Глава шестая

Магия Хартии на Рассеченной Вершине! Тварь, затаившаяся в пещерах под холмом в миле или чуть дальше к западу от расколотого камня, повела носом, словно почуяв знакомый запах, долетевший вместе с ветром.

Когда-то тварь была – или выглядела – человеком, еще в те времена, когда жила под солнцем. Все человеческое она утратила за те века, что провела в стылых водах Смерти, яростно цепляясь за свою сущность в борьбе с течением и демонстрируя невероятную волю к жизни. Тварь знать не знала, что обладает такой волей, – до того, как неумело брошенное охотничье копье отскочило от камня и вонзилось ей в глотку, оставив лишь несколько последних отчаянных минут жизни.

Усилием воли тварь удержалась по ту сторону Четвертых Врат, что ближе к Жизни, – набирая мощь, постигая пути Смерти. Тварь питалась меньшими духами и избегала тех, кто сильнее, или служила им. И неизменно цеплялась за жизнь. Удача улыбнулась ей, когда какой-то могучий дух прорвался из-за Седьмых Врат, затем сквозь каждые из Верхних Врат по очереди, пока изголодавшимся монстром не пробился в Жизнь. Сотни мертвых устремились за ним, примкнула к толпе и тварь. Страшная была неразбериха, на самой границе между Жизнью и Смертью поджидал могучий враг, но в суматохе духу-твари удалось прокрасться по самому краешку и, внутренне торжествуя, протиснуться в Жизнь.

Там, где вышел неупокоенный дух, оказалось полным-полно недавно покинутых тел, так что он вселился в одно из них и сбежал. Вскорости тварь отыскала пещеры, где и поселилась. Она даже решила взять себе имя: Тральк. Простенькое такое, несложно выговорить даже полуразложившимся ртом. Имя явно мужское. Тральк не помнил, какого пола он был изначально, много веков назад, но захваченное тело оказалось мужским.

Это имя наводило страх на несколько мелких поселений, что еще сохранились в этой части Пограничья: Тральк нападал на них и подпитывался человеческими жизнями, чтобы оставаться по эту сторону Смерти.

На Рассеченной Вершине вновь вспыхнула магия Хартии, и Тральк почувствовал: заклинание мощное и чистое, но сотворено оно не слишком умело. Мощь магии испугала тварь, однако неопытность мага внушала надежду, а сильная магия означает сильную жизнь. Тральк так нуждался в этой жизни – чтобы укрепить присвоенное тело, чтобы восполнить дух, утекающий обратно в Смерть. Жадность возобладала над страхом. Мертвая тварь вышла из пещеры и принялась карабкаться на холм, не сводя безвеких гниющих глаз с дальнего хребта.

Наконец Сабриэль увидела проводника: сперва как столп бледного света, скользящий над бурлящей водой в ее сторону, а затем, когда он замер в нескольких ярдах от нее, как размытую сияющую человеческую фигуру, приветственно простирающую к ней руки.

– Сабриэль.

Голос звучал нечетко и словно бы доносился из дальней дали, а не с того места, где замерла сияющая фигура, но Сабриэль улыбнулась в ответ на теплое приветствие. Абхорсен так и не объяснил ей, кто или что такое эта светозарная фигура, но девушке казалось, она знает и так. Прежде она призывала этого советчика только раз – когда у нее впервые начались месячные.

В Уиверли-колледже половое воспитание сводилось к минимуму – к нулю, если тебе еще не исполнилось пятнадцати. Старшие девочки много чего рассказывали о регулах – по большей части разные страшилки. Подруги Сабриэль еще не достигли зрелости – она стала первой, – так что в страхе и отчаянии девочка вошла в Смерть. Отец уверял, что дух, явившийся на призыв бумажного кораблика, ответит на любые вопросы и защитит ее, так все и вышло. Сияющая советчица объяснила ей все, что требовалось, и успела ответить на многие другие вопросы, прежде чем Сабриэль пришлось-таки вернуться к Жизни.

