В начале апреля служебная Волга доставила нас прямо к трапу самолёта аэропорта Внуково. Долетели в Чечню без приключений, хотя немного непривычно было видеть в самолёте такое большое количество чеченцев в папахах и с кинжалами на боку. В аэропорту Грозного («Северный») нас встретил зам. начальника КГБ по ЧИ АССР, а также начальник ОБОП полковник В. Г. Ермаков. Прилетевших разместили в доме приёмов обкома КПСС, расположенном на первом этаже блочно-панельной пятиэтажки. От центральной залы, служащей столовой, в разные стороны по принципу «ромашки» отходили несколько отдельных номеров-комнат. Сложив вещи, мы в сопровождении Ермакова пешком пошли в здание КГБ. Людей на улице почему-то было мало, но бросалась в глаза характерная особенность центральной части Грозного. Как в чёрно-белой шахматной доске один пройденный квартал блистал своей чистотой, а следующий наоборот – вопиющей грязью и разбросанным мусором. Тихо, чтобы не услышал генерал Лавранчук, спросил у Ермакова: «В чём закавыка?». Усмехнувшись, он ответил с горечью: «Это наглядное выражение местной коррупции. Чистый квартал добросовестно убирает русский дворник, а за «грязным» только числится и деньги получает жена или ещё какой-нибудь родственник чиновника у власти». В типовом здании КГБ нашу группу провели к Председателю Комитета полковнику И. В. Кочубею. В просторном, но аскетически скромном кабинете, навстречу вышел, и устало, усмехнувшись, поприветствовал нас Глава органов безопасности Чечни. Цель приезда он знал по телеграмме, поэтому сходу кратко и чётко обрисовал оперативную обстановку в Республике. Характеризуя интересующую нас линию борьбы с организованной преступностью, он выделил опасность связей местных мафиозных кланов не только с влиятельными властными силами в Москве, но и с зарубежными спецслужбами. Далее он остановился на обвальном росте сепаратизма со стороны структур образованного 25 ноября 1990 года на Чеченском национальном съезде Исполнительного комитета Общенационального конгресса чеченского народа (ОКЧН) во главе с недавно уволившимся генерал-майором Джохаром Дудаевым. Этот съезд принял незаконную декларацию об образовании Чеченской Республики Нохчи-Чо, а 11 марта 1991 года уже Верховный Совет ЧИ АССР постановил отказать в проведении российского референдума о введении поста президента РСФСР. Референдум должен был пройти 17 марта одновременно с общесоюзным референдумом о сохранении Союза ССР. Кочубей обратил внимание на то, что районные советы Ингушетии (Назрановский, Малгобекский и Сунженский) постановили всё же провести российский референдум. Раскол и внутри самой Чечни фактически состоялся из-за спорных территорий, предъявляемых к ингушам, а те в свою очередь, к осетинам. Что касается непосредственно линии «ОП», то 3-й отдел ведёт более десятка оперативных разработок. Основные дела связаны с бандитизмом, наркобизнесом, коррупцией, золотом и хищениями в нефтяном комплексе. К сожалению, на уровне заместителя Прокурора Республики резонансные уголовные дела разваливаются из-за давления родовых тейпов и преступных кланов. Да и сама «Москва» в лице Хасбулатова и Аслаханова часто вмешиваются в ход следствия. Так как большинство преступлений местные ОПГ совершали за пределами Чечни (волк не режет скотину возле своего логова), возвращаясь, домой отсидеться, то многие их задержания в России преподносились вышеназванными деятелями с национальной подоплёкой. Мол, это продолжение сталинских репрессий в отношении чеченского народа. Затем полковник Кочубей попросил остаться генерала Лавранчука, а Ермакову дал команду ознакомить меня со всеми ведущимися в ОБОП разработками. Как и сам начальник в местном отделе подобрались один к одному крепкого, атлетического телосложения сотрудники – русские, чеченцы, ингуши и ряд других национальностей. Судя по царящей атмосфере деловой активности, здорового юмора и оптимизма, чувствовалось, что это боевой и сплочённый коллектив единомышленников. Горячие по характеру чеченцы сразу пошли на меня «в атаку» с вопросами: «Где решительные меры Центра по пресечению открытого сепаратизма? Почему партия и власть не может надавить на Горбачёва, чтобы тот хоть что-то вовремя делал для экономики и сохранения СССР? Зачем руководство ЧИ АССР в лице Доку Завгаева фактически запрещает МВД и КГБ разоружать сформировавшееся под эгидой исполкома Общенационального конгресса чеченского народа НВФ в лице «охраны» Дудаева?». Один из «нападавших» представился: «Майор Геннадий Григорьевич Портнов». Он усмехнулся и, отведя меня в сторону, заявил своим коллегам: «Ну что вы вцепились в подполковника Центра, будто он сразу что-то сможет изменить? Давайте в спокойной обстановке поможем Платонову хорошо уяснить сложность и даже катастрофичность складывающейся в Чечено-Ингушетии обстановки. Пусть он по приезду в Москву и долбит головы тем, от кого зависит принятие грамотного решения, которое возможно остановит наше падение в бездну распада СССР». Здесь же полковник Ермаков сказал: «Сейчас Александр Михайлович пройдёт ко мне, а завтра продолжит работу с начальниками отделений и сотрудниками отдела. Дело архиважное и от нас зависит, чтобы он понял главное в этой сложной обстановке в Чечне. «Мелочёвкой» прошу его не отвлекать». Только начал лихорадочно записывать в свой служебный блокнот всё наиболее ценное, ведущееся з-м отделом, как зашёл генерал Лавранчук и сказал: «Уже поздний вечер, нам пора возвращаться в «гостиницу», так как ночью говорят здесь неспокойно». Только после его слов обратил внимание, что за окном-то черным-черно. Усталые мы добрались в Дом приёмов и, попив чаю, легли спать. Заметил только, что Лавранчук после беседы с Кочубеем был чем-то огорчён и погрустнел. Со мной не стал делиться содержанием этого разговора. Долго оба ворочались под впечатлениями увиденного и услышанного, но только начали засыпать под непрерывный вой тогда модных музыкальных клаксонов авто, как вскочили из-за треска автоматных очередей под нашими окнами. С пистолетом я выскочил в зал, где отдыхал дежурный, но тот отмахнулся от меня и пробормотал: «Да ничего серьёзного. У нас так теперь почти каждую ночь стреляют. Это архаровцы-гвардейцы Дудаева после ресторана возвращаются по домам». Утром в зале состоялся довольно скромный завтрак. За огромным столом кроме нас и ещё какого-то залётного артиста, сидел известный футбольный тренер Александр Тарханов вместе с женой и детьми. Приехал в местный «Терек», чтобы помочь команде пробиться в высшую лигу. После за нами зашёл начальник направления подполковник А. И. Герасименко и уже знакомой дорогой мы направились в КГБ. Ничего нового вокруг я не заметил, но Герасименко вдруг попросил нас немного подождать, а сам подошёл к каким-то гражданским лицам, шедшим на противоположной стороне улицы. Что-то им сказал, те рассмеялись, но затем свернули в переулок. Лавранчук спросил: «Кто-то за нами работает?», на что Анатолий Иванович ответил: «Да нет, это просто знакомые чеченцы». Чуть прошли вперёд, как он мне тихо скажет: «Твой генерал был прав. Милицейской «наружке» делать нечего, вот и «топтали» нас. А мы ведь их предупреждали, чтобы не позорились и не «трогали» москвичей». В отделе меня уже ждал Ермаков, а Лавранчук сразу уехал вместе с Кочубеем к министру МВД и вроде даже к Завгаеву. Отношения у меня с начальником ОБОП сразу сложились и тот начал без утайки делиться своими соображениями о продолжающей катастрофически ухудшаться оперативной обстановке в Чечне. При этом Владимир Гаврилович отбросил тему организованной преступности, заявив, что конечно этим нужно крепко заниматься, но самое главное, по его мнению, не допустить выхода Республики из состава Союза. Он сообщил, что коррумпированное руководство во главе с Доку Завгаевым не только утратило контроль и управление республикой, но и всячески потворствует сепаратистам в лице Джохара Дудаева и его теневого надсмотрщика Зелимхана Яндарбиева. Я поинтересовался: «Как и откуда появился в Чечне Дудаев? Кто такой Яндарбиев, позволяющий себе руководить этим бывшим советским генералом? Ведь налицо статья 64 УК РСФСР «Измена Родине»!». И тут Ермаков сообщил вопиющие факты, которые для того времени ещё было непривычно слышать. С конца 1989 года КГБ ЧИ АССР и «Центр» отмечали значительную активизацию разведок Турции и Иордании на кавказском направлении. Действуя через посольства, они организовывали массовые поездки представителей своих чеченских диаспор в Чечено-Ингушетию, где как грибы после хорошего дождя выросли вместо школ боле двухсот мечетей. В Назрани и Курчалое с зарубежной финансовой помощью открылись исламские университеты, где, не скрываясь, звучали националистические и сепаратистские призывы. Для воплощения планов ЦРУ США возродить под эгидой Чечни независимое исламское государство, сепаратистам необходимо было срочно подобрать предводителя народных масс – последователя дела покойного Шамиля. Своеобразное «знамя», как и Ельцин для российской оппозиции. Такого нашли в эстонском Тарту, где генерал Джохар Дудаев командовал дивизией дальней авиации. Был статен, красив (усы ему шли) и в свои сорок шесть лет имел прекрасную перспективу. Воевал в Афганистане, где за решительность и смелость был награждён орденом Боевого Красного Знамени и медалями. Самое главное, что, редко бывая в Чечне, не запятнал себя коррупционными связями. Правда, главного идеолога чеченского сепаратизма Яндарбиева могло остановить то, что Дудаев практически не знал родной язык и имел жену – русскую по национальности. Но, по-видимому, согласовав с турецкими или другими спецслужбами кандидатуру будущего вождя, Яндарбиев не единожды ездил в Тарту «вербуя» Дудаева на должность Президента. После него туда дружно зачистили представители чеченских диаспор США, Турции и Иордании (сколько среди них было агентуры спецслужб этих стран, поди, сосчитай). В общем, убедили они хором Дудаева и тот, уволившись, летом 90-го перебрался в Грозный, где тут же с шашкой наперевес возглавил сепаратистский процесс. Никем из власти не останавливаемый, он ездил по горным аулам, сёлам и городам Чечни, «разоблачая» коррупционеров из руководства республики во главе с Доку Завгаевым. Засветился даже в Гааге, пытаясь и Международный трибунал привлечь к этой проблеме. Уже в ноябре он выступит со стратегическими сепаратистскими и антисоветскими тезисами, призвав чеченцев бороться с «колонизаторами из Москвы». Доклад Дудаеву «варганил» лично Яндарбиев, согласовав его (можно предположить) с представителями зарубежных спецслужб. Да и на самом съезде присутствовали многочисленные делегации зарубежных чеченских диаспор, с восторгом одобрившие его речь, и предложив со своей стороны финансовую помощь для вооружения создаваемых боевых дружин. Мало того, в марте 91-го в Турцию из Чечни убыли более пятидесяти боевиков, чтобы пройти в одной из диверсионно-разведывательных школ специальную подготовку. Мощный импульс сепаратизму дал недавно избранный Президент РФ Борис Ельцин, летом 90-го посетивший вместе с Галиной Старовойтовой Чечню и Ингушетию. Его слова: «Возьмите суверенитета, сколько сможете переварить», фактически одобряли устремления сепаратистов. Выступление на митинге в Грозном Старовойтовой чеченцы также оценили как сигнал к действиям по выходу из СССР, правда, не поняв её дифирамб о демократии. В марте 91-го, как раз перед нашим приездом с Лавранчуком, правительство Российской Федерации по программе улучшения экологической обстановки в Грозном направило сто миллионов рублей. Деньги в основном ушли сепаратистам, чему частичным подтверждением была наблюдаемая нами грязь улиц столицы Чечено-Ингушетии. Особое возмущение Ермакова вызывала полная бездеятельность Доку Завгаева. Тот, получая информацию из КГБ, да и от своих источников о фактически признаках государственного преступления «Измена Родине» со стороны Дудаева, отказывался принимать соответствующие меры. Пока мы говорили с Ермаковым, в его кабинет без стука вошёл сотрудник и, представившись: «Магомед Гапурович Завгаев», без приглашения сел рядом с ним. Возникла немая пауза, но, стиснув зубы, Владимир Гаврилович сказал: «Знакомься – это мой заместитель». Хмуро разглядывая моё оторопевшее лицо, Магомед Завгаев спросил: «Почему вас так мало приехало из Москвы? Тут дивизии надо присылать, чтобы не допустить выхода Чечни из Союза!». Я уклончиво ответил: «Возможно, мы передовая группа, а дивизии прибудут, если понадобится, чуть позднее…». Дальнейший разговор оборвал Ермаков, заявив, что нас ждут сотрудники отдела. Выйдя в коридор и избавившись от свалившегося собеседника, он сказал: «Вот видишь, Александр Михайлович, где уж тут бороться с коррупцией правящего клана Завгаева, если его младший брат у меня соглядатаем поставлен?». Тут же Ермаков посоветовал особо не откровенничать с Магомедом. Хотя тот в целом неплохой парень и сам не рад своей очевидной для окружающих неблагодарной роли. Зайдя в пустующий кабинет одного из своих сотрудников, Ермаков продолжил вводить меня в курс «дела» Дудаева. Предвидя моё недоумение по поводу непринятия мер КГБ по обузданию сепаратистских процессов, Ермаков со злостью сказал: «Второй отдел сбился с ног, заваленный делами по шпионажу. Но все попытки как-то повлиять и остановить «сепаратистский вал», пресечь или хотя бы ограничить подрывную деятельность Дудаева и Яндарбиева, грубо осаживает глава Республики. Ссылается при этом на то, что запрещают вмешиваться в деятельность Дудаева Председатель ВС РСФСР Руслан Хасбулатов и второй в Чечне бывший генерал МВД, а ныне председатель Комитета ВС РСФСР по вопросам законности и правопорядка Асланбек Аслаханов». Далее он поделился, что из МВД Чечни вытесняют всех славян, и милиция открыто поддерживает сепаратистов Дудаева. По материалам и информации о незаконном ношении оружия со стороны не только «гвардейцев», но и просто бандитов, причисляющих себя к сторонникам Джохара, милиция не принимает мер. А в силу слабого следствия КГБ по таким делам с «милицейской» статьёй 218 УК РСФСР, заместитель Прокурора республики вмешивается и разваливает их со словами: «Это к вам не относится, передайте в МВД». С возмущением Ермаков процедил сквозь зубы: «Что там говорить, когда в нашей разработке несколько сорганизовавшихся ОПГ из числа сотрудников милиции. Одна из них за большие деньги организует убийства осужденных чеченцев в колониях и даже подследственных в СИЗО. Тех из них, которые «приговорены» по «закону кровной мести» другими тейпами к смерти. Ну, а факты освобождения милицией за взятки задержанных за совершение особо опасных преступлений, просто сплошь и рядом». Отдельные милиционеры, особо не скрываясь, совершавшие преступления настолько непотопляемы из-за своих высоких «покровителей» у власти, что у оперативного состава отдела опускаются руки. Так, например, некий Хамиядов, начиная с 1984 года, был известен всем правоохранительным структурам своей причастностью к взяточничеству и коррупции. Несмотря на неоднократные попытки возбудить против него уголовное дело, тот «галопом» двигался по служебной лестнице и дорос до начальника одного из ведущих управлений МВД Чечено-Ингушетии. Мало того. В 1990 году он рассматривался в качестве кандидата на должность Министра этой республики. Особую обеспокоенность у Ермакова вызывала безопасность своих русских сотрудников и членов их семей. Если за спиной чеченских оперативников стояли тейпы, которые могли отомстить кровью за своего сородича, то за славян, даже выросших в Чечне, никто не заступится. Чувствуя это, бандиты совсем обнаглели и в последнее время приступили к открытым угрозам и даже нападениям на сотрудников-славян. Так, например, в квартире начальника отделения подполковника Герасименко, предварительно отключив телефон, ночью пытались взломать металлическую дверь и ворваться внутрь вооружённые бандиты. Спасло то, что у Герасименко случайно при себе оказалась рация, не сданная на склад после спецоперации. Тот сообщил по ней дежурному о нападении. Вовремя прибывшая оперативная группа заметила только сигнальные огни двух автомашин скрывшихся бандитов и зафиксировала в протоколе следы попыток взлома, слава богу, выдержавшей металлической двери. Точно по такому же сценарию произошло нападение на капитана Хамидова. После этих случаев всем сотрудникам-славянам не только ОБОП, но и всего КГБ стали выдавать рации. Говоря о безопасности, Ермаков попросил посодействовать тому, чтобы его отдел хотя бы отгородили перегородкой от других подразделений Комитета. Кабинеты его сотрудников, расположенные в центральной части второго этажа здания, являются фактически «проходным» двором. Идёт сильная утечка информации из отдела. Чаще всего это касается тех разрабатываемых бандитов, которые входят в один и тот же тейп вместе с некоторыми сотрудниками других подразделений КГБ. Те заходят в отдел и нагло требуют поделиться с ними сведениями о ходе разработок своих сородичей. Вернувшись в кабинет Ермакова, я ещё с час продолжил лихорадочно записывать в свой блокнот наименование дел, фамилии наиболее одиозных лидеров и бандитов. Опять к нам заглянул Завгаев и, пригласив в столовую на обед, шутя, предупредил, что если опоздаем, то мяса можем не застать. Спустились на первый этаж, и я с удивлением увидел всех сотрудников КГБ, стоявших друг за другом в длинной очереди. Притом во главе – сам Председатель, далее его замы, а затем начальник 1-го и строго по нумерации других отделов Комитета. Вот это социальная справедливость, подумал я и присоединился к ОБОП. Ассортимент блюд был по принципу дежурного набора. На первое рассольник с перловкой, а на второе, каша из аналогичной крупы с мясной подливой. Компот без цвета и признаков сахара свидетельствовал о том, что в Чечне поздней весной с продуктами ещё хуже, чем в Москве. Многие подходили к коробу с сухарями (бесплатно) и пригоршнями забирали с собой. Вспомнил, что, провожая меня в армию, отец напутствовал: «Сынок. Есть возможность, всегда храни пару сухарей в кармане и запас воды во фляжке. Попадёшь в переделку, когда выбросят за сотню вёрст, глядишь, они и выручат до подхода всегда опаздывающих тыловиков с походной кухней». Взял и я пару штук для запаса.

