Глава 22
Морхауз не сводил взгляда с кремового конверта, окаймленного витиеватой траурной рамкой из множества переплетающихся линий. Кардиналу не нужно было вскрывать конверт, чтобы проведать о содержимом — Александр и так знал. Приглашение на скорбное поминовение жертв «Зеленой Линии». Печальный юбилей — десятилетие с того дня, как «Морлоки» нанесли чудовищной силы и жестокости удар, атаковав поезд с детьми европейской элиты. Никто из жертв не спасся, никто не свидетельствовал против убийц. И потрясение оказалось столь велико, что эффект прокатился по всему миру, меняя законы, людей и общество.
Во многом именно «Линия» стала причиной, породившей завершенную в своей практичной безжалостности этику так называемой «Железной Пяты», «погонщиков социума». Тех, кто открыто провозгласил, что экономический диктат сильных и суровое управление над слабыми есть не просто естественное состояние общества, но священный долг «инженеров прогресса», укротителей дикой людской массы, отравленной гнилостными идеями покойного Маркса. И долг этот превыше всего, даже воли государств.
Однако в данный момент кардиналу было совершенно наплевать и на приглашение, и на собственно жертв легендарной акции исчезнувшей ныне анархистской группировки. Конверт с его строгой геометрической формой помогал сконцентрироваться и не буравить взглядом фра Винченцо, но вникать в каждое слово.
Секретарь выглядел еще более измученным и помятым, нежели ранее, в начале истории со спасением Гильермо. Среди роскошной шевелюры засеребрились многочисленные седые нити, щеки набрякли и обвисли на исхудавшем лице.
Как ни странно — усталость вкупе с измятым, потрепанным видом придали Винченцо поистине библейские черты. Теперь он походил не столько на одноглазого флибустьера, сколько на побитого жизнью и происками сильных мира сего отшельника, что выходит к людям из пустыни, дабы провести их тернистым путем мимо дьявольских соблазнов. Такому святому отцу хотелось довериться, открыть ему душу, признаться в скрытых прегрешениях. И фра этим крайне удачно воспользовался, в чем и отчитывался лично перед патроном.
— Итого. Солдатенков прошел обычной карьерой маргинала с формальным образованием, но без квалификации. Все они думают, что в диких землях заработают много денег, как белые messieurs. И закономерный финал.
— Я понял, — Морхауз шевельнул пальцами, прерывая Винченцо. Секретарь несколько увлекся в описании своей эпопеи и сбился с путеводной нити, а кардинал жаждал сугубой конкретики. — Так при чем здесь Цвынар? Чем этот поляк нам поможет в поисках?
— Он католик, — фра уже осознал свою ошибку и вернулся к основной и самой главной линии повествования. — Набожный католик.
Морхауз обратился в слух, а Винченцо не смог удержаться от гримасы. Слишком уж неприятной оказалась встреча с вахмистром из «Тезея», бывшим работодателем Олега-Хольга Солдатенкова. Неприятной во всех отношениях. Секретарь был искушен в знании всевозможных пороков и грехов — что естественно для его положения и службы. Однако не часто ему доводилось столь близко и прямо соприкасаться с тем, что русские классики именовали «свинцовыми мерзостями жизни».
— Исповедь? — уточнил Морхауз.
— Нет, скорее доверительная беседа по душам, — уточнил Винченцо. — Хотя сам Цвынар наверняка счел, что он исповедуется лицу духовного сана. Я не стал его разубеждать. В конце концов, открытая для спасения, искренне кающаяся душа — уже благо.
— Господь милосерден, он простит тебе случайное заблуждение мятущейся души доброго католика, — нетерпеливо подогнал Морхауз. — Что рассказал Цвынар?
— Он отлично помнит Солдатенкова. Более того, пытался ему помочь.
— Почему?
— С вашего позволения, об этом позже, здесь отдельная история, она… обыденна.
— Хорошо, — согласился Морхауз. — Продолжай.
— Цвынар пожалел Олега и очень прямо намекнул рядовому, что тому следовало бы бросать все и бежать.
