Глава 8. Стрелецкий бунт

Государство оказалось без правителя, Приказы работали по инерции. У Алексея Михайловича, отца Федора, было шестнадцать детей. Два сына: Петр от Нарышкиной Натальи Михайловны и Иван от Милославской Марии Ильиничны. И Милославские, и Нарышкины посчитали – пробил их час. Нарышкины вызвали из ссылки боярина Артамона Матвеева, объявили опекуном Петра. Заручившись поддержкой патриарха Иоакима, объявили наследником на царствование Петра. Якобы перед смертью Федор Алексеевич назвал его имя и вручил скипетр. Иван, урожденный от Милославской, был слаб здоровьем и умом, государством управлять не способен.

Милославские, почуяв угрозу своим интересам, начали принимать меры. В их руках были деньги, влияние среди бояр, и главный козырь – царица Софья. Действовали быстро. Стрельцам, коих в столице насчитывалось двадцать тысяч, были обещаны деньги, а еще про Нарышкиных распускались нелепые слухи.

Алексей, для кого Милославские представляли угрозу, сразу понял: надо противодействовать. А как? Обратился к Матвееву, но тот грозящей вскорости беды не понял, отмахнулся. В первую очередь ходоки-подстрекатели пытались перетянуть на свою сторону кремлевских стрельцов. Алексей, как мог, не допускал их тесного общения со стрельцами. Устраивал учения, смотры, отговаривался интересами службы. Но тяжело было действовать в одиночку, без сильного покровителя или защитника. Он всего лишь сотник. А со стороны Милославских бояре и князья со своей челядью, туго набитой мошной, силы несопоставимые. Да и выступи он в открытую, прихлопнули бы, как комара. К Заборовскому пойти, узнать расклад сил? Все же думный боярин. Но после смерти Агафьи и затем Федора Алексеевича он сник, разом постарел, отошел от дел и не был желанным гостем, как раньше, во многих домах. Но передумал, не пошел. Заборовский тяжело переживал смерть Агафьи и внука Ильи. Для Федора Алексеевича Илья был сыном и наследником престола, а для Семена Ивановича – первым внуком. Известное дело, внучат любят сильнее, чем детей.

Куда-то делись Языков и Лихачев, видимо, убоялись мести Милославских, решили отсидеться поодаль от столицы. Алексей вновь попробовал пообщаться с Матвеевым или с кем-то из Нарышкиных, предупредить о грозящей опасности. Но дальше порога дворца его не пустили. Незнакомые люди в боярских одеждах вытолкали его взашей. Алексей себя потом корил. Нашел, в чем во дворец идти: в кафтане стрелецкого сотника. Для Нарышкиных слухи наверняка доходили, и стрелец для них синоним угрозы.

И события не заставили себя долго ждать. Утром 15 мая 1682 года стрелецкие полки подняли бунт. С криками, что Нарышкины задушили Ивана, они двинулись к Кремлю. По дороге к бунтовщикам присоединялись горожане. Алексей, бывший начеку, приказал закрыть ворота. На Спасской башне успели приказ исполнить, а на Троицкой и Боровицкой – нет. Через них и хлынула многочисленная толпа. Во избежание жертв Алексей приказал охранять входы во дворец и казначейство, в храмы и монастыри. Впрочем, монахи успели закрыть ворота и наблюдали за происходящим со стен. Чудов монастырь был местом для наблюдения превосходным.

Стрельцы стали кричать, что, если им не покажут Ивана, они сами ворвутся во дворец, и горе тому, кто будет мешать. Наталья Кирилловна, испуганная, в сопровождении патриарха и многих бояр, вывели на Красное крыльцо малолетних Петра и Ивана в надежде, что стрельцы и горожане успокоятся и разойдутся. Но подстрекаемые людьми Милославских, сновавших в разгоряченной толпе, стрельцы схватили Артамона Матвеева, с Красного крыльца бросили на бердыши стрелецкие, потом стали рубить раненого. Бояре в страхе безмолвствовали и крестились. Но Господь не помог. Из кучки бояр выхватили князя Михаила Долгорукова и его убили, изрубив на куски. В запале, опьяненные первой кровью, стрельцы убили двух братьев Натальи Кирилловны. Маленький Петр был страшно напуган, держался за юбку матери. Он сам был на волосок от гибели. С этих пор его стали преследовать нервный тик и приступ падучей, как называли эпилепсию, столь велико было потрясение. Стрельцы не успокоились, ворвались во дворец, выволокли притаившихся бояр, зарубили. А далее, опьяненные победами и не встречая сопротивления, ведомые людьми Милославского, отправились по городу. За половину дня многие сторонники Нарышкиных были убиты, растерзаны. Заодно Милославский свел счеты с неугодными ему боярами, князьями, дворцовой челядью. На улицах стоял крик и вой, валялись трупы. Столица застыла в ужасе, ожидая новых бесчинств. После нескольких дней затишья, когда стрельцы вняли просьбам патриарха и Софьи и убрали с улиц смердящие трупы убиенных, 26 мая в Кремль явились выборные от стрельцов с требованием, чтобы Иван был признан первым царем, а Петр вторым. Опасаясь повторения убийств и погромов, бояре согласились. Разве у них был другой выбор?