Киев. 23 февраля 1969 года День СА и ВМФ – праздник мужчин. Два гвардейца – подполковник М. И. Платонов и сын – рядовой А. М. Платонов. 28 марта автор в составе мотострелкового батальона из города Белая Церковь улетит на Дальний Восток для усиления погранвойск по отражению провокаций китайцев

Поздним вечером уже в гостинице хотел кратко доложить Лавранчуку о проделанной работе, но тот, молча, показав на потолок, предложил это сделать завтра. Как говорит пословица: «Бережёного бог бережёт». Ночь прошла спокойно и даже без стрельбы на улице, а утром вместе с Ермаковым на пыльном УАЗе мы рванули по наиболее активным районным отделам. Генерал Лавранчук остался в Грозном для решения более важных задач. Начали с Назрани, куда добрались часа за два. В небольшом двухэтажном здании размещался РО КГБ по Ингушетии. Никто нас не встречал и мы, сразу зашли в кабинет начальника подполковника А. А. Тонконогова. Тот с кем-то ругался по телефону, требуя талонов бензина на служебные машины. Бросив трубку, Александр Анатольевич вместе со своим заместителем поприветствовал нас и сразу с места в бой ввёл в обстановку. А она была с одной стороны круче, чем в самом Грозном. Там хоть сил и средств у местных чекистов больше, а в Назрани буквально кучка сотрудников его отдела с ног сбивались, решая за чиновников из Москвы стратегически важные проблемы. Главная из них национальная вражда и территориальные претензии к Северной Осетии. Сепаратистские силы не только из Грозного, но и из-за рубежа финансовыми подачками всячески раскручивали националистические настроения. Ставка делалась на молодёжь, так как местные аксакалы выступали за сохранение Ингушетии в составе СССР. Через недавно созданную организацию «Нийсхо» («Праведный») сепаратисты не только продвигали свои радикальные идеи, но и предпринимали меры к вооружению их членов. Попытки КГБ и партийных органов через аксакалов как-то остановить этот опасный процесс, приводили к обратному результату. Старики не верили тому, что молодёжь из «Нийсхо» собрали большие суммы денег, приобретая пока мелкие партии оружия, но уже подыскивали «продавца» сотен автоматов, тысяч патронов и гранат. Хорошо, что сотрудники КГБ своевременно получили информацию о готовящейся незаконной сделке и сняли на видео пленку захват с поличным продавцов и покупателей. Данный «фильм» показали самым уважаемым аксакалам, убедив их в достоверности экстремистских планов молодёжи. «Старики» жёстко провели необходимую работу среди юных и горячих кавказцев. Однако попросили Комитет никого из них не арестовывать, беря фигурантов на поруки. Согласовав свои действия с прокуратурой, сотрудники отдела по политическим мотивам не стали никого задерживать, хотя состав преступления был на лицо. Тем самым, как показала последующая жизнь, они значительно убавили активность экстремистки настроенной молодёжи. Перейдя к наиболее важным ведущимся отделом разработкам, Тонконогов обратился с просьбой оказать содействие в проведении различных оперативных мероприятий по главарям транснациональной ОПГ Дуждогову и Мальбокову, которые в основном проживали в Москве. Оба большинство своих преступлений, связанных с золотом и сопутствующими им убийствами, рэкету и финансовыми афёрами, совершали в Магадане, Москве и в Польше, куда переправляли контрабандным путём драгоценности. Знакомясь с делом, спросил у Александра Анатольевича: «Почему ограничиваетесь в разработке только использованием агентуры и прослушиванием телефонов?». Вместе с Ермаковым они дружно, но с горечью рассмеялись и рассказали следующее… Попытки использовать наружное наблюдение (НН) из Грозного или даже «Центра» заканчивались провалом. Разрабатываемые объекты через коррумпированные связи в МВД были хорошо осведомлены с методами работы НН и не просто уходили от наблюдения, а принимали активные меры к противодействию их работе. Дело доходило до того, что в небольшом городке Назрани «дежурные наблюдатели» нагло подходили к «коробочкам» НН и предлагали «топтунам» отобедать в доме разрабатываемых. Попутно они вступали с сотрудниками НН в разговор, не стесняясь, спрашивая о цели их нахождения в городе. Как ни странно для исламского региона, но в разработке чекистов Назрани находилась крупная группировка наркоторговцев, которые имели устойчивые связи в республиках Средней Азии. Сеть сбыта наркотиков они организовали на территории России и Украины. На деньги от наркоторговли преступники тут же закупают золото и драгоценности, так как рубли катастрофически обесценивались. Тонконогов особо подчеркнул, что местная милиция, как и в Грозном, сильно коррумпирована. Чувствуя свою безнаказанность, бандиты, не боясь кровной мести, стали всё чаще совершать убийства, разбои и грабежи на территории самой Ингушетии. Пообедать Тонконогов нас с Ермаковым свозил к своему другу бывшему чемпиону страны по вольной борьбе. Впервые побывал в доме, где строго соблюдались нормы шариата. Мужчины сидели за столом без женщин, которые нас только обслуживали. После плотной еды, чтобы не заснуть, Ермаков уже в райотделе предложил сыграть партию любимого на Кавказе бильярда. Играли до двух побед на вдрызг разбитом столе. Случайно, как показалось Ермакову, он продул вчистую. К вечеру вернулись в Грозный, где Лавранчук сообщил, что через три дня возвращаемся в Москву. Ночью опять стреляли, но мы уже привыкшие, да и зверски уставшие, проспали как убитые до утра. День свой начали с поездки теперь уже вместе с генералом в районное село Шали, где начальником отдела был подполковник Л. Х. Есимбиев. Домчались на служебной «Волге» довольно быстро. В двухэтажном здании, обнесённом высоким забором, отдел КГБ размещался на втором этаже. Основную часть здания занимал местный РУВД, имевший отдельный вход с другой стороны двора. Уже зная, что наша цель не проверка подразделения, а оказание реальной