Глава 6
Вы ведь пытались связаться с Паниной, верно? — спросил невидимый собеседник.
— Возможно, — уклончиво ответил Павел.
— И, разумеется, безрезультатно.
— Вам лучше знать.
Павлу вся эта бодяга уже начала слегка надоедать. «Какого черта он крутит? Может, ему микрофильм этот нужен… пусть так и скажет. А тогда… что ж, тогда посмотрим…»
— Похоже, вы не слишком-то склонны к откровенности? — спросил незнакомец. — Что ж, тогда я скажу за вас. А вы поправите меня, если что не так. Совершенно случайно вы оказались втянуты в очень серьезные игры. Настолько серьезные, что ваша собственная жизнь подверглась опасности. Мало того, опять же совершенно случайно, вы, удирая от преследования, оказались в ключевой точке. И, возможно, у вас хватило соображения сложить два и два.
Что-то в его манере говорить насторожило Павла. Что-то знакомое. Где-то он уже слышал похожую интонацию… воспоминание пришло, как вспышка молнии. «О Господи, — подумал он, — это один из них… из тех…»
Он вскочил, отшвырнув ногой стул, и метнулся назад.
— Куда это вы собрались, Лукин? — спросил тот с интересом, не вставая с места.
— Не подходите ко мне… — хрипло сказал Павел. — Я не позволю… сейчас вы мне скажете, что одна инъекция — и я обо всем забуду…
Он затравленно огляделся и понял, что до окна ему гораздо ближе, чем до двери.
— Да я скорее в окно выброшусь, чем…
— Странно слышать от вас такую глупость, — заметил его собеседник. — Я вас и пальцем не тронул, а вы собираетесь из окна прыгать. Повторяю, если бы я захотел, вы бы сейчас со мной не разговаривали. Да еще в таком тоне. Я ждал вас потому, что мне может понадобиться ваша помощь, а вы ведете себя как какой-то безмозглый киногерой.
— Помощь? — переспросил Павел. — Какого черта я вам должен помогать? Чего ради?
— Вы хоть немного представляете себе, что происходит?
— Отлично представляю. И потому…
— Ясно. — Он нетерпеливо пошевелился. — Я все-таки попробую вам объяснить. Не знаю, сколько у нас времени… ну ладно… это был гигантский эксперимент. Он начался больше трех десятков лет назад, когда открылось первое стационарное «окно». Тогда и произошел Контакт. Настоящий Контакт. О котором так мечтал этот ваш приятель. Другое дело, что об этом мало кто знал. Ну, вы и сами в курсе. И тут почти сразу возникли определенные трудности. Во-первых, здешняя среда оказалась не слишком благоприятной. Во-вторых… Те сверхмощные испытания на Новой Земле были первыми и последними. И энергетический импульс, открывший «окна», начал постепенно слабеть. Стало ясно, что «окна» будут открываться все реже и реже, а когда-нибудь закроются совсем. Нужно было что-то предпринимать. Тогда-то мы и постарались адаптировать здесь своих резидентов, Наблюдателей, если пользоваться вашей терминологией..
— И вы… — медленно сказал Павел.
— Я и есть такой резидент. Совершенно верно.
— То есть вы пытаетесь открыть эти «окна» отсюда? Так?
Тот покачал головой.
— Нет. Вернее, не совсем так.
— Не понимаю. Почему бы вам не устроить еще один хорошенький ядерный взрыв? С вашими-то возможностями? Пробраться на любую ракетную базу и шарахнуть так, что нам небо с овчинку покажется… Или вы такие уж гуманисты?
— Черта с два, — отрезал тот. — Не в этом дело. Просто взорвать что-то недостаточно. Нужно, чтобы удар пришелся на момент сближения наших миров… А его предугадать невозможно.
— На что же вы надеетесь? Еще на одну случайность?
— Это маловероятно. То есть такое бывало — и раньше бывало, но самопроизвольно, мы воссоздать все необходимые условия не в состоянии. Мало того, мы, как я уже сказал, не в состоянии находиться тут неограниченное время. Попросту говоря, если мы не получаем своего рода подзарядку из нашего мира, мы не способны тут выжить. И по мере того, как «окна» закрываются, нас на земле остается все меньше и меньше. А поэтому совершенно естественно возникла идея — внедрить сюда генетический материал…
— Дети… — тихо сказал Павел.
— Да. Вот они смогли бы выжить здесь. Ведь они несли бы и ваши, человеческие гены. Мало того, мы смогли бы снабдить их способностями, которых у людей нет. Способностями, которые вы называете паранормальными. И если «окна» захлопнутся совсем…
— Вы что же, надеялись, что детишки продолжат Контакт? — недоверчиво спросил Павел.
— Да. Если не сейчас, то когда-нибудь потом, позже. Но все пошло не так, как было задумано. Во-первых, оказалось, что люди и мы генетически почти несовместимы. Лишь немногие из ваших женщин способны были выносить такого ребенка… Мы разыскивали таких повсюду…
— И как же вы это определяли? — ехидно спросил Павел. — Эмпирически?
Тот пожал плечами.
— Ну, есть определенный набор тестов. Но, конечно, для этого нужно познакомиться с предполагаемым объектом, скажем так… поближе…
— Приятная у вас работа, — заметил Павел.
— Не жалуюсь. Но ведь это лишь начало, Лукин. Говорю вам, ваших женщин, способных выносить такой плод, было очень немного. Единицы. Мы опекали их, как могли… Но все равно… что-то происходило с этими детьми, словно сама земля отторгала их… То, во что они превращались, не походило ни на вас, ни на нас. Это было… — он попытался подыскать слова, но нетерпеливо отмахнулся и продолжал… — мы успевали их изымать… почти всегда. Ваши не возражали — еще бы, ведь они получали в свое распоряжение такой ценный материал для исследований… — Он усмехнулся. — Впрочем, большей частью это были исследования по вашей специальности. Патологоанатомия, знаете ли… Так оно и продолжалось по сю пору, за одним-единственным исключением.
— Да, я знаю. — тихо сказал Павел. — Лиза.
— Вот именно. Ее ребенок рос совершенно нормальным здоровым мальчиком. Разумеется, все это время он находился под наблюдением — его осматривали под разными предлогами и ваши и наши специалисты. Саму Панину тоже, разумеется, охраняли.
— Кто?
— И люди… и мы.
— Ее муж тоже был одним из ваших? Наблюдателем? — поинтересовался Павел.
— Да. И если бы не эта его нелепая гибель в перестрелке, нам, возможно, удалось бы избежать множества неприятностей. А может быть — и нет. Кто-то продал информацию. Ребенком заинтересовались. Не столько им самим, сколько его потенциальными возможностями. Мы продолжали охранять и его, и Елизавету Дмитриевну. Один раз нам удалось ее вытащить из очень неприятной истории. Но Наблюдателей всегда были единицы, а сейчас и вовсе осталось мало, очень мало… а информация расходилась уже бесконтрольно. Мы понадеялись на ваши службы — и вот результат. Мальчика похитили. Самое забавное, что Паниной удалось как-то вытащить его. Мы до сих пор не знаем — как.
— Похитили? Кто?