– Здравствуй, мама, – промолвила Сабриэль, убирая в ножны меч и аккуратно придерживая пальцами язычок Саранета.

Светозарная фигура ожидаемо промолчала. Помимо одного-единственного слова в знак приветствия, гостья могла только отвечать на вопросы. Сабриэль не знала даже, правда ли на призыв приходит дух матери, мало похожий на других духов (пожалуй, все же нет), или же это порождение охранительной магии, оставленной матерью после смерти.

– У меня мало времени, – продолжала Сабриэль. – Мне бы так хотелось спросить про… Ох, наверное, про все на свете… но прямо сейчас мне нужно узнать, как добраться до отцовского дома от Рассеченной Вершины… Я имею в виду холм Бархедрин.

Посланница кивнула и заговорила. Сабриэль слушала – и в голове у нее сами собою возникали образы того, о чем рассказывала женщина: образы яркие, точно воспоминания о собственном путешествии.

– Ступай к северной стороне холма. Спускайся по отрогу, который ведет оттуда вниз до самой долины. Посмотришь на небо – облаков не будет. Отыщешь ярко-красную звезду Уаллус – у самого горизонта, на три пальца к востоку от севера. Следуй за этой звездой, пока не выйдешь на дорогу, идущую с юго-запада на северо-восток. Пройди по ней около мили на северо-восток, до мильного столба и камня Хартии за ним. За камнем начинается тропа, что ведет точно на север к Долгим утесам. Ступай по тропе до двери в Утесах. Дверь ответит Мозраэлю. За дверью – туннель, резко уходящий вверх. За туннелем – мост Абхорсена. Дом – за мостом. Ступай с любовью – не мешкай и не останавливайся, что бы ни случилось.

– Спасибо тебе, – начала было Сабриэль, сберегая в памяти слова вместе с сопутствующими мыслями. – А не могла бы ты еще…

И тут же умолкла: посланница матери внезапно вскинула руки, словно не на шутку испугавшись, и закричала:

– Беги!

В то же мгновение Сабриэль почувствовала, как охранительный ромб вокруг ее физического тела предостерегающе запульсировал болью: значит, северный знак погас. Она тотчас же крутнулась через левое плечо, выхватывая меч, и опрометью бросилась к границе с Жизнью. Течение, казалось, усилилось, пытаясь ее задержать, обвиваясь вокруг ее ног, но отступило перед ее настойчивостью. Сабриэль добежала до границы, и яростным волевым натиском ее дух прорвался в Жизнь.

В первое мгновение Сабриэль растерялась, холод снова пробрал ее до костей, мысли смешались. Ухмыляющийся живой труп как раз перешагнул через погасший северный знак и протянул к ней лапы; смрадный запах мертвечины туманом вырывался из неестественно раззявленного рта.

То-то порадовался Тральк, обнаружив, что дух мага Хартии бродит далеко от тела, а охранительный ромб едва держится. Меч слегка его обеспокоил, но иссохшие глаза не разглядели знаков Хартии, танцующих под слоем инея. Колокольчик в левой руке мага тоже походил на ледышку или снежок – точно девушка зачерпнула горсть снега. В целом Тральк решил, что ему несказанно повезло: внутри неподвижной жертвы пылала совсем юная, сильная жизнь. Тральк бочком-бочком подкрался поближе – и его руки с разболтанными, способными вывернуться как угодно суставами потянулись к шее девушки.

Но едва склизкие гниющие пальцы предвкушающе распрямились, Сабриэль открыла глаза и сделала выпад, который принес ей второе место в классе боевых искусств, а позже не дал занять первое. Ее рука и меч, как единое целое, стрелой метнулись вперед, острие клинка вонзилось Тральку в глотку и вышло с другой стороны на восемь дюймов.

Тральк взвыл, его цепкие пальцы схватились за меч в попытке высвободиться, и он завизжал еще громче, ибо на лезвии вспыхнули знаки Хартии. Раскаленные добела искры рассыпались по фалангам – и Тральк с запозданием понял, с чем столкнулся.

