Часть вторая. Личный счет

– Что вы скажете Моррис, по поводу снижения спроса на автомобильный бензин во Франции?

Руководитель регионального отдела «Уорлд Петролеум» стоял перед столом шефа, словно нашкодивший мальчишка. Господин Хальцер не предложил сесть, что с ним случалось нечасто, а значит, дело было серьезным, очень серьезным.

– Я считаю, что снижение сезонное, господин Хальцер. Сейчас зима, французы стали меньше использовать свои авто…

– Невразумительно, Моррис.

– К тому же в течение года мы наблюдали определенный рост активности русских нефтяных компаний на европейском рынке – «Лукойл», «ТНК», «Роснефть»…

– Как я и полагал, вы не в курсе, Моррис. Послушайте, что скажет наш эксперт. Господин Айцельн, пожалуйста.

Приглашения сесть не последовало, но Томас Моррис был человеком нестарым, спортивным и легко мог постоять. Просить о чем-либо, даже у самого шефа, он считал постыдным. Это было его правилом, и благодаря ему в том числе парнишка из Бристоля, не имеющий богатых родственников и высокопоставленных покровителей, сумел к тридцати пяти годам подняться до представителя транснациональной корпорации в одной из крупнейших стран Евросоюза. И пока что у господина Хальцера, руководителя европейского бюро компании, не было поводов выражать ему свое недовольство.

«Посмотрим, чего стоят эти нападки, – невозмутимо подумал англичанин. – И заодно подумаем, чем мы можем на них ответить».

– С января этого года, – начал бесцветный очкарик неопределенного возраста, уткнув свой породистый нос в бумаги, – небольшая компания «Сен-Жак аутос», ранее специализировавшаяся на тюнинге автомобилей, резко пошла в гору. Она увеличила штат сотрудников, приобрела в собственность один из заводов, ранее производивших автомобиль «Ситроен» – после кризиса две тысячи восьмого года дела у этой компании идут неважно, – доли в акционерных капиталах автоконцернов «Рено» и «Фольксваген». Мы задались целью выяснить, что привело к такому росту заштатной ранее фирмы. Выяснилось, что в мастерских «Сен-Жак аутос» устанавливают на автомобили некое устройство, позволяющее использовать вместо бензина воду.

– Воду? – Моррису показалось, что он ослышался. – Вы не ошиблись, господин Айцельн.

– Нет, не ошибся, – поднял на регионального представителя блеклые глазки эксперт. – Обыкновенную воду. Аш два о. Если хотите – акву, вассер, уотер…

– Я понял… Обычную воду?

– Да, обычную. Чуть подслащенную, правда. Лучше всего – бутилированную, хотя годится любая, даже набранная из придорожной канавы.

– Это… шутка? Автомобиль, ездящий на подслащенной воде из канавы?

– К сожалению, не шутка, Моррис, – господин Хальцер выглядел удрученным. – Да вы садитесь, садитесь, Моррис.

Томас был благодарен начальнику – ноги его уже просто не держали.

– И в чем же дело?

– Мы исследовали то устройство, которое в «Сен-Жаке» монтируют в автомобили. Знаете, это что-то вроде фильтра, врезаемого в бензопровод в развивающихся странах, – эксперт со стуком выложил на стол небольшую металлическую вещицу. – Бензин там по чистоте далек от европейских стандартов и механические включения… попросту говоря, грязь способна испортить двигатель. Взгляните сами – он легко разбирается.

Моррису было не привыкать копаться в разном железе – в юности он подрабатывал автомехаником, – и с фильтром он справился быстро без каких-либо инструментов. На бумажном листе перед ним лежало несколько деталей: цилиндр с прижимными гайками, прокладки, ситечко из мелкой металлической сетки…

– И в чем же фокус? – он поочередно повертел детали в руках, поглядел на просвет. – Это может сделать любой. Если не боится испачкать руки, конечно.

– И тем не менее компания «Сен-Жак аутос» за прошедший год установила свыше десяти миллионов таких устройств.

– Десяти миллионов? – не поверил Томас.

– Если быть точным, – бесцветный человечек пошелестел листками. – Десять миллионов семьсот восемьдесят две тысячи устройств. Если не считать тех, что были проданы без установки. Как это, например.

– И сколько оно стоит?

– Около семисот евро.

– Значит, «Сен-Жак аутос» заработала семь миллиардов?

– Порядка двадцати пяти, Моррис, – удрученно заметил шеф. – И добрая треть этой суммы – наши прямые убытки. А вы говорите – сезонный спад, «Лукойл»…

– Заработать двадцать пять миллиардов евро на металлических сеточках и железках из магазина «Сам себе слесарь»? – Томас постучал фильтром по столу. – Тут нет никакого подвоха?

– Ни малейшего, – бесцветный господин Айцельн положил ладонь на тонкую стопочку листков, лежащую перед ним. – Мы всесторонне исследовали работу данного фильтра. На входе действительно вода с добавлением от пяти до пятнадцати процентов сахара. Но на выходе – смесь углеводородов, идентичная высокооктановому бензину.

– Но не бензин, – зацепился за слово Моррис.

– Не бензин, – согласно кивнул эксперт. – Более того, смесь крайне нестабильна и распадается на все те же воду и сахар буквально через считаные минуты после реакции. Если не сгорает в процессе работы двигателя, конечно. Причем продукты ее сгорания тоже распадаются до безопасных компонентов. В основном водяной пар и углекислота.

– То есть двигатель, работающий на этой синтетической смеси, не загрязняет воздух?

– Практически. Уровень углекислого газа на порядок ниже, чем при работе обычного двигателя, угарный отсутствует совсем.

– Хм-м… Но ведь налицо действие мощного катализатора. Вы не пробовали его идентифицировать? Платина, например…

– Образцы… Этот и другие исследованы досконально. Обычное ситечко из стальной никелированной проволоки.

– Никаких следов катализатора?

– Никаких.

– Так в чем же фишка?

Пошевелился господин Хальцер:

– Мы заказали анализ в одном из исследовательских центров Цюриха. Они буквально разобрали фильтр на элементы периодической системы, последовательно, один за другим исключая известные…

– И?

– И в результате осталось буквально несколько сотен атомов вещества, неизвестного науке. Я бы даже сказал – неизвестного науке химического элемента.

– Даже так?

– Даже так. Даже более того: существование данного элемента на Земле невозможно – он не вписывается в периодическую систему…

Товарищ Вэй чувствовал себя не в своей тарелке. Никогда еще он не был на совещании такого высокого уровня. И уж точно никогда – на совещании, посвященном исключительно ему.

Все началось два месяца назад, когда предприятие, на котором он работал вторым заместителем главного технолога, «не оправдало высокого доверия, оказанного ему партией и правительством». Говоря нормальным человеческим языком, завод с треском провалил задание по копированию очередного самолета, закупленного за баснословную сумму у очередной «акулы капиталистического рынка».

Собственно говоря, фиаско случались и ранее. Довольно часто машины, которые надлежало в точно установленный срок поставить на поток, имели секрет, а то и несколько, разгадать которые специалисты, съевшие не один пуд рисовой лапши на воспроизведении технических чудес, созданных буржуазными учеными, были не в состоянии. Народная Республика, хотя и вкладывала огромные деньги в развитие отечественной науки, просто не обладала (пока не обладала, как настаивал Председатель и товарищи рангом ниже) необходимой технологией. Поэтому скрепя сердце приходилось заменять неподдающуюся технологию иной, доступной, и чаще всего более-менее удачно. Самолеты летали, выполняли боевые и народно-хозяйственные задачи и заставляли зарубежных продавцов только скрежетать бессильно зубами: китайская техника всегда была в разы, если не на порядки дешевле оригинальной, что позволяло успешно вытеснять последнюю с мирового рынка. Ну и что с того, что летали самолеты чуть ниже, были чуть менее маневренны и надежны, что их боевая «навеска» чуть хуже поражала наземные и воздушные цели? Армии третьего мира, давно оценившие главное достоинство сработанных в Поднебесной товаров, больше всего привлекала их доступность. Поэтому добытые правдами и неправдами, за огромные деньги и с огромными трудами образцы послушно становились на поток и окупали себя в самое кратчайшее время.