— Не знаю. Скорее всего какая-то, как вы говорите, преступная группировка. В Питере мальчик находился под охраной — не под нашей. Ну и… Они совершенно точно знали, кого берут, потому что метаморфоз такие дети обычно проходят, когда им только-только исполняется семь. Его взяли за сутки до дня рождения и продержали несколько дней, ожидая, что он проявит какие- то… нечеловеческие свойства.
— А как же ему удалось оттуда выбраться?
— Тоже не знаю, — ответил собеседник. — Полагаю, столкнулись интересы двух таких группировок, и Панина этим как-то воспользовалась. Так или иначе, вчера она вместе с ребенком появилась в Москве. Похоже, она уже догадывалась, что к чему, потому что домой не вернулась. Решила пересидеть где-нибудь, пока не оформится в Англию. Эта история с Англией тоже закрутилась в связи с ребенком — начальник Паниной теоретически должен был ее курировать по линии ваших ведомств.
— Да что же, вокруг нее не было никого из посторонних? Ни одного нормального человека? — не выдержал Павел. — Одни подсадные?
— Ну да… — Собеседник Павла слегка пожал плечами. — Пришлось создать ей искусственную среду — ведь нужно было контролировать каждый ее шаг. Считалось, что ее шеф точно не знал, что к чему, — просто должен был присматривать за ней. Не допускать никаких лишних контактов, отслеживать дружеские связи… даже мешать ее научному росту. У нее хорошая голова, у Паниной, при других обстоятельствах она бы сделала карьеру, но тогда бы у нее возникли абсолютно не нужные нам степени свободы. Контакты, командировки… Преуспевающим человеком манипулировать гораздо труднее. В общем, от ее начальника требовалось удерживать ее в довольно замкнутой среде. А тут, видимо, он заполучил кое-какую информацию со стороны и решил воспользоваться ею в своих интересах. Тогда и всплыла эта поездка в Англию. Он должен был ехать вместе с Паниной и передать ее с рук на руки… за очень приличную сумму.
«Несчастная женщина, — подумал Павел. — Ее продают и покупают, точно вещь. Точно она сама ничего не значит».
— Панина, естественно, об этом не догадывалась, — продолжал незнакомец. — Она просто решила, что эта командировка — удобный способ ускользнуть от преследования. А то, что дело серьезное, она уже поняла. Потому и поехала не домой — к сослуживице мужа. Но с той уже успели поработать.
— Иначе говоря, та ее тоже предала?
— Ну… можно и так сказать.
— Понятно. И где же сейчас Елизавета Дмитриевна?
— У вас.
— У меня? — переспросил Павел.
— Я имею в виду, у ваших спецслужб. Они взяли ее с ребенком и увезли. Скорее всего там решили, что оставлять их на свободе, даже под наблюдением, очень опасно.
— И что с ними собираются делать?
— Пока ничего. Насколько я знаю, с ребенком пока ничего не случилось. Они все еще продолжают его исследовать, но если он перестанет представлять для них хоть какой-то интерес, они просто уберут обоих. Слишком далеко все зашло. А если их ожидания оправдаются… боюсь, результат будет аналогичным.
— Уберут? Почему? Ведь это же их Проект!
— Во-первых, это был наш Проект, — холодно возразил незнакомец. — Ваши просто согласились сотрудничать. За определенные услуги, естественно. Вплоть до того, что мы выполняли черную работу по устранению неугодных. Тех, на кого они укажут пальцем. Они-то хотели заиметь новые технологии, но на это мы не пошли.
— Не пошли? А у вас они есть — эти самые технологии?
— Не ваше дело. Тот биологический материал, который они получали на руки по ходу Проекта, сам по себе представляет достаточную ценность. Ну и потом, монополия на Контакт… Послушайте, это не важно… единственное, что сейчас имеет значение, — это судьба Паниной.
— Почему? Она же одна из многих.
— Вот тут-то вы ошибаетесь. Она — одна-единственная. Ваши-то ее скорее всего убьют. И ребенка тоже. А ведь возможно, что срок метаморфоза просто отодвинулся — на первом этапе эксперимента такие дети и года не проживали. Может быть, именно он тоже оказался тем, одним-единственным… Нашей удачей… Нужно вытащить их оттуда. И вы мне нужны, Лукин. Вам придется пойти со мной. Собственно… для того я и ждал вас.
— Почему именно я?
— Вы сумеете убедить ее. Вам она поверит.
— Она уже никому не поверит, — горько сказал Павел.
— Вы — единственный, кто еще не успел ее предать. И вы сумеете говорить убедительно, потому что вы сами там были. Вы видели «окно». И знаете, все, что я говорю, — правда.
— Правда? Вся правда?
Тот помолчал. Наконец ответил:
— Большей частью, да.
— Большей частью?
— Никто в этой истории не расскажет вам всей правды, Лукин. Но мне вы можете верить.
— До какого-то предела…
— Верно. До какого-то предела. Большего я бы на вашем месте требовать не стал. Потому что…
Он вдруг замолк и бесшумно, одним движением поднялся на ноги.
— Там, за дверью, кто-то есть, — вполголоса сказал он.
* * *
Павел прислушался. Действительно, на лестничной площадке слышалась какая-то возня — такая осторожная, что уже одно это невольно вызывало подозрения.
— Это… за нами? — спросил он шепотом.
— Похоже на то, — так же тихо ответил незнакомец. — Видимо, дежурный не вышел на контакт вовремя, вот они и забеспокоились. Послушайте, вы бы лучше не путались у меня под ногами. Встаньте вон там, за шкафом, что ли… и не лезьте на рожон.
— А вы?
— Я сам с ними разберусь.
Павел счел за лучшее подчиниться. Но, уйдя с возможной линии огня, он вообще потерял возможность наблюдать, что происходит. Оставалось лишь прислушиваться: теперь под дверью раздавалось тихое звяканье — кто-то возился с замком.
— У них есть ключи?
— Да с вашим замком и без ключей можно управиться за две минуты, — ответил незнакомец, — с их-то опытом… Молчите и не мешайте.
В коридоре стало отчетливо светлее — дверь приоткрылась, но в нее тут же, заслоняя льющийся с лестничной площадки свет, протиснулась какая-то фигура. Павел осторожно выглянул из своего укрытия, но незнакомца уже в комнате не было — в коридоре послышалась негромкая возня, потом стук падающего тела. Павел ожидал выстрелов, но их не было. Глухие удары переместились — теперь они звучали уже за дверью, на лестничной площадке. Все происходило в полном молчании. Это даже не было похоже на драку — вообще ни на что не было похоже.
Потом входная дверь вновь стремительно приоткрылась. Павел замер, прижавшись к стене.
— Лукин? — раздался негромкий голос.
Павел вышел из своего укрытия.
— Пошли, — сказал ночной посетитель, — а то они сообразят что к чему и нас числом задавят. Или забросают гранатами со слезоточивым газом.
— Почему же они раньше этого не сделали? — спросил Павел, выходя в темный коридор. По пути он наткнулся на что-то мягкое, теплое и торопливо переступил через тело.
— Потому что они ждали вас, а не меня. А с вами, извините, кто угодно бы справился.
