Эпилог. Направление: Протейя

Девушка лежала в барсучьей норе очень долго, почти весь остаток дня, и больше к ней никто не заходил. Ло Лирисс, один из немногих выживших лавиби печально известной Алой Сотни, понимал происходящее куда лучше, чем его родной сын, и никому не позволил тревожить покой своей гостьи.

Девушка погрузилась в тяжелый сон без сновидений. У нее поднимался жар и не было сил, чтобы думать. Она даже не могла предположить, что в это время делают те, с кем она так неожиданно и так страшно рассталась. Впрочем, она была рада ненадолго спрятаться от всех мыслей о случившемся.

А ведь за последние часы произошло немало необъяснимых вещей.

Например, рыжая девочка с пронзительно-голубыми глазами настоящей алопогонной каким-то образом оказалась в купе Золотого Голубя – живого поезда, отбывшего с Позвоночного вокзала ровно в середине пятого часа второй вахты. Поезд шел через Галат-Дор.

Девочка ехала не одна: против нее сидел долговязый, хорошо одетый мужчина неопределенного возраста. Он только что снял свой парик, обнажив блестящую лысую макушку, и полез в дорожный саквояж, чтобы вынуть оттуда громоздкую пишущую машинку – свою извечную спутницу.

– Итак… наше странствие можно считать начавшимся, мой юный друг. Да? – протянул он. – Так от кого же вы убегали, что чуть не попали под колеса? Впрочем… нет. Оставьте это пока в тайне.

Девочка поглядела на него поверх книги, за которой пряталась. На обложке значилось:

Он странно посмотрел на книгу, ухмыльнулся и подмигнул:

– Но, может, есть что-то, что вам не жалко рассказать? Не просто же так я вас спасал?

Она вздохнула.

– Дело в том, что я…

Поезд набрал скорость, и колеса загрохотали громче.

Другая, хотя и точно такая же рыжая девочка, с точно такими же голубыми глазами, только что прыгнула на спину замедлившемуся у каких-то развалин Зверю – не слишком большому, но и не слишком маленькому. Он был занят тем, что гудел, и не заметил девочку. Зверь сорвался с места. Он вез почту и держал путь в сторону города, о котором девочка читала только в старых-старых книгах.

В сторону города моряков и рыцарей.

Города барсуков.

Города, где, как говорят, зарождается красная сила с черным тэ.

Зверь направлялся в Большой мир. В Такатан. Его вело осевое созвездие Пера.

Деревянный рыцарь тоже был в пути. Он без труда разрубал мощным телом пенящуюся воду, двигаясь в направлении Аканара, небольшого и вроде бы незначительного для Перешейка города. Тихого. Почти всегда – очень тихого.

Девушка, направлявшая рыцаря, точно не знала, куда они следуют. Пока что она искала место подальше от Такатана. Искала скорее чутьем, чем рассудком, искала так, как обыкновенно ищет убежище животное. И так же, как животное, она ощущала погоню.

Тот человек пока сбился со следа. Это девушка тоже чуяла, как всегда чуяла те предметы и тех людей, которые хоть как-то возбуждали ее любопытство. Можно сказать, она коллекционировала их. И, однажды поместив в свою коллекцию, уже почти всегда безошибочно определяла их приближение.

Да, тот человек сошел с пути, послав вместо себя других, послабее и поглупее: скорее всего, у него были не менее важные дела. Девушка даже догадывалась как минимум о двух таких. Но также она почти наверняка знала, что ки вернется за ней. Она задела его. Она сильно задела его, и им еще придется сказать друг другу пару слов.

Что ж… они попробуют.

Сейчас девушка дремала: рыцарь плыл так, чтобы держать ее над водой. Привычная к холоду, она даже не чувствовала его. Ей было хорошо, несмотря на пулю, засевшую в левом плече. Два теплых рогатых комочка грели ее с обеих сторон, а на шее слабо светилась зеленая подвеска. Над головой горела звездная Ладья.