— Солдатэ… — кардинал споткнулся на сложном русском слове и повторил попытку. — Сол-да-тенков послушался совета?
— Нет. Видимо решил, что это розыгрыш или провокация. Он остался и получил свое в полной мере. Но самое главное не это. Дело в том, что личные вещи Солдатенкова были отправлены на один из складов «Тезея» с хорошими шансами забыться там. Потеряться. Так и случилось.
— Так-так… — если бы концентрация взгляда имела температуру, конверт обратился бы в пепел под глазами кардинала.
— Мы с вахмистром… — Винченцо на мгновение замялся, подыскивая точное определение. — Достигли такой степени доверительности, что Цвынар провел меня на склад, и мы нашли вещмешок Солдатенкова. Я его опустошил.
Фра расстегнул большой кожаный портфель и осторожно, предмет за предметом, выложил его содержимое на стол, перед кардиналом.
Морхауз с полминуты молча взирал на скромный набор солдата в далеких землях. Зубная щетка, порядком облысевшая. Коробочка с присыпкой. Бритва. Ворох старых журналов, измятых так, словно хозяин готовил их для отхожего места. Подштанники на завязочках, фасоном больше похожие на детские штанишки-кюлоты. Складной нож — наидешевейшая штамповка «дук-дук» с травленым узором. И прочее в том же духе.
— И?..
— Журналы, турецкие перепечатки французских изданий, — Винченцо не смог удержаться от скромной улыбки. — И фотографические буклеты.
Секретарь быстро раскрыл черно-белые листы, перевернув их так, чтобы патрон мог обозревать без помех. И чтобы кардинал не тратил ни единой лишней секунды, сразу же прокомментировал:
— Сначала я не понял, что здесь общего и просто прихватил полиграфию вместе с остальными вещами. Немного позже просмотрел еще раз.
Зашуршали перекидываемые секретарем страницы. И Морхауз понял, а поняв, звучно хлопнул в ладоши, заменяя этим порывистым жестом готовое прорваться сквозь зубы ликующее ругательство.
— Города, — сказал, как припечатал кардинал.
— Да! — выдохнул Винченцо. — Не просто города, а небоскребы… И Дашур.
— Азиатский «город картелей», — протянул Александр Морхауз. — Надо же, какой любопытный фетиш у этого Солда-тен-кова…
— Солдатенков любил большие города и небоскребы, он специально собирал фотографии и описания Дашура. Здесь есть даже старый прейскурант на недвижимость. Обратите внимание, он не вырван, но аккуратно вырезан. Олег мечтал о новой сверкающей огнями жизни… и о Дашуре.
Морхауз скривился.
— Слишком расплывчато, слишком ненадежно, — покачал головой кардинал. Глупый наемник мечтал о сверкающем городе… несколько лет назад. С тех пор слишком многое изменилось. Он мог направиться куда угодно.
— Позвольте здесь не согласиться, — настоял Винченцо. — Я проконсультировался у бихевиориста… кулуарно и разумеется без всяких персоналий, у проверенного специалиста, не склонного к болтовне и разглашению. Набор исходных данных очень скуден, однако специалист был весьма категоричен — такого рода мечты не забываются. Наоборот, по контрасту с тяжелой повседневностью они закрепляются на уровне нашего «темного эго» и со временем становятся лишь более желанными.
— То есть если Солдатенков… — на этот раз кардинал выговорил фамилию без ошибок и в один прием. — Мечтал о Дашуре в прошлом, эта мечта сохранится в подвалах его «темного эго»?
— И даже усилится. Я убежден, что Хольг поведет Боскэ в Дашур.
— Очень длинный путь, — критически поджал губы Морхауз. — Слишком длинный…
— Солдатенков явно набрался ума или, по крайней мере, хитрости, — не сдавался фра Винченцо. — Достаточно, чтобы командовать целой группой контрабандистов. Он наверняка уже понял, с кем связался. И если захочет продать его нам, то постарается сделать это как можно дальше от опасных мест.