Патриарх Иоаким совершил в Успенском соборе молебен, а 25 июня венчал братьев на царство. Для них изготовили специальный трон на два места. Стрельцы, чувствуя свою силу, видя уступки бояр, 29 мая потребовали, чтобы Софья, старшая сестра братьев, взяла на себя управление государством, по причине малолетства братьев стала регентом. И снова получили согласие бояр, мало того, Наталью Нарышкину с сыном Петром удалили от двора в подмосковный дворец в Преображенском.

Софья начала с перестановок. Любезные сердцу Федора Алексеевича люди были удалены от дел, назначены новые. Стрелецким приказом был назначен руководить князь Иван Андреевич Хованский, боярин Иван Михайлович Милославский – сразу тремя Приказами: Иноземного строя, Рейтарского и Пушкарского, князь Василий Васильевич Голицын – управлять Посольским приказом, в чем немало преуспел, хитер был. Софья отблагодарила стрельцов. Выплатила им задержанное жалованье, а сверх того каждому выдали по десять рублей, сумму для того времени большую. Кроме того, для стрельцов устроили распродажу по сниженным ценам имущества убитых ими бояр, дворян и рядового люда. При каждом боярине или князе многочисленная челядь была. Их тоже не щадили, потому бунт стрелецкий кровавым вышел, как любой мятеж в России, – бессмысленный и беспощадный.

Алексей решил немного выждать, не брать чью-либо сторону. Но события сами подтолкнули его. В один из дней утром, перед разводом караулов, услышал шум у воинской избы. Вышел посмотреть. У входа стрельцы его сотни сцепились с незнакомыми стрельцами. Около десятка их, при оружии.

– Стоять! – гаркнул Алексей. – По какому поводу потасовка?

Подчиненных Алексею стрельцов сотня, а пришлых десяток, расклад не в их пользу. Ретировались чужие стрельцы, пообещав вернуться.

– Чего им надо было? Или вы не поделили чего-нибудь?

– Тебя искали, сотник. Бают – Нарышкиных ты защищал. Врут! Мы тебя давно знаем, не выдадим.

Опа! Рука Милославских. Подговорили стрельцов, те в Кремль и заявились. Алексей в последнее время в город не выходил, даже ночевал в полку. Выходит, сам того не подозревая, обезопасил себя от неприятностей. Так ведь, если захотят, наемного убийцу подослать могут. Лучше будет на время из столицы исчезнуть. Деньги есть, из того мешочка, что Заборовский давал, еще ни одной монеты не потратил. А еще деньги из жалованья накопил. Куда тратить, если форма и харчи казенные, как и крыша над головой? Были бы семья и дом, другое дело, там расходы обязательные.

Улучил момент, когда в Кремле появился князь Голицын. Знал он его еще по пребыванию в Измайлове. Не приятельствовали, слишком велика разница в положении и возрасте, но и антипатий друг к другу не имели. Дождался, пока князь из дворца выйдет, подошел.

– Сядь в возок, – кивнул князь.

Узнал Алексея, но при множестве народа вокруг афишировать встречу не хотел. Отъехали к Благовещенскому собору, кучер возок остановил.

– Что, Алексей, худо?

– При Федоре Алексеевиче по ложному обвинению в ссылку сослан был. А третьего дня чужие стрельцы повязать меня хотели.

– Откуда ветер дует, знаешь?

– А то!

– Уехать бы тебе из Первопрестольной на время надо. На годик-два, за это время пена уйдет, все образуется. С обидчиком твоим я в отношениях натянутых, повлиять не могу. Но ты парень хваткий, ситуацию в свою сторону повернешь. А сейчас прости, времени нет, меня посол шведский ждет.

– За совет спасибо.

– Дай бог, встретимся еще!

Алексей выбрался из возка, прикрыл дверцу, возок сразу тронулся. Хитер Голицын, провел разговор и ни одну фамилию не назвал, не зря в Посольский приказ назначен.