Лестничная площадка тоже была пуста, если не считать двух тел, распростертых на холодном кафеле.
«Господи, — подумал Павел, — когда он успел.
Тусклая лампочка осветила лицо незнакомца — даже если бы Павел не знал, с кем он имеет дело, он бы понял это сейчас.
Его собеседник был неуловимо, но явно похож на покойного Панина. И на того — второго….
— Шевелитесь, Лукин, — прошипел тот. — Вы что, заснули?
И они кинулись вниз по лестнице.
— У вас есть машина? — спросил на ходу Павел.
— У меня нет. А вот у них наверняка есть. Не пешком же они пришли.
Машина стояла во дворе, у подъезда. Она была пуста — видимо, шофер был один из тех, троих… Павел смотрел, как его новый знакомец открывает дверцу и достает из кармана ключи зажигания.
«Он еще и обыскать их успел», — мелькнула мысль.
— Садитесь, — пригласил тот. Видимо, он уловил секундное колебание Павла потому что сказал:
— Вы себя ведете так, будто у вас есть выбор. Не обольщайтесь.
Павел пожал плечами и сел на сиденье рядом с водителем. Машина выехала из двора и, покружив по прилегающим улочкам, выбралась на магистраль.
Какое-то время они ехали молча, потом Павел не выдержал.
— Откуда вы знаете, куда ехать? Откуда вы вообще знаете, куда ее увезли?
— Мы не настолько доверяем вам, чтобы полагаться только на официальную информацию.
— То есть у вас имеются…
— Вот именно.
— Но почему ФСБ или кто там этим всем занимается — вообще не поставили вас в известность? Ведь сотрудничаете — сами говорили.
Наблюдатель обернулся и недоуменно поглядел на него.
— Вы что, Лукин, совсем дурак? Что с того, что мы сотрудничаем? Если мальчик окажется тем самым ребенком, они наверняка захотят иметь его у себя на тот случай, если придется использовать его против нас.
— Значит, и они вам не доверяют?
— И неудивительно! Они ведь нас боятся.
«Да уж, — подумал Павел. — Я бы тоже на их месте боялся…»
— Надеетесь, что сможете вытащить их оттуда?
— Да, — согласился Наблюдатель, — разумеется. И желательно поскорее, пока с ними ничего не случилось.
— Ну и что вы с ними будете делать дальше? Заберете к себе?
— Нет, — его собеседник продолжал глядеть на дорогу, — это невозможно.
— Почему?
— Ну… просто невозможно.
— Тогда это тупик. Лизу с ребенком вновь увезут, и вы их уже не найдете.
Тот покачал головой.
— Мы предвидели что-то в этом роде. И подготовили путь к отступлению. Все, вплоть до фальшивых документов. Переправим Панину с ребенком в надежное место. Там они смогут начать новую жизнь. Как самые обычные люди. И никто их больше не потревожит. Придется, конечно, объяснить ей все, но, думаю, она и сама догадывается.
— И она согласится забыть обо всем? И жить как самый обычный человек?
— У нее нет другого выхода, — сухо сказал незнакомец.
— А ребенок? Что будет с ним? И кто он будет такой? Человек? Или нечто иное?
Его спутник впервые за весь разговор повернулся к Павлу и внимательно поглядел на него. Глаза у него были светлые и холодные.
— Лукин, — медленно ответил он, — если бы я знал…
* * *
Подполковник медицинской службы раздраженно зажег сигарету. Ему не нравился его собеседник. Они работали вместе уже четверть века; еще с тех пор, как подполковник, тогда еще-совсем юный лейтенант, был прикомандирован к ядерщикам. И все это время он испытывал глухое, неявное раздражение по отношению к своему партнеру из сопредельного ведомства. Должно быть, тот отлично знал об этом, но на его румяном лице ничего не отражалось. Раз несущественно для дела — значит, не существует вообще.
«Мне бы так», — подумал подполковник.
— Ну, что там? — спросил тот. — Вы продвинулись хоть немного?
— Панина не слишком-то дружелюбна, — сказал медик. — Но в остальном в полном порядке.
— А ребенок? Я заходил в бокс, поглядел на него. Он вроде тоже в порядке. Почему вы подняли такой шум? Сорвали меня с задания…
— Меня как раз и беспокоит, что он в порядке. Внешне. Если раньше, по крайней мере, мы сразу замечали эти перемены в них… А ведь все еще может обернуться иначе. Но вы же никогда не давали себе труда…
— Ладно, — прервал тот. — Это я уже слышал. Почему вы так разнервничались? Через ваши руки одиннадцать штук прошло — все как один. Кто у нас последним-то был?
Подполковник вздохнул.
— Ребенок Чужайкиной, — терпеливо сказал он, — но тот вообще не был человеком.
Он порылся в ящике стола и перебросил собеседнику пачку фотографий И рентгеновских снимков.
— Вот, полюбуйтесь сами. Ушей нет. Половых органов нет. Глаза рудиментарные. Да что там, пупка — и то нет. А снимки… Это, по-вашему, что, человеческий череп?
— Вам виднее, — сказал собеседник.
— Вот именно.
— Ну ладно, — оппонент, видимо, тоже решил проявить терпение, — значит, он не был человеком? Кем же он, по-вашему, был? Пришельцем? Одним из них?
— В том-то и беда, что нет, — ответил медик.
Он опять полез в тот же ящик стола.
— Вот, — сказал он, — результаты судмедэкспертизы. Это мы у Лукина тогда изъяли. А вот наши собственные данные. Труп-то мы тогда чуть не из топки выдернули. Повезло нам, верно? Впервые мы заполучили и такой материал — они же никого к себе близко не подпускали.
— Я бы вас, потрошителей, к себе тоже не подпустил бы.
«Дурака-то не валяй», — подумал подполковник. Он отлично знал, как выглядит его собеседник без кителя — по всему телу белели следы старых лучевых ожогов.
— У них была на то причина. Дело в том, что анатомически Панин почти не отличался от людей.
— Что значит — почти?
— Ну, обычный врач при обычном осмотре не заметил бы разницы. Для того, чтобы обнаружить отличия, его пришлось бы вскрывать. Аппендикса, скажем, у него нет и не было…
— А был хвост и раздвоенные копыта.
— Черта с два. Говорю вам, внешне он выглядел, как самый обычный человек. Загвоздка не в этом…
— Ну-ну?
— Мы с вами прекрасно знаем, сколько баб перебрал этот Панин. Искал генетически совместимых, видите ли.
— Ну и что? Это входило в условия Проекта. При каждой очередной неудаче мы просто снимали с них наблюдение, вот и все.
— Удачи, — сухо сказал медик, — там вообще не могло быть. Ни одна из этих женщин — вообще ни одна, — не могла забеременеть от Панина. Как бы он ни старался. Что такое ДНК, вам известно?
— Да, вроде.
— Все живое на Земле размножается при помощи ДНК. ДНК содержится в хромосомах. В клетках Панина — и в половых, и в соматических, — нет хромосом. Это бы еще полбеды, если бы там удалось обнаружить ДНК. Но ее там нет. Вообще.
— А… ты уверен?
— Методика элементарная. С ней любой студент-пятикурсник справится.
— Иными словами?