— И старые мечты повлекут его к городу-сказке… — задумался кардинал. — Что ж, по-прежнему зыбко, однако в этом есть резон. Да. Значит, если Солдатенков не убьет Гильермо сразу… если не бросит в дороге как балласт… — Морхауз явственно выделял все эти «если». — Если не постарается продать нашим врагам… Если не попытается продать каким-нибудь местным бригандам… Тогда он, возможно, направит стопы свои к светлой и безнадежной мечте глупой юности.
Фра Винченцо промолчал. Впрочем, ответа здесь и не требовалось. Кардинал еще раз обозрел скудный набор вещей Солдатенкова, отметил про себя, что среди печатной продукции нет порнографии — милиционер либо оставался высоконравственным человеком, либо экономил даже на естественных солдатских потребностях. Однако при этом находил деньги на пусть дешевые, скверные, но все же не грошовые журналы с видами мегаполисов. Преимущественно одного мегаполиса.
— Что ж, ничего лучше у нас пока что нет, — подвел итог сомнениям Александр Морхауз. — Будем считать, что Солдатенков повез Боскэ в Дашур… Пока не узнаем иного.
— Дорога Стыда, — эхом отозвался Винченцо.
— Скорее всего, для беглецов она относительно безопасна. Тогда нашего наивного будущего понтифика ждут новые незабываемые впечатления, — подумал вслух кардинал. — Я думал над тем, что Гильермо нужны уроки реализма, вхождения в настоящий мир. Однако не думал, что Господь преподаст их ему столь… прямо и сурово. Истинно — «Он знает путь мой; пусть испытает меня, — выйду, как золото».
— «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш дьявол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» — вздохнул Винченцо. И уже более деловито осведомился. — Новые указания? Я планировал…
— Нет, — оборвал его на полуслове кардинал. Испытующе глянул на серое от усталости лицо секретаря и чуть мягче закончил. — Ты сделал достаточно и теперь снова нужен мне на прежнем месте.
Морхауз помолчал. Взял конверт с черной витиеватой рамкой и медленно разорвал его вместе с содержимым. Крест-накрест, затем еще раз. Сильные пальцы кардинала с хрустом раздирали плотную бумагу, словно промокашку.
— Мы потеряли инициативу, позволили нашим противникам идти впереди на несколько шагов. Но Господь с нами, и сила Его велика. Теперь мой черед играть на опережение. Ты должен сделать две вещи.
— Фра Винченцо склонил голову, показывая, что обратился в слух. Секретарь и не думал записывать, запоминая указания дословно.
— Первое… — Морхауз сделал паузу, вызывая в памяти кое-какие сведения. — Через подставных лиц зафрахтуешь сверх-клипер «Пан-Атлантики». Подставных не меньше двух звеньев, на тебя не должны выйти ни при каких обстоятельствах.
— Гидросамолет? — уточнил фра.
— Да. Лучше всего «летающий отель» Северского, он самый вместительный и дальний. Стоянка в… Хммм…
— Неаполе, например? — Винченцо поймал ход мыслей патрона на лету.
— Совершенно верно. Как можно ближе к Риму. Самолет должен быть готов к вылету круглые сутки, в любую минуту, бессрочно. Если необходимо, найми дополнительный персонал для обслуживания, пусть живут на борту.
— Бюджет? — вопрос с учетом всех обстоятельств был лишен смысла, однако дотошный фра счел нужным уточнить. Кардинал проигнорировал его, что и было лучшим ответом.
— Это первое… И второе.
Морхауз еще минуту подумал. Увидь его сейчас Гильермо — монах поразился бы, насколько дьявольскими казались черты лица кардинала-вице-канцлера. Уши заострились еще больше, левый глаз окончательно закрылся, зато правый сверкал карбункулом, столь холодно, как будто его извлекли прямиком из девятого, ледяного круга Ада.
— Устрой мне встречу. Личную встречу, абсолютно закрытую. Мне нужен глава Guardia Palatina.
— Это… будет непросто, — Винченцо и ранее было сложно удивить необычными поручениями патрона, а теперь и подавно. Секретарь просто отметил задачу и оценил ее сложность. — И потому, к сожалению, небыстро.
— Как получится, — милостиво согласился Морхауз. — Как получится. Но получиться должно, — в голосе кардинала явственно звякнул металл.