Но только не в этот раз.

Несколько десятков миллионов полновесных юаней, конвертированных в презренную черно-зеленую валюту, по всем статьям оказались выброшенными на ветер. Уродливое детище бразильской авиастроительной корпорации, воплощенное в благородный китайский металл, не только наотрез отказывалось повторять рекорды грузоподъемности, продемонстрированные на полудюжине престижных авиасалонов от Ле Бурже до Жуковского, но и летать-то, собственно говоря, не хотело. Пузатый транспортник, ревя моторами, прилежно пробегал взлетную полосу, подпрыгивал и… плюхался обратно, заставляя вспомнить кадры кинохроники столетней давности о самой-самой заре авиации. И это при том, что эталонный образец – единственный из тройки близнецов не разобранный до винтика – исправно повторял все экзерсисы, привлекшие внимание охотников за новинками: взлетал и садился с разбегом вдвое меньшим, чем у остальных самолетов такого типа, и пролетал при нормальной заправке на тридцать процентов дальше – вкупе с тем, что брал на борт в полтора раза больше груза. Но лишь собранный в ангарах Сан-Паулу. Близнецы его, изготовленные в Сицзяне, летать нипочем не хотели. Даже без груза. Даже снабженные оригинальными двигателями. Более того, даже собранные заново из тех же самых деталей, из которых состояли изначально.

А закупленный в Бразилии «эталонный» самолет летал. Летал, и все.

Партия и правительство поступили, как и полагается поступать в таких случаях. «Незаменимых людей не бывает», – решил кто-то в Бейджине, и в один прекрасный момент заместители директора, главного инженера и главного технолога одновременно сделали шаг вверх по служебной лестнице. О том, куда делись их предшественники, говорить в приличном обществе как-то было не принято. Но вот почему-то замы, получившие повышение, совсем не были рады своему карьерному росту, обещавшему быть недолгим…

И лишь один из их потенциальных сменщиков, товарищ Вэй, не хотел вслед за ними «делать карьеру», которая, скорее всего, привела бы его на один из столичных стадионов в робе смертника. Поэтому, дистанцировавшись от судорожных попыток всего завода заставить летать свои ублюдочные детища, он решил досконально разобраться, чем же все-таки бразильский аэроплан так отличается от китайских. И ему это удалось…

– Не могли бы вы объяснить своими словами, – устав, видимо, от специфических терминов, поморщился председатель правительственной комиссии, судя по грубо вылепленному лицу и заметному акценту – из крестьян западных районов.

Товарищ Вэй очень хорошо знал таких. В шестидесятые годы прошлого века они, тогдашние юнцы, по приказу «великого кормчего» вершили культурную революцию, повзрослев и заматерев – претворяли в жизнь гениальные решения великого Дэн Сяопина, а теперь, дождавшись своей очереди, встали у кормила Народной Республики. Упорства и преданности партии им было не занимать, но вот с образованием дело обстояло заметно хуже…

– Можно, я лучше покажу?

И, дождавшись милостивого кивка, извлек из принесенного с собой портфеля обычную стеклянную банку из-под консервированной ламинарии. Даже знакомая всем по телевизионной рекламе («Покупайте маринованную морскую капусту – залог здоровья, долголетия и мужской силы!» – уверял всех плечистый белозубый крепыш с голубых экранов) зеленая этикетка с золотыми иероглифами имелась на боку. За стеклом болтался какой-то небольшой ярко-желтый предмет.

– Дайте-ка сюда, – протянул широкую короткопалую кисть председатель.

– Только осторожнее, пожалуйста, – робко вякнул технолог, почему-то воровато оглянувшись.

На взрывное устройство склянка с перекатывающимся внутри желтым шариком от пинг-понга никак не походила, поэтому партийный чин смело свернул металлическую винтовую крышку и, не чинясь, вытряхнул содержимое на стол.

– Осторожнее! – взвился товарищ Вэй, заламывая руки и заставив тем самым дюжих референтов собравшихся напрячься за их спинами.

Но ничего не произошло. Шарик, отливая глянцевым бочком, чуть прокатился по столешнице, покачался с боку на бок и замер.

– Только и всего? – председатель разочарованно поставил опорожненную емкость на стол и зачем-то завинтил обратно крышку. – Не кажется ли вам, товарищи, что этот гражданин злоупотребляет нашим с вами дорогим временем…

– Постойте, – взволнованно заметил один из членов комиссии, вдруг позабыв о субординации, впитанной едва ли не с молоком матери. – Он же не касается стола!

И в самом деле – шарик неподвижно висел в двух сантиметрах над полированной поверхностью столешницы, будто между ним и дорогим деревом был вставлен кусок толстого, но абсолютно прозрачного стекла…

Борис Михайлович Каменев сосредоточенно играл с карандашом.

Нет, это лишь стороннему наблюдателю могло показаться, что он играет с карандашом. Вернее, с предметом, очень похожим на карандаш. Такой же длины, как обычный карандаш, и тоже шестигранный, матово-серый стержень весил как целая упаковка карандашей. И все потому, что был изготовлен вовсе не из дерева и графита, и даже не из свинца, как его прародитель, а из совершенно иного металла.

Из платины. Из чистейшей платины, пробу которой принято обозначать тремя девятками. После запятой.

Борис Михайлович ставил «карандаш» на попа (и он стоял, благодаря высокой точности изготовления), с дробным звуком перекатывал по столу, постукивал по разным предметам, вслушиваясь… Казалось, что он не может поверить в то, что у него в руке – целое состояние. Хотя, казалось бы, почему не поверить, раз аутентичность платинового стержня подтверждена несколькими экспертизами, многостраничные акты которых лежат тут же.

Старший следователь Генеральной прокуратуры Российской Федерации и рад бы поверить, если бы не один зловредный листочек в стопке подобных, увенчанных грифами уважаемых экспертных организаций. Листочек, утверждающий, что данный стержень является деталью одного хитрого прибора, применяемого в биохимических исследованиях. Что приборы, использующие такие детали, изготавливаются всего одной, не самой известной фирмой, базирующейся в Швейцарии и тесно сотрудничающей со знаменитым ЦЕРНом. Но главное то, что длинная строчка цифр и латинских букв, аккуратно выгравированная (скорее – отштампованная) на одной из граней «карандаша», – это вовсе не абракадабра, как кажется с первого взгляда, а индивидуальный номер данного изделия, продублированный для верности лазерным штрихкодом на противолежащей грани. Как ни крути, а швейцарские гномы не мыслят себе жизни без скрупулезного учета. Особенно – деталей из драгоценных металлов, которым, вообще-то, место не в разных там приборах, а в банковских сейфах, за надежными замками.

«Эка невидаль! – сказал бы непосвященный. – Детали из драгметаллов широко используются в электронике. В любом паршивом мобильнике найдется пара-другая граммов серебра и даже чуть-чуть золота!» Правильно, найдется. Но что делать, если деталей таких – целый ящик. И не один.

«Общим весом, – всплыло в памяти следователя, – семьдесят четыре килограмма восемьсот сорок граммов…»

Но и это не так заботило слугу закона – случалось задерживать грузы на большие суммы. Наркотиков, например. Или похищенных в заброшенных храмах икон шестнадцатого-семнадцатого столетий.