Просто уехать из Москвы – стало быть, покинуть место службы, дезертировать. Для Алексея неприемлемо. Надо бы с поручением, и подальше – в Астрахань, Свияжск, Воронеж. Можно в Сибирь, но там места холодные, больше для ссылки пригодные. Голицын совет дал, но не конкретный. Надо самому искать выход. Интуицией чувствовал: сгущаются над ним тучи. Один раз повезло, стрельцы своей сотни вступились, а другой раз их рядом не окажется. И тянуть с исчезновением из Москвы не стоит.

После смерти Федора Алексеевича подняли голову старообрядцы. Начали ходить по стрелецким полкам, ругать новые церковные порядки, мутить стрельцов на бунт. Между стрельцами вспыхивали драки из-за веры. Глава стрельцов Хованский поддержал старообрядцев. Все же предводитель старообрядцев Никита Пустосвят был убит, обезглавлен. Софья Алексеевна поняла, что все надежды ее на стрельцов как на силу пустые. Отныне князь Хованский стал ее противником. В Донском монастыре 19 августа должен был состояться крестный ход, по традиции в нем должны были присутствовать цари. В полном составе: оба царя, вдовствующие царицы Наталья и Марфа, а также восемь царевен и Софья под охраной царских стольников выехали в монастырь, но по дороге свернули в Коломенское, подмосковное имение царской семьи, оттуда по проселкам добрались до села Воздвиженского, в нескольких верстах от Троице-Сергиевого монастыря, который был выбран в качестве царской резиденции. Противостояние со стрельцами было серьезное, и только монастырь с его крепкими стенами мог сохранить царскую семью в безопасности.

Князь Хованский почувствовал свою силу, ведь в Москве и Подмосковье других войск, способных противостоять стрельцам, не было. Вместе с сыном Андреем он отправился на переговоры в Воздвиженское. На ночевке они были схвачены царскими стольниками и 17 сентября, в день рождения Софьи, в качестве пленников доставлены в Воздвиженское. Софья их не приняла, на окраине села бояре зачитали им обвинение в намерении извести царей и захватить власть, объявили смертный приговор, который тут же привели в исполнение, отрубив головы.

Лишившись главы Приказа, стрельцы растерялись, стали слать Софье покаянные письма и челобитные. Софья, в свою очередь, стала слать письма в ближайшие губернские города с просьбами собрать ополчение. Стрельцы испугались, начали просить Софью о милости, обещали служить верой и правдой. Софья обещала прощение при условии казни Алексея Юдина, помощника Хованского. Стрельцы Юдина убили. Тотчас главой Стрелецкого приказа был назначен думный дьяк Федор Леонтьевич Шакловитый. Он быстро навел порядок. Стрелецкие полки из Москвы, участвовавшие в бунте и погромах, были отправлены в Курск под благовидным предлогом защиты от крымских татар и османов. За стрельцами шли обозы со стрелецкими женами и детьми, скарбом. Москва облегченно вздохнула. Уже в ноябре царский двор воротился в Москву. Для Алексея угроза со стороны стрельцов миновала, но оставался его главный враг – Милославский, человек деятельный, хитрый, злопамятный. Чин боярина он получил еще в 1677 году. После Аптекарского приказа был главой приказа Большой казны (по-современному министром финансов), Рейтарским приказом, Большого дворца, Галицкой чети, Владимирским и Иноземным приказами. И везде расставлял свою родню или преданных ему людей. Жаден был и корыстен, воровал из казны, брал подношения, считая, что Приказы даны ему на кормление. Всегда держал нос по ветру. После смерти Федора Алексеевича стал поддерживать Софью. Владел дачей – селом Кунцевым. Петр I, видевший, как Милославский подстрекал стрельцов во время бунта, яро ненавидел боярина. И когда пришел к власти, распорядился достать из могилы прах Милославского, что был похоронен на кладбище при церкви Николая Чудотворца в Столпах в Армянском переулке, и отвезти на телеге, запряженной свиньями, в Преображенское, где сбросить в яму.

Стрелецкий полк в Кремле тоже подвергся репрессиям. Часть стрельцов была переведена в иные полки, а на их место взяли других, полковника Головатого с двумя сотнями стрельцов вывели в Курск, другую сотню во главе с Алексеем – в Воронеж. Терехов в душе возмущался. Их полк охранял Кремль и меньше других был замешан в бунте, но попал под раздачу. А с одной стороны, Алексей и рад. В Москве сейчас правят бал Софья и Милославские, которых целый клан. А Иван Михайлович не из тех, кто оставляет недругов или противников в покое. В принципе, Алексей ничего плохого Милославскому не сделал, но перешел дорогу, когда встал за царский трон. Милославский опасался усиления влияния любого человека на царя, будь он хоть малых чинов, хоть князь или думный боярин.