Человек с неприметной внешностью и неприметным именем, курящий на маленьком балконе своей старой, видавшей виды квартиры в Нижних районах Аджавелла, с самого утра испытывал свербящее, неопределенное беспокойство, а ныне, к вечеру, оно стало почти невыносимым. Детектив не мог уснуть, не мог читать и часто курил, хотя давно уже старался ограничивать себя сигаретой в день.

Тем не менее эта сигарета была уже шестой по счету. Детектив вглядывался в Небесный сад, в котором постепенно проявлялись сияющие лики сестер Зуллура. Одно из осевых созвездий – созвездие Щита – и вовсе казалось выложенным из ярких тлеющих угольков. На нем детектив задержал свой взгляд.

Странное беспокойство перерастало в столь же странное предчувствие, которое вовсе не казалось дурным. Впервые за несколько дней, в течение которых он пытался что-то узнать о судьбе детского приюта на острове Четырех Ветров, оно действительно не было дурным.

И все же детектив еще не догадывался, что живой поезд Белый Олень неспешно пробирается по направлению к его городу сквозь густой массив леса.

Юноша, сидевший у окна купе этого поезда, тоже смотрел вверх и тоже видел именно его – Щит, подсвеченный особым сиянием. Сиянием надежды.

Девушка, свернувшаяся в углу своей постели и беспокойно вздрагивавшая от каждого звука, тревожила его. Когда она вцепилась в его руку, прыгнув на ступеньки, она казалась очень испуганной. И все же…

У юноши тоже было предчувствие.

И его тоже нельзя было назвать дурным.

Сын товура Лирисса, полукровка лавиби, проводил ночь на верхней палубе своего живого корабля. Он смотрел на воду, ощущая дробный стук в висках и мучаясь от головной боли. Он думал о произошедшем с непривычными ему страхом и беспомощностью. Он тоже ощущал себя загнанным животным. Как еще никогда раньше.

Он хотел броситься в погоню. Куда? За кем? Отец вразумил его, предложив выждать хотя бы несколько дней, – вскоре наступало его официальное совершеннолетие. Он вступал в полные права сына товура и становился неприкосновенным для всех, кроме то-син.

И он собирался многое сделать, но прежде всего…

– Я вас найду, – прошептал он совсем тихо. Вероятно, корабль услышал это: его деревянный корпус успокаивающе скрипнул.

Полукровка лавиби улыбнулся и посмотрел на линию горизонта. А потом на небо – на созвездие Моста. Ему правда стало немного лучше.

Если бы только он мог хотя бы знать, где сейчас она…

Мади Довэ ощутила боль в затылке еще до того, как открыла глаза. Вскоре боль немного притупилась, но женщина все равно непроизвольно скривилась. Тем не менее… способности чувствовать и воспринимать она не лишилась. Равно как и способности слышать: вокруг гудело что-то напоминающее мотор самолета. Был и запах – пресноватый, неопределенный запах медикаментов. Оставалось только…

Мади Довэ с усилием разлепила отяжелевшие веки и увидела над собой потолок. Рассматривать его как следует она не стала, в этом не было необходимости. Все потолки всех служебных самолетов алопогонных были одинаковыми. Доктор тяжело вздохнула и перевела глаза на человека, который сидел рядом в кресле. Заметив, что она пришла в себя, он улыбнулся и облизнул губы раздвоенным языком.

– Ну-ну. Не надо так. Мне даже приятно видеть вас живой и почти в добром здравии… очаровательная Чара.

Женщина не позволила себе вздрогнуть. Да и сделать это было трудновато: ее тело, казалось, потеряло подвижность, хотя пальцы, как она тут же отметила, уже снова шевелились. Она еще раз вздохнула и произнесла:

– Жаль, не могу ответить вам тем же, Жераль.

Сладкая улыбка не сошла с бледного лица. Голубые глаза не выражали особого раздражения. Взгляд был… пожалуй, скорее задумчивым. Даже рассеянным. И доктор, к некоторому своему страху, понимала почему.

У нее не было нужной вещи.

Она не имела понятия, где находится Быстрокрыл.

И алопогонный прекрасно это знал.

– Признаюсь… вы сделали мне сюрприз. Я привык думать о вас как о мертвой, а ведь я крайне редко изменяю привычкам. И… – его голос едва уловимо похолодел, – не люблю, когда кто-то пытается изменить их без моего ведома.