— Он вообще был бесплоден, ваш Панин. И детей у него быть не могло. Ни от этой бабы, ни от какой другой.
— Но ведь ребенок…
— Вот и я о том же.
— А у него… ДНК?
— В порядке. То есть… мы смотрели лишь на самом примитивном уровне. На тонкую работу — состав, структуру, — уйдут месяцы. Но пока…
Вновь через стол полетела пачка фотографий.
— Это результаты одного из стандартных обследований. Прошлогоднего. А это — вчерашние. Есть разница?
Тот покачал головой.
— Это хромосомы, да? Они тут какие-то не такие.
— Хромосомы изменились. Они скручены. Укорочены. Обычно такое происходит в половых клетках. Перед делением. Или в соматических, обычных — там клетки тоже делятся. Когда происходит регенерация тканей. После ранения, например. Но это — клетки крови.
— И что же дальше?
— Его клетки строят какие-то иные хромосомы. А дальше чужие хромосомы начнут вырабатывать чужие белки. Организм начнет меняться. Он, собственно, уже меняется.
— И что будет?
— Не знаю. То есть будет некий чужой организм. Вопрос только в том, какой?
Тот отшвырнул фотографии, и они веером легли на столешнице.
— Ладно. Те детишки тоже менялись.
— Но они не выживали. А этот…
— Что толку об этом говорить. Посмотрим. Меня беспокоит вот что. Если это не ребенок Панина, то чей же?
— Не знаю.
Медик устало покачал головой. Его собеседник какое-то время молчал, постукивая пальцами по столу. Потом вновь заговорил:
— Послушайте, а что, если… У нас есть данные, что Панина, когда ее в тот раз взяли…
— Кстати, кто это был? Ваши?
— Нет. Мы даже не успели вмешаться. Ее один из Наблюдателей вытащил. Проследил за ней каким-то образом, проник туда — они всюду пролезают, точно ужи. Надел маску эту дурацкую, заделался под своего, положил всех и вывел Панину. Вроде, там еще кто-то поучаствовал, и уж точно не из наших. Но я не об этом. Тот же Наблюдатель нам сказал, что Панина вроде что-то вспоминала под гипнозом. Может, имеет смысл еще раз попробовать?
— Это не так просто…
— Почему нет? В чем, собственно, трудность?
— Она не согласится добровольно. А гипноз — тонкая штука… Там им удалось как-то заморочить ей голову — она понятия не имела, чего они на самом деле добиваются.
— Ну, не мне вас учить. Придумаете что-нибудь. Скажем…
Он замолчал и прислушался. Из коридора доносился топот. Дверь распахнулась, и в нее просунулось встревоженное лицо молоденького фельдшера. Завидев посетителя, он нерешительно затоптался на пороге, не решаясь войти.
— Что стряслось, Вахитов? — недовольно спросил подполковник. — Я вас не звал.
— Константин Игнатьич, — тот сглотнул, — товарищ подполковник… Я подумал…
Он замолк и покосился на человека, сидящего за столом напротив.
— Ладно, — вздохнул медик, — что там у вас? Говорите.
— Рудько… — Только теперь подполковник заметил, что мальчишка бледен и губы у него трясутся.
— Что — Рудько? — Тот приподнялся, упираясь руками в ребро столешницы. — Да говори ты, не тяни.
— Он… застрелился.
— Что? — И, совладав с собой, повернулся к собеседнику. — Рудько работал с мальчиком, — пояснил он.
— Он… я его в сортире видел. Поглядел на меня, усмехнулся, зашел в кабинку и пустил себе пулю в голову.
— Ясно. — Медик вышел из-за стола. — Иди, Вахитов. Скажи там… чтоб убрали.
— Да что творится-то? — тихо сказал его собеседник.
— А вы еще не поняли? — Он замолк, потом тихо добавил: — Я, впрочем, тоже не понимаю. Но это он, ребенок, говорю вам… Это он. Что мы в конце концов получили, генерал, а?
— Что — ребенок?
— Да не знаю я, — тоскливо сказал медик. — Понятия не имею. Послушайте… вы же можете… нужно связаться с теми, оттуда. Пусть они сами разбираются. Это же их отродье. Пусть забирают его к чертовой матери.
— Да ты что? Я, милый мой, ничего не решаю. Надо мной тоже начальство стоит. Кто ж его отдаст — такого.
— А чего ждать? Чтобы он нас тут всех прикончил?
— Ну, — протянул генерал, — может, он тут ни при чем… Мало ли что там на твоего Рудько нашло…
— Говорю вам, это он. Не знаю, что там произошло, но это его рук дело. Прав был Завадский… Свяжитесь вы с ними, умоляю.
— Мы не можем, — тихо сказал генерал.
— Что?
— «Окно» захлопнулось. Последнее. Потому-то он так важен, этот ребенок. Больше у нас ничего нет.
— Ну, я не знаю. Наблюдатели тут остались? С ними свяжитесь. Для чего они тут сидят, собственно?
Тот неохотно ответил.
— Один.
— Что?
— Из известных нам — всего один. И мы уже несколько дней не можем выйти с ним на связь. Мы теперь за все отвечаем, дружище.
Медик обхватил руками голову.
— Что же это будет? — повторял он. — Что же это будет…
* * *
Ни шума, ни возни в коридоре Лиза не слышала — ее комната была надежно звукоизолирована. Тем не менее, замкнутая в четырех стенах, она металась точно так же, как люди снаружи, — внезапно ее охватил черный липкий ужас. Даже дышать стало трудно — и потому она была почти благодарна, когда дверь отворилась и вошел человек в военной форме. Обычно он, вероятно, держался с властной уверенностью, но сейчас его начальственную повадку несколько портила нервозная суетливость, с которой он обратился к Лизе.
— Послушайте, Елизавета Дмитриевна, — он старался говорить уверенно, но, натолкнувшись на ее ненавидящий взгляд, на миг запнулся, — вы напрасно относитесь к нам с таким предубеждением. Мы не хотим вам ничего плохого.
— Тогда отпустите нас, — сказала Лиза.
Тот, казалось, заколебался, но, видимо, счел за лучшее сказать правду.
— Мы не можем этого сделать. У вас опять начнутся… неприятности.
— Не ждите от меня благодарности, — сказала Лиза. — Что бы вам ни было нужно — я вам помогать не буду.
— Но мы можем смягчить вам режим, — поспешно отозвался тот, — перевезем вас в закрытый санаторий, вы с мальчиком будете пользоваться полной свободой… в ограниченных пределах. Ни в чем не будете нуждаться. У вас не будет никаких забот, никаких житейских сложностей… вас просто будут хорошо охранять, вот и все.
«Почему он так нервничает?» — подумала Лиза.
А вслух спросила:
— Что-то случилось?
— Почему вы так думаете? — фальшиво удивился военный.
— Иначе вы не стали бы меня так уговаривать. До сих пор вы не слишком-то со мной считались.
Он помялся, переступил с ноги на ногу, и только теперь Лиза заметила за его спиной маячившую в сумрачном коридоре темную фигуру.
— Ладно, — сказал тот, — дело в том, что мы не можем пройти к вашему ребенку.