Переход стрельцов до маленького городишка Воронежа, коим он был в то время, занял почти полтора месяца. Сильно тормозил обоз, да под конец перехода зарядили дожди, дороги стали непроезжими. Не столько ехали, сколько толкали телеги. Усталые, измученные, в мокрой одежде, прибыли в город. С трудом расположились. В воинской избе тесно, не рассчитана длинная изба на такое количество людей. Немного позже, когда Петр женится на Евдокии Лопухиной, сошлет в монастырь Софью и будет править единолично, Воронеж разрастется, в нем будут строиться корабли для Азовских походов Петра.

Город стоял на удобном месте, недалеко от слияния рек Дон и Воронеж, прикрывал губернии российские от набегов крымских татар. Кстати, Россия до сих пор платила Крымскому ханству дань. Крымчаков уже раздавили бы, если не сильная поддержка ханства Османской империей. А татары своих разбойничьих замашек не забывали, то с грабительскими походами по Украине пройдут, то по южным землям России. И мутят народы постоянно, особенно единоверцев – башкир, ногайцев.

У Алексея забот полон рот. Всех стрельцов и семьи их разместить надо, зима на носу, да о прокорме думать. Хорошо, что местный воевода помог. После Москвы, города по тем временам огромного, Воронеж селом казался. Зато Алексею дышалось легче – недругов нет. Настала зима. По степям ветер сильный, снег несет. В такую погоду только в теплой избе сидеть. Одно радует – набегов нет. Только проходят мимо обозы – к Крыму или к казачьей столице Черкасску. Обозы в город заходили на ночевку, самим поспать, лошадей покормить, в конюшне при постоялом дворе отогреть.

Однажды с гиканьем и свистом, прямо разбойничьим, в город через крепостные ворота влетел отряд казаков, остановились на постой. Отрядом командовал седоусый казак.

– Кто это? – спросил Алексей у ратника-стражника.

– Из Черкасска войсковой атаман Фрол Минаев. Зимнее посольство в Москву, не иначе. За жалованьем едут, каждую зиму так.

Жалованье Донскому казачьему войску завозили раз в год, в конце его. Казаки остановились на два дня. С ними прибыл еще один человек, страшного вида и поведения. По одеянию на монаха похож, однако проповеди нелепые. Алексей подошел, послушал – о пришествии Михаила Архангела вещал мужчина. Как оказалось, видел он Кузьму Ларионовича Кузнецова по прозвищу Косой, личность на Дону известную. Был он уроженцем Ельца, проживал в кузнечной слободе близ Введенской церкви, был женат, имел сына. В тридцать лет отправился на моление в Соловецкий монастырь, что не было редкостью, такое паломничество приветствовалось. Пробыл в монастыре недолго, в 1658 году в Соловецкий монастырь привезли новопечатные книги патриарха Никона. Монахи, книги прочитав, нововведения отвергли. Кузьма к ним примкнул, стал старообрядцем, ушел из монастыря. Бросив семью, ушел на Дон, подальше от властей, обосновал на Заполянском острове в верховьях реки Медведицы крепость-монастырь. Неподалеку, на реке Чир, монах Иов основал еще один старообрядческий монастырь. Старообрядцы по всей стране стали подвергаться гонениям, особенно после сожжения протопопа Аввакума, и потянулись на юг во вновь основанные монастыри. В 1674 году на старообрядческие монастыри был послан отряд стрельцов из Тамбова. Старообрядцы, извещенные сообщниками, разбежались на время, стрельцы вернулись ни с чем – ни пленных, а тем более зачинщиков.

А Кузьма Косой вновь начал проповеди.

«Во всем Московском государстве благочестия нет», – утверждал он. До поры до времени казачество относилось к старообрядцам лояльно, даже одобряли.