помощи, Есимбиев очень грамотно изложил наиболее важные и требующие первоочередного решения проблемы. Мой служебный блокнот пополнился ещё несколькими страницами архи важной информацией. Глаза вылезали на лоб оттого, что в небольшом районном отделе детально знали о структуре преступного сообщества «чеченская община» в Москве. Где столица, а где Шали? Ларчик открывался просто. Чеченские бандиты в Москве были так тесно связаны со своими тейпами, что даже в самых недоступных горных аулах Чечни становилось известно про все их «подвиги». Закончив свою работу, по предложению Лёмишби Хункарбиевича, мы вместо обеда проехали на окраину села, где на закрытом объекте у горной речки, отведали настоящего кавказского шашлыка. Вернувшись вечером в Грозный, я ещё два-три часа поработал, вычерчивая сложные схемы структурной составляющей «чеченской общины». Предпоследний день нашей командировки прошёл в попытках переместить все важнейшие разработки КГБ в мой итак разбухший от информации блокнот. Ермаков и особенно майор Портнов, всячески помогали выделить из множества оперативных данных, самые главные и первостепенные проблемы. Притом те из них, которые с позиции Москвы («Центра») мы могли реально разрешить. Наконец-то не только со слов сотрудников отдела Рушайло, но главным образом из разработок КГБ ЧИ АССР, передо мной явственно предстала структура одного из самых опасных для безопасности страны преступного сообщества «чеченской общины» (ЧО). Все эти Айдаевы, Альтемировы, Аракеловы, Атлангериевы, Ахмадовы, Бабаевы, Балаевы, Батыровы, Басалтановы, Гашаевы, Дидиговы, Исмаиловы, Лобжанидзе, Малидовы, Мальсаговы, Махмудовы, Мизиевы, Мулаевы, Натаевы, Нухаевы, Осмаевы, Сайдулаевые, Сулеймановы, Таларовы, Тарамовы, Хамзатовы, Эльмурзаевы и прочие, прочие члены «чеченской общины», вдруг превратились на схеме в своеобразную бандитскую армию. Более 800 только «активистов» этого мафиозного спрута, вместе с единственным на то время чеченским вором «в законе» Султаном Даудовым из Балашихи, входили вместе с многочисленными своими подручными (пехотой) в своеобразные «полки, батальоны и роты». Имея на то время единое руководство в лице десяти самых авторитетных бандитов и много миллионный «общак» (казну), они на 1990-1991 годы фактически подмяли под себя в столице и московской области остальные «славянские» ОПГ. Хотя последние в накладе всё равно не остались, так как с началом кооперации, непаханой целины для бандитской деятельности будет не меряно. Выписал себе не только установочные данные на членов «общины», их адреса и телефоны, но и конспиративные квартиры-лёжки, которые главари этого сообщества держали про запас. Конечно, особое место в структуре «ЧО» занимали коррумпированные теневые покровители. Туда входили не только отдельные высокие государственные чиновники, включая из состава спецслужб и правоохранительных органов, но и просто известные чеченцы-профессора, мастера культуры и спорта. После обеда генерал Лавранчук предложил полковнику Кочубею провести как бы итоговую встречу с сотрудниками ОБОП. Тихим и негромким голосом он в присутствии ряда руководителей других отделов поделился своим мнением и рядом замечаний по организации работы КГБ ЧИ АССР по этой линии. Конечно, нам со стороны невооружённым глазом были видны многие просчёты в работе чекистов Чечни, которые всего лет десять назад были бы немыслимыми. Но для того времени, на мой взгляд, сотрудники Комитета этой республики делали максимум возможного, чтобы не допустить выхода Чечни из состава СССР. Если бы не трусливая позиция «меченого» Президента и открытая, незаконная поддержка сепаратистов «ельциноидами» вкупе с зарубежными спецслужбами, думаю, местные чекисты не только Дудаева не допустили к власти, но и лидеров организованной преступности пересажали. Поэтому умудрённый жизненным и служебным опытом Лавранчук не стал критиковать сотрудников ОБОП, а, дав несколько разумных рекомендаций, как смог ободрил их и пообещал с позиции «Центра» максимально помочь. Расставались мы с отделом Ермакова с какой-то грустью и щемящей тревогой ожидания надвигающейся беды. Вокруг по коридорам чеченской «Лубянки» сновали сотрудники всех подразделений, выполняя распоряжение Кочубея о проведении мобилизационных мероприятий. Готовились мешки с печатями, обитые железом ящики, проверялась работа пожарных гидрантов. Мне же, как бы на дорожку, Портнов Гена всё ещё пытался добавить свежую оперативную информацию. Когда ехали в аэропорт «Северный», я вертелся и пытался выявить наружное наблюдение милиции, или даже пронюхавших о нашем приезде местных боевиков. Вроде было всё спокойно, но рука почему-то крепко держала рукоятку верного «Макарыча». Мысль тикала в висках: «Неужели с такой уничтожающей информацией нас живыми выпустят из Чечни?». В самолёте тоже сидел как на иголках, свирепым взглядом типа «не подходи» поглядывая на расположившихся напротив чеченцев. Однако добрались мы в Москву без происшествий и строго по расписанию. Расставаясь, Лавранчук дал команду на следующий день зайти к нему. Дома меня встретили как обычно, вроде никуда и не уезжал. Для жены и детей, которые итак меня толком не видели (выезжал на работу рано и возвращался к ночи только переспать), неделя пролетела незаметно. К восьми часам был уже в кабинете, начав писать обобщённую справку о командировке с конкретными предложениями. Через полчаса заглянул полковник Бекбулатов и попросил зайти к нему для доклада о результатах поездки. Держа перед собой блокнот, пытался выделить главные, узловые вопросы, но что-то не очень получалось из-за огромного массива информации. Тогда начальник отдела сам стал задавать интересующие его вопросы, чем здорово помог мне вдвойне. Во-первых, толково изложить перспективные проблемы, а во-вторых, фактически заложить костяк готовящейся для руководства Управления справки.