— Что значит — не можете пройти? — Она шагнула к нему так резко, что он невольно отступил на шаг. — Что вы с ним сделали?
— Ничего, — ответил тот, и неявный страх в его голосе проявился, обретя наконец адресата. — С ним ничего невозможно сделать… это он с нами… Умоляю вас, пойдемте.
У нее вдруг отказали ноги, и она медленно опустилась на пол. За дверью что-то творилось. Отчаянный, надрывный вопль пронесся по коридору и замер в отдалении.
— Пошли, — торопил посетитель, помогая ей подняться.
Она выдернула руку и кинулась по коридору. Ей не надо было показывать дорогу — она и так, каким-то шестым чувством понимала, куда ей нужно бежать.
Воображение услужливо подсовывало ей всякие ужасы, но на том все и ограничилось. В сопровождении топавшего по пятам военного она свернула за угол и остановилась у ближайшего бокса.
Дверь была настежь открыта.
Она кинулась внутрь, даже не успев сообразить, что ее спутник остановился за несколько шагов от двери.
Максимка сидел, забившись в угол, и молчал, глядя на нее остановившимися глазами. Лицо его было пустым и мертвым, точно белое фарфоровое блюдце.
Она бросилась к нему, схватила его за плечи.
— Что они с тобой сделали?
Он по-прежнему молчал, исподлобья глядя на нее.
Военный поглядел на них с некоторым облегчением. Словно до сих пор он ожидал непонятно чего, а теперь эти ожидания не оправдались.
— Что тут творится? — Лизу трясло от злости.
— Говорю вам, мы не хотим ничего плохого — ни вам, ни вашему мальчику. Просто… здесь неспокойно. Пошли, мы вас отсюда увезем.
— Опять увезете? Куда?
— В какое-нибудь тихое место, где вас никто не потревожит.
Лиза уже не верила в спокойные места. И в благие намерения — тоже.
— Вам придется тащить меня силой, — сказала. она.
На самом деле ее угроза ничего не стоила — достаточно было бы, оттолкнув ее, поволочь к выходу Максимку. Она побежала бы следом как миленькая. Но почему-то именно этого ее спутник и не сделал. Он топтался на пороге, словно боялся зайти в комнату.
«Да что они тут все, с ума сошли?» — удивилась она. Но сказала с прежней видимостью уверенности:
— Пока вы мне не объясните, что тут творится, я с места не сойду.
— Елизавета Дмитриевна, — устало сказал тот, — послушайте…
— Куда это вы собрались, генерал? — Голос раздался внезапно, и человек на пороге резко обернулся. — Увозите их, верно? — Из тьмы коридора возник еще один человек, в белом халате, накинутом на китель. — Черта с два!
Почему-то Лиза не удивилась, когда увидела, что в руке у него зажат пистолет.
— Константин, не глупи, — неуверенно сказал военный, увидев ствол, направленный в его сторону.
— Увезете? — повторил тот, глядя на противника белыми остановившимися глазами. — Куда увезете? Зачем? Вы с ними не сладите. Это — смерть.
— Не глупи, — механически повторил генерал, его рука скользнула к кобуре, но врач — а это был он, — резко дернув руку вверх, поднес пистолет к голове генерала и выстрелил.
Лиза непроизвольно зажмурилась, успев увидеть, как белую стенку бокса забрызгала кровь. Раздался глухой звук падения тяжелого тела — Лиза не обернулась. Она склонилась над Максимкой, обхватив его руками и заслоняя от него нелепо раскинувшееся на полу тело с чем-то странным на месте головы.
— Не смотри.
Но сама невольно, словно через силу, подняла взгляд.
Человек в белом халате повернулся к Лизе, пистолет прыгал в его пальцах.
— Вам нельзя жить. Ему нельзя жить. Это не ребенок, это дьявольское отродье. Исчадие ада.
Лиза поднялась во весь рост, заслоняя собой Максимку.
Врач и сам, казалось, колебался — словно удерживать пистолет ему стоило огромных усилий. Он опустил руку, вновь поднял ее… В коридоре вновь послышался шум — крики, топот, — но никто из находившихся в боксе не обращал на это внимания. Они так и стояли, застыв, глядя друг другу в глаза. Лизе казалось, она удерживает взгляд врача на невидимой нити, — стоило лишь чуть ослабить эту связь, и ничто не помешает ему выстрелить.
Наконец рука медика застыла неподвижно — казалось, он решился и, наверное, выстрелил бы, но сзади, в темном провале двери, что-то мелькнуло, и он бесшумно осел на пол.
Из-за спины падающего вынырнул человек, и Лизе понадобилось несколько долгих секунд, чтобы узнать Павла.
— Господи, — сказала она одними губами, — откуда вы взялись?
Во тьме коридора маячил еще кто-то — безликая фигура с черными провалами глаз.
Павел схватил Лизу за руку и потянул к двери.
— Некогда объяснять, — торопливо проговорил он, — пошли отсюда.
Она, по-прежнему удерживая Максимку, бросилась к выходу.
Неожиданно, словно сами собой, зажглись освещающие коридор тусклые лампы. Лиза увидела лицо Павла — бледное, напряженное.
— Куда же мы пойдем? — спросила она, задыхаясь. — Что происходит?
— После объясню. — Он быстро окинул их взглядом. — Что с мальчиком?
Она поглядела на Максимку, который двигался за ними как-то слишком покорно.
Ребенок молчал. В мутном свете ей показалось, что лицо его на миг изменилось, словно по нему прошлась невидимая рука, смазывая детские черты, и на Лизу глянула глухая черная пустота.
Только теперь, оказавшись в коридоре, она услышала странный, вибрирующий гул, который, казалось, сотрясал здание до самого основания.
— Черт… Вертолеты, — заорал Павел, стараясь перекричать грохот, — да они целую эскадрилью вызвали.
Он устало привалился к стене. Лиза взглянула в глубь коридора, отыскивая спутника Павла, но коридор был пуст.
— Ничего не выйдет. — Павлу приходилось кричать. — Боюсь, нам не выбраться.
Гул усилился. Она слышала, как по крыше у них над головой прогрохотали чьи-то шаги.
— Нужно сообщить властям, — прокричала она.
— Что? — Он недоуменно поглядел на нее. — Да ведь это и есть власти.
Он, в свою очередь, окинул взглядом пустой коридор.
— Где этот сукин сын? — пробормотал он. — Куда он делся?
— Может… — неуверенно сказала она, — нам запереться где-нибудь?
— Не выйдет. — Он устало провел рукой по лицу. — Они живо нас выкурят. Пойдем, надо найти его.
— Кого? — недоуменно спросила Лиза. Здание тряслось и стонало, словно вытряхивая из нее остатки самообладания. Видя, что она застыла в нерешительности, Павел нетерпеливо подтолкнул ее, и она послушно двинулась вперед.
Но тут же остановилась.
Поперек коридора лежало мертвое тело, почему-то почерневшее и обугленное, как головешка.
— Это вы его? — в ужасе спросила она.
— Нет. — Он наклонился, зачем-то потрогал плечо упавшего, которое тут же рассыпалось сухим пеплом. — Не представляю, как…
И тут, даже сквозь надрывный гул огромных машин, Лиза отчетливо услышала странный, тихий звук.