Она поняла смысл этих слов, но не испугалась. Кое-что успокаивало ее и ободряло. Тэсс в безопасности. И Ласкез тоже. И все остальные, кроме, разве что…

– Белобрысая малышка тоже вполне могла бы быть вашим ребенком, Чара. Она… очень упряма и непредсказуема. И очень хитра. Как вы.

Ву. Что сделали с ней, зачем вообще она вмешалась?

Грэгор Жераль, вероятно, догадался о ходе ее мыслей и не преминул это показать. Женщина поджала губы, а потом все же усмехнулась и слабо покачала головой:

– Она не хитра. Она просто всегда понимает, что и зачем делает. Даже если не знает.

Точеные ноздри слабо затрепетали. Грэгор Жераль наклонился. Одна из тонких длинных кос выбилась из-за уха и качнулась.

– Я сомневаюсь, что вы сами понимаете, с кем имеете дело. Впрочем… я не о том. Откуда ей известно о манке́? – вкрадчиво спросил он. – Чья она дочь?

Доктора не смутили эти вопросы. Лгать не было нужды, в данном случае правда была вполне уместна. Поэтому она просто попыталась пожать плечами, поморщилась из-за невозможности это сделать и наконец отчеканила:

– Я не знаю. Об этой девушке я не знаю вообще ничего. Вам… – она красноречиво взглянула на кольцо у Жераля на пальце, – есть кого спрашивать. Или…

– Да. Он пока еще может отвечать на вопросы. Пока. Что будет дальше, во многом зависит от вас.

Жераль произнес эти слова особенным тоном. Тоном, от которого побежали бы мурашки… не знай доктор кое-чего. И она усмехнулась, осмелившись даже уточнить:

– А от вас?

Ки быстро выпрямился, его горло пару раз дернулось. Зрачки сузились. Да, вне всякого сомнения, вопрос ему совсем не понравился. Но вместо того чтобы показать свою досаду, он просто перевел тему.

– Где вы прятали манок все это время? Его многие искали еще…

– После Травли?

Жераль кивнул. Доктор криво усмехнулась. Она опять могла не изворачиваться, по крайней мере, с помощью этой дешевой правды у нее был шанс выторговать что-то чуть подороже.

– Я ничего не прятала. Отец и Конор велели мне взять его, чтобы в случае чего я могла рассчитывать на Странника. Хотя, знаете ли, никто из них не планировал…

…погибать.

– А потом я просто оставила его… на память. И в итоге решилась подарить.

Грэгор Жераль кивнул. По всей видимости, он ей поверил. Во всяком случае, он не казался удивленным. В его глазах промелькнуло легкое разочарование:

– Значит, не прятали?

– Даже интересно, с чего вы взяли, будто он ценен. По свойствам он ведь мало отличается от висюлек на вашей собственной шее… – Она указала взглядом на красный искрящийся камень у Жераля на шнурке. – Вы рассчитывали, что все… так просто? Только потому, что мой отец – гений?

Ки совладал с собой. Он даже развел руками – так непринужденно, будто они вели исключительно дружеский разговор о ерунде.

– Знаете, с моей работой иногда очень хочется позволить себе немного наивности. О да… вы-то знаете.

Покачав головой и усмехнувшись, он замолчал. Доктор Довэ напряженно смотрела в его точеное лицо, ожидая новых вопросов. Но ки, казалось, слишком глубоко задумался.

– Куда направляется девчонка? Вы знаете? – наконец очнулся он.

– Нет.

– А… ваши дети? Брат с сестрой…

– Вы их не найдете. И у них ничего нет. И они…

Холодный когтистый палец коснулся ее губ. Ки осклабился, показав острые зубы:

– …Совсем невинные крошки. Да-да. Я понимаю, Чара.

Эта улыбка никогда ей не нравилась. Едва ли вообще кому-то может понравиться улыбка человека, который арестовывает и выносит приговор, но улыбка Грэгора Жераля была совершенно особенной. От нее по-настоящему стыла кровь. Как и от его способности произносить самые простые и даже теплые слова так, что они звучали как угроза.