Вместе с Бекбулатовым пошли на доклад к Лавранчуку. Тот, рассеянно выслушав нас, попросил не затягивать со справкой о командировке в Чечню. Вернувшись опять в свой кабинет, начальник отдела подытожил наши разговоры, отдал мне распоряжение параллельно со справкой готовить материалы на заведение разработки на группу лиц по лидерам «ЧО». Уткнувшись в свой блокнот, фактически без отрыва на другие дела, мне удалось за два дня подготовить солидный отчёт о командировке с конкретными предложениями. В это же время, чтобы уточнить некоторые детали и сомнения по структурным схемам и фамилиям «ЧО», пару раз съездил к сотрудникам ОБОГП ГУВД. Беседа с Сунцовым показала, что я на правильном пути, а моя информация для его отдела представляет важное дополнение к ведущимся ими разработкам. Уже в кабинете подполковника В. Б. Рушайло договорились с ним, что после доклада своему руководству, мы продолжим более тесное взаимодействие. В этот же день втроём вместе с генералом Лавранчуком и Бекбулатовым справку доложили генерал-лейтенанту Лукину. В конце краткого разговора, уже получив необходимые его указания об активизации работы по «ЧО», я, шутя, сказал: «Вообще непонятно, почему нас с такой убивающей и разгромной информацией выпустили живыми из Чечни»? Мудрый Дмитрий Алексеевич после небольшой паузы укоризненно посмотрел на меня и грустно ответил: «Александр Михайлович! Вы не переоценивайте возможности свои и КГБ. Потому и выпустили, что реально мы сможем только зарвавшихся исполнителей, ну и чуть лидеров этого преступного сообщества посадить. Вдохновители и коррумпированные высокопоставленные чиновники так и останутся на своих местах. Вы, конечно, не обижайтесь и продолжайте делать свою работу, но корень проблемы в другом месте надо искать». Чуть отдышавшись после командировки и подготовки документов, вновь начал вникать в партийные дела отдела. Вместе с Василием Рогозиным (заместителем секретаря) провели очередное партсобрание, которое своим рутинным формализмом никому из нас не понравилось – даром время убили. А в коридорах Лубянки тем временем всё бурлило, и происходили какие-то глубинные изменения в настроениях чекистов. Единицы, но стали появляться первые, наверное, наиболее, продвинутые, как они себя считали, демократически настроенные сотрудники. На фоне общей массы переживающих за судьбу СССР чекистов, которые материли «меченного», «ельциноидов», «демократов» и американцев-янки, эти компрадоры бурчали под нос, что-то о необходимой демократизации и гласности, повороту лицом к Западу… На этих «чекистов», почему-то в основном из числа праздношатающихся «пофигистов», остальные сотрудники смотрели как на пришельцев с Луны. Было вообще непонятно, откуда они смогли появиться среди нас? А в это время по инициативе своего председателя Звиада Гамсахурдиа Верховный Совет Грузии объявил о политическом и государственном суверенитете республики и о выходе её из состава СССР. У большинства сотрудников КГБ это вызвало бурю возмущения и негодования. Чувствуя, что настроения чекистов могут перерасти в какие-либо спонтанные и несанкционированные проявления, с выделенными из каждого управления представителями и их руководством, встретился заместитель Председателя КГБ генерал-полковник Г. Е. Агеев. Он не врал, оценивая всю сложность и непредсказуемость обстановки в стране, но зал буквально ревел требованием ответить на самые больные вопросы: «Почему бездействует КГБ, потворствуя тем самым развалу Державы?»; «Почему Президент нашей страны встречается только с несмышленой молодёжью, которой обещает рай при демократии, а также с пенсионерами, убаюкивая их мифами о будущей беззаботной старости?»; «Почему руководство Комитета не организует встречу Горбачёва с чекистами, которые помогут ему раскрыть глаза на происходящее?». Уважаемый в Комитете руководитель с удивительным именем – Гений, как мог спокойно и по-деловому ответил и на эти, щепетильные и острые вопросы. Впервые мы услышали от Агеева, что Председатель КГБ генерал армии Крючков обо всех готовящихся вспышках сепаратизма, замешанного на национализме, предоставлял Горбачёву, упреждающую информацию с конкретными предложениями по их локализации. После слов Агеева: «Однако всякий раз на нашу информацию Горбачёв отмахивался и требовал не драматизировать ситуацию. Мол, идёт процесс роста национального самосознания», зал буквально взревел возмущёнными голосами чекистов. В заключении Агеев всё же попытался всех успокоить и заявил: «Прошу Вас не паниковать, а наращивать свою работу и готовиться, возможно, к ещё более трудным временам». С двояким чувством мы шли по коридорам Лубянки, пересказывая остальным сотрудникам содержание выступления Агеева. До ночи слышались яростные споры чекистов о будущем нашей Родины, но никто и предположить не мог, что оно будет таким катастрофическим по последствиям буквально в ближайшие полгода.

В конце апреля в очередной раз выехал в ОБОГП ГУВД, где от подполковника Рушайло получил подготовленный им проект совместного с нами плана по пресечению преступной деятельности «чеченской общины». В общих чертах высказал ему соображения о распределении функциональных задач в этом плане между КГБ и МВД. Рушайло со мной в целом согласился и предложил, если это необходимо, организовать проведение практических занятий с совместным участием сотрудников милиции и КГБ. Комитет берёт на себя тематику особенностей использования оперативно-технических средств, в чём мы были всегда сильнее, а милиция организацию работы по вербовке и использовании агентуры из криминальной среды. Буквально за день-два удалось не только скорректировать проект плана, но и предварительно вместе с полковником Бекбулатовым утвердить у руководства предложения по нашему участию в разгроме этого бандитского сообщества. Где-то в начале мая вновь выехал в ОБОГП вместе с коллегой по отделу подполковником М. Ф. Берсенёвым. Так как встреча с сотрудниками отдела Рушайло проходила в канун великого праздника Дня Победы, то после утверждения совместного плана под названием «Шакалы», уже поздним вечером нас пригласили отметить это событие и предстоящее 9 Мая за праздничным столом. В неформальной обстановке вместе с Мишей Берсенёвым старались закрепить налаживающиеся контакты с сотрудниками ОБОГП, узнав много интересного не только об их опасной службе, но и личной жизни. Хоть и туго тогда было с машинами, но нас, как гостей после застолья развезли по домам. И работа закипела. С планом в руках, подготовив материалы для заведения оперативной разработки, я носился по кабинетам руководства Управления, добиваясь «точек» на прослушивание телефонов основных фигурантов. Главной своей стратегической задачей мы с ОБОГП поставили провести удар по «штабу», лишив «чеченскую общину» централизованного руководства и связи с другими ОПГ. В объединённое руководство («штаб» или совет старейшин) с 1989 года входили Атлангериев («Руслан»), Нухаев («Хожа»), Сулейманов («Хоза»), Альтамиров («Лечи-лысый»), Исламов («Лечи-борода») и братья Таларовы (старший – «Мусса» он же «Старик», а также «Ваха»). Второй, но не менее важной стояла задача ликвидации совокупного незаконного дохода «ЧО» в виде подпольной кассы или так называемого «общака». Содержателем или главным «кассиром» этого «хранилища» был Мусса Таларов. Третья, на мой взгляд, также важнейшая задача, выявление и взятие в разработку «высоких» коррумпированных связей лидеров и авторитетов «чеченской общины», легла со скептического согласия Рушайло полностью на плечи КГБ СССР. С этого момента разработка наиболее мощного и опасного для безопасности страны преступного сообщества получила своё новое, более качественное развитие. Тогда, несмотря на отдельные имевшиеся межведомственные разногласия, подобное объединение усилий МВД и КГБ было ещё реально и жизненно необходимо. К тому же противник также не дремал. В начавшейся бандитской войне между «славянами» и «кавказцами», чеченцы объединились с «казанской» ОПГ, а в противовес им «солнцевские», договорились с «ореховскими» во главе с «Сильвестром» (в миру, пока не убили – Сергей Тимофеев). На тот момент самоотверженными усилиями сотрудников ОБОГП и с помощью КГБ наиболее опасные и одиозные лидеры «ЧО» Нухаев («Хожа»), Атлангериев («Руслан») и Лобжанидзе («Гена Шрам») были арестованы. С огромным трудом следствие довели до конца и по приговору московского городского суда все трое убыли отбывать относительно мягкое наказание – восемь лет лишения свободы с отбыванием срока в колонии строгого режима. Обоснованно подозревая то, что осужденные лидеры «ЧО» с помощью своих коррумпированных связей будут пытаться вырваться на свободу, сотрудники ОБОГП направили в Хабаровск и Кемерово по линии МВД подробные ориентировки-указания. Меня они также попросили подстраховать данную проблему, поставив задачу соответствующим территориальным отделам КГБ своевременно выявить возможные коррупционные действия. Необходимые телеграммы тут же были направлены в вышеназванные города. Следующими в «очереди» на арест стояли Сулейманов, Альтемиров и братья Таларовы. Они хоть и чувствовали своей шкурой, что кольцо вокруг них сжимается, но с «чеченской» дерзостью продолжали лично участвовать в совершении преступлений. Не случайно первого планировали брать Николая Сулейманова (кличка «Хоза»). По оперативным данным он в кругу лидеров «ЧО» заявлял, что «чеченцы завоюют Москву, как сицилийцы Нью-Йорк». При необходимости этот дерзкий и воинствующий вожак мог «поставить под ружьё» более 500 боевиков руководимой им южно-портовой ОПГ. В средине марта Сулейманов будет также арестован сотрудниками ОБОГП и через некоторое время по вновь мягкому приговору суда убудет в колонию. Там на досуге он, по-видимому, скорректирует свои наполеоновские планы покорения Москвы. По нашим мероприятиям в рамках «Шакалов» оставалось «изолировать» братьев Таларовых, Альтемирова, Исламова и ряд новых лидеров «ЧО», тут же пришедших на «замену» арестованным бандитам. Особенно тревожил фактор «сотрудничества» с «общиной» лидера мощного преступного сообщества О. В. Квантришвили (кличка «Отарик»), который сумел объединить огромную армию фактически брошенных на произвол судьбы спортсменов. Последний вместе со своим братом Амираном, коронованным вором «в законе», используя многочисленные коррумпированные связи в милиции, превратился в одного из авторитетнейших главарей преступного мира новой формации. Вначале сотрудники ОБОГП, а затем и мы – чекисты, активно использовали в разгроме «чеченской общины» ведущуюся с конца 80-х начале 90-х годов войну с ними «славянских» ОПГ. Эта «война» шла на то время с переменным успехом «ЧО», бандиты которой захватывали самые жирные куски (фирмы для рэкета) и территории (районы Москвы и области). Они потеснили своих главных противников солнцевскую, долгопрудненскую и люберецкую ОПГ, которые в открытых разборках ничего не могли поделать с кавказскими боевиками. Чтобы выжить, авторитеты «славянских» ОПГ нарушали ими же принятые «понятия» (свод бандитской жизни). Они не только активно сливали сотрудникам милиции и КГБ компромат на членов «ЧО», но и вступали с этой целью в личные контакты с оперативниками.