Мальчик хихикнул.
— Пошли скорее, — торопил Павел.
Они пробежали еще несколько метров по на правлению к холлу. Лиза со страхом ожидала, что это в общем-то немаленькое помещение будет заполнено суетящимися, встревоженными людьми. Но холл был пуст. Лишь в глубине его, в полумраке маячила одинокая темная фигура.
— Вот он. — В голосе Павла, казалось, послышалось облегчение.
«На что он надеется?» — подумала Лиза. И вдруг замерла, непроизвольно отшатнувшись: кошмар продолжался.
— О Господи! — Она схватила Павла за руку. — Там же Андрей!
— Это не Андрей, — прокричал в ответ Павел. — Это…
— Какого черта вы там возились, Лукин? — сказал призрак, выступая из тьмы.
Тут только Лиза поняла, что он вовсе не был похож на Андрея. «И что только не померещится со страху!» — подумала она. Но странное ощущение нереальности происходящего снова навалилось на нее.
— Слышали, что там делается? — спросил у незнакомца Павел.
— И видел, — ответил тот. — Они поставили на крыше снайперов и оцепили здание.
— Нам отсюда не выбраться, — безнадежно заметил Павел.
— Если попробовать подогнать машину…
— Да они положат нас на пороге!
Неизвестный, казалось, не слышал его — он в упор разглядывал ребенка.
— Что с мальчиком?
Лиза автоматически прижала к себе Максимку — ощущение было странным, словно она держала в руках огромную, ростом с семилетнего ребенка, тряпичную куклу.
— Максим! — окликнула она.
Он даже не повернул головы.
— Павел… — ее начала бить дрожь, — я не знаю… что творится?
— Похоже, Лукин, — спокойно заметил их новый спутник, и его негромкий голос был слышен во внезапно наступившей тишине, — мы с вами опоздали.
— Опоздали? — Павел шагнул к нему. — Вы хотите сказать, что не сможете нас отсюда вытащить? Какого черта…
Тот медленно покачал головой.
— Дело вовсе не в этом.
Только тут Лиза поняла, что в полумраке она отчетливо видит силуэт сына — крохотная фигурка начала светиться бледным молочным светом. Она затрясла головой, пытаясь отогнать морок.
Нет… показалось.
Павел отпустил ее и подбежал к зарешеченному окну. Сквозь прутья было видно, как между стволов мелькают фигуры в пятнистых комбинезонах.
Он отпрянул от окна и покачал головой.
— Ничего не выйдет.
Их спутник на миг задумался.
— Ладно, — сказал он, — пошли. Может, еще не все потеряно.
— Куда? — Павел недоверчиво поглядел на него.
— Вернемся назад. Есть один вариант.
Они вновь ринулись через холл обратно в коридор. Лиза передвигалась с трудом — словно ноги отказались ей повиноваться. Но она по- прежнему тащила за собой Максимку, который за все это время так и не проронил ни слова.
Павел подошел к ней и обнял за плечи.
Мимо мелькали какие-то пустые комнаты, распахнутая дверь в просторное помещение лаборатории. Под ногами у них захрустело разбитое стекло. На полу в центре комнаты лежала кучка черного пепла, очертаниями напоминающая человеческую фигуру.
— Что это? — Павел обернулся к их спутнику. — Почему никого нет? Что с ними стряслось?
Тот, в свою очередь, поглядел на него.
— А вы еще не догадались, Лукин?
Ответить Павел не успел: снаружи раздался глухой взрыв, и здание содрогнулось. Потом все стихло.
Спутник их, казалось, не обратил на это внимания. Он стоял посредине коридора, напряженно озираясь по сторонам.
«Господи, неужто еще можно хоть что-то сделать?» — удивлялся Павел.
Двери по обеим сторонам коридора кончились. Вокруг было бы совсем темно, если бы не слабый красноватый отблеск. Свет, исходивший от одинокой тусклой лампочки над дверью в торце коридора, падал на табличку с надписью «Бомбоубежище».
Дверь была закрыта на массивную щеколду с висячим замком. Павел не успел как следует разглядеть его, но их спутник уже ударил локтем по стеклу противопожарного стенда и, схватив ломик, выворотил дужку замка. Он даже не притворялся, что это стоит ему каких-нибудь усилий. Дверь распахнулась, открыв черный провал убежища. Наблюдатель шагнул туда первым и быстрым движением повернул рубильник, осветив пустое помещение: низкий потолок, бетонные стены, расчерченные подтеками сырости.
— Похоже тут автономное освещение, — заметил он.
— Нам надо лезть туда? — Павлу было не по себе. — Мы окажемся в ловушке.
— Такие убежища обычно имеют запасный выход.
Павел обернулся к Лизе. Она стояла, прислонившись к стене, по-прежнему прижимая к себе ребенка. В полумраке он плохо различал выражение ее лица.
— Ты… как? — неловко спросил он.
— Мне все равно, — сказала она тихо. Казалось, в ней надломился какой-то стержень, и она держалась прямо лишь по привычке.
— Да шевелитесь же, — раздраженно бросил их спутник. — Они уже наверняка в холле.
Павел подошел к Лизе.
— Пойдем, — мягко сказал он.
Она послушно сделала шаг вперед, и они оказались на ступеньках ведущей в подвал лестницы. Наблюдатель захлопнул тяжелую бронированную дверь и налег на колесо замка.
— Им придется потрудиться, чтобы проникнуть сюда, — заметил он. — Ладно, пошли. Поглядим, что внизу делается.
Он вновь кинул быстрый взгляд на мальчика, и Павлу почудилось, что в холодных серых глазах что-то мелькнуло.
«Страх? — подумал Павел. — Неужели он боится?»
Но тот больше ничего не сказал — лишь застыл на миг, словно к чему-то прислушиваясь.
Лиза судорожно схватила Павла за руку.
— Пойдем, — повторил он. И неуверенно добавил: — Может, все обойдется.
И они двинулись вниз по ступенькам.
Внутри, несмотря на работающее освещение, царил полумрак. В замкнутом помещении воняло затхлой сыростью. Стоило тяжелой двери захлопнуться, как все звуки снаружи исчезли, и их охватила тишина, нарушаемая лишь шумом шагов и еле слышным монотонным гулом — система вентиляции заработала одновременно с освещением.
Лиза огляделась: у стенок громоздились баллоны и какие-то бесформенные предметы, в которых она узнала сваленные в кучу зачехленные противогазы, а сами стены были увешаны траченными сыростью, но все еще яркими плакатами с изображением ядерного взрыва. Их спутник прошел вперед и, деловито озираясь, направился в глубь помещения. Лиза не последовала за ним — она устало опустилась на скамью: в центре комнаты был целый ряд таких скамеек, точно в сельском кинотеатре.
Только сейчас, после горячки побега, она смогла внимательно рассмотреть сына. Он стоял рядом, и в полумраке было видно, что лицо у него бледное и невыразительное, а глаза закрыты.
— Максим! — окликнула она, тронув его за плечо.
Точно в ответ по телу ребенка пробежала волна дрожи, и он вновь замер, бессмысленно глядя внутрь себя.