— Я сделаю.
— Ступай. Ныне и впредь всем предстоит много совершить. Господь хранит Гильермо, и стыдно было бы нам приложить меньше усилий.
Фра вознамерился было по своему обыкновению раствориться в воздухе. Винченцо воспрял духом и понял, что на время с бешеными поездками покончено, он снова возвращается к привычной работе. Это умножило силы и решимость секретаря, несмотря на общую замотанность. И тут кардинал остановил его властным жестом.
— Этот Цвынар… Откуда такая откровенность? Почему он столь сильно проникся судьбой Солдатенкова? Заслуживает ли доверия такая забота?
— «Темное эго» — повторил Винченцо. — Все дело в нем. И в старых грехах, они разъедали душу вахмистра и требовали хоть какого-то искупления. Я дал ему надежду, тень прощения, и старый солдат раскрылся, как взломанная раковина.
— Поясни.
— Цвынар ветеран. После войны он пошел обычным путем потерянного поколения. Неустроенность, комплексы непризнанного защитника, алкоголь. Жена бросила спивающегося солдата, оставила его с малолетним сыном.
— Non est veritas in vinum, — пробормотал кардинал. — Нет истины в вине…
— Цвынар со временем перешел с алкоголя на… другие субстанции.
— Наркотики?
— Да, уличная «пыль». От нее окончательно свалился в депрессию и однажды…
Винченцо машинально дернул плечами. Вид рыдающего вахмистра, чью душу окружили демоны непрощенного прошлого, все еще преследовал секретаря.
— Однажды, приняв очередную дозу, он отвел сына на вокзал и там его оставил. Посадил на скамью, обещал скоро вернуться — и не вернулся.
— Это что, мерзкая пародия на жертвоприношение Авраама?
— Это дешевые, многократно разбавленные наркотики и депрессия, — вздохнул Винченцо. — Пребывая в помраченном состоянии Цвынар решил, что сам как отец ничего не может дать сыну. Поэтому лучше ребенку отправиться на волю случая, подальше от такого бесполезного родителя.
— Непостижимо, — покачал головой кардинал.
— Воистину. Отойдя от наркотического бреда, ветеран понял, что натворил и бросился обратно, однако… понятное дело, было поздно. Ребенок исчез без следа. Потрясение от осознания собственного деяния было ужасным. Цвынар не полез в петлю, стал полным абстинентом и нашел в себе силы порвать с прошлым. А вот сына — не нашел.
— Он увидел в Солдатенкове отражение своего дитя, — не столько спросил, сколько уточнил кардинал.
— Да. И попытался помочь, как сумел. К счастью для нас — безуспешно, иначе Гильермо не столкнулся бы с контрабандистами в Бейруте.
— Удивительным образом переплетаются судьбы человеческие, — проворчал Морхауз. — Промысел божий непостижим, но безошибочен. Трагедия ослабевшего душой ветерана отозвалась сквозь годы…
Фра молчал, ожидая позволения уйти. Кардинал сделал молчаливый жест, отпуская секретаря, и задумался.
* * *
Риман расстегнул тугие застежки и снял ящик гемофильтра. Очень осторожно поставил аппарат, немного подержал ладонь на верхней крышке. Тонкий металл едва заметно вибрировал — агрегат работал на холостом ходу. Риман прошелся по кабинету, размахивая руками и потирая плечи с широкими «погонами», натертыми ремнями за долгие годы ношения фильтра. Ицхак не часто мог позволить себе роскошь обойтись без верного электромеханического помощника и наслаждался каждой минутой свободы.
Заказал повару ужин сообразно русской диете для почечных больных — запеченную картошку со сметаной, ломтик буженины и клюквенный морс. Немного затосковал о сыре и квасе, которые некогда очень любил и которые в его нынешнем положении были равносильны яду.
Снова погрузился в раздумья относительно заказа. Разум Ицхака работал, как счетная машина, перебирая варианты и возможности противодействия.