А по весне гонец привез в Воронеж приказ от главы Стрелецкого приказа Шакловитого: сотне Терехова монастырь на Медведице извести, Кузьму Косого пленить и в железах в столицу доставить. Алексей приказ прочитал, хмыкнул. Приказ всегда легче отдать, чем выполнить. Начали собираться – запас провизии на телегах, немного овса для лошадей. Трава в степи уже выросла, подножный корм есть, но если кормить коней одной травой, у них животы пучит, погубить можно. Вышли конно, при маленьком обозе в пять телег. Рядом с Алексеем проводник идет, которого воевода выделил. Для стрельцов местность незнакомая, раньше эти земли назывались Диким полем, отары овец и табуны лошадей паслись, принадлежащих орде. Сгинули уже монголы, только память недобрая осталась. Кончились сосновые и еловые леса. В степи без проводника ориентироваться сложно. Ни карты, ни компаса, проводник по одному ему известным приметам ведет. Кажется – пустынна степь. Ан нет, далеко впереди, на холме, всадник на коне покажется и исчезнет. А кто он? Татарин, казак, раскольник – поди разгляди. Три недели добирались, а когда прибыли, Алексей понял: штурм трудным будет. Во-первых, монастырь на острове, до него еще добраться надо, а как, если лодок нет? Плыть рядом с конем, держась за него, как татары делали? А как же пищали тяжелые, порох? Пищали на дно тянуть будут, а кроме них у стрельцов сабли, бердыши, – одним словом, железо. А порох замочи, так и пищали не нужны, как без пороха стрелять? А еще запас свинцовых пуль, амуниция. Да и это не все. Монастырь на острове укреплен не хуже иной крепости. Высокий тын из бревен наверху земляной насыпи. С двух сторон речной берег, тут, если атаковать, то с кораблей, перебросив мостки. А ни кораблей, ни лодок нет, хоть бы воевода воронежский или проводник заранее предупредили. Сами не знали или подвох устроили? Сторонников у старообрядцев много, вполне возможно. Расположились лагерем на берегу реки, напротив острова. Из-за тына выглядывают старообрядцы и, похоже, чувствуют себя в безопасности. Бревенчатый тын высокий, бревна крепкие. Чем славна воронежская земля, так это сосновыми лесами. Сосны крепкие, высокие, корабельные, позже Петр Великий использовал их для мачт кораблей. При подготовке второго Азовского похода, зимой 1695 года, в Воронеже построили 522 судна, 42 большие мореходные лодки и 134 плота, на которых перевозили грузы.

Остаток дня ушел на обустройство лагеря. Навесы натянули, как защиту от солнца и дождя, телеги полукругом составили. Жаль – мало их, весь небольшой лагерь окружить нельзя, тоже своего рода укрытие от нападения, особенно конницы. Кочевые степняки – скифы, половцы, татары – в походах всегда так делали, когда с обозами шли. Алексей кашевара назначил, караульную смену. Воинский порядок всегда поддерживаться должен, беспечность приводит к кровопролитию, потерям.

Сварили кулеш, быстрый в приготовлении и сытный. После многодневного перехода устали и люди, и кони. Стрельцы спать улеглись. Алексей сам вздремнуть успел, а после полуночи поднялся, к караульному подошел, службу проверить, а еще предупредить:

– Я на берег схожу, буду возвращаться – голос подам, не стрельни с перепугу.

– Я не из пугливых, Алексей Иванович.

Алексей к берегу подошел, наклонился, пальцы в воду опустил. Б-р-р! Холодно! Весна, она и на юге весна, вода в реках и ручьях не прогрелась еще. Все же от задуманного не отступил, разделся донага, медленно в воду вошел, чтобы не плеснуть. Ох и холодрыга! До острова посеред реки полсотни аршин, переплыл быстро. На берегу ил рукой зачерпнул, вымазался весь. На теле одежды нет, при лунном свете белое тело заметно. А вымазался – с пяти шагов в темноте не разглядишь. Алексей решил сам разведать обстановку на острове, укрепления староверов поглядеть, пощупать. Иначе, не зная конкретной обстановки, как составлять план штурма? Сначала по острову прошелся осторожно, перебегая от дерева к дереву, прислушиваясь. Остров в длину сто саженей, как не больше, но узок, двадцать пять-тридцать саженей в ширину. С обеих сторон протоки. Справа по течению, где стрельцы расположились, протока шире, слева в два раза уже. По всему острову деревья растут: граб, дуб, осина. На южной оконечности острова крепостица, причем основательная, добротно сделанная. На небольшом естественном возвышении тын, ворота дубовые, да еще железными полосами окованы. По углам две сторожевые площадки. Если защитники духом сильны, что у староверов в избытке, да оружием владеть умеют, потерь среди стрельцов не избежать. Кое-какие исходные данные есть, пища для размышлений собрана. Завтра направит он на берег двух глазастых стрельцов для наблюдения, пусть попробуют посчитать староверов, а сейчас назад, его и так уже трясло от холода. На своем берегу обмылся от ила, одежду натянул прямо на мокрое тело. Подходя к лагерю, окликнул:

– Прохор, это сотник.