Но там было проще. Потому что ни пакетики с героином, ни темные от времени доски с едва различимыми строгими ликами в тускло-золотых нимбах не имели номеров. А платиновые «карандаши» – имели. И номера эти совпадали до последней цифры у всей партии. И оставалось лишь гадать, что это – умопомрачение, внезапно сразившее швейцарцев, или что-то иное? В массовую шизофрению швейцарских мастеров верилось слабо, а значит, оставалось одно: где-то на территории Российской Федерации действует преступная организация, способная не только получать платину высокой чистоты, но и владеющая технологией ее точной обработки и нанесения специальной маркировки. Но, при всей своей высокотехнологичности и продвинутости, не подозревающая, что цифирки на ребре шестигранного стержня – аналог серийного номера на денежных купюрах. А, как ни крути, в полуграмотных фармазонов, шлепающих изделия, по сравнению с которыми фальшивые монеты и стодолларовые купюры – детский лепет, верилось с трудом.

– Мамой клянусь, – вспомнил Борис Михайлович допрос бизнесмена, пытавшегося переправить на Запад семьдесят пять без малого кило платины, замаскированной среди обычного металлолома. – Не знаю, откуда это взялось. Добрые люди посоветовали купить… Недорого совсем – клянусь!.. Ну да – знал, что это платина… Заработать хотел… А что: фальшивая оказалась?..

Каменев вздохнул, спрятал «карандаш» в пластиковый пакетик, запер в сейф и набрал номер помощника.

– Свяжитесь с этой фирмой… «Хансен Электропхизикверке», – прочел он, близоруко поднеся листок к самым глазам. – Что?.. Знаю, что не в Урюпинске. Представьте себе – знаю. Свяжитесь и выясните, кому поставлялись приборы, использующие стержни… Ну и что, что тысячи? Мне вас учить, как работать? Все, выполняйте – через неделю детальный отчет должен лежать у меня на столе. Причем меня интересуют все покупатели приборов: не исключено, что они поставлялись в Россию в обход официальных каналов. Работайте.

– Пусть побегают, – сообщил старший следователь выключенному коммуникатору. – А то обленились совсем!

Руки так и тянулись снова достать из сейфа платиновую игрушку, но мужчина переборол себя и, водрузив на нос очки, принялся перечитывать – по десятому, наверное, разу – экспертные заключения…

Немногочисленные пассажиры «Яка», совершившего посадку в аэропорту Усть-Маганска, весело переговариваясь, топали к зданию аэровокзала – приземистому зданию из стекла и бетона, выстроенному в незапамятные времена в архитектурном стиле брежневское рококо – поскольку из-за незначительной величины данного авиатранспортного узла автобусы были тупо не предусмотрены. Да и вообще, царили на невеликом поле, местами заасфальтированном, местами забетонированном, но в основном – поросшем ржавым прошлогодним бурьяном, не самолеты, а винтокрылые машины. Такова уж была специфика данной местности, где «кругом пятьсот», как в песне поется. Добираться до затерянных в тайге населенных пунктов было жизненно необходимо, лошади и собачьи упряжки за последние полвека как-то вышли из моды, а колесно-гусеничная техника вязла в зависимости от сезона то в снегу, то в болоте. Оставался только воздух, но обеспечить ровную площадку для посадки и, что самое главное, последующего взлета аэроплана – в девяноста девяти случаях из ста было невозможно в принципе. Поэтому вертолет, вертолет и только вертолет был здесь рабочей лошадкой. А также санитарной машиной, такси, грузовиком, школьным автобусом и авто представительского класса.

Двое из прилетевших в здание аэропорта не торопились. Мужчины средних лет, выглядевшие очень и очень иностранно, что, собственно, редкостью в здешнем нефтеносном краю с некоторых пор не являлось, неторопливой походкой направлялись в прямо противоположную аэровокзалу сторону. Если быть точным – к стоявшему особняком от остальных вертолету, казавшемуся на фоне обшарпанных отечественных машин выпуска шестидесятых-восьмидесятых годов роскошной иномаркой. Коей, впрочем, и являлся, будучи гражданской модификацией боевого «Ирокеза», без которого не обходилась практически ни одна война за прошедшие пятьдесят лет.

– Александр Игоревич! – подскочил невысокий лысоватый пилот, скучавший на откидном трапе заморского чуда. – Чего вы так долго? Я тут с шести утра баклуши бью!

– Рейс задержали, – мужчина с седым виском крепко пожал протянутую руку. – В Москве льет как из ведра. Знакомься, Михалыч: Вальтер Шмидт, новое светило в нашу ученую команду. Юрий Михайлович Семецкий – мой личный пилот, телохранитель и бог знает кто еще. Одним словом – человек, которому я доверяю на сто два процента.

– Сто два? – озадаченно потер переносицу указательным пальцем немец. – Процента?

– Шутка! – улыбнулся Александр Игоревич и полез в салон вертолета.

А еще через пару минут геликоптер, легко оторвавшись от земли, плавно развернулся в воздухе и взял курс на северо-восток…

Немец, утомленный долгим перелетом, сменой часовых поясов, а главное – русским гостеприимством еще в Москве, дремал в кресле, прислонив голову к мягкой обивке борта, благо в салоне вибрация двигателя почти не ощущалась, а Александр никак не мог оторваться от расстилающегося за иллюминатором пейзажа.

Минуло уже семь лет с того момента, когда впервые он проделал тот же маршрут: сначала пешком (спасибо ротмистру – воспоминаний об этом не самом приятном путешествии в его голове не сохранилось), а потом – на совсем не похожей на сегодняшнюю винтокрылой машине. Правда, с тем же пилотом в кабине. Сколько раз ему пришлось за эти семь лет повторить это воздушное путешествие, он сейчас точно сказать не мог – слились в один похожие, как близнецы, перелеты. Да и вытесняли воспоминания о них сюрпризы, которыми раз за разом не уставал одаривать своего первооткрывателя Корабль. Неисчерпаемый кладезь, изучаемый уже семь лет подряд, но, кажется, не открывший и тысячной доли своих секретов…

«Чем же удивит меня на этот раз Олег Алексеевич? – думал бизнесмен, задумчиво поигрывая пузатой хрустальной рюмкой, наполовину наполненной коньяком: столик между креслами был любовно сервирован понимающим толк в этих делах Михалычем. – Что-то он был особенно загадочен в последнем разговоре. Сто пудов приготовил мне какую-нибудь диковину!»

Мечта бывшего научника, давно ставшего научником настоящим, сбылась: он заведовал целым научно-исследовательским институтом, корпевшим над тайнами инопланетного гостя. Разумеется, к самому Кораблю ученую братию, собранную с бору по сосенке на всех континентах планеты, не допускали. Главный секрет оставался секретом для всех, кроме нескольких человек. Четырех реальных, если не считать Алексея – копию Александра и, как ни крути, человека не вполне настоящего, и одного виртуального.

И вот этого виртуального персонажа, как назло, опять куда-то запропастившегося в своих виртуальных дебрях и не казавшего виртуального носа уже третий месяц подряд (бывали отлучки и более долгие, так что волноваться особенно не стоило), Александру сейчас как раз и не хватало реально…

Да, собственно, и самого Александра официально больше не существовало: Александр Игоревич Петров, вернее, все, что от него осталось, семь лет как был тихо погребен на одном из подмосковных кладбищ – поверите, нет – под рев безутешной «вдовы» Татьяны Неволиной, неожиданно для себя ставшей полноправной наследницей неверного любовника. А вместо него жил и здравствовал внешне на него не очень похожий (пластические хирурги в Европе недаром едят свой хлеб) Александр Игоревич Трофимов – ничем не примечательный гражданин Французской Республики, не занимающий никаких определенных постов, своего рода свободный художник, живущий на средства супруги – известной бизнесвумен русского происхождения Натальи Ланц. Французские чиновники оказались ничуть не менее алчны, чем их российские коллеги, и получить паспорт на вымышленную фамилию оказалось пусть и не дешево, но довольно просто. Равно как и оформить патенты на целый ряд «изобретений», выглядящих внешне совершенно невинно, но дающих стабильный и немалый доход. Жаль, конечно, было первых лет, потраченных на осторожное и деликатное вползание в европейский бизнес, далекий от нахрапистости и азарта своего российского кузена. Но оно стоило того…

Одному пить коньяк не хотелось, будить соседа – еще меньше: как ни крути, а ведь он не более чем наемный работник, хотя и считающий «господина Трофимова» ровней – кем-то вроде «охотника за головами», шныряющего по миру в поисках специалистов. Ну и пусть так считает – золотая его голова болеть меньше будет.