Набиравший обороты маховик совместной работы по «Шакалам» на короткое время чуть «затормозил» с нашей стороны. Наконец-то руководство Комитета учли требования по обеспечению личной безопасности сотрудников 3 отдела нашего Управления и предоставили нам отдельное здание по улице Новокузнецкой. Пока в роли грузчиков перегружали и расставляли мебель по кабинетам, искали хоть какую-нибудь столовую поблизости, по закреплённым за мной «точкам» пошла не только оперативно значимая, но и острая политическая информация. Всего за неделю пока переезжали с Лубянки на новый объект, меня буквально завалили сводками по негласному прослушиванию фигурантов. Их содержание свидетельствовало о том, что лидеры «ЧО» кроме бандитских дел и «разборок» с членами славянских ОПГ, вдруг активно полезли в политику. Отдельные из них имели выходы на ближайшее окружение Дудаева и вели переговоры об отсоединении Чечни от СССР, а также о необходимости закупок оружия для новообразованной Чеченской Республики Нохчи-Чо. По решению лидеров «общины» на поддержку «дела Дудаева» были выделены 50 миллионов рублей, переданных личными «инкассаторами» из рук в руки содержателям «общака» сепаратистов в Грозном. В свою очередь, от Дудаева были получены гарантии о выделении представителям «ЧО» квот на нефть. Все авторитеты «общины» с радостным одобрением восприняли победу Ельцина 12 июня 1991 года на первых выборах российского президента и говорили о том, что теперь в Чечне надо быстрее брать власть и передавать её Дудаеву. Как следствие такой активности, в начале июля второй съезд ОКЧН принял заявление о том, что Чеченская Республика Нохчи-Чо не входит в состав СССР и РСФСР. Грохот надвигающейся «лавины» распада Советского Союза всё ощутимее слышался на улицах Москвы. Видно зная, что «корабль СССР» в ближайшее время пойдёт ко дну, идеолог перестройки член Политбюро ЦК КПСС и одновременно агент влияния № 2 «пятой колонны» Запада А. Н. Яковлев демонстративно порывает с партией. Ранее из неё вышел, оставив пост министра иностранных дел, Эдуард Шеварднадзе, успев многое сдать США и Западу. Главные «крысы» покидали тонущий корабль первыми. К концу июня наконец-то отошли от гипнотического сладострастия речей Горбачёва простой народ и первичные парторганизации страны. В СМИ начала просачиваться и правдивая информация, в которой всё чаще и сильнее звучали требования исполнить волю народа, выраженную в референдуме 17 марта. Публиковались телеграммы решений партийных собраний и пленумов, в которых коммунисты настаивали на исключении из КПСС Горбачёва и Ельцина, а также требовали экстренного созыва съезда компартии. На Лубянке всё смелее бурчали «пофигисты» о необходимости проведения департизации в КГБ. Ко мне стали подходить отдельные коммунисты отдела с вопросом: «Такое творится в стране, а мы в стороне? Когда обсудим как другие на партсобрании судьбу СССР?». Несмотря на занятость в деле борьбы с организованной преступностью, решил вместе с Рогозиным подготовить доклад и провести партийное собрание. Согласовав дату и время с полковником Бекбулатовым, позвонил генералу Лавранчуку, который входил в состав парторганизации нашего отдела. Спланировали дату на средину июля, но в СМИ прошло сообщение о созыве 24 июля 1991 года Пленума ЦК КПСС. В связи с этим по рекомендации секретаря парткома КГБ решили собрание провести после его окончания. Наконец-то в три дня прошёл Пленум и 27-го июля мы с Васей Рогозиным штудировали его решения, опубликованные в центральных газетах. Чем дальше читали, тем больше разочаровывались в очередном «сборе», которым ловко манипулировал мастер демагогии Горбачёв. В своём докладе тот прикрывался общими словами о каких-то абстрактных задачах партии, толково разъяснив лишь то, почему ему пришлось соединить две должности Президента и Генсека. Мол, иначе компартию вообще разгонят!? На трибуну этого «форума» не смогли, за редким исключением, пробиться коммунисты с действительно критическими и разумными предложениями. Хорошо хоть добились, чтобы определиться с необходимостью созвать в ноябре-декабре 1991 года внеочередной Съезд КПСС. В общем, согласовав с руководством, решили партсобрание отдела провести в последних числах июля. При подготовке доклада опросил не только своих начальников, как было принято, но практически всех коммунистов. К сожалению, генерал Лавранчук фактически уклонился от своих рекомендаций, заявив, что не хочет влиять на мнение секретаря. Полковник Бекбулатов, заваленный с ног до головы делами, лишь порекомендовал быть ближе к проблемам сотрудников отдела и не уводить их в «заоблачные дали бед всей страны». Краткие беседы с рядовыми коммунистами о сути доклада также красноречиво показали весь неформальный «цвет» нашего сложного коллектива. Одни, понимая, что проблемы отдела тесно взаимосвязаны с общегосударственной бедой надвигающегося распада СССР, давали толковые рекомендации. Правда, ехидно спрашивали: «Неужели не побоишься сказать?». Другие, которых было больше, отделывались общими фразами и заявляли, что всё равно не сможем повлиять на ход событий. Пару ночей не спал, но доклад был готов с внесёнными всеми пожеланиями коммунистов. В общих чертах показал его содержание своему заместителю Василию Рогозину. Тот в целом поддержал, но посоветовал не горячиться и постараться спокойно отнестись к мнению парторганизации, каким бы оно, ни было. И вот собрание состоялось. После традиционной процедуры (кворум, повестка, регламент) стоял в небольшом и переполненном кабинете начальника перед смотрящими на меня в упор коммунистами. С трудом, сдерживая сильное волнение, попросил коммунистов отдела заранее извинить за мою возможную резкость и горячность в ходе доклада. Объяснил тем, что, на мой взгляд, великая Держава стоит на краю пропасти и оставаться коммунистам-чекистам как бы в стороне – это прямое предательство. Дальше краткими и хлёсткими фразами, связав решения Пленума с оперативной работой отдела, врубил на полную катушку правду-матку. Назвал Генсека Горбачёва предателем интересов партии и советского народа, потворствующего планам Запада и сепаратистов внутри страны по развалу СССР. Приводя убедительные факты и цифры, наглядно показал, в чём это предательство выражается. После моих слов о недостаточной активности руководства КГБ по пресечению со стороны Яковлева и Шеварднадзе действий с явными признаками измены Родине, Лавранчук и Бекбулатов переглянулись и посмотрели на меня с укоризной. Закончил доклад предложениями по выходу из кризиса нашей страны. Говоря при этом о задачах чекистов, призвал коммунистов отдела направить копию решения партсобрания в ЦК КПСС и партком КГБ. В ответ на некоторое время воцарилась гробовая тишина. Столь очевидна была инерционность мышления коммунистов отдела, сводивших по привычке все собрания к формальному обсуждению частных вопросов и, боясь затрагивать тему своего, а тем паче руководства КПСС. К тому же в Комитете ещё не были отменены приказы с грифом, запрещающие вести разработку руководителей КПСС от районного комитета и выше. На это требовалась санкция ЦК КПСС или обкома партии. Затянувшуюся паузу оборвал Вася Рогозин, избранный вести собрание в качестве председателя. Он предоставил слово подполковнику В. Ю. Киселёву. Воин-интернационалист, бывший спецназовец «Вымпела», прошедший кровавую школу Афганистана, Баку и не по книжкам, знающий, что такое Родина, в целом меня поддержал. Он толково привёл примеры того, как нам в этих сложнейших условиях необходимо сплачиваться коллективом и действовать хладнокровно при любых, даже возможно ещё более сложных развитиях обстановки. Точно такое же