– Проходи.

Алексей обогрелся у костра, подбросил в огонь веток. Слегка угревшись, уснул. Утром еще бы соснуть часок-другой, да от реки сыростью тянет, прохладой, легкий туман ползет. Стрельцы поднялись, что физиономии, что кафтаны стрелецкие мятые. На земле спали, только дерюжку подстелив. Пока кашевар завтрак немудреный готовил, Алексей снова к берегу спустился. При дневном освещении укрепления смотрелись более грозно. Не понравились Алексею две бойницы, которые больше других были. Не пушечные ли? А то будет неприятный сюрприз. В таких крепостцах устанавливались небольшие медные пушки, стрелявшие дробом, – каменным или свинцовым, вроде картечи. На небольших дистанциях выстрел из такого дробовика был очень эффективен, действовал не хуже пулемета. Но и минусы были. У крепостной пушки угол обстрела невелик, а перетащить ее на другое место мешкотно, да и не один человек потребен. А кроме того, заряжание долгое, в лучшем случае один выстрел в десять-двенадцать минут, если пушкари опытные. Только откуда им тут взяться? Однако противника недооценивать нельзя. Как подтверждение, со стороны крепости-монастыря прозвучал выстрел из пищали. Пуля рядом просвистела, выбив из земли при ударе фонтан грязи. Алексей приметил, откуда стрельба велась. Порох дымный, стрелок выдает себя густым черным облаком, не говоря о звуке выстрела и вспышке дульного пламени. Стреляли не из амбразуры, а поверх стены. Стало быть, по периметру стены изнутри смотровые площадки идут. Выстрел у монастыря стрельцов встревожил, несколько ратников примчались на берег, все при оружии.

– Сотник, не зацепило?

– Промахнулись.

За тыном виднелись головы староверов. Они выкрикивали в сторону стрельцов угрозы, показывали непристойные жесты, стараясь обозлить. Один из стрельцов вызвался:

– Алексей Иванович, дозволь пальнуть?

Алексей стрельца знал, один из немногих в сотне действительно метких стрелков.

– Один выстрел! Только не осрамись. Тратить попусту порох и свинцовые пули – непозволительная роскошь, ведь пополнить неоткуда. Что до Воронежа, что на север от острова, что до Черкасска, что южнее, далеко.

Матвей, как стрельца звали, к делу подошел обстоятельно. Бердыш подтоком в землю воткнул. На обух лезвия бердыша пищаль уложил стволом длинным, подсыпал на полку замка свежего пороха, взвел курок кремневого замка, приладил приклад к плечу. Стрельцы взгляды на крепость перевели. А староверы потешаются над стрельцами, прямо вакханалию устроили, руками размахивают, рожи корчат. Выстрел для всех грянул неожиданно. Дым в сторону легким ветром отнесло, но Алексей с подветренной стороны от стрельца стоял, видел, как взмахнул руками и рухнул один из мужчин на смотровой площадке. Староверы сразу попрятались, осознав грозящую опасность. А стрельцы удачный выстрел товарища приветствовали одобрительными криками, подходили, хлопали по плечу. Кому, как не им, знать цену точного выстрела. Гладкий ствол, круглая пуля и дымный порох – не самое лучшее сочетание для дальней и точной стрельбы. Всей гурьбой направились к лагерю. По случаю удачного начала боевых действий Алексей распорядился выдать по чарке вина из бочонка. Под кулеш вино было принято на ура. А честно сказать – дрянное винцо, яблочное, фактически – сидр. Не возделывали еще виноград в России, значительно позже в Крыму Потемкин заложит первые виноградники.

После сытного завтрака да под сухари Алексей распорядился двум стрельцам наблюдать за монастырем. Важно было узнать численность. А сам с проводником беседовать начал. Уж коли привел к острову, не исключено, что внутри бывал.

– Феоктист, ты обустройство монастыря знаешь? – обратился к проводнику Алексей.

– Бывал дважды, оба раза о прошлом годе летом.

– Как обитатели на остров добираются?

– Так лодки у них есть. На тыне, на дозорных башенках всегда дозорные есть. Кто в монастырь пришел, кричит с берега, за ним лодку высылают.

Лодок на острове, к своему стыду, Алексей во время ночной разведки не видел. Да и то сказать – темно, а может, в камышах замаскированы.

– Если помнишь, обскажи, а лучше нарисуй, где что у них внутри.

Проводник на земле веточкой чертить стал.