Александр захлопнул дверь кабины и плюхнулся в пустующее кресло второго пилота, держа в руках початую бутылку «Хенесси» и два коньячных бокала:

– Михалыч, тяпнешь?

– Наливай, командир! – оживился пилот.

– Ты только не очень того, – командир отмерил граммов пятьдесят янтарного напитка. – Без фанатизма. А то навернемся еще.

– Не боись, Игорич, – Семецкий кургузой пятерней сцапал бокал. – Живы будем – не помрем. А гаишников тут нет – некому в трубку дуть…

Вертолет заложил вираж, и в блистер кабины вплыли полдесятка зданий, притулившихся на краю огромной темной проплешины, как всегда курившейся парком. Чуть в стороне торчала ажурная башня буровой вышки – самой что ни на есть настоящей, хотя и выполняющей тут роль декорации: зачем ставить поселок в тайге, плавно перетекающей в тундру, если не ради черного золота? Вот и не стали разочаровывать возможных наблюдателей – подобных безымянных поселков по необозримым просторам Западной Сибири разбросаны сотни.

Правда, поначалу изрядно беспокоило электричество – чем освещать и отапливать неказистые снаружи, но весьма комфортабельные изнутри корпуса института, замаскированные под бараки нефтяников? Выстраивалась сложная схема по тиражированию на органическом копире пластиковых канистр с соляркой для дизельной электростанции и т. д. и т. п., но пришелец из космоса, как всегда, сам позаботился о нуждах своих постояльцев.

Бизнесмен улыбнулся, вспомнив о том, как опасались они в самые первые свои дни пребывания в чреве Корабля одного из помещений, тут же окрещенного «Железной девой», – длинного, полукруглого в сечении туннеля, стены которого были сплошь усеяны тридцатисантиметровыми гранеными шипами, по которым то и дело пробегали сиреневые змейки разрядов. К нему и приближаться не хотелось, не то что гадать, на что такая страсть сгодится.

И что оказалось? Оказалось, что шипы состоят из удивительно хрупкого материала и обламываются при самом небольшом усилии. Естественно, не голой рукой – получить весьма чувствительный удар тока, прикоснувшись к ним, можно было запросто. Но фишка состояла в том, что шипы и отделенные от материнской поверхности оставались источниками постоянного тока, причем вечными. Ну или почти вечными: за те семь лет, что обитатели Корабля пользовались ими, еще ни один электрошип не то что не истощился, но даже не ослабил заряд, получая энергию практически из ниоткуда.

Но и это не было самым главным: напряжение тока напрямую зависело от длины кусочка шипа. Обломочка длиной в два миллиметра хватало для питания мобильного телефона («вечные» мобильники, не требующие подзарядки, позволили фирме заработать неплохие деньги на первых порах, и спрос на них не падал и поныне), а целый тридцатисантиметровый стержень выдавал около трехсот восьмидесяти вольт. Комбинируя стержни, можно было добиться любого требуемого напряжения постоянного тока, а помещенный внутрь проволочной обмотки электрошип позволял получать уже переменный ток.

Ставшая такой желанной «Железная дева» уже пугала лишь одним – тем, что запасы шипов в ней рано или поздно истощатся. Но и тут обошлось: не имеющие ничего общего с живой материей иглы медленно, но неуклонно отрастали снова, позволяя раз за разом снимать со стен и потолка туннеля «урожай» вечных источников электротока.

И не только их. Те же шарики-антигравы, например…

– Приехали, – оторвал от мыслей командира пилот, повернув к нему раскрасневшееся от коньяка лицо. – Станция Березань, кому надо – вылезай…

– Чем порадуете, Олег Алексеевич?

Формальности были позади, и Александр с удовольствием отдался в руки научного гуру, которому, по всему видно, не терпелось удивить шефа очередным открытием из кажущихся неисчерпаемыми кладовых звездного гостя. Они уже были глубоко под поверхностью земли, и невидимый эскалатор уносил их все глубже и глубже.

– Да уж, накопилось с последнего вашего визита, – довольно потер пухлые ладошки Липатов – бывший доходяга изрядно поправился за минувшие семь лет, отрастил профессорское брюшко и практически потерял остатки шевелюры, и до того не самой густой. – Причем… Да сами увидите!

Хотя специалистам из «верхнего» института дорога в недра Корабля была заказана, он отнюдь не был безлюдным: навстречу нашей парочке то и дело попадались люди в белых халатах, а в нескольких отсеках, которые Олег Алексеевич и Александр миновали, – лаборанты просто кишели, занимаясь не совсем понятными делами. Увы, это были не люди, вернее, не настоящие люди, а их копии, произведенные множительным аппаратом Корабля – дубли, как их метко окрестил Агафангел, занимающий сейчас престижную должность завхоза. В смысле, заведующего всем подземным хозяйством. И, судя по всему, он оказался на своем месте.

Однако дубли отнюдь не были теми неуклюжими дебилами, которые выдавал «копир» в первые разы. И об их очеловечивании позаботился все тот же Корабль.

Александр вспомнил, как Липатов буквально вырвал его сюда, чтобы оценить очередное открытие, подаренное гостем из глубин Вселенной. Случилось это на второй год после открытия, когда компания перебивалась с хлеба на квас продажами «вечных мобильников», а о нынешнем размахе оставалось только мечтать.

– Скорее! – тащил за рукав своего шефа ученый, бывший тогда заметно стройнее и бойче сегодняшнего, в недра Корабля, будто то, что он хотел показать, готово было улетучиться без следа в ближайшие секунды.

Марафон завершился в знакомом уже «колонном зале».

– Очередной множитель? – поинтересовался Петров: за год с лишним назначение большинства цветных столбов, кроме тех, что были уже изучены, все еще оставалось тайной.

– Суньте сюда голову! – не терпящим возражений тоном потребовал ученый, подтащив патрона к серебристо-голубой колонне. – Не бойтесь.

– Да я не боюсь… – замялся бизнесмен.

Ему, честно говоря, совсем не хотелось опять видеть на равнодушном транспортере, одному богу известно где и кем сработанном, отрубленную голову. Свою голову, между прочим. Тем более что с этой колонной, как он помнил, подобные опыты как раз не ставили. Вдруг еще какая страсть приключится – кто их знает, этих маньяков от науки.

– Ну что вы, в самом деле! – всплеснул руками Олег Алексеевич и сам сунул голову в голубоватое нечто. – Убедились? – вынырнул он наружу спустя мгновение. – Давайте, давайте – увидите, что будет!

Как ни не хотел Саша, но пришлось последовать его примеру. Уже ныряя в светящуюся псевдожидкость, он вспомнил о зубных имплантах и поклялся собственноручно вырвать Липатову эквивалентное количество зубов, если протезы в результате этого эксперимента вдруг вылетят, как вылетел золотой зуб у покойного Хрипатого – слишком живо было впечатление о не самых приятных в жизни часах, проведенных в кресле французского дантиста-кудесника.

Ощущение погружения в неощутимую жидкость было знакомым и отличалось лишь мгновенно прошедшим головокружением. Он не успел еще толком ощупать языком зубы, оставшиеся, слава Всевышнему, в целости и сохранности, а ученый уже потянул его к транспортерам. И там, к счастью, «мясницкая» лента пустовала. Зато была занята другая.