мнение, но более осторожно, высказал самый молодой из нас старший лейтенант С. А. Нефёдов. Почувствовав по их лицам, что руководители Бекбулатов и Лавранчук недовольны моим докладом, да и двумя выступающими после него в прениях, тут же попросил слово подполковник В. В. Ваганов. С какой-то блуждающей улыбкой он осудил меня за резкие обвинения руководства страны, заявив, что мы не всё знаем и не располагаем достоверной информацией о происходящих «наверху» делах. Поэтому, мол, и обвинять или осуждать, не имеем права. Ссылаясь на проведение в ближайшие дни на телевидении «круглого стола» с руководством ЦК КПСС и лидерами оппозиции по обсуждаемой нами теме, Ваганов предложил не спешить с отправкой решения собрания в Партком КГБ. В конце выступления он подверг критике работу секретаря и его заместителя, которая, на его взгляд, заметно снизила активность самой парторганизации. Далее слово взял Бекбулатов. Начальник отдела заявил, что, к сожалению, коммунисты услышали в докладе позицию только самого секретаря (?) без учёта мнения остальных членов парторганизации и даже прошедшего Пленума. Поэтому «клеймить» никого не надо, а следует каждому сотруднику наращивать работу на своём участке, не отвлекаясь на происходящее в «верхах». Тем не менее, Валерий Шаяхметович в конце своего выступления заверил собрание в том, что, будучи двадцать лет членом КПСС он коммунистом останется на всю жизнь. По установившейся традиции завершал прения по докладу старший начальник коммунист генерал-лейтенант Лавранчук. Конечно ему, как бывшему первому секретарю, ЦК ВЛКСМ республики Молдовы, прошедшему школу партработы, подобную критику руководства ЦК и нашей страны было слышать диковато и непривычно. Но Лавранчук не стал меня «громить», а наоборот попросил партсобрание понять и секретаря своей организации, который всё происходящее уж слишком близко принимает к сердцу и поэтому «сгоряча» предлагает не совсем верные решения. Он также предложил не направлять решение партсобрания ни в ЦК КПСС, ни в Партком КГБ, где и без нас знают истинное положение дел. В итоге почти все, кроме меня и Киселёва проголосовали за «традиционный» проект решения партсобрания из четырёх пунктов. Во-первых, «одобрямс» решения Пленума. Во-вторых, принять участие в обсуждении проекта новой Программы КПСС. В-третьих, работать ещё лучше, а не болтать в кулуарах. Четвёртым пунктом «прошлись» по мне с Рогозиным, поставив на вид за ослабление внутрипартийной работы. После собрания мы с Васей Рогозиным молча, сидели вдвоём у меня в кабинете и грустно переваривали провалившуюся попытку проявить надлежащую активность в предотвращении надвигающейся беды – распаду СССР. Зашёл Нефёдов и как всегда с улыбкой предложил выпить зелёного чаю у него в кабинете. Пока хлебали этот удивительный напиток, мастерски заваренный выходцем из Ташкента Сергеем Александровичем, в кабинет по одному стали заглядывать многие коммунисты отдела. Оказалось, что в целом они поддерживают мой доклад и предложения. С другой стороны, как ни странно, заявляли об упущенном времени и невозможности что-либо изменить на нашем уровне. На следующий день вызвал к себе Бекбулатов и начал дотошно расспрашивать о ходе работы по плану «Шакалы». В целом остался довольным и когда я высказал недоумение по поводу того, что на такую махину, как «чеченская община», закреплён всего лишь один Платонов, пообещал помочь и выделить мне помощника. В конце беседы начальник внезапно стал говорить о том, что понимает мою обеспокоенность, как секретаря происходящими событиями. Но считает необходимым не паниковать, а продолжать ещё более активно трудиться. Попытался ему разъяснить, что вообще-то в панику не впадал, просто обстановка требует действий, а не пассивного наблюдения по принципу «моя хата с краю». Бекбулатов строго посмотрев на меня, сказал: «Наш отдел находится на переднем крае борьбы с организованной преступностью и не отсиживается в кустах. Прошу это запомнить». Перед уходом Валерий Шаяхметович как бы невзначай спросил: «Вам из парткома КГБ или откуда-нибудь повыше, не звонили? К себе не вызывали?». Удивившись, ответил: «Никто, никуда не вызывал, но если пригласят, то оправдываться мне не за что!». На этом и разошлись. Только присел в кабинете от лавины впечатлений, как зашёл полковник Л. И. Козлов и сказал, что со мной хочет переговорить генерал Лавранчук. В ходе этого разговора, выждав начальствующую паузу, Георгий Иванович тихим голосом наставника стал мне объяснять сложность и неясность обстановки в стране. Акцент сделал на тех же словах Бекбулатова: «Необходимо наращивать каждому свою работу и не смотреть в небо. Затем, пристально глядя мне в глаза, спросил: «Вас ещё в партком не вызывали?». Ответил, как и Бекбулатову, что нет. В то же время заверил генерала, что в этой сложной и критической обстановке я готов выполнить любое задание руководства Управления и КГБ. Лавранчук внимательно посмотрел на меня и сказал, что никто в этом и не сомневается. После таких крутых разговоров с начальством, решил съездить к коллегам из ОБОГП и передать им важную информацию для возможной реализации. Эти сведения Рушайло и Сунцов приняли с благодарностью, предложив совместное участие в операции по её реализации и захвату с поличным объекта совместной разработки. Сказал, что если руководство разрешит, то с огромным удовольствием схожу вместе с ОБОГП «на дело». Мимоходом поделился с сотрудниками Петровки-38 содержанием прошедшего партсобрания. К моему удивлению Сунцов и его сослуживцы в ответ шутливо заявили: «У нас такой круговорот операций, что голову поднять на другие дела просто не в состоянии. Нам бы ваши беды». В последующем больше старался с ними не затрагивать вопросы политики. По пути из ОБОГП заехал на Лубянку, чтобы отобедать в столовой на первом этаже подъезда № 5. Встретил своих коллег из ВКР и поделился с ними о «неудавшемся» партсобрании. Один из них – Вадим Макушин отвёл меня в сторону и тихо сказал: «Саша! Не переживай. В ближайшие дни начнётся наступление и безвластие кончится!». Спросил у него: «Почему всё делается втихаря, и не привлекают меня и других сотрудников к этому «наступлению?». Макушин усмехнулся и ответил: «Много народа для этого не требуется. Да и расширение круга участников приведёт к утечке информации. Так что, ещё навоюешься!». Окрылённый его словами, я вернулся в отдел. Докладывая начальнику результатам работы по «Шакалам», попросил разрешения принять участие в операции ОБОГП по реализации нашей информации. К моему удивлению Валерий Шаяхметович не понял, зачем моё присутствие в деле, которое может провести и без нас милиция. Вдруг, ни с того ни с чего Бекбулатов спросил: «Вы когда с женой отдыхали в прошлом году?». Машинально ему ответил: «В мае, весной». В ответ неожиданно услышал: «Ну, вот и хорошо. К нам пришли две «горящие» путёвки в санаторий «Дзержинский». Поезжайте на море в Сочи и набирайтесь сил, которые в самое ближайшее время понадобятся в максимальном объёме!». Попытался что-то объяснить Валерию Шаяхметовичу о незавершённых делах, но тот и слушать не стал. Позвонил жене на Лубянку, которая тут же радостно согласовала отпуск и отъезд в санаторий со своим руководством. Где-то 10 августа нас с супругой (сын был у бабушки в деревне, а взрослая дочь осталась в Москве) уже принимали ласковые волны Чёрного моря и пахучие ванны Мацесты. Через день-два игра в волейбол, теннис, а также потягивание тогда ещё вкусного вина в незатейливом баре-кафе «у лифта», почти выветрили все накопившиеся у меня переживания и думы. Этому способствовало и отсутствие телевизора в номере. А в спортивных играх сначала веселил начальник одного из периферийных управлений, который в азарте орал на волейбольной площадке: «Я генерал и приказываю дать мне пас!». Играл он слабо, и пасовали ему редко. Отчего он ещё больше злился и чуть ли не с кулаками бросался на нас. Однако нашёлся и среди волейболистов другой генерал из «Центра», который при всех ему издевательски заявил: «Нельзя приказы отдавать в трусах и майке. Наденьте для этого генеральскую форму. А так, мы здесь, как и в бане все равны и имеем одну должность и звание – отдыхающий». Играть «приказчик» больше с нами не стал, но волейбол от этого только выиграл. Чекисты народ коммуникабельный. Быстро образовались мини-компании, которые вместе проводили время и в играх, и в отдыхе. Но среди всех выделялся мрачный и задумчивый тип, который редко купался, ни с кем не говорил и с какой-то злостью просто ходил и зыркал на загорающих. За свою хилую и длинную фигуру, кто-то метко окрестил его «ходячей язвой». 