ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Еще долгое время Эйвери оставалась в закусочной одна. Она заказала яйца и тосты, небольшой салат, чашку кофе и просто сидела за столиком, перебирая в уме все, что было сказано.

«Моя дочь ненавидит меня», – подумала она.

Чувствуя себя более подавленной, чем за все последние годы, ей хотелось лишь уползти куда-нибудь и тихо умереть. Но, вместо этого, она расплатилась и ушла.

Солнце заставило ее поежиться.

«Почему сегодня не может идти дождь?» – задалась она вопросом.

Люди куда-то спешили, машины проносились на бешенной скорости. Она стояла посреди оживленной улицы, словно дух, ни мертвая, но и ни живая.

«Это именно то, чего хочет убийца. Он в твоей голове. Он смеется над тобой. Прямо, как Говард. Прямо, как Говард.

Эйвери дошла до машины и уехала.

Не осознавая, куда движется, она вдруг поняла, что едет на юг, прямо к тюрьме. В голове мелькали тела бедных девушек, убийца, машина, маршруты и дом. Дом, в котором, как она предполагала, он мог бы жить: небольшой, спрятанный в тени деревьев, с неопрятной лужайкой, потому что у него были дела поважнее, чем стрижка газона. Все ее подозреваемые были оправданы, один за другим.

Ей снова нужен был свежий взгляд, новые улики.

Парковка тюрьмы никак не изменилась. Прогулка по территории была абсолютно такой же. Охранники шептались за ее спиной и показывали пальцем. Женщина за воротами вновь упрекнула ее за посещение без предварительного уведомления.

– Он сказал, что был уверен в твоем повторном визите, – рассмеялся охранник. – Что с тобой, влюбилась? Кажется, стоит верить всему, что пишут в газетах.

На самом деле не было никаких причин возвращаться. Она не думала, что он действительно сможет помочь ей после катастрофического провала с Art for Life. Она поняла, что ему просто нравилось играть с ней. Эйвери была не в том настроении. Больше ей нечего было скрывать, некуда идти и, по какой-то странной причине, в этот момент ей казалось, что Говард Рэндалл – единственный друг во всем мире.

Говард находился в комнате для встреч в подвале, как и в прошлый раз. Единственное, что изменилось, так это его улыбка. Теперь она ушла, он был обеспокоен.

– Ты не похожа на себя, Эйвери. Все в порядке?

Эйвери рассмеялась.

Если бы у нее были с собой сигареты, скорее всего, она достала бы их и закурила сейчас. Она не курила с тех пор, как была подростком, но сейчас ощущала себя безрассудно, не хотелось, чтобы кто-то ее трогал.

Эйвери села и положила локти на стол.

– Твой последний совет был полной фигней, – сказала она. – Художник? Ты имел в виду Джона Ланга?

– Я не знаю, о ком ты говоришь.

– Бред!

Она злобно улыбнулась:

– Ты играл со мной. Отличный ход. Все это было лишь для того, чтобы вернуть те ужасные воспоминания и вновь увидеть меня сломленной, в слезах?

– Мне не доставляет удовольствие видеть твою боль, – произнес он серьезно.

– Да пошел ты! – заорала она. – Ты играешь со мной прямо сейчас. Ты сказал мне, что он художник. Ты практически выдал мне его на блюдце.

– Твой убийца и есть художник, – ответил он. – Истинный художник.

– Что ты хочешь сказать?

– Он гордится своей работой. Он не просто маньяк. Не просто мясник. В его голове есть определенная цель. Эти девушки для него что-то означают. Он знает их лично и, в обмен на их жизнь, он дарит им бессмертие в своих работах.

– Откуда ты можешь знать это?

Говард наклонился вперед:

– Ты никогда не спрашивала меня, как я выбирал жертв, или почему размещал их определенным способом.

Как адвокат Говарда, Эйвери использовала все возможные способы для его оправдания. Одним из моментов ее работы было понимание убийцы, осознание того, почему он совершал подобные поступки. Это помогло Эйвери отделить его от обычных маньяков, основываясь на личной истории.

– Это было своеобразным посланием для людей, которые толком и не жили, – ответила она. – Ты выбирал лучших студентов, обвинял их в каком-либо преступлении перед человечеством, затем расчленял их и разбрасывал части тела по земле, наблюдая, как другие, в результате, бьются в попытках выбраться со дна.

– Нет, – огрызнулся Говард.

Он откинулся на спинку стула и резко спросил:

– Что такое жизнь? Что она означает? Зачем мы здесь?

– Какое отношение это имеет к делу?

– Непосредственное! – закричал он, ударив по столу.