– Что это такое? – присел Петров на корточки рядом с двумя радужными сферами размером с дыньку-колхозницу, парящими в паре сантиметров над черной лентой конвейера. – Потрогать можно?

– Трогайте на здоровье! – кандидат (тогда он еще не был повышен в научном звании) цвел, как майская роза. – Это абсолютно безопасно. Можете даже в руки взять.

Александр осторожно принял в ладони играющее всеми цветами радуги невесомое чудо – больше всего сфера напоминала мыльный пузырь, разве что плотный, упруго прогибающийся под пальцами, но не лопающийся – и с удивлением понял, что игра красок вызвана беспрестанным перемещением под тончайшей прозрачной поверхностью других сфер всех размеров и оттенков. Казалось, что там кипит и все никак не может выкипеть какая-то удивительная разноцветная жидкость.

– Что это? – бизнесмен поворачивал сферу так и этак, любуясь чистотой красок кипящей внутри жизни.

– Это – ментальный слепок, – с такой гордостью, будто создал это чудо сам, своими руками, объявил ученый. – Или проще – хранилище памяти.

– Но… – Саша чуть было не выпалил: «Хранилище памяти» выглядит совсем по-другому», но вовремя прикусил язык. – Но как это понимать?

– Очень просто! – Олег Александрович чуть не силком отобрал «мыльный пузырь» у начальника. – Здесь заключена вся память человека с самого рождения, и если поместить этот слепок в мозг человека, то он будет знать все о том, с кого снята данная ментальная копия. В данном конкретном случае – моя, – присмотрелся он, вертя сферу в руках.

– Вы можете определить на глаз?

– Пока еще нет, но я проделывал опыт первым, и мой слепок должен был выйти перед вашим… Кстати, – он присмотрелся к Сашиной сфере, по-прежнему висящей над транспортером. – Какой-то странный он у вас… Я таких еще не видел.

– Начальственный, – пошутил Петров, беря в руки свою ментальную копию.

Она и в самом деле отличалась от той, что он только что держал в руках: пузырьки в ней двигались гораздо быстрее и образовывали не смешивающиеся между собой струи разных цветов, свивающиеся в жгуты и образующие миниатюрные водовороты, – все это походило на модель планеты, в атмосфере которой бушуют ураганы.

«Поняли, в чем суть? – услышал Саша «внутренний голос». – Как вы думаете: этот ученый прыщ догадается, что к чему?»

Кандидата ротмистр почему-то недолюбливал с самого начала. Вероятно, из-за вечного, многократно воспетого в художественной литературе презрения русского офицера к штафиркам.

– А как поместить… это в мозг? Операции не требуется?

– Да очень просто! – Олег Александрович воздел руки со своим радужным шаром над головой и опустил его вниз.

Александр не поверил своим глазам: сфера начала медленно погружаться в лысину ученого, словно либо на миг утратила материальность, либо голова Липатова – твердость.

«Чудны дела твои, Господи! – пробормотал Ланской. – Неужели и наше с вами… хранилище…»

– Впрочем, нет! – прервал кандидат операцию на половине и извлек сферу обратно. – Это вряд ли будет доказательно… Давайте чуть иначе… За мной!

Он, едва ли не бегом, устремился куда-то, и Петрову ничего не оставалось, как последовать за ним.

– Нет, – остановился Липатов, будто налетев на стену. – Лучше оставайтесь здесь и подержите мой слепок.

Он сунул свою сферу в руки ошеломленному шефу и скрылся из глаз.

– Только не перепутайте… – донеслось издали.

– Как же, перепутаешь тут, – проворчал бизнесмен, сравнивая обе сферы. – Интересно, граф: а наша с вами кипит активнее потому, что две памяти в одном черепке – перебор? Или как?

Ждать пришлось недолго. Голый дубль появился из тумана на бесшумно ожившем транспортере минут через пятнадцать. Саша впервые наблюдал рождение копии человека своими глазами, и наблюдал за процессом в оба. Ему даже показалось, что он уловил момент, когда сутулая фигура с отвисшим брюшком сформировалась из белесой пелены. Хотя, возможно, ему это лишь показалось.

Лже-Липатов в первые секунды после рождения выглядел совершенно безучастным и напряженной позой (видимо, копирующей ту, в которой зафиксировался внутри «копира» его оригинал) походил на манекен. Но вот глаза обрели некую осмысленность, по белому рыхлому телу пробежала дрожь…

«А его не мешало бы одеть, – заметил Ланской. – Срам прикрыть хотя бы».

«Бросьте, ротмистр. Голыми мы приходим на этот свет… Кто это сказал?»

«Не помню. Но зрелище, я вам скажу, не самое эстетичное».

«Полноте, граф! Вы что – в мужской бане никогда не были?»

«Бывал, но… Вам проще – вы живете в развращенное время…»

Перепалку прервал запыхавшийся Липатов в напяленной кое-как и застегнутой не на те пуговицы одежде: видимо, одевался он после того, как его раздел «копир», на ходу.

– Все, можете вставлять, – сообщил он от входа. – Ну же, смелее! Для чистоты эксперимента я вас даже покину – общайтесь со своей копией сколько хотите. Когда я буду нужен – позовете…

– Стоп, – остановил почти уже было улетучившегося ученого Александр. – А это обратимо? Я имею в виду…

– Не бойтесь, никуда не денутся ваши секреты. Сфера извлекается, а в мозгу реципиента ничего не остается. Ну, как если бы я вынул из компьютера флешку.

– И куда ее потом?

– Как куда? В утилизатор, конечно, – пожал плечами Липатов.

Утилизатором назвали одно из помещений Корабля, почему-то не найденное сразу. Возможно, Корабль и в самом деле менял свою внутреннюю конфигурацию незаметно от присутствовавших в нем людей. Возможно, почувствовав, что они в этом новом гаджете в данный момент нуждаются.

Обычный, внешне ничем не отличающийся от других отсек был примечателен тем, что в нем бесследно исчезали все оставленные там предметы. Причем именно те, что были произведены Кораблем, – все доставленное извне так и лежало без изменений. Невозможно было зафиксировать и сам процесс исчезновения, и до сих пор оставалось загадкой – всасывались предметы мерцающим «живым» полом, растворялись в воздухе или пропадали каким-либо иным способом. При свидетелях Корабль ни в какую не желал утилизировать свою продукцию. Не помогали ни хитро спрятанные видеокамеры, ни система зеркал – предметы пропадали лишь в отсутствие наблюдателей, причем в самое короткое время – стоило только отвернуться или плотно, без дураков, зажмурить глаза. И о причине такой «стыдливости» Корабля оставалось лишь гадать…

А наблюдать исчезновение было бы интересно, ведь с равной охотой он «поедал» и неодушевленные предметы, и вполне жизнеспособных дублей…

Оставшись один – если не считать ротмистра, естественно, – Саша осторожно опустил радужную сферу в голову равнодушно, по-коровьи помаргивающего лже-Липатова (его зачаточного интеллекта не хватало даже на то, чтобы прикрыть срам руками). Поразительное ощущение: вполне материальный на ощупь предмет погружался в другой, еще более материальный предмет, легко и без всякого сопротивления, но, дойдя до какой-то точки, остановился и дальше погружаться отказывался наотрез.

И в этот самый момент дубль ухмыльнулся, вытер ладонью слюну, сбегавшую из уголка рта, и хитро подмигнул отшатнувшемуся бизнесмену.

– Ну и ослом же я выгляжу со стороны!..

И вот сейчас они снова были в «колонном зале», но потащил Липатов шефа к столбу, ему совершенно незнакомому.