– Абхорсен! – прохрипел он, опрокидываясь навзничь, едва Сабриэль резким рывком выдернула меч.

А меч уже разрушал мертвую плоть, в которой обосновался Тральк: магия выжигала оживленные нервы, замораживала чересчур подвижные суставы. Глотку Тралька объяло пламя, но он заговорил в надежде отвлечь своего грозного противника, пока мертвый дух пытался сбросить тело, точно змея – кожу, и отступить в ночь.

– Абхорсен! Я стану служить тебе, восхвалять тебя, буду твоим подручным… Я многое знаю и о живом, и о мертвом… Я приманю к тебе других…

Чистый и глубокий голос Саранета перекрыл прерывистый скулеж: так сирена заглушает крики чаек. Звон все вибрировал, эхом отзываясь в ночи. Тральк ощутил его силу: звон не дал духу вытечь из тела и обратиться в бегство. Колокольчик привязал его к обездвиженной плоти, подчинил воле звонаря. В твари вскипела ярость, гнев и страх придали сил в неравной борьбе, но звук был повсюду – разносился окрест, пронзал насквозь. Тральк не мог вырваться из-под его власти.

Сабриэль наблюдала, как бесформенная тень корчится в агонии, наполовину выбравшись из трупа, наполовину застряв в нем, – словно лужа мрака вытекла из тела и застыла. Тварь все еще пыталась заговорить мертвым ртом, но безуспешно. Девушка подумала, не отправиться ли в Смерть вместе с ней – там мертвый дух обретет облик и она с помощью Дайрима сможет допросить его. Но расколотый камень Хартии зловеще нависал над ней, она ощущала его присутствие как неизбывный страх, как ледяное украшение на груди. В сознании вновь прозвучали напутственные слова матери: «Не мешкай и не останавливайся, что бы ни случилось».

Сабриэль воткнула меч острием в снег, убрала Саранет и обеими руками вытащила из бандольера Кибет. Тральк это почувствовал, и ярость его уступила место чистому, незамутненному страху. После стольких веков борьбы он понял: истинная смерть все-таки нашла его.

Сабриэль встала в нужное положение, держа колоколец в необычном хвате обеими руками. Кибет, казалось, подрагивал в ее руках, но Сабриэль, подчиняя его своей воле, качнула его назад, вперед, а затем описала причудливую восьмерку. Звуки, рожденные одним и тем же колоколом, разительно отличались друг от друга, но сложились в короткую маршевую мелодию, в танцевальную песню, в музыку торжественного шествия.

Тральк услышал – и оказался во власти неодолимых сил. Непостижимые, неумолимые стихии принуждали его отыскать границу и возвратиться в Смерть. Тщетно и жалко боролся он с ними, зная, что не вырвется. Теперь ему предстояло пройти сквозь все Врата по очереди и наконец кануть в Девятые. Он оставил сопротивление и потратил остатки силы на то, чтобы создать в середине своего тенеподобного естества подобие рта – рта, в котором ворочался язык тьмы.

– Будь ты проклята! – пробулькал он. – Я все расскажу слугам Керригора! Он отомстит за меня…

Его гротескный захлебывающийся голос оборвался на полуслове: Тральк утратил свободу воли. Саранет сковал его, Кибет схватил его и повел, повел туда, где Тральк перестанет быть. Извивающаяся тень просто-напросто исчезла. Остался только снег под давно мертвым трупом.

Но хотя призрак сгинул, его последние слова встревожили Сабриэль. Имя Керригора, пусть и не вполне знакомое, отозвалось в ней неким подспудным страхом, каким-то давним воспоминанием. Возможно, Абхорсен называл это имя – оно наверняка принадлежит одному из старших мертвых. Оно напугало ее так же, как расколотый камень, как если бы то были осязаемые символы мира, где все разладилось, мира, где сгинул отец и где она сама подвергается жуткой опасности.