Охранник заглянул в смотровое окошко:

– Все хорошо?

– Да, Томас, – ответил Говард. – Я просто слегка взволнован.

Охранник ушел.

– Жизнь коротка, – попытался объяснить он. – И она имеет определенную цикличность. Мы живем и умираем снова и снова, постоянно. То, как мы проживем эту жизнь, повлияет на последующие, когда мы переродимся, на нашу энергию и этот мир. Мои жертвы выбирались исходя из недостатков, определенных недостатков, которые они бы все равно не исправили в этой жизни. Поэтому я должен был помочь им, чтобы у них был шанс на отличную жизнь в следующий раз.

– Так ты оправдываешь свои действия?

– Эйвери, этот мир – это то, что мы делаем. Все, что мы пожелаем, может стать нашим. Мои действия основаны на моих убеждениях. А как ты оправдывашь свои?

– Я пытаюсь искупить вину и делаю это каждый день.

Он вздохнул и покачал головой. Казалось, он вот-вот покраснеет, словно только что встретил женщину своей мечты:

– Ты особенная, – продолжил он делиться своими чувствами. – Ты очень особенная. Я понял это, когда увидел тебя впервые. Жесткая, умная, смешная. И все же твои недостатки сломали тебе жизнь. Я могу помочь тебе решить это, Эйвери. Позволь мне помочь. Еще есть время. Разве ты не хочешь освободиться и стать счастливой?

«Я хочу вернуть себе дочь», – подумала она, но вслух произнесла:

– Я хочу найти убийцу.

Говард резко, будто ястреб, поддался вперед:

– Каковы ощущения, когда твой отец убивает твою мать?

Эйвери напряглась: «Откуда он может знать об этом? Ах, да, это было во всех газетах. Информация была открыта. Любой мог прочитать».

– Ты снова хочешь покопаться в моем прошлом? Заставить меня рыдать? – спросила она. – Не сегодня. Я уже на дне, дальше некуда.

– Отлично, – ответил он. – Значит, настало время подниматься.

День смерти ее матери все также ясно всплывал в памяти Эйвери.

Это произошло за их домом, когда она вернулась со школы. Она услышала выстрел, как только зашла. Тогда ей было всего десять лет. Раздался выстрел, потом тишина, затем еще один. Она выбежала в лес и увидела отца, стоявшего над телом с ружьем в руке. Он лишь сказал: «Дай мне лопату».

– Я ничего не чувствовала, – призналась она Говарду. – Моя мать всегда была пьяна и не уделяла мне внимание. Она сразу дала понять, что я была ошибкой. Я ничего не чувствовала, когда она умерла.

– А какая из тебя мать?

Удар. Эйвери ощутила, как поползла трещина по ее пустой, заброшенной оболочке. Хоть она и была опустошена, она все же вдруг поняла, что ей еще можно причинить боль.

– Я не хочу говорить о Роуз.

Говард нахмурился:

– Хорошо, я понимаю.

Он взглянул на потолок, задумавшись о чем-то другом, затем повернулся к ней:

– Твой убийца знает этих девушек. Подумай, что у них есть общего.

Эйвери покачала головой.

– Третья девушка – загадка. Первые две учились в колледже и состояли в женских сообществах. Одна выпускница, вторая только поступила, никакой связи.

– Нет, – прошептал он.

– Что?

– Нет, – повторил Говард. – Ты не права.

– Не права в чем?

В его взгляде мелькнуло разочарование.

– Ты когда-нибудь слышала сказку о мальчике и бабочке? – спросил он. – Когда гусеница превращается в бабочку, которая использует свое тело и крылья, чтобы вырваться из кокона? Это довольно сложный и трудоемкий процесс. Но постоянно борясь, бабочка набирает силы и мышцы, чтобы, наконец, вырваться на свободу, вырваться в небо, где она с легкостью выживет и сможет найти себе еду. Тем не менее, в один прекрасный день, мальчик, который держал гусениц в качестве домашних животных, заметил, что один из коконов дрожит и дергается. Он почувствовал жалость к этому существу и решил помочь, избавив от лишних страданий. Он попросил маму аккуратно вырезать небольшое отверстие в коконе, чтобы открыть ей выход. Но это простое действие, которое искренне исходило из любви и заботы, не дало бабочке набраться природных сил. Когда она выбралась из кокона, оказалось, что ей не хватает сил, чтобы летать и охотиться. В результате, она умерла, спустя несколько дней.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Эйвери. – Ты видишь меня бабочкой или мальчиком?

Говард не ответил.

Он просто опустил голову и замолчал, даже когда Эйвери повторила вопрос, когда закричала, ударив по столу рукой, он продолжал молчать.