Она в ужасе подняла голову и натолкнулась на внимательный взгляд Павла.
— Павел? — Ее трясло гак, что начали болеть сведенные судорогой мышцы. — Что с ним? Что с ним сделали?
Он неловко покачал головой.
— Никто ничего с ним не делал, Лиза. Он просто… ну, просто меняется.
— Меняется? — Она вскочила со скамьи. — Что это значит?
— Не знаю. — Павел, казалось, с трудом подыскивал нужные слова. — Понимаешь… он ведь сын Андрея… они говорят, что это был эксперимент…
— Какой эксперимент? О чем ты?
— Ты думаешь, кто вообще такой был твой Андрей? И вот этот, с нами, — кто это?
— О Господи, — тоскливо сказала Лиза, — откуда я знаю?
— Они вообще не из наших. Они — из какого- то другого мира.
— Что за ерунда! — разозлилась Лиза. — Я не верю.
— Я тоже сначала не поверил. Но это правда, Лиза. Иначе… разве с нами приключилось бы все это?
Лиза, сама того не замечая, схватила Павла за лацканы куртки и изо всех сил встряхнула его.
— Мой сын! Кто он такой?
— Я не знаю, Лиза, — тихо сказал Павел. — Похоже… Никто не знает.
Рядом бесшумно возник Наблюдатель.
— Я нашел запасный выход, — сказал он. — Не знаю, куда он ведет, но стоит попробовать.
— Пойдем, — обратился Павел к Лизе, мягко отрывая ее руку от своей куртки, — пойдем. Нужно спешить.
— Куда? — Казалось, остатки воли покинули ее. — Зачем? Нам некуда больше идти.
— Не говори так, — Павел старался, чтобы голос его звучал уверенно, — после того шума, что тут поднялся… им больше не удастся сохранять тайну. Когда люди узнают обо всем, вас больше не посмеют тронуть.
Наблюдатель с сомнением покачал головой, но ничего не возразил…
Открывшаяся дверь вела в темный глухой коридор, но, когда они вошли внутрь, Павел ощутил на лице слабый ток воздуха — работали вентиляторы. Тем не менее ему было не по себе — точно спускаешься в преисподнюю. Он обернулся и встретился взглядом с Лизой — ее глаза были расширены от ужаса.
— Ничего, — сказал он тихо, — все будет в порядке.
Переступив порог и захлопнув за собой дверь, они обнаружили, что в тоннеле с низким потолком и бетонными стенами не так уж темно — через каждые несколько метров на стенах тускло горели люминесцентные светильники, заливая движущиеся фигуры холодным светом.
— Куда он ведет? — обратился Павел к Наблюдателю.
Тот покачал головой.
— Не знаю.
Павел и сам потерял представление о времени и пространстве — казалось, с тех пор, как он переступил порог своей квартиры, где поджидал его Наблюдатель, прошла целая вечность.
Тоннель оказался неожиданно длинным; мало того, по бокам обнаружились какие-то двери, ведущие, видимо, в сложную систему коммуникаций, расположенную под лабораторным комплексом.
— Да тут сам черт ногу сломит, — пробормотал Павел. — Нам прямо? — обернулся он к Наблюдателю.
— Кажется, — растерянно ответил тот.
Тут только Павел заметил, что с их спутником творится что-то неладное; его прежде бесшумная упругая походка стала неуверенной, точно он передвигался с закрытыми глазами.
— Вам плохо? — спросил Павел.
— Ничего, — ответил тот сквозь зубы, — идите.
И, глядя на него, Павел неожиданно вспомнил того, давешнего, который напал на него в лесу, — в нынешних движениях Наблюдателя было что-то очень похожее.
«Этого еще не хватало», — подумал он.
Он тревожно взглянул на Лизу, но она, казалось, ничего не заметила. Она неотрывно смотрела на сына, и в этом взгляде Павел прочел безнадежность и тоску.
Дверь, окованная металлом, возникла из мрака неожиданно. Она была массивнее остальных.
Павел остановился перед ней.
— Сюда? — спросил он Наблюдателя.
— Да, — ответил тот, но в голосе его не чувствовалось былой уверенности. Неожиданно он пошатнулся и привалился к стене — словно его невероятная жизнеспособность разом иссякла.
Замок тут был точно такой же, как запор на двери в убежище, — массивное колесо. Павел налег на него — тот не поддавался.
Он обернулся к Наблюдателю:
— Заело.
— Попробуйте сами еще раз, Лукин, — тихо ответил тот, — я не могу.
— Господи! — Павел с тревогой обернулся к спутнику. Особой симпатии к нему он не испытывал, но сейчас, когда он смотрел в слепые, остановившиеся глаза, его охватила тревога. — Да что с вами?
— Это не важно, Лукин, — по-прежнему тихо ответил тот, — теперь это действительно не так важно.
Павел в отчаянии налег на штурвал, повиснув на нем всем телом, но тот прочно застрял в гнезде.
— Лиза! — в отчаянии воскликнул он.
Лиза, точно опомнившись, тоже налегла на колесо замка, но ее слабых сил хватило лишь на то, чтобы повернуть штурвал на несколько миллиметров. Она устало прислонилась к стене рядом с Наблюдателем. Павел тоже отодвинулся от двери и подул на горящие ладони.
— Нужно поискать другой выход, — сказал он. Неожиданно он осознал, что ответственность полностью легла на его плечи, и ему стало не по себе.
— Какой выход?! — Лиза еле удерживалась от рыданий. — Выхода нет! Быть не может!
Неожиданно колесо замка дрогнуло и само собой медленно повернулось. На пол посыпались чешуйки ржавчины.
— О Боже! — пробормотал Павел.
Он обернулся к своим спутникам, но те молчали — Лиза стояла, отвернувшись к стене, а Наблюдатель застыл в каком-то странном ступоре. За его спиной неясной тенью виднелась крохотная фигурка мальчика.
Так же медленно, неохотно дверь отворилась, и в образовавшийся проем хлынул серый сумеречный свет. Там, снаружи, равномерно шумел дождь и пахло мокрой землей, молодой листвой, жизнью.
— Что ж, — сказал Павел, — пошли!
Оказалось, что выход из тоннеля расположился на задворках института, снаружи, за белым бетонным забором, обтянутым поверху колючей проволокой. Даже отсюда видно было, как над плоской крышей громоздится нелепый силуэт вертолета, похожий на доисторическое насекомое.
За чахлой рощей пролегало шоссе, по которому, фыркая в потоках дождя, проносились редкие автомобили.
Павел оглянулся на Лизу. Она стояла неподвижно, дождь стекал у нее по лицу, но она, казалось, не замечала этого. Рядом с ней застыла крохотная фигурка — мальчик присел на корточки, обхватив колени руками.
Он вновь огляделся в поисках Наблюдателя, но того нигде не было.
— Вот черт! — пробормотал Павел. — Погодите немного, я сейчас.
И нырнул обратно, в черный зев тоннеля.
Даже при том, что мир снаружи тонул в потоках дождя, в тоннеле было гораздо темнее, и прошло какое-то время, прежде чем глаза Павла приспособились к полумраку. А потому он не сразу увидел Наблюдателя. Тот сидел, привалившись к стене. Услышав шаги, он медленно повернул голову и слепыми глазами уставился на Павла.