В пользу беглецов работали неизвестность и незаметность. А охотники надеялись на развернутую сеть пинкертонов и огромное вознаграждение, обещанное за любые сведения о ганзе. Огромное даже по меркам европейских ставок, для местных же слухачей деньги были просто сказочными. Однако по первым итогам и здравому размышлению следовало признать, что Хольг сумел-таки вывести проклятого попа из-под удара. С перестрелки, что едва не стоила жизни Беркли, минуло уже двое суток. А это — с учетом осведомленности беглецов о ведущейся охоте — означало, что круг поиска вырос скачкообразно и превысил гарантированные возможности «Деспера». Очень, очень сильно помешала стрельба и убитые аборигены. Как и боялся Риман, это осложнило отношения с агентами, да и нанятым пинкертонам работать стало куда труднее. Продать за хороший франк незнакомых людей — на это желающих много. Сделать то же самое зная, что очень вероятно придется потом отвечать перед своими же за погром и кровь — намного, намного меньше.
Итак, Хольг вывернулся из петли. И, судя по всему, не закопал этого Гильерму под ближайшим кустом. Значит, одноногий контрабандист решил на нем заработать. И соответственно встает вопрос — куда направилась поредевшая ганза?
Ицхаку не нужно было ворошить отчет бихевиориста, чтобы вспомнить его детально, во всех подробностях. Высокооплачиваемый специалист был весьма безапелляционен в своих выводах. Согласно поведенческой карте Олег Солдатенков, в силу тяжелого опыта и увечья, крайне осторожен. Без суровой необходимости он не станет рисковать и экономить. Беглец сначала отдалится от предполагаемой угрозы, а уже потом станет предпринимать какие-то «акционные» действия. При этом путь выберет наиболее длинный и окружный из возможных. Точка назначения — по возможности знакомая, хотя бы через друзей и соратников. В общем — «стратегия кролика», бежать пока хватает сил, и только затем оглянуться.
Риман провел рукой по гладкому черепу, чувствуя металл контактов. Равномерное поглаживание слегка облегчало начинавшуюся мигрень и как будто упорядочивало размышления. Можно было вызвать массажиста, но Ицхак не хотел нарушать полет мысли. Позже…
Значит, как можно дальше и безопаснее. Деньги у Солдатенкова есть, пусть и небольшие. Поэтому он сможет позволить себе по-настоящему длинный маршрут. Обратно в Шарм или шире — Африку? Исключено. Европа или Россия? То же самое. Трансатлантика? Южная ни в коем случае, а вот Север — возможно, вполне возможно, тем более, что спутница фюрера — латиноамериканка. Остается еще Азия, но там Олегу делать нечего. В команде есть китаец, однако выбирая между белой женщиной и узкоглазым недомерком нормальный человек не станет колебаться. И наконец, не станем забывать, что обе Америки, не считая Берингова княжества, традиционно католические.
Таким образом, Солдатенков, скорее всего, постарается сесть — или уже сел — на трансатлантический рейс, лучше грузовой. Чтобы вернее затеряться среди десятков тысяч путников, которые ежедневно устремляются в море, желая обрести на чужих берегах новую жизнь. На самом же деле бедолаги в абсолютном большинстве своем меняют шило на мыло, потому что сеть империализма, охватившая весь мир, одинакова во всех своих петлях и узелках. Но это их заботы.
Луизиана… Плохо. Чужие территории, чужие интересы, вне зоны традиционной и никем не оспариваемой работы «Деспера». Чужие и весьма строгие правила цивилизованной страны. И если Солдатенков все-таки просочится (или уже просочился) через густую сеть, что Риман постарался накинуть на все порты, достать его будет почти невозможно.
Почти. А значит — все возможно.
Предстояло многое сделать. И для начала — подготовиться на тот случай, если бихевиорист все же ошибся (хотя за такие деньги он должен предсказывать Страшный Суд с точностью до часа).
Риман как обычно не стал доверять секрет телефону. Командир быстро набросал сообщение и зашифровал старым кодом, который был известен только его напарнику. Через четверть часа короткое послание ушло электросвязью «телекс», через час оно настигло адресата. Беркли, которого только привезли с очередного сеанса мышечной реабилитации, привычно выругался, однако по здравому размышлению согласился, что требовательная просьба коллеги вполне разумна.