19 августа 1991 года начался как обычно, но вдруг, ближе к обеду редко работающий громкоговоритель на пляже голосом Левитана объявил экстренное сообщение ТАСС. В воцарившейся тишине прозвучали всеми ожидаемые нами слова о создании Государственного комитета чрезвычайного положения (ГКЧП). Что тут началось! Многие отдыхающие столпились вокруг лучшего шахматиста пляжа начальника одной из кафедр Высшей школы КГБ имени Дзержинского, радостно прогнозировавшего ход дальнейших событий по оздоровлению страны. До вечера, бросив купаться и загорать, все сидели возле телевизора в фойе и следили за происходящим. Однако к утру, а затем и ближе к обеду следующего дня наша радость сменилась вначале нарастающей тревогой, а затем и возмущением, от калейдоскопа, увиденного в «ящике». Тот же «начальник кафедры» по косточкам перебрав все недостатки спонтанных и робких попыток ГКЧП, взять ситуацию в стране в свои руки, заявил нам: «Если к вечеру не изолируют Ельцина, то арестуют самих членов ГКЧП. Необходимо срочно узаконить ГКЧП, экстренно собрав для этого съезд или хотя бы Верховный совет СССР». Особенно мы не поняли необходимости ввода войск и особенно танков в Москву. Ведь у оппозиции не было даже своих вооружённых формирований. Ну, а организованный преступный мир со своими пистолетами и даже автоматами при необходимости тотчас мог быть локализован органами МВД и КГБ. В средине дня позвонил полковнику Бекбулатову и спросил: «Валерий Шаяхметович! Такие события и мне, наверное, надо прервать отпуск и прибыть в Москву?». В ответ услышал мудрые слова: «Чем дольше будете в санатории, тем лучше для Вас и для нас!». Удивлённый таким оборотом дел, примерно через день-два, я дозвонился к Васе Рогозину и тот сообщил, что в связи с роспуском КПСС и запрещением деятельности её организаций в силовых структурах, включая КГБ, он с двумя свидетелями по акту вскрыли мой сейф. Оттуда изъяли всю партийную документацию, включая последний доклад, а также штамп «уплачено КПСС», который ставится в партбилете в графе взносов. При этом Вася просил не беспокоиться, так как всё он перепрятал и при встрече мне вернёт. Через два-три дня всё, что спрогнозировал «начальник кафедры» сбылось. Членов ГКЧП арестовали и препроводили в Лефортово, а беспалый Ельцин буйствовал в Москве и устанавливал «либерасто-демократическую» власть в угоду США. Телевидение продемонстрировало 23 августа заседание ВС РСФСР, на котором Ельцин в присутствии вернувшегося якобы из заточения Генсека осуществил публичную «казнь» КПСС, озвучив Указ о приостановлении деятельности компартии. Противно было смотреть, как «главный коммунист» СССР бормотал: «Не надо, Борис Николаевич», когда тот занесёт над головой (как меч) проект этого Указа. Спустя много лет от информированных источников мне станет известно о подробностях причин провала ГКЧП. Главная из них – неуверенность членов этого Комитета в победе по отстаиванию великой державы СССР. Отсюда и робкие толи советы, толи приказы по блокированию здания Верховного Совета РСФСР с последующим штурмом, которые были отданы «Альфе», «Вымпелу» и «краповым беретам» ОМСДОН. «Вымпел» по команде генерала Л. В. Шебаршина был возвращён в место постоянной дислокации, а «Альфа» во главе с В. Ф. Карпухиным, оцепив логово Ельцина в Архангельском, так и не получила приказа Крючкова изолировать одну из главных голов гидры контрреволюции. Колонну бронетранспортёров УБСН во главе с подполковником Лысюком уже двигающуюся по московским улицам, также вернули назад. Возмущённый таким дёрганьем и трусостью ГКЧП, Лысюк насмешливо прокричит встретившемуся ему подполковнику Власову: «Ну, что же Ваше грозное КГБ так опростоволосилось?! Испугались слюнявой интеллигенции?». 24 августа, назначенный Горбачёвым после Л. В. Шебаршина новый председатель КГБ В. В. Бакатин соберёт своих заместителей и руководителей управлений для встречи с госсекретарём США Бейкером. В присутствии десятков советских и иностранных корреспондентов, а также генералов КГБ в кабинете Бакатина состоится позорный инструктаж высокопоставленного представителя страны-организатора развала СССР. Услужливо кивающему вассалу Бакатину и едва сдерживающим себя «опущенным» генералам, госсекретарь США надменным тоном нового «феодала» заявил: «России не должно быть позволено, притязать на чрезмерную долю при разделе наследства бывшего СССР (от автора – и это за четыре месяца до официального роспуска Державы Горбачёвым?!). Россия должна раз и навсегда расстаться с великодержавными амбициями». После короткого выступления Бейкер не позволил генералам КГБ задать себе какие-либо вопросы. В сопровождении Бакатина, а также «внезапно» свалившихся в Комитет его помощника В. А. Никонова (внук Молотова) и советника Олега Калугина, госсекретарь США укатил в своё посольство с чувством «мавра, сделавшего дело». Ну, а у нас в санатории внезапно проявил себя до этого угрюмо молчавший «ходячий язва». Находясь рядом с группой отдыхающих, переживающих за провал ГКЧП, он с ненавистью заявил: «Таких, как вы в ближайшее время мы будет расстреливать». По-видимому, кроме язвы у этого человеконенавистника и с головой не всё было в порядке. Тут же он получил два-три крепких подзатыльника (ну, нервы не выдержали у ребят) и вынужден был ретироваться. Больше его никто не видел в «Дзержинском». С трудом дождались мы с женой окончания срока путёвки, так как все помыслы были в Москве. Не только за Державу, но и за своих детей было очень тревожно.

Вернувшись, успел съездить на неделю проведать матушку на Украине, где близкие друзья по детству, вдруг заразились бациллой национализма. Да так, что стали склонять возвращаться навсегда к себе домой. При этом заявляли: «Украина всегда на своём горбу тащила Россию! Мы самостоятельно лучше заживём, купаясь в горилке с салом!». Как мог, пытался им объяснить, что для меня, бывшего пограничника, все республики в составе СССР были равны. Охранял границу на Дальнем Востоке не думая, что стерегу отдельно Украину, где у меня мама или российский Котовск Тамбовской области с родными по линии отца. Да и экономически мы все настолько интегрированы, что малейший сбой в общем хозяйстве моментально приведёт к страшному кризису в отдельных республиках. Все смеялись над моим «ретроградством», громко кричали, перебивая друг друга, но оставались при своём мнении. Пройдёт всего-то чуть больше двадцати лет. Вспыхнувший и на время погасший национализм моих знакомых с новой силой разгорится с помощью технологий информационных войн и «цветных» революций проводимых спецслужбами США. Ставку Киев сделает на героизацию Бандеры и его ОУН, зародив и поддержав на Украине фашизм, бомбя ДНР и ЛНР.