Золотистую колонну более чем пятиметрового, на глаз, диаметра он поначалу принял за причудливо изогнутую часть стены, настолько она была велика. Поверхность ее колебалась и казалась жидким зеркалом, отражая все вокруг изломанным и струящимся.

– Хм-м… И давно это появилось? – поинтересовался Петров, изучая свое меняющееся отражение: огромное бочкообразное туловище с головой-кукишем вытягивалось, постепенно превращаясь в подобие гриба-поганки с тонкой ножкой и огромной шляпкой.

– Примерно неделю назад, – развел руками ученый. – Как всегда, без свидетелей. Видимо, корабль решил, что мы созрели для этого подарка.

– Подарка? – с сомнением прищурился шеф.

– Да еще какого! – энтузиазму Липатова не было предела. – Это царский подарок! Императорский! Смею утверждать, что это величайшее из всего, что мы до сих пор получали от него. Да что говорить! Все предыдущее, это так – крошки со стола!

– Вы не преувеличиваете?

– Преувеличиваю? Я преуменьшаю! В миллион раз преуменьшаю! В миллион миллионов!

Хозяин Корабля сорвал очки и яростно принялся протирать и без того чистые стекла, будто собираясь протереть до дыр или добыть таким образом огонь.

– Да вы сами убедитесь! Войдите внутрь, войдите!

Он принялся подталкивать Сашу к золотисто-ртутной поверхности.

«Я бы на вашем месте поостерегся, – заметил Ланской. – Черт разберет этих сумасшедших очкариков…»

«Полноте вам, – мысленно отмахнулся бизнесмен. – Вряд ли он желает мне плохого…»

– Смелее! – нетерпеливо воскликнул ученый и пихнул начальство так, что оно разом пробило зеркальную пленку и оказалось внутри колонны, инстинктивно задержав дыхание…

Внутри было темно – видимо, зеркальная поверхность не пропускала свет извне – и не ощущалось ни тепла, ни холода.

«Прямо дежавю какое-то, – подумал Александр, вспомнив свои ощущения после давнишней аварии. – Еще не хватало, чтобы все по новой закрутилось…»

«А может мы… того? – заметил граф, и его присутствие, как никогда раньше, обрадовало Петрова. – Я ведь примерно такие же ощущения испытывал, когда ваш уважаемый дедушка мне голову прострелить изволил. После собственно ранения, естественно».

Но первые страхи рассыпались, стоило ощутить под ногами слегка пружинящую, но твердую поверхность: он был жив и просто попал в какое-то новое помещение корабля, вот и все. Незнакомое, неосвещенное помещение. Саша осторожно вдохнул воздух и установил, что дышать тут можно вполне – Корабль, как всегда, заботился о своих пассажирах.

«Может, и свет здесь включается как-нибудь…» – подумал он и вдруг понял, что окружающий его мрак совсем небеспросветен.

Сначала тускло, потом все ярче и ярче вокруг него из мрака начали проступать огоньки. А может быть, зрение приспособилось к новому освещению.

«Велики чудеса твои, Господи! – ахнул, позабыв про свою обычную сдержанность, ротмистр. – Да мы в небесных сферах!»

Действительно, окружающее больше всего напоминало космическое пространство с мириадами ярких звезд. Саша висел среди этих звезд, опираясь ногами на нечто невидимое – звезд внизу было ничуть не меньше, чем где-либо. Мелькнул мгновенный страх, тут же улетучившийся: дышалось легко, и вряд ли Корабль стал вышвыривать своего нежно опекаемого доселе пассажира в открытое космическое пространство, не позаботившись о его защите. Да и космос ли это?

Александр протянул руку к одной из звезд, сияющей ярче других и помаргивающей при этом, тогда как остальные горели ровно, и она послушно приблизилась, превратившись в шарик размером с теннисный. Шарик светился уютным желтоватым светом, как электрическая лампочка, а вокруг него неспешно двигался рой крошечных горошин.

«Это же Солнечная система! – догадался Саша. – Это что-то вроде планетария».

Он протянул палец к голубому шарику чуть крупнее пшенного зернышка, и тот вырос до размеров футбольного мяча.

Перед Петровым, укутанные мутноватой дымкой атмосферы под белыми зигзагами и спиралями облаков, проплывали материки и океаны, горы и реки, озера и острова.

«Забавная игрушка, – одобрил Ланской. – А если еще?»

Сашина рука против воли протянулась к еще более выросшему глобусу – на нем как раз проплывал какой-то архипелаг – и дотронулась до одного из островов.

«Ого!»

Остров заполнил все поле зрения, превратившись из едва заметной точки в рельефную карту с темными горами, окруженными зеленой пеной леса. Над центральной вершиной, словно зацепившись за пик, висело плотное облако, отбрасывающее четкую тень на расстилающиеся внизу джунгли, крошечные волны лизали желтоватую полоску пляжа, усеянную цветными точками…

Александр стоял под палящим солнцем, тупо глядя на крошечную тень, жавшуюся к туфлям, утонувшим в белом песке, и чувствовал, как пот струйками стекает по спине: одет он был явно не по погоде.

«Этого не может быть!»

Он присел на корточки и запустил пальцы в горячий песок. Абсолютно материальный на ощупь, ничуть не иллюзорный. Ноздри щекотал запах моря – зеленоватые волны, увенчанные белой пеной, накатывали на берег в каком-то десятке метров от ошеломленного мужчины, – ароматы тропических цветов и дыма.

Загорелые мужчины и женщины, лежащие под крытыми пальмовым листом зонтиками или лениво плещущиеся в море, не обращали на пришельца никакого внимания. Впрочем, нет: один из них – чернокожий в белом костюме и красной бейсболке – как раз пялился на пришельца во все глаза.

– Чудесная погода, сэр, – пробормотал он по-английски, увидев, что Саша его заметил. – Солнце печет… Вам не жарко в костюме?

«Бич-бой. Наверное, принял меня за подвыпившего туриста».

– Вон там раздевалки, сэр, – протянул руку абориген. – Если, конечно, у вас с собой есть купальные плавки, сэр…

– Спасибо, – поблагодарил его бизнесмен. – А нельзя ли здесь где-нибудь попить?

– Конечно, сэр! Чуть правее раздевалок – лобби-бар. Там богатый выбор прохладительных напитков. И спиртного тоже, – на всякий случай добавил он.

«А вот горячительного я вам не советую, – проворчал бдительный граф. – На такой-то жаре! Еще солнечный удар хватит…»

«Да я и не собираюсь пить! Как нам с этого Бали выбраться?»

«А это Бали?»

«Кто его знает… Но точь-в-точь походит. Помните, в позапрошлом году?»

«М-м-м… – протянул ротмистр. – Не бередите душу…»

Воспоминания о райском острове и впрямь были не из самых неприятных. Причем у обоих участников тандема…

От зоркого чернокожего (судя по всему, он совмещал обязанности пляжной прислуги и секьюрити) удалось скрыться только в раздевалке, довольно просторной и комфортабельной.

«Так. Какими будут наши дальнейшие действия? Кричать в потолок: «Корабль, миленький, забери меня отсюда, я больше не буду!» Или сразу искать французское консульство?»

«Прежде всего, – хладнокровно заметил «внутренний голос», – стоит успокоиться и осмотреться. Впасть в панику мы успеем всегда».

Саша не стал спорить. Он подошел к умывальнику на одной из стен, полюбовался на свою распаренную физиономию в огромном зеркале и побрызгал в лицо восхитительно прохладной водичкой из-под крана. Холодная вода подействовала отрезвляюще на перегретый под тропическим солнцем мозг.

