был в шоке. Растерянный. Испытывающий боль.

– Отец, скажи ей. Скажи ей, что с Джейми все хорошо.

Он опустил голову. Внутри все горело.

– А Чарли? – спросил я, почти уверенный в том, что не хочу знать ответ.

– Он в палате интенсивной терапии. Состояние тяжелое, он…

– Здесь. Он здесь. – Я провел пальцами по волосам. Он в порядке. – Я могу его увидеть? – спросил я.

Они кивнули. Я поспешил к посту медсестры, и они повели меня к Чарли в палату. Я смотрел на моего мальчика, закрыв ладонью рот. Он был подключен к аппаратам, которых было больше, чем можно себе представить. Из горла выходила трубка, его руки и лицо были в синяках и ранах.

«Господи…» – пробормотал я.

Медсестра неуверенно улыбнулась.

– Вы можете взять его за руку.

– Почему столько проводов? П-п-почему там трубка в горле? – Я заикался. Умом пытался остаться с Чарли, но постоянно подкрадывалась мысль о Джейми. Джейми больше нет, сказала мама. Она ушла. Но как? Как она могла исчезнуть?

– Во время аварии его левое легкое было повреждено, он не мог дышать. Это чтобы помочь ему.

– Он не может дышать самостоятельно?

Она покачала головой.

– С ним все будет хорошо? – спросил я медсестру, не сводя с нее глаз.

– Я не его врач. Только он может…

– Но вы можете ответить, верно? Если бы вы были на моем месте и только что потеряли жену… – я произнес это вслух и захлебнулся от эмоций, – если бы этот мальчик был всем, что у вас осталось, вы бы хотели знать, есть ли надежда, верно? Вы бы спросили кого-то, чтобы вам сказали, что делать? Как действовать? Что бы вы делали?

– Сэр…

– Пожалуйста, – умолял я. – Пожалуйста.

Она опустила взгляд, прежде чем посмотреть мне в глаза.

– Я держала бы его за руку.

Я кивнул, понимая, что она сейчас сказала больше правды, чем я готов услышать.

Я подошел к стулу около кровати Чарли и взял его руку в свою.

– Эй, дружище. Это папа. Я здесь. Я знаю, я не был рядом столько, сколько мог бы быть, но сейчас я здесь, хорошо? Папа здесь, и я очень хочу, чтобы ты боролся, ради меня. Ты можешь это сделать, приятель?

Слезы катились из моих глаз на его щеки, когда мои губы уткнулись в его лоб.

– Папа нуждается в тебе, мне нужно, чтобы ты дышал. Мы вытащим тебя, потому что ты мне нужен. Я знаю, люди считают, что это ребенок нуждается в родительской любви, но это ложь. Ты мне нужен, чтобы держать меня на плаву. Ты мне нужен, чтобы я верил в этот мир. Дружище, мне нужно, чтобы ты очнулся. Я не могу потерять и тебя тоже, хорошо? Мне нужно, чтобы ты вернулся ко мне… пожалуйста, Чарли… вернись к папе.

Его грудь высоко поднялась, и, когда он попытался выдохнуть, аппараты стали пищать быстро. Прибежали врачи, потянули меня за руку подальше от Чарли, которого начало подкидывать на постели.

Они все начали кричать что-то друг другу, произнося слова, которые я не понимал, делая вещи, которые я не мог осмыслить.

– Что происходит? – орал я, но никто меня не слышал. – Что происходит?! Чарли! – орал я, пока две медсестры пытались вытащить меня из палаты. – Что они делают? Что…Чарли! – Я орал громче и громче, когда они вытолкнули меня из комнаты.

– Чарли!

Поздно вечером в пятницу я, сидя у рабочего стола, набрал номер, который был так хорошо знаком мне, но не использовался в последние дни. Когда пошел гудок, я поднес телефон к уху.

– Алло? – сказал ровный и мягкий голос. – Тристан, это ты?

Настороженность этих слов заставила скрутиться мой желудок.

– Сынок, пожалуйста, скажи что-нибудь, – прошептала она.

Я стучал кулаком по губам, но ничего не отвечал.

Я положил трубку. Я всегда вешал трубку. Сидел в одиночестве и темноте, позволяя ночи поглотить меня целиком.