Алопогонный убрал палец, скрестил руки на груди и деловито поинтересовался:

– Ваша сыворотка, та, которой вас снабжали… несомненно, ее нет? Вы стремительно бледнеете, а ваш лоб…

Она вздрогнула и стала ощупывать лицо. Нет, конечно же, она не забыла, но…

– Так я и думал.

Ки наблюдал за ней, продолжая улыбаться. Потом ленивым движением ноги он выдвинул из-под койки чемоданчик и наклонился. Щелкнул замок. Когда алопогонный выпрямился, в руках у него были одноразовый шприц и склянка с темной, цвета очень крепкого трэма, ампулой. Доктор смотрела на это, чувствуя, как пересыхает ее горло.

– Вас задержали… – медленно произнес ки, – под именем доктора Мади Довэ для выяснения обстоятельств таинственного исчезновения детей из одного ма-аленького островного приюта. И пока… – он занялся шприцом, – так и останется. Пока остальное – дело Сотни. Пока Чара Деллависсо, как и все в этом роду, мертва. Все в этом роду, – произнес он и замолк, наблюдая, как склянка пустеет.

Доктор Довэ по-прежнему молчала. Потом тихо спросила:

– Цена?

Алопогонный улыбнулся и взял ее за запястье:

– Ну-ка. Работайте кулаком. Он уже может двигаться.

– Что вам нужно взамен? – повторила она, сжимая и разжимая пальцы.

– Я подумаю. Это зависит от многого. Слишком от многого.

Ее не устраивал неопределенный торг, ее вообще не устраивал какой-либо торг с таким человеком. Но, пожалуй, ее обрадовала некоторая отсрочка. За это время, как она надеялась, Тэсс и Ласкез окажутся, вместе или порознь, в по-настоящему безопасном месте. Джер ведь позаботится о них. Джеру…

– Да, определенно с вашей бледностью надо что-то делать.

Ки подмигнул и ввел шприц ей в вену. Доктор не поморщилась. Какое-то время они молчали.

– Почему вы так поступаете? – наконец спросила она.

Конечно, она догадывалась. И трудно сказать, насколько это обнадеживало. Жераль убрал пустой шприц и слегка пожал плечами:

– Потому что наблюдать тем интереснее, чем меньше мертвых валяется на пути. И чем больше живых идёт по нему. Впереди. Рядом. И даже сзади, готовясь всадить нож в спину.

– Но…

– Мы со стариной временем славно ладим, ла Деллависсо. – Он снова задвинул чемоданчик под койку. – Я все успею. Кстати, скоро вы сможете двигаться… Но я не советую вам пробовать сбежать. Ни из кабины – а мы находимся на высоте птичьего полета… – он посмотрел на свои часы, – ни в Аджавелле, куда я вас так галантно и провожаю.

Она кивнула. Женщина и сама знала, что это бессмысленно. И только само осознание, что она направляется туда, в Аджавелл, где…

– Есть у вас там приятели? Может, еще какая неожиданная родня? – спросил он слегка задорно и подмигнул.

Она снова почувствовала озноб, спешно попыталась помотать головой, но только смогла два раза пошевелить шеей.

– Ладно… Тогда приятного отдыха, моя прекрасная ла.

Он закрыл ей лоб волосами, после чего встал. Сунул руки в карманы и пообещал:

– Я принесу вам красную краску. Хорошую красную краску. Чтобы ваш маленький обман не раскрыли еще какое-то время. Впрочем… что же это я, Чара? Наш маленький обман. Наш. Да?

Он ждал ответа. Женщина подавленно кивнула. Ее глаза и кожа уже начинали темнеть. Она чувствовала привычное покалывание и ощущала себя почти в безопасности. Ее никто не узнал.

Грэгор Жераль, точно прочитав ее мысли, а может, действительно прочитав, еще раз фамильярно подмигнул. Затем он стремительно развернулся на своих подбитых металлом невысоких каблуках и вышел прочь, по-видимому, направившись в отсек к пилотам.

Оставшаяся в одиночестве, пойманная уже во второй раз Чара Деллависсо закрыла глаза. Она снова превращалась в доктора Мади Довэ.