Действительно: чего паниковать? Судя по курортникам, занесло их не в Сомали какую-нибудь. В карманах (это он проверил в первую очередь) французский паспорт, уважаемый во всем цивилизованном мире, бумажник с некоторой наличностью и добрым десятком пластиковых карт, сплошь «золотых» и «платиновых», мобильник из своих, «вечных». Причем видящий какую-то местную сеть…

«А это еще что такое? – пробормотал ротмистр. – Там, сзади…»

«О чем это он?» – подумал было Александр и только тут увидел в зеркале золотистое сияние, струящееся из-за спины, рывком обернулся…

В метре от мужчины в воздухе переливалась всеми оттенками золота – от светлого электра до ядреного червонного – миниатюрная копия колонны, оставшейся на корабле. Столб будто приглашал шагнуть в него.

Стоит ли говорить, что Саша не заставил себя упрашивать…

«Откуда взялся этот чокнутый белый, – размышлял Джош Оката, охранник пляжа Бэйли-Бич, присев на пустой лежак в десятке метров от раздевалки, куда неверной походкой удалился минут пятнадцать назад странный незнакомец. – Ведь только что не было его, ан глядь – появился ниоткуда. Мимо меня незаметно он пройти не мог – у меня глаз наметан. Откуда же он взялся? Не с неба же упал? В костюме, при галстуке… Еще бы в шубе какой-нибудь эскимосской по такой-то жаре! И незагорелый совсем! Нет, тут дело нечисто!..»

Рука сама тянулась к карману, в котором лежал «уоки-токи», но каждый раз отдергивалась.

«Подожду еще немного, – уговаривал он сам себя. – Может, выйдет сейчас в плавках, ухмыльнется так снисходительно… И выставлю я себя дураком, если ворвусь. Мало ли он чем там занимается в одиночестве?..»

Следует ли говорить, что начальство очень не одобряло, если обслуга нарушала приватность гостей этого весьма и весьма недешевого курорта. Вплоть до выставления виновников за ворота самым бесцеремонным образом. И невзирая ни на какие заслуги. А найти здесь работу после увольнения не представлялось возможным. Только домой – под палящее солнце Южной Африки, к десяткам миллионов таких же, как и он, бедолаг-соотечественников…

Решился войти Джош лишь после того, как минутная стрелка на его липовом бангкокском «Роллексе» описала полный круг.

«Чем бы он там ни занимался, а целый час в раздевалке делать нечего, – успокаивал бич-бой себя, берясь за ручку двери. – Может, дурно ему стало с перепою, так еще благое дело совершу – человека спасу, можно сказать…»

– Вы в порядке, сэр? – на всякий случай громко спросил он, постучав свободной рукой. – Может быть, нужна помощь?

Ответа не последовало. Не заперта оказалась и дверь…

«Куда он, черт возьми, подевался? – чесал чернокожий пятерней в затылке, стоя посреди совершенно пустого помещения без окон, из которого, как он знал точно, был всего один выход – он же и вход. – Не на крыльях же улетел? С двери я не спускал глаз ни на секунду… Не привиделся же он мне?»

Охранник пожал плечами, машинально закрыл кран с холодной водой, открытый «привидением» до отказа, и, взяв в руки швабру, принялся выметать песок, принесенный пришельцем на своих лаковых туфлях.

– Шастают тут всякие, свинячат, – ворчал он про себя, тщетно пытаясь успокоиться. – Сами исчезнут – так нет, чтобы и грязь свою с собой забрать…

Он уже решил про себя, что никому и никогда не расскажет о странном происшествии. Даже горничной Бетси, с которой вот уже скоро полгода делил служебное бунгало и серьезно намеревался связать жизнь навсегда…

«Уф-ф-ф… – перевел Александр дух, снова очутившись в черноте космоса, рядом с лениво вращающимся глобусом. – Великолепный фокус!»

«Думаете, нам это только почудилось? – засомневался граф. – Разве может быть иллюзия такой полной? Жара, шум прибоя, песок под пальцами, ароматы… Между прочим, там, неподалеку, судя по запаху, явно жарили на углях рыбу…»

«Кому как, а для меня это не галлюцинация, – покачал головой Саша, выуживая из кармана обломок ракушки: как раз наткнулся на него пальцами в песке, когда его окликнул бич-бой, и машинально спрятал в карман. – Я совершенно точно побывал на этом пляже. И имею материальные тому доказательства, – добавил он. – Ракушку эту и… песок в туфлях. Чертовски, между прочим, неприятное ощущение».

Он присел на нечто, что заменяло собой пол – по-прежнему невидимое – и поочередно вытряс легкий, как костяные опилки, коралловый песок из носков и туфель. И зачарованно проследил, как ничем не задержанные отходы просыпались сквозь пол и медленно скрылись в бесконечности крошечной туманности. Так и подмывало повторить эксперимент с чем-нибудь более существенным, но обуви было жаль, и он ограничился бесполезным сувениром с неведомого острова – ракушка последовала вслед за песком, не задержавшись ни на секунду.

«А как мы выберемся отсюда? – вмешался в естествоиспытательские экзерсисы ротмистр. – Сюда мы вернулись, а как выбраться обратно в Корабль?»

Александр оглянулся и с облегчением увидел за плечом миниатюрную копию золотой колонны. Корабль явно не желал зла своим гостям. Да и странно было бы заподозрить его в изощренном коварстве после всего, что имело место ранее.

«На месте выход, никуда не делся, – успокоил он графа, хотя тот все отлично видел его, Сашиными, глазами. – Ну, куда теперь?»

«Знаете, – смущенно пробормотал Ланской. – Я всю жизнь мечтал побывать в Индии…»

«И чего вы там не видели?»

«Ну как же! А мавзолей Великого Могола? А Красный форт? Делийская железная колонна, наконец!»

«А еще грязь, зараза всякая… Колонн у нас и в Корабле полно, причем на любой вкус. Что же до мавзолея… На Красной площади в Москве стоит, причем рядом с красной же крепостью. Фортом, так сказать. Правда, там не совсем монгол лежит, но тоже великий. Почище Чингисхана».

«Вы имеете в виду своего Ульянова? – Петров был готов поклясться, что ротмистр скорчил брезгливую гримасу: ему даже нравилось иногда подкалывать бывшего белогвардейца, люто ненавидевшего большевиков и все с ними связанное до сих пор. – Мне он и даром не нужен… Я бы с удовольствием посмотрел на него не в мавзолее, а на осиновом суку, с пеньковым галстуком на шее…»

Офицер мог развивать эту тему бесконечно, но одернул сам себя: не к месту и не ко времени было это сейчас.

«А вы куда предлагаете отправиться?»

«Ну, на Земле куда-нибудь – скучно… Туда можно и самолетом добраться превосходно…»

«Не хотите ли вы сказать… Да вы с ума сошли!»

«А почему бы и нет…»

Бизнесмен жестом заправского фокусника отстранил глобус, снова превратившийся в крошечный голубой шарик, и нацелил палец на следующий за ним – кирпично-красный. И снова тот послушно вырос в размерах, превратившись в баскетбольный мяч, по которому кто-то стрелял дробью, – поверхность планеты, отлично различимая сквозь реденькую атмосферу, была изрыта оспинами кратеров.

«Это Марс? – скептически поинтересовался ротмистр. – А где же пресловутые каналы?»

«Фантазией оказались ваши каналы, – вздохнул Александр. – Оптическим обманом зрения, если точнее. И марсиан с боевыми треножниками, как выяснилось, тоже не существует… «Войну миров» читали?»

«Слышать – слышал, но прочесть, знаете ли, не довелось… Херберт Вэлш вроде бы?»

«Ну да, Герберт Уэллс».

«Куда отправимся? Давайте сюда…»

Палец ткнул в ничем не отличающийся от других участок красно-бурой планеты и… Ничего не произошло.

«Вот так дела… Не пускает».

«А это что? – подал голос Ланской. – Вон там, над глобусом».

Над медленно вращающимся вокруг оси Марсом помаргивала красная человеческая фигурка, до боли напоминающая такую же на запрещающем сигнале светофора у пешеходного перехода.

«Запрещено… Да и понятно! – спохватился Саша. – Там же мороз за восемьдесят градусов и кислорода почти нет… А если так?»

Он прикоснулся пальцем к фигурке, и та сначала пожелтела, а потом стала зеленой и перестала моргать.

«Хм-м… Теперь можно, что ли? А что изменилось?»

Мужчина оглядел себя и увидел, что окутался некой дымкой, словно сам стал планетой и покрылся атмосферой.

«Молодец, Корабль! Это он меня в скафандр одел. Ну что, ротмистр, рискнем?»

Окутанный «атмосферой» палец снова ткнул в поверхность Марса, мгновенно приблизившуюся настолько, что стали различимы нагромождения присыпанных ржавым песком валунов…

Черно-синее, почти ночное небо, усеянное россыпями ярчайших звезд, маленький, яркий настолько, что больно смотреть, шарик Солнца, низко повисший над близким горизонтом, дюны из кирпично-красного песка, перемешанного с крупными и мелкими камнями, нагромождения валунов…

– Так вот он какой, старичок Марс, – с некоторым разочарованием произнес Александр, глядя, как песок нехотя осыпается в глубокий след.

Вообще-то, странновато было сознавать, что первый человеческий след на Красной планете будет оставлен не рифленой подошвой космического скафандра, а изящным лакированным Mortel, пусть и отделенным собственно от песка тончайшей пленкой защитного слоя.

«Вот прикол был бы, если бы я босиком сюда отправился!»

Мужчина присел на корточки, как получасом раньше на безымянном тропическом острове, и запустил пальцы в песок, от соприкосновения с которым должен был бы замерзнуть даже бензин. Но рука не ощутила холода, только щекотное прикосновение песчинок и мелких камушков. И выуженный на поверхность комочек оказался тоже не ракушкой, а похожим на кусочек керамзита обломком красноватой породы. Только тяжелым. Саша поразился, что не испытывает почти никаких чувств от встречи с неведомым миром: ну пустыня и пустыня, очень похоже на египетскую, виденную не раз и не два. Отвлечься от темного неба над головой – и можно представить, что в нескольких метрах за спиной лижут песок волны Красного моря…

«Скучновато как-то, – разочарованно сообщил ротмистр. – Я, признаться, ожидал большего».

«Принцессу Марса и шестируких воинов верхом на боевых единорогах?»

«Простите?» – не понял Ланской.

«Ну да, Берроуза вы тоже, наверное, не читали…»

«Почему же? Как-то, в Германскую еще, лежа в госпитале, осилил до половины роман о неком выкормыше обезьян. Если вы имеете в виду Эдгара Райса Берроуза, а не кого-нибудь иного».

«Маугли?»

«Почему Маугли? «Книга Джунглей» Киплинга – детское чтиво. Довелось мне читать сию книгу перед сном племяннику своему Петеньке, ныне, увы, покойному. Чудный был мальчик, пал смертью героя в Германскую… Да и выкормили маленького индуса, если мне не изменяет память, волки, а вовсе не обезьяны. Того звали Тарзаном, если не ошибаюсь. А что, о междупланетных перелетах этот американец тоже писал?»

«Да так, ерунду всякую…»

«Как и о Тарзане…»

Петров оглядел еще раз унылую равнину, столько раз воспетую писателями, художниками, кинорежиссерами и даже поэтами, и сунул керамзитовый окатыш в карман. На память. Скафандр этому действию никак не воспрепятствовал.

– Ну что, ваше сиятельство? – спросил он графа вслух. – Рванем дальше?

Звук голоса почти не был слышен – разреженная атмосфера. Но все-таки слышен: неужели скафандр обволакивал и легкие изнутри? Пар-то изо рта не шел. Впрочем, почему бы и нет?

«Фу, Саша, – откликнулся ротмистр. – Рванем… Экое плебейство. Как там говорил ваш знаменитый космоплаватель? Поехали?»

– Поехали…

Мужчина шагнул в гостеприимно распахнутый портал, послушно ожидавший его за спиной, и мгновенно исчез. Впрочем, единственная свидетельница этого – плоская, красно-бурая медлительная ящерица, слившаяся с поверхностью ближайшего валуна и равнодушно взиравшая на странного пришельца, – даже не моргнула. Ее крошечный мозг просто не способен был на удивление…

– Хм-м… Марс посетили, – Саша рассеянно вертел в пальцах марсианский сувенир, надо думать, уже продезинфицированный и дезактивированный чудо-скафандром, размышляя о том, что этот первый в истории человечества образец марсианского грунта, доставленный на Землю человеком в элегантном костюме и модельных туфлях на босу ногу, стоил бы миллионы долларов. Если бы, конечно, каким-то образом, удалось доказать его происхождение. – Куда теперь?

«А разве есть какие-то ограничения? – ротмистром, похоже, овладел азарт. – Давайте-ка на Сатурн!»

– Как прикажете-с, – улыбнулся Александр, – барин. С нашим, так сказать, удовольствием!

Окольцованная планета послушно приблизилась, но с ней вышел конфуз. Сколько ни тыкал бизнесмен в красного моргающего человечка над его северным полюсом, ничего не менялось. То же самое произошло и с Юпитером, и с другими планетами-гигантами. Видимо, и у чудо-скафандра имелись определенные пределы. Вероятно, слишком высокое давление, как, поразмыслив, догадался мужчина, изучавший в свое время, пусть и поверхностно, астрономию в школе. Или гравитация. Или то и другое разом. К похожим выводам, как ни странно, пришел и его «внутренний голос».

«Сатурн и Юпитер – огромные планеты, – сообщил разочарованно Павел Владимирович. – И сила тяготения на их поверхности тоже должна быть колоссальной…»

Удача улыбнулась путешественникам только на одном из безымянных для них спутников Юпитера, куда, после затянувшейся паузы, их все-таки решили пустить. Но, видимо, возможности скафандра были уже на грани, поскольку замерз до костей Саша практически мгновенно и поспешил ретироваться, лишь одним глазком глянув на метель, ревущую над засыпанной странным, зеленовато-голубым крупнозернистым снегом равниной с удивительно близким горизонтом.

«Бр-р-р-р! Чертовски негостеприимное местечко… А что? У нас свет клином сошелся на Солнечной системе?»

«Вы хотите сказать…» – начал было ротмистр, но Александр уже приблизил яркую голубоватую звезду, превратившуюся в огромный косматый шар, и принялся поочередно проверять ее многочисленные планеты – сплошь каменистые шары без малейших признаков воды и атмосферы. Красный человечек над ними даже не мигал, а горел уверенно и безапелляционно. Да путешественникам и самим были не слишком интересны еще более безжизненные, чем Марс, миры.

«Может, поискать что-нибудь другое? – заметил Ланской после третьего по счету фиаско со звездами – красной и ослепительно-белой. – Что-нибудь более похожее на наше Солнце? Подобное в подобном – так вроде бы говорили древние?»

Первая же тускло-желтая звездочка, выуженная наугад, дала положительный результат: в рое обращавшихся вокруг нее планет обнаружились сразу две, судя по цвету, имеющие и воду, и атмосферу. Одна из них так напоминала родную Землю, что у Саши вдруг защемило сердце. Те же спирали атмосферных вихрей, тот же солнечный зайчик на глянцевитой поверхности океана, те же пятна материков, разве что совершенно других очертаний…

И человечек над безымянной планетой, лишь мигнув на секунду желтым, уверенно засветился ровным зеленым разрешающим цветом.

– Нам туда можно, – почему-то шепотом сообщил Саша. – Причем без скафандра. Идем?

И зеленые равнины гостеприимной планеты, похожей на Землю-матушку как родная сестра, приняли их в свои ласковые объятия…