— Это вы, Лукин? — тихо спросил он. — Я ничего не вижу.
Павел склонился над ним.
— Пошли отсюда. Я помогу.
Тот покачал головой.
— Бесполезно. И нерешительно добавил: — Посидите со мной. Это не займет много времени.
— Почему?…
— У меня… у всех нас… ограниченный срок жизни. Так с самого начала… было предусмотрено. Иначе… нас было бы очень трудно контролировать… даже нашим.
Он не задыхался — Павел вообще не мог различить привычных дыхательных движений, но говорил с трудом, запинаясь и часто останавливаясь.
Он сжал Наблюдателю запястье, пытаясь нащупать пульс, но, к своему удивлению, не смог его найти. И вдруг услышал странный тихий звук — Наблюдатель смеялся.
— Вы что, и вправду думали… все необязательные функции сдают первыми. Ведь это просто маскировка, Лукин.
— Кто вы такой? — тихо спросил Павел.
Тот чуть заметно пожал плечами.
— Эмиссар… если хотите. На это у наших умения еще хватило — раз уж сами сунуться сюда не могут — создать нас и запустить на Землю… и позволить нам тут умереть. Они даже принять нас обратно побоялись.
— Они? Кто — они?
Тот, казалось, не расслышал.
— Вы думали, они похожи на вас? Вы думали, они вообще на что-то похожи? Что их мир на что-то похож? Они там такое наделали, такое натворили, что и сами превратились черт знает во что. А теперь все — все, кто остался, — сидят там в камере перехода и ждут… ждут, когда их выродки наберутся здесь такой силы, что откроют им новое «окно»… уже навсегда… да еще и испохабят здесь все так, что вам, людям, и жить-то тут станет невозможно… а им — в самый раз. Это же стервятники, упыри… Сколько миров они разрушили. А ваши-то идиоты — как они перед нами, «представителями высшей цивилизации», заискивали… из кожи вон лезли.
— Их выродки? — переспросил Павел. — Дети? Разве… это не ваши дети?
— Наши? Не смешите, Лукин. Это их отродья. Бедные бабы под гипнозом, не помнят — как их доставляли туда, в камеру перехода, как обрабатывали… Только не получилось ничего… один брак, отходы… Вот только…
Он с неожиданной силой схватил Павла за руку.
— Этот ребенок, Лукин, этот последний ребенок… Они и сами не знают, что получили. Может, он и вправду способен вновь открыть им «окно» да еще устроить здесь что-то такое, что обеспечит им привычную среду, — так, что они попрут сюда… те, кто еще способен двигаться. Я обязан охранять его, я всего лишь исполнитель… я не могу иначе. А то бы прикончил его сам, своими собственными руками, пока он не… А может… может, этот ребенок — ваша последняя надежда, Лукин, единственное оружие против них. Кто знает, на что он вообще способен?
Он выпустил руку Павла и устало откинулся к стене.
— Моя программа выполнена. Остальное меня не касается. Дальше… вам решать, Лукин. Всем вам.
— Послушайте… — растерянно сказал Павел, — а что… что же нам теперь делать?
Но тот молчал. Павел нерешительно дотронулся до его плеча, и от этого слабого прикосновения Наблюдатель начал мягко клониться набок и наконец упал на холодный бетонный пол убежища.
С минуту Павел молча смотрел на неподвижное тело, потом отвернулся и вновь двинулся к выходу из убежища. Снаружи уже почти стемнело. Дождь лил уже сплошной стеной, и он с трудом различил в стеклянистой мгле две неясные человеческие фигуры.
Он не столько увидел, сколько почувствовал, что Лиза вопросительно взглянула на него.
— Ну вот и все, — сказал он.
— А он?
— Умер… — неохотно ответил Павел.
— А… он кто был на самом деле? — тихонько спросила Лиза.
— Черт его знает, — устало ответил Павел. — Послушай…
Он запнулся, отчаянно подыскивая нужные слова. Теперь он — единственный из живущих на Земле — знает обо всем. И он должен ей рассказать. Что муж ее и отец ее ребенка на самом деле вовсе не был ни мужем ей, ни отцом ее ребенка. Вообще не был человеком. Что сама она — объект циничной сделки, какого-то потустороннего эксперимента; что ребенок ее — вовсе не человек или, точнее, не совсем человек, а Бог знает кто, монстр какой-то. Столько лет все ее обманывали, столько лет вокруг нее были не люди, а оборотни. Хотя бы сейчас он обязан рассказать ей правду.
Всю правду.
Он поднял голову и увидел ее глаза — она смотрела на него внимательно и спокойно, чуть-чуть грустно, и он понял, что ему нет нужды говорить ей все это.
Она знает.
— И что же дальше? — мягко спросила Лиза.
Он покачал головой.
— Не знаю. Просто… пошли отсюда.
— Когда они поймут, что мы все-таки смогли выбраться…
— Они больше ничего тебе не сделают. Никто больше ничего тебе не сделает. Потому что…
Его слова прервал дальний гул — гигантская стрекоза поднялась над крышей института и зависла в воздухе. Павел почти физически ощущал, как под прозрачным колпаком бесстрастные глаза пилота обшаривают окружающее пространство.
— Ну, просто не посмеют, — сказал он уже менее уверенно.
Обтекаемое тело начало медленно разворачиваться в воздухе, и Павел понял, что оно летит к ним. Следом за первой из-за деревьев выплыло еще несколько машин.
— Бежим! — крикнул он. И тут же осознал, что бежать, собственно, некуда. Где-то внутри Окружной раскинулся огромный равнодушный город; но здесь, за подернутыми весенней дымкой деревьями, лежало залитое дождем пространство, где негде было укрыться — разве что попытаться остановить проносящийся мимо автомобиль и мчаться по шоссе, которое в конце концов приведет в еще один такой же город; а за этим замкнутым безвыходным миром лежит другой, чуждый мир, залитый мертвенным зеленоватым светом, и странные существа молча сидят в загадочной камере перехода.
Сидят и ждут.
Он в отчаянии прикрыл глаза, а когда открыл их, что-то изменилось. Вокруг царила полная тишина — лишь слышно было, как струи дождя с тихим шорохом уходят в землю. Вертолетов не было. Они не упали, не взорвались в воздухе — просто исчезли, точно так же, как и приземистый куб института. На горизонте виднелись лишь пологие холмы и дальняя роща, которая постепенно переходила в другой лес, погуще, а совсем далеко, на западе, тучи разошлись, и в небе сверкало золотистое воздушное окно, расчерченное уходящими лучами солнца.
— Ну, вот и все, — тихо сказал Павел.
И увидел, что тщедушная фигурка пошевелилась. Мальчик переводил взгляд блестящих темных глаз с него на Лизу. Вид у него был такой, словно он только что проснулся и теперь не очень понимает, где находится.
Лиза обняла его, прижала к себе.
— Мама, — обратился он к ней, — я хочу домой.
Павел подошел и положил руку ему на плечо.
— Все в порядке, парень, — сказал он. — Мы уже возвращаемся.
Назад: Глава 5
На главную: Предисловие