– Это у них церковь, по размеру мала, почти часовенка. В этой длинной избе – людская. Эта – для семейных. В углу амбар для припасов.

– Пушки видел ли?

– Не видел, врать не буду. Но пищали есть точно, а еще копья, сулицы, сабли.

– Хм, откуда же?

– Косой с казаками дружит. Они ему и оружие доставили, и провизию регулярно пополняют. Денежки-то у Кузьмы водятся, расплачивается с торговцами. Если долго здесь пробудем, сам увидишь. Как торговый обоз мимо идет, обязательно одна телега для монастыря разгружается.

И правда, пока стрельцы за монастырем наблюдали, подошел обоз. На стрельцов покосились, стали выкликать староверов. Да только никто выйти или на лодке подплыть из них не решился. Купец затылок чешет в задумчивости.

– Куда же мне припасы девать?

– Мне продай, если цену ломить не будешь, возьму.

Алексей припасы на телеге осмотрел. Два мешка крупы – пшено и гречка, мешок муки, небольшой мешочек соли – ценность! А еще две корзины сушеного мяса и кувшин меда. Алексей уже понял: нахрапом не возьмешь монастырь. Лучше выждать, пока припасы закончатся. После зимы их много не должно остаться. Потеплело, да дороги проезжими стали не так давно. Сторговался с купцом, деньги отдал. Стрельцы припасы с телеги быстро под навес перенесли. Сотня здоровых мужиков, да на свежем воздухе, аппетит зверский. Алексей побоялся, что припасы у самих кончатся, тогда несолоно хлебавши придется с позором уйти, приказ не выполнив, или нескольких стрельцов с телегами в Воронеж отправлять.

Из-за тына за перегрузкой провианта с завистью смотрели. Стрельцы из наблюдателей доложили о примерном количестве обитателей. Получалось около трех сотен, это с женщинами. Они из монастыря днем к протоке выходили – воды для приготовления пищи набрать, постирать на берегу. У Алексея план штурма созревать начал, но для этого разведка дневная нужна. В темноте много ли разглядишь? Обговорил с десятником, которого за себя оставлял, все детали. Алексей у стрельцов поспрашивал, нашел черного цвета рубаху. Голышом по острову он больше шастать не будет, но и в стрелецком кафтане тоже несподручно. Вечером поздним с десятником к берегу пошел, разделся, кафтан десятнику отдал. Сам все вещи и сапоги в узел завязал. Из оружия только боевой нож. В воду вошел, узел на голове, рукой его придерживает, чтобы не промок. Перебрался на остров, подальше от монастыря, оделся, сапоги натянул. Без обуви плохо, при ночной вылазке все ноги себе исколол. Нож проверил – легко ли из ножен выходит, не скрипит? Обошел остров по периметру. О! Вот они, лодочки! Обе рядом стоят у деревянного причала. Одна маленькая, на двух-трех человек, вторая большая, целый баркас, десятка полтора людей свободно возьмет или груза телегу. Зигзагами остров обошел, чтобы ничего не пропустить. А только ничего интересного не обнаружил. Поблизости от крепости высокое дерево выбрал. Для наблюдения удобно, однако немаловажная деталь есть. Листья только распустились, маленькие, в такой кроне днем не спрячешься, внимательный наблюдатель сразу засечет. Выходит, толку от вылазки немного. Пока темно, убираться с острова надо. Да не просто уйти, а дверью хлопнуть. К мосткам прошел, веревку от маленькой лодки, что к пню на берегу шла, отвязал, привязав к корме большой лодки. Сюда бы на весла двоих. Веслом от мостков оттолкнулся, с трудом, напрягая все силы, обе лодки на стремнину вывел. А силы выгрести против течения нет. Хоть бы лодки от острова увести, стал по течению спускаться. Как остров миновал, к своему берегу направил баркас. Греб изо всех сил. Сам баркас тяжел, еще на буксире маленькая лодка болтается. С трудом к берегу подошел, к иве, чьи ветви до воды спускались. И не для маскировки, чтобы баркас привязать, дабы не унесло. Лодки угнав, лишил староверов удобной связи с берегом, а для стрельцов приобрел средство передвижения. Рано или поздно стрельцов для штурма на остров переправлять надо будет, пригодятся. К лагерю стрельцов пошел. Караульный его окликнул:

– Стой! Кто таков?!

– Сотник Алексей.

– Проходи.

Алексей по берегу пошел, где его десятник Герасим ждал на случай неудачи.

– Герасим, я две лодки от острова пригнал, по течению ниже стоят. Поутру берешь четырех стрельцов, перегоните их к лагерю, пусть под приглядом будут.

