Глава восемнадцатая
Шагая сквозь заросли с винтовкой наготове, Миллс от души надеялся, что больше никогда в жизни не увидит этих проклятых джунглей. Ведь до отправки домой оставалось каких-то пара дней! Больше всего на свете ему хотелось убраться подальше – от джунглей, от армии, от этой чокнутой операции. В конце концов, он сюда не напрашивался и даже не знал, начислят ли им всем боевую надбавку за эту небольшую увеселительную прогулку.
Одно слово – «фубар». Полный. Полнее некуда.
Даже сама местность представляла собой сплошной кавардак. Миновав полосу джунглей, пришлось протискиваться сквозь густые заросли бамбука с толстыми, твердыми стеблями и исключительно острыми листьями, о края которых Миллс сразу же и порезался. С костяшек пальцев закапала кровь. Вспомнив огромный отпечаток на скале, Миллс принялся оставлять там и сям, на самых толстых бамбуковых стеблях, отпечатки собственной пятерни.
Что-то коснулось шеи. Миллс судорожно смахнул его рукой. Черный паук размером не меньше большого пальца упал на землю и поспешил убраться с глаз долой.
– А, черт!
– Что там? – невозмутимо спросил Коул.
– Паук. Терпеть не могу пауков.
– Уверен, уж они-то о тебе самого высокого мнения.
– От них требуется всего лишь заниматься своими делами. Не лезь ко мне, и я тебя не трону. Все по-честному.
– Ты слышал сказку про льва, мышь и колючку? – спросил Коул.
– А что?
– Ничего. Просто напоминаю – на случай, если снова встретимся с этим зверем.
– Погоди, сказка вроде про то, как мышь подружилась со львом, вытащив из его лапы колючку, – сказал Миллс.
– Ничего подобного, – возразил Коул. – Мышь прикончила льва этой колючкой.
– Это кто тебе сказал?
– Моя мать.
Миллс удивленно поднял брови, но промолчал. Да, Коул был одним из них, «Небесным Дьяволом», но кроме того – еще и крутым парнем с запальным шнуром переменной длины. Поджигать этот шнур, проявив непочтительность к его матери, совсем не стоило.
Бамбуковые заросли впереди сделались еще гуще. Встав во главе колонны, Паккард принялся рубить твердые, упругие стебли, расчищая тропу.
– Слышь, ну и вонь здесь, – заметил Миллс.
– Да, видать, что-то крупное сдохло, – сказал солдат, шедший справа. Его прозвали Глушителем, а почему – Миллс уже не помнил за давностью времени. Глушитель отер пот со лба и поднес к губам фляжку.
– Нет, – возразил Миллс, – совсем не мертвечиной тянет. Кем-то живым…
Оглядевшись, он поднял стол винтовки и повел им слева направо, описывая широкую дугу. Нет, никого. Только бамбук, бамбук – бамбук без конца и края.
– Что за?.. – послышалось спереди.
Паккард остановился, уставившись на только что срубленные толстые стебли. На срезах выступила густая, черная, сладко пахнущая жидкость, вязкая и тягучая, словно мед. Один из обрубков приземлился на ботинок полковника. Срубленный стебель зашевелился, и Миллс мгновенно понял, в чем дело.
– К бою! – отчаянно заорал он. Но было поздно.
Едва Глушитель опустил фляжку, длинный, толстый стебель бамбука вонзился ему в горло и вышел между лопаток. На землю брызнула кровь вперемешку с ошметками плоти. Глаза Глушителя вылезли из орбит. Он широко раскинул руки и забился в судорогах, расплескивая воду из фляжки, которую так и не успел закрыть.
Миллс поднял взгляд, одновременно вскидывая винтовку в направлении атаковавшего их врага и нажимая на спуск. Поначалу он ничего не мог разглядеть – в глазах рябило от колышущегося над головой бамбука. Казалось, тяжелые листья вдруг налились жизнью, вскормленные выстрелами и страхом. Но в следующий миг он увидел прямо над головой зловещую темную массу.
Паук! Огромный, ужасный, туша – в человеческий рост – возвышается над зарослями на длинных, пятнадцати футов в высоту, лапах в ожидании, когда под него забредет ничего не подозревающая жертва.
На этот раз жертвой оказались люди. Влажные паучьи жвала, щелкнув, сомкнулись в предвкушении пищи. Длинная лапа потянула еще бьющегося в судорогах Глушителя вверх, к многоглазой голове хищника.
Миллс открыл огонь. Винтовка заплясала в руках, очередь оглушительно ударила по ушам, но в глазах отчего-то помутилось. Он моргнул – раз, другой, и тут лицо, плечи и грудь опутало теплым и клейким. В этом прикосновении чувствовалось нечто ужасно интимное. Солдат попробовал было поднять винтовку, но руки внезапно отяжелели, словно под водой. С каждым вдохом становилось труднее дышать.
«Паутина!» – в ужасе подумал он.
Опутав Миллса шелком, паук потянул новую добычу кверху. Палец нажал на спуск, но магазин оказался пуст. Снизу, словно откуда-то издали, затрещали очереди, раздались отчаянные крики друзей, пытавшихся спасти его от столь мрачной участи.
– Миллс! – Казалось, голос Коула звучит совсем далеко, в противоположном конце длиннющего туннеля.
Миллс рванулся, забился, стараясь порвать паутину, но невероятно легкие, почти невесомые нити оказались прочны, как сталь. Снизу вновь раздались крики и стрельба, и тут он увидел…
…зубастую, влажную от яда пасть. Восемь глаз – каждый величиной с кулак, в каждом из восьми – его отражение. Мех, вздыбившийся на жуткой паучьей голове, словно шипы. Захотелось зажмуриться и хоть так спрятаться, скрыться от ужасной смерти, но не вышло. А если бы и вышло, такого кошмара все равно не забыть…
«Не выношу пауков», – подумал Миллс.
Вдруг мир качнулся вбок. Солдат упал набок, больно ударившись о твердую землю, судорожно разевая рот в попытках сделать вдох. Перед глазами блеснуло лезвие, и паутина разом расселась.
Подоспевший на выручку Коул наклонился к Миллсу, чтобы помочь ему освободиться. Поверженный паук конвульсивно взбрыкнул лапами, пытаясь подняться. Бамбук затрещал, острые щепки свистнули в воздухе, точно шрапнель. Миллс с силой оттолкнулся ногами от паука, а Паккард, подойдя ближе, поднял пистолет, прицелился и выпустил в паучью башку всю обойму.
Паук снова взбрыкнул – и обмяк, медленно поджав лапы к брюху. Когти заскребли по земле, вырвав с корнем несколько настоящих стволов бамбука, среди которых прятался хищник. Тело Глушителя, все еще насаженное на один из когтей, проволокло по земле и прижало к кровоточащему подбрюшью паука.
Теперь вокруг в самом деле запахло смертью.
Миллс вцепился в Коула мертвой хваткой и никак не желал отпускать. Его трясло с ног до головы. Он смотрел и смотрел на мертвое чудовище, не в силах оторвать от него взгляд.
– Все о’кей, дружище, – сказал Коул. – Эй, очнись. Пусти-ка, я тебе помогу. Все о’кей.
Высвободившись, наконец, из объятий Миллса, он принялся сдирать с него паутину. Та затрещала, отлепляясь от кожи и ткани. Вскоре руки и ноги Миллса оказались свободны, и он смог подняться. Колени его тряслись.
– Проклятье, – дрожащими губами проговорил бедолага.
В ответ Коул лишь молча поднял брови.
Остальные топтались вокруг, перезаряжая винтовки и понемногу оправляясь от потрясения. Теперь все внимательно смотрели не только по сторонам, но и вверх. Во Вьетнаме смерть могла прийти откуда угодно – сверху, с пулей засевшего на дереве снайпера, снизу, с острым колом убийцы из подземного хода, не говоря уж о вьетконговцах, без единого звука возникающих из густых джунглей в двух шагах от тебя. Казалось, и здесь сами джунгли ополчились на незваных гостей.
– Встряхнись, боец, – сказал Паккард. – Я и мысли не допускал, что та горилла – единственное чудовище на весь остров.
Но Миллс словно окаменел. Он никак не мог прийти в себя.
– Неужто никто не заметил? – огрызнулся он дрожащим голосом. – Меня только что чуть не сожрал гигантский паук!
– Видали и хуже, – непреклонно сказал Паккард. – А ты жив, солдат. Выдвигаемся!
Больше всего на свете Миллсу хотелось сесть, обхватить себя за плечи и никуда не двигаться. Но он понимал: если на этом острове где и безопасно – то только рядом со всеми.
* * *
Уивер понимала, что чувствовать себя в безопасности не стоит: эта деревня была самым странным и непривычным местом, какое она только видела, да и о монстрах из-под земли забывать не следовало. Но среди островитян-иви отчего-то было спокойно. Их молчаливое гостеприимство, их очевидная способность жить и процветать в таком ужасном мире, сила в их взглядах, спокойствие и изящество в каждом движении – все это внушало уверенность.
Она бродила по деревне в одиночестве, держа наготове камеру. На небольшой круглой площадке в центре деревни играли дети. Они метали разноцветные камешки в сложную сетку, выведенную в пыли толченым мелом. Игра явно шла на очки, но правил Уивер понять не смогла. Дети смеялись и визжали, но ничего, похожего на слова, слышно не было. Некоторое время она наблюдала за ними, присев у края круга, и сделала несколько снимков. Ее присутствие никого не удивило и не встревожило.
Мало-помалу Уивер прошла через всю деревню. Пожалуй, подсознательно она с самого начала чувствовала, куда ее влечет, а когда деревня кончилась, в этом не осталось ни малейших сомнений. Великолепие огромной стены манило к себе. Войдя в ее тень, Уивер огляделась, нет ли кого вокруг. Местные жители не возражали, видя, что она покидает деревню, и, пробиваясь сквозь высокую траву и папоротники, она не заметила никаких признаков слежки. В траве имелись тропинки, протоптанные за многие годы и почти не заросшие, но ими, похоже, пользовались нечасто.
Впрочем, островитяне держали все под контролем. Уивер знала, что стоит ей сделать что-то не то или пойти туда, куда не следует, они непременно вмешаются, и приняла их молчание за знак согласия.
Вблизи размеры стены поражали. Уивер никогда не видела египетских пирамид, но много читала и слышала о них. И эта постройка вполне могла бы сравниться с ними – как величиной, так и мастерством ее создателей. Внизу, у самой земли, некоторые бревна и камни выглядели невероятно древними. Местами среди них виднелись участки поновее: похоже, некоторым из иви приходилось посвящать поддержанию стены в порядке всю свою жизнь.
Подойдя ближе, Уивер увидела дыру в стене и ничуть не удивилась, словно с самого начала знала о ней. Ее наполовину скрывали тяжелые плети темно-зеленого плюща, почти целиком покрывавшего нижнюю часть стены. Вспышка камеры осветила вход, но внутри оказалась лишь темнота. Судя по щепкам вокруг, ход был пробит уже после постройки стены, а протоптанная к нему тропинка показывала, что им пользуются, хотя трудно было сказать, кто – люди или животные.
Тихо, с опаской, Уивер подошла ближе. Вокруг пели птицы, сверчки стрекотали в траве. В листьях папоротника над головой сновали паучки – темные силуэты то замирали, то совершали короткие перебежки, чтобы замереть вновь.
Уивер направила камеру прямо в дыру и щелкнула затвором. Вспышка озарила туннель, уходящий вперед, в темноту. Внутри оказалось пусто.
Глубоко вдохнув, Уивер огляделась вокруг. «Если за мной следят, а мне действительно нельзя туда, самое время сказать об этом», – подумала она. Но вокруг по-прежнему было тихо, и иви не возникли из зарослей, чтобы помешать ей.
– Сидя дома, много не наснимаешь, – сказала она, достав из кофра фонарик и шагнув внутрь.
Внутри оказалось прохладно, словно жара не могла проникнуть сюда снаружи. Туннель был вырезан прямо в стене, сквозь бревна и камень – на стенах и потолке виднелись отчетливые следы каких-то орудий. Пол был сделан из утрамбованного ила, затвердевшего со временем, точно бетон. На каменных стенах тут и там были видны разноцветные отпечатки ладоней. Кое-где они сложный узор, смысла которого Уивер не понимала.
Она была не одна. По полу шмыгнули в стороны ящерки, пауки метнулись прочь, укрывшись в щелях. Луч фонаря, освещавший ей путь, сметал живность с дороги, словно струя воды из брандспойта, и Уивер шла вперед. Ей вовсе не хотелось задерживаться и выяснять, какие еще твари могут водиться здесь.
Впереди забрезжил дневной свет. Еще минута – и журналистка вышла наружу с другой стороны.
Она стояла на небольшой возвышенности над речной долиной. В сотне ярдов справа из-под стены с ревом вырывалась река. Вот она, та часть острова, от которой предпочли отгородиться иви. Самая опасная его часть…
Уивер с самого начала понимала, что здесь опасно, но теперь внезапно почувствовала, что за ней пристально наблюдает бессчетное множество невидимых глаз. По эту сторону стены было намного просторнее: склон долины полого спускался вниз и терялся вдали, а вершины гор на горизонте вгрызались в небо, словно неровные острые зубы гигантского зверя. «Может, так оно и есть? – подумала она. – Может, сам этот остров – огромное чудище, только и ждущее случая разжевать и выплюнуть нас?»
Она начала съемку. Далеко отходить не стоило, но любопытство пересиливало благоразумие. Правда, не стоило забывать и о запасах пленки. Здесь, среди нетронутых первозданных джунглей, легко можно было сделать полсотни пейзажных кадров, не сходя с места, но Уивер понимала, что увидеть предстоит еще многое. Кто может знать, какие картины и события ждут впереди, в будущем? И все их, конечно же, нужно будет заснять!
Снизу донесся стон. Уивер уже привыкла к постоянному звуковому фону острова – пению птиц, жужжанию насекомых, кваканью лягушек, шорохам мелких животных в траве. Но этот звук был заметно громче, и в нем явственно слышалась боль.
Уивер поспешно двинулась вперед, поскользнулась на опавших листьях и съехала вниз, прижимая к груди камеру, чтобы уберечь ее от повреждений. Поднявшись на ноги, она огляделась, стараясь определить направление, и двинулась на звук.
Подошвы ботинок вязли в топкой грязи. Раздвигая тяжелые кожистые листья, Уивер взошла на небольшой холм посреди болотца и увидела, откуда доносится стон.
Обломок фюзеляжа вертолета был здесь совершенно чужим и зиял на фоне диких зарослей, словно рваная рана в ткани нового мира. Большой кусок оторванной от корпуса сбитой машины хвостовой секции сильно обгорел, маслянисто-черные потроха двигателя вывалились наружу, словно кишки механического чудовища. Под грудой железа, вдавленный в болото ее тяжестью, ворочался большой водяной буйвол. Один из длинных рогов его был сломан. Выбившееся из сил животное вот-вот готово было сдаться. Оно едва шевелилось, голос его звучал слабо и глухо.
Увидев Уивер, буйвол вновь издал тяжкий, утробный стон.
Опустив камеру, Уивер подошла к краю болотца. Под ногами захлюпало. Двинуться дальше означало погрузиться в болото, по крайней мере, по колено, но выбора не было. Уивер шагнула вперед. Ботинки увязли в иле и гниющих водорослях. Подняв руки, она уперлась в закопченное железо и поднажала.
Буйвол, казалось, понял, что ему пытаются помочь. Он замер и покосился на Уивер. Взгляд его был полон страха и отчаяния. Бормоча какую-то бессмыслицу, чтобы хоть как-то успокоить животное, Уивер нажала еще.
Хвост вертолета даже не шелохнулся. Ни капельки. Уивер сдвинулась в сторону, потом подлезла снизу, но, как она ни билась, ничего не помогло. Тяжесть была ей явно не по силам…
…но вдруг хвост вертолета сам собой поднялся в воздух и отодвинулся в сторону. Споткнувшись, Уивер вскрикнула от неожиданности и упала прямо на злосчастного буйвола. Животное встрепенулось и забилось в воде.
Солнце скрылось… а позади буйвола возвышалась над болотом огромная ножища.
Конг!
Сделав несколько шагов назад, Уивер задрала голову. Да, это был Конг. Ноги его торчали из болота, словно стволы огромных деревьев, могучее тело заслоняло солнце. Небрежным взмахом руки он зашвырнул хвост вертолета далеко в болото. Вторая рука гигантской гориллы расслабленно свисала вдоль туловища; в сжатом кулаке вполне поместился бы автомобиль. Уивер чувствовала тепло звериного тела и его мускусный запах. Он взгляда бестии спина покрылась гусиной кожей.
Конг смотрел вниз – прямо на нее.
Колени Уивер ослабли. Спотыкаясь, не отводя глаз от Конга, она попятилась назад. Он мог бы раздавить ее одним движением ноги, одним взмахом руки, но, глядя ему в глаза, Уивер поняла, что он не сделает этого.
Секунды тянулись бесконечно долго. Казалось, в мире не существует ничего, кроме Конга. Уивер забыла обо всем – кто она, где она, зачем она здесь. В этот миг вся вселенная состояла лишь из нее и исполинского зверя.
А потом Конг развернулся и пошел прочь. Уивер смотрела ему вслед. Ей отчаянно хотелось броситься за ним, но она знала, что не догонит его. С каждым шагом он уходил все дальше и дальше и вскоре скрылся из виду среди высоких деревьев и густого подлеска.
Пока Уивер рассматривала Конга, водяной буйвол поднялся и ушел. Она осталась среди болота одна. Стоило ей перевести дух, все вокруг вновь ожило и зазвучало, словно джунгли тоже вздохнули с облегчением. Жизнь продолжалась, но Уивер знала, что этот миг останется в ее памяти навсегда.
* * *
Каждую минуту Конрад ожидал, что островитяне-иви увидят, чем они заняты, и вмешаются. И кончится это, в лучшем случае, нелепой стычкой. А то и до кровопролития дойдет.
И то, и другое было крайне нежелательно. Однако он прекрасно понимал, что Марло и его самодельный катер – самый верный способ добраться до северного побережья вовремя. Если не единственный.
Марло провел здесь три десятка лет и, по его собственным словам, остался жив только благодаря иви. Это тоже следовало учесть. Конрад повоевал достаточно, чтобы понять: помощь друга, не понаслышке знакомого с местностью, не имеет цены.
Вопрос о том, доплывет ли это ржавое корыто хоть куда-нибудь, оставался открытым.
А пока что Конрад, Марло и Сливко устанавливали на место двигатель при помощи специально для этого сконструированной и построенной Марло на пару с Гунпэем системой блоков и рычагов. Большая часть блоков обходилась без смазки, а несколько рычагов проржавели так, что были готовы вот-вот треснуть.
Нивс сидел в сторонке и не изъявлял ни малейшего желания помочь.
Любопытству Марло не было границ. Он не умолкал с первого же момента встречи, однако поначалу Конрад чувствовал вокруг него нечто вроде незримой защитной скорлупы. Но чем больше он расспрашивал о внешнем мире, тем больше эта скорлупа трескалась. Вскоре она рассыпалась окончательно, и экс-летчик был полностью поглощен тем, что происходит за пределами замкнутого островного мирка.
За работой Марло расспрашивал обо всем, что пропустил.
– Погоди, не гони коней. Россия была нашим союзником. А теперь у нас с ней война?
– Так сказать, холодная война, – объяснил Конрад. – Без стрельбы.
– Это как? Кто кого хлеще обругает?
– Что-то вроде того… – изнемогая под тяжестью двигателя, Конрад ожег взглядом Нивса. – Эй, там! Помогайте по возможности!
– Ну и ну, – задумчиво протянул Марло. – Значит, холодная и без стрельбы… Пожалуй, прогресс налицо.
– А еще мы запустили человека на Луну, – сказал Нивс, подойдя помочь (насколько мог судить Конрад, с явной неохотой).
– Во как. И назад вернули?
– Ага, всех троих.
– Ну и дела… – Марло покачал головой и вдруг вздрогнул, точно вспомнив о чем-то крайне важном. – А «Кабсы»-то, «Кабсы» как?! Выиграли Мировую серию?!
– Кто, «Кабсы»?! Мировую серию? – Сливко заржал. – Нет, брат. Даже близко не стояли.
– Ну что ж, – вздохнул Марло, – по крайней мере, этого я не пропустил.
С помощью Нивса двигатель наконец-то удалось позиционировать как раз там, где требовалось.
– О’кей, теперь опускаем! – скомандовал старый пилот. – Легче, легче! Он – малыш нежный!
Двигатель опустили под палубу, в моторный отсек. Конрад постоянно держался начеку, следя за берегом и ожидая появления островитян, но жители деревни, похоже, предоставили их самим себе. Возможно, из-за излишней доверчивости. А может, наоборот – точно знали, чем занят Марло и его новые друзья, и успокоились на том, что из их затеи ничего не выйдет.
– Ты уверен, что сумеешь завести двигатель? – спросил он у Сливко.
– Мой папаша – механик. Если я не сумею починить даже это, он от меня отречется. Если, конечно, мы с ним когда-нибудь увидимся.
Свесившись в моторный отсек, Сливко принялся копаться в двигателе.
– Допустим, он заставит двигатель заработать, – заговорил Нивс. – И что дальше? Поплывем назад, откуда пришли? Нам же надо на северное побережье, а не на южное. А вся северная часть острова – там, за этой стеной.
– А ты разве не видишь, что за стену течет река? – с улыбкой спросил Марло.
– И что же из этого? – вмешался Конрад.
– А то, что там, в нашей старушке-стене, есть дыра. Как раз до уровня воды. Во время прилива через нее не выйти, если ты не рыба. Но во время отлива высоты как раз хватит, чтобы пройти.
– Не верится мне, что эту дыру оставили по ошибке, – задумчиво сказал Конрад. – Чтоб люди, способные построить такую махину, по забывчивости не перекрыли легкий доступ внутрь…
– Верно, – объяснил Марло. – Порой иви требуется пройти дальше вглубь острова.
– Кстати, почему «иви»? Странное название…
– Просто это ближе всего к тому, как они называют себя на самом деле. Точнее перевести не могу.
– Итак, когда наступает отлив? – спросил Конрад.
– Примерно на рассвете. Отсюда следует, что у нас есть целых три часа, чтобы познакомиться поближе, пока Сливко колдует с мотором. Я проживаю в «Уондерере». Устроил там себе шикарнейший лофт, не сочтите за похвальбу!