Сабриэль откашлялась, ощущая стылый холод в легких, и аккуратно убрала Кибет в бандольер. Меч, похоже, очистился собственным пламенем, но она все-таки провела тряпицей по лезвию, прежде чем вложить его в ножны. Сабриэль вновь надела рюкзак. Несмотря на страшную усталость, она ни минуты не сомневалась, что надо выдвигаться в путь немедленно. Слова духа матери эхом отзывались в ней, а собственное чутье подсказывало: в Смерти что-то происходит – что-то могущественное движется в сторону Жизни, движется к выходу у разбитого камня.

Слишком много смерти и слишком много магии Хартии видел этот холм. До непроглядной мглы еще не стемнело, ветер кружил над землей, облака постепенно заполоняли небо. Скоро звезды исчезнут, а молодая луна оденется белым маревом.

Сабриэль торопливо оглядела небосвод, высматривая три яркие звезды, обозначающие Пряжку на Поясе Северного Великана. Найти она их нашла, но на всякий случай сверилась со звездной картой в своем альманахе. Самодельная спичка, издавая мерзкий запах, роняла на страницы мерцающий желтый отблеск: девушка не смела вновь воспользоваться магией до тех пор, пока не уйдет подальше от разбитого камня. Альманах подтвердил, что она все помнит правильно: Пряжка в Древнем королевстве указывает точно на север; ее второе название – Моряцкая Уловка. В Анцельстьерре Пряжка смещена градусов на десять западнее.

Определив север, Сабриэль двинулась к нужной стороне хребта, высматривая отрог, уводящий в долину, затерянную внизу во тьме. Облака густели, ей хотелось спуститься с холмов прежде, чем лунный свет погаснет. Когда она наконец нашла отрог, то порадовалась и тому, что спуск обещал быть легче, чем ступени на юге, хотя и дольше – уж больно пологий был склон.

На деле спуск в долину занял несколько часов – Сабриэль брела, спотыкаясь и дрожа от холода, за язычком пламени, который призвала, обратившись к Хартии. Слишком зыбкий и хрупкий, чтобы по-настоящему облегчить ей путь, он помогал избежать серьезных препятствий. Она от души надеялась, что для чужих глаз его зыбкое пламя сойдет за болотный огонек или случайный блик. Как бы то ни было, он очень пригодился, когда тучи застлали последний клочок чистого неба.

«Ну вот, а мне говорили, облаков не будет», – подумала Сабриэль, высматривая красную звезду Уаллус где-то там, где, как ей казалось, был север. Зубы безудержно стучали; ноги превратились в ледышки, а от них дрожь расходилась по всему телу. Если не двигаться, она просто-напросто замерзнет на месте, тем более что снова поднялся ветер…

Сабриэль тихонько рассмеялась, борясь с истерикой, и повернулась лицом навстречу ветру. Дул он с востока и с каждой минутой набирал силу. Да, стало еще холоднее, но зато ветер разогнал облака, унес их на запад, и на первом же клочке неба, который он вымел, будто метлой, ярко-алым светом вспыхнул Уаллус. Сабриэль улыбнулась, глядя в сторону звезды и запоминая те немногие ориентиры, что были, и снова двинулась в путь, следуя за звездой, а в ушах все звучал шепот:

Все еще улыбаясь, Сабриэль отыскала дорогу и, поскольку в канавах снега скопилось достаточно, быстро помчалась на лыжах, наверстывая упущенное время.

Когда Сабриэль добралась до мильного столба и камня Хартии за ним, на ее бледном лице не осталось и тени улыбки. Снова повалил снег, косой и колючий, ветер, как с цепи сорвавшись, подхватывал белые кристаллы и швырял их ей в глаза – лицо она замотала шарфом, но глаза остались незащищенными. Сапоги, загодя смазанные бараньим жиром, все равно промокли. Лицо, руки и ноги все больше мерзли по мере того, как силы покидали ее. Она благоразумно подкреплялась понемногу каждый час, но теперь уже просто не могла разомкнуть застывших челюстей.

У неповрежденного камня Хартии, что гордо высился позади низкого мильного столбика, Сабриэль ненадолго задержалась погреться, обратившись к Хартии и сотворив заклинание тепла. Но она слишком устала, чтобы поддерживать его без помощи камня, – чары рассеялись, едва девушка снова двинулась в путь. Только материнское предостережение и заставляло ее идти дальше. Да еще смутное ощущение, что ее преследуют.

Подспудное чувство, не больше… Обессиленная и промерзшая, Сабриэль не знала, верно ли оно, или это просто игра воображения. Но если ей все же не мерещится, она в своем нынешнем состоянии вряд ли справится с кем бы то ни было. А значит, нужно идти.

Тропа вверх от мильного столба и камня Хартии, пусть и более крутая, чем та, что вела на Рассеченную Вершину, была проторена лучше. Строителям дорог здесь пришлось прорубаться через твердый сероватый камень, который не выветривался и не крошился подобно граниту; они проложили сотни широких, низких ступеней, украсив их прихотливыми резными узорами. Что означают эти узоры и означают ли вообще что-нибудь, Сабриэль не знала. Это были не знаки Хартии и не буквы какого-либо из известных ей языков; и она слишком устала, чтобы строить догадки. Она могла лишь одолевать ступень за ступенью, переставляя застывшие ноги, помогая себе руками, кашляя, хватая ртом воздух и нагнув голову, чтобы в лицо не летел снег.

Тропа поднималась все круче, Сабриэль уже видела впереди сквозь снежные вихри стену утеса – черную вертикальную громаду, темнее, нежели затянутое тучами небо, бледно подсвеченное луной. Но утес все никак не приближался – тропа петляла туда и сюда, карабкаясь от долины все выше, выше…

И вдруг, нежданно-негаданно, Сабриэль оказалась у цели. Тропа в очередной раз свернула, и крохотный блуждающий огонек отразился от стены – стены, протянувшейся на многие мили в стороны и на сотни ярдов вверх. Здесь тропа заканчивалась, и стена не могла быть ничем иным, кроме как Долгими утесами.

Едва не разрыдавшись от облегчения, Сабриэль доковыляла до основания утеса, огонек взмыл у нее над головой и озарил серый, в прожилках лишайника камень. Но даже в его слабом свете было ясно видно, что никакой двери тут нет – ничего, кроме иззубренной непроницаемой скалы, уходящей высоко-высоко вверх, за пределы крохотного освещенного круга. Тропа исчезла, идти некуда.

Сабриэль обессиленно опустилась на колени прямо в снег и яростно потерла ладони друг о дружку, пытаясь восстановить кровообращение, прежде чем доставать из бандольера Мозраэль. Мозраэль, пробуждающий колоколец… Сабриэль осторожно прижала его язычок и сосредоточилась, проверяя, нет ли поблизости чего-нибудь мертвого, чего не следует будить. Рядом ничего не обнаружилось, но Сабриэль снова почудилось, будто кто-то есть позади, кто-то идет по ее следу – пока еще далеко, в самом низу тропы. Какой-то мертвый, причем осязаемо могущественный. Сабриэль попыталась точнее прикинуть расстояние, но в итоге выбросила его из головы. Кто бы это ни был, даже пронзительный голос Мозраэля не долетит так далеко. Сабриэль выпрямилась и позвонила в колокольчик.

Звук был такой, словно десятки попугаев разом подняли грай, этот шум взорвал воздух и вплелся в ветер, эхом отражаясь от утесов, многократно умножаясь, перерастая в какофонию криков тысячи птиц.

Сабриэль тотчас же заставила колоколец умолкнуть и убрала его на место, но эхо прокатилось по долине из конца в конец, и она поняла: преследователь услышал звон. Сабриэль почувствовала, как враг точно определил, где она, и прибавил ходу: словно лошадь перешла с шага на галоп, напрягая мышцы. Существо перепрыгивало сразу через четыре-пять ступеней. Сабриэль мысленно видела его стремительное приближение, и столь же быстро в ней поднимался страх; и все-таки она подошла к тропе и поглядела вниз, извлекая из ножен меч.

Там, в снежных вихрях, обозначилась фигура, скачущая со ступени на ступень: невероятные головокружительные прыжки эти так и пожирали разделяющее их расстояние. Там, где ступало гигантское человекоподобное существо, разливалось пламя – точно горящее масло по воде. Завидев его и почувствовав мертвый дух внутри, Сабриэль не сдержала крика. «Книга мертвых» открылась в ее памяти на самых страшных страницах, и жуткие описания потоком захлестнули ее разум. Это был мордикант – создание, способное свободно ходить как в Жизни, так и в Смерти; некий некромант вылепил тело из болотной глины, смешанной с человечьей кровью, влил в него Свободную магию и поместил внутрь мертвый дух, чтобы тот мог управлять телом.

Сабриэль однажды уже доводилось изгонять мордиканта, но это случилось в сорока милях от Стены, в Анцельстьерре, к тому же мордикант был слаб и уже угасал. А этот – мощный, только что созданный, так и пышет огнем. Да он же убьет ее, внезапно поняла Сабриэль, убьет и подчинит ее дух. Все ее планы и мечты, ее надежды и смелость исчезли бесследно, уступив место одуряющей бездумной панике. Девушка заметалась туда и сюда, точно удирающий от собаки кролик, но единственная дорога вела вниз, а от мордиканта ее отделяло уже не больше ста ярдов, и расстояние это сокращалось с каждым мгновением, с каждой упавшей снежинкой. Из пасти чудища вырывалось пламя, оно запрокинуло на бегу конусообразную голову и завыло – вой этот прозвучал как предсмертный вопль несчастного, сорвавшегося в пропасть, приправленный скрипом ногтей по стеклу.

Сабриэль, захлебнувшись криком, кинулась к утесу и замолотила по нему рукоятью меча.

– Откройся! Откройся! – молила она.

В голове ее проносились знаки Хартии, да только все не те, которыми открывают двери, а ведь это заклинание она выучила еще во втором классе. Сабриэль знала его назубок, как таблицу умножения, но сейчас знаки упорно не шли на ум, и зачем только в голове вертится «двенадцать умножить на двенадцать», когда нужна цепочка магических символов…

Отзвуки Мозраэля угасли, и в наступившем безмолвии рукоять ударила во что-то, что отозвалось глухой пустотой, а не высекло искры, опаляя ей руку. Что-то деревянное, что-то, чего прежде здесь не было… Дверь, высокая, до странности узкая. Створку темного дуба обрамляют серебряные знаки Хартии, струясь сквозь древесину. Точно на уровне руки торчит железное кольцо – Сабриэль коснулась его бедром.

Охнув, она выронила меч, ухватилась за кольцо и рванула его на себя. Ничего не произошло. Сабриэль потянула снова, полуобернувшись, глянула через плечо – и в ужасе отпрянула от увиденного.

Мордикант одолел последний поворот – и встретился с ней взглядом. Сабриэль зажмурилась, не в силах вынести ненависть и жажду крови, пылающие в его глазах, – обжигающие, точно кочерга, оставленная в печи слишком надолго. Чудище снова взвыло – и прямо-таки перетекло вверх по оставшимся ступеням; с его когтей, ног и из пасти капало жидкое пламя.

Сабриэль, не открывая глаз, толкнула кольцо. Дверь распахнулась, девушка повалилась спиной вперед и рухнула навзничь в снежном вихре. Глаза распахнулись сами собой. Все еще лежа на земле, Сабриэль отчаянно извернулась, не обращая внимания на боль в руках и коленях, протянула руку наружу, ухватилась за рукоять меча и втащила его внутрь.

Едва меч скользнул в дверной проем, мордикант оказался у цели, повернулся боком, пытаясь протиснуться в узкий проем, просунул внутрь лапу. Серо-зеленая плоть сочилась пламенем, точно каплями пота, пламя курилось черным дымом, наполняя воздух отвратительным запахом жженых волос.

Сабриэль, беспомощно распростершись на земле, в ужасе глядела, как четырехпалая лапа медленно разжалась – и потянулась к ней.