– Исполню. А что не остался?

– Днем прятаться негде.

– Оно так.

Алексей отдыхать направился, уже большая часть ночи прошла. А утром проснулся от воплей. Вскочил на ноги. Стрельцы к берегу сбежались, к которому лодки причаливают. Тут же вбили в землю деревянный кол, лодки привязали. Стрельцы добыче рады. А со стороны монастыря крики негодования, оскорбления. Конечно, староверы свои лодки сразу опознали. Поняли свой промах, что лодки не стерегли, а уже поздно. Алексей распорядился на ночь караульного к лодкам выставлять, чтобы староверы не смогли свои плавсредства вернуть.

Алексей, чтобы стрельцами не рисковать попусту, решил монастырские стены поджечь. Собственно, ничего нового он не изобрел, и бунтовщики из татар стены острога подожгли горящими стрелами. Луков у стрельцов нет, пулей не подожжешь. Масло нужно, а где его взять? Алексей решил не торопиться. «Солдат спит, служба идет» – поговорка есть такая. Но зато каждый обоз не пропускал, досматривал. Купцы не обижались, стрельцы и Алексей ничего не отбирали, чай не разбойники, государевы люди. Если что-то нужное было, торговались, покупали. Только через две недели в проезжавшем обозе льняное масло в кувшинах нашлось. Поторговались, Алексей все масло скупил. Если на еду пустить, в кашу добавлять, надолго бы хватило. А стены деревянные полить, так и маловато. Когда горшки с маслом стрельцы перетаскивали с подводы, удивлялись:

– Зачем так много?

И только старослужащие догадались.

– Ты бы помолчал, Иван. Не для еды масло. Не иначе сотник стены решил поджечь.

Теперь, когда масло было, надо продумать, как и когда поджог устроить. Алексей детали продумал. Для поджога двух-трех человек хватит, однако маленькая лодка людей и кувшины не вместит. Баркас задействуют. Четыре стрельца на весла, двоих-троих на переноску кувшинов от места причала до монастыря. А еще пару человек – разом поджечь. С этим сложнее: кремень, трут, кресало, еще травы сушеной набрать или сухих веточек. А где их взять, если трава молодая, сочная? И сухих ветвей нет? Клич среди стрельцов кинул, сообща выход нашли. Немного жерди с телег ножами пообтесали, для поджога хватит. А вместо трута, кресала и прочих приспособлений сняли с двух пищалей кремневые замки. Алексей каждую мелочь продумал, мысленно проиграв поджог, последующий штурм. Упустишь мелочь – и вся операция провалиться может. Начинать по темноте надо. Для группы людей сам отобрал. Что посильнее физически, тех на весла. Кто навыки охотника имеет, может ходить по лесу тихо, тех на поджог. Конечно, весь десант сам возглавлял. Ответственность за уничтожение монастыря на нем лежит, и лучше всех ход операции самому контролировать. С десятниками, что на берегу оставались, с большинством стрельцов все детали обговорил. Ночь предстояла бессонная, беспокойная. Впрочем, и день тоже.

Кувшины в баркас затемно погрузили. Алексей всех предупредил: тишина полная. Кто слово скажет, самолично кулаком зубы в глотку вобьет. Смазанные уключины не скрипели. Баркас сначала по течению Медведицы спустился, потом, после стрелки острова, уже по другому рукаву реки до причала поднялись. Четверо стрельцов при пищалях на веслах остались. В случае неудачи они огнем прикроют и баркас отведут. С четырьмя стрельцами, каждый из которых по два кувшина с маслом нес, пошли к монастырю. Алексей и сам кувшин нес. Много народу сейчас ни к чему, только шум от них. Остановились на опушке. До стен – десяток саженей. Прислушивались и приглядывались – не бдят ли на стенах староверы? До сего дня стрельцы активных действий не предпринимали, и староверы расслабились, должной охраны не было.

– Так, приступаем, – прошептал Алексей. – Обливайте стены, только в разных местах, как уговаривались. Потом двое, у кого замки, остаются, а вы двое – к баркасу.

Стрельцы разошлись. Алексей отошел вправо, к угловой сторожевой башне, щедро плеснул на стены, остатки масла постарался повыше да пошире, горшком широкий полукруг описав. Сразу запахло маслом. Как действуют другие стрельцы, не видно, не слышно. Это хорошо. Стало быть, и в монастыре, за стенами, тоже не услышат. Две темные тени направились в лес, к причалу. Пора поджигать.

– Парни