«Вспомни связи. Собери автономов, метнуться в любую азию. Без подводок на Д.»
Беркли пошевелил рукой, которая сразу напомнила, что хозяина тяжело ранили меньше недели тому назад. Скрипнул зубами, пережидая приступ острой боли, откинулся на заботливо сложенные подушки и начал думать над тем, как лучше собрать команду хороших наемников со стороны, никак не засвечивая в деле «Деспер». Попутно Беркли снова вспомнилось предложение напарника подумать над тем, чтобы найти себе, наконец, постоянного работодателя, какой-нибудь почтенный и состоятельный картель.
Как ни крути, в этом есть определенный смысл. Будет над чем подумать.
* * *
Полковник Витторио Джани, как и полагается итальянскому полковнику, был статен, темноволос и дивно усат. Морхауз мимолетно подумал, что это забавно — солдаты национальных армий почти поголовно отпускали усы, бакенбарды и даже бороды, в то время как кригскнехты демонстративно брились, щеголяя «лысыми» физиономиями. Так что независимо от формы достаточно было одного взгляда на лицо, чтобы в точности узнать, с чего копья кормится военный человек.
Guardia palatina d'onore — Палатинская почетная гвардия — по статусу располагалась все-таки чуть ближе к наемникам, однако традиционно комплектовалась личным составом итальянской армии и традиционно же командовалась итальянским полковником. Который себя солдатом удачи отнюдь не считал, а кардиналу предстояло развеять это преходящее заблуждение.
— Итак, я думаю, нам следует опустить велеречивые маневры и сразу перейти к делу, — Морхауз подумал, что хоть интриги его хлеб и воздух, иногда просто приятно отринуть хитрую паутину слов, рубя сплеча, без всяких околичностей.
— Да, склонен согласиться, — голос у полковника был тоже очень «итальянский», но без надрывных ноток и повышенных тонов, к коим склонны уроженцы жаркого и экспансивного юга. Очень спокойная, сдержанная речь.
Морхауз чуть склонил голову, так, что со стороны стал немного похож на быка, готового атаковать тореадора. Полковник машинально провел костяшками пальцев по лацкану пиджака. Ему определенно было неуютно в штатском, без привычной темно-синей формы, но офицер отлично держался.
— Давайте я обрисую ситуацию, как она мне представляется, — кардинал уверенно вел беседу, словно резковатый, но опытный лоцман. — Почетная гвардия весьма хороша. Была хороша, и стала еще лучше под вашим руководством. Я внимательно ознакомился с вопросом и, пожалуй, могу сказать, что ваш приход вдохнул новые силы в сие почтенное подразделение. Вы сумели вернуть гвардии старые традиции и приумножили ее боевые навыки. Однако…
Морхауз развел руками перед глазами собеседника, словно разворачивая невидимый шлейф.
— И, тем не менее, перед вами стена. Она невидима, однако непреодолима, как если бы оказалась выкована из стали. Стена традиций и опоздания. Ваши предшественники имели неосторожность и глупость не успеть к обеду, так что теперь их последователи вынуждены ловить кости, которые бросают через стену пресытившиеся хозяева пира.
Полковник смолчал, лишь едва дрогнувший ус выдал душевный настрой, весьма далекий от благостного. Кардинал с удовлетворением отметил, что старая рана уязвленного самолюбия гвардейцев по-прежнему болит и соответственно можно вложить в нее персты еще дальше.
— Гвардейский батальон — единственная часть в армии Престола, которая боеспособна, по-настоящему боеспособна… — продолжил Морхауз. — Более того, принимала участие в настоящих боевых действиях за последние полвека. Однако почти все охранные задачи у вас перехватила Cohors pedestris Helvetiorum a sacra custodia Pontificis, то есть швейцарцы. А представительские и эскортные функции отошли разряженным конным павлинам из Guardia Nobile, конной Дворянской гвардии, все достоинство которых заключено в длинных родословных. Настолько длинных, что я сомневаюсь — если свернуть их в трубочку, пройдут ли эти свитки в заслуженные места, уготованные им естественным ходом вещей?
Полковник Джани снова дернул усом, краешек его губы пополз вверх, скрывая невольную усмешку. Кардинал снова попал в точку, и уязвив, и насмешив одновременно.
— Вы командуете единственной частью, которая достойна своего имени, — Морхауз решил, что лести в таких случаях много не бывает, и пирог следует полить еще одной ложкой меда. — Но остаетесь чужаками. Мимо вас проходят почести, слава… — Александр сделал многозначительную паузу. — И деньги. А равно прочие возможности, которые так приятно разнообразят жизнь военного на службе Святого Престола.
— Вы можете это изменить? — у Джани были прямые не только усы, но и вопросы.
— Да. А вы, как я смею надеяться, готовы рискнуть, иначе я не видел бы вас перед собой в этот полуночный час.
— Вы мне не командир. Напомню, что батальон подчиняется камерленго и маршалу конклава. Что вы можете сделать для гвардии, кардинал-вице-канцлер? — полковник отчетливо выделил слово «вы».
— Я — ничего. Все, что вы получите, будет даровано из щедрых рук нового понтифика.
Джани замолчал, провел рукой по шее, как будто галстук душил его.
— Полковник, не будьте глупцом, — резко оборвал его мысли кардинал. — Вы определенно в курсе событий и знаете, что Гильермо Боскэ в бегах, скрывается от убийц. Однако он и не убит. Сейчас все зависит от того, кто найдет его первым. Если «авиньонцы» — Боскэ исчезнет навсегда. Если я — он взойдет на Престол, и никакая сила не сможет этому помешать. Весь вопрос в том…
Морхауз склонился к полковнику.
— Весь вопрос в том, правильно ли я оценил ваше честолюбие и ваши амбиции.
— Что именно вы хотите? — Джани старался контролировать голос и у него почти получалось. «Почти» — однако не для кардинала. Морхауз читал смятение собеседника, будто раскрытую книгу.
И наступил момент истины.
— Мне нужна армия. Опытные и тренированные люди с оружием, готовые ко всему. Сейчас идет гонка со временем, мы ищем Гильермо, наши … оппоненты тоже. И в силу обстоятельств Боскэ может обнаружиться где угодно. Тогда понадобится отряд, готовый немедленно отправиться в любую точку света и выхватить будущего понтифика из любой обстановки.
— В мире хватает наемников, — полковник машинально облизнул губы. — А вы не настолько стеснены в средствах, чтобы не позволить себе лучших из лучших.
— Совершенно верно, — позволил себе усмешку Морхауз. — И я основательно поразмыслил над этим. А затем подумал — к чему мне платить ландскнехтам, которые будут действовать всего лишь за плату, если совсем неподалеку от меня есть люди, готовые сражаться за Веру… славу и возможности, которые нельзя купить? Наемникам я могу предложить только франки. Вам — возвращение старых договоров, верховенство над швейцарцами и кавалерией. Участие в некоторых… фондах. То, чего вы не получите больше никогда и ни от кого.
Полковник помолчал, глядя сквозь и поверх кардинала большими темными глазами. Он справился с собственными руками и сложил их на край стола, ладонь на ладонь.
— Это рискованно, — нейтрально заметил Джани.
— Безусловно. Но стремительные взлеты происходят только так. Вы ставите на кон все… или возвращаетесь к прежнему существованию, пока, наконец, палатинцев не распустят за ненадобностью.
— Гарантии? — осторожно осведомился итальянец.
— Вы полагаете, Папа забудет людей, которые спасут его из хищных рук ассириян? — усмехнулся кардинал. — Боскэ не такой человек.
— Не сомневаюсь, — без улыбки качнул головой Джани. — Я пока не имел чести лично лицезреть почтенного Гильермо Боскэ, однако наслышан о его благочестивости, а равно иных достоинствах. Но я договариваюсь не с ним, а с вами, кардинал-вице-канцлер.
— Ну что же, — Морхауз вдохнул и выдохнул, понимая, что договор заключен. — Давайте детализируем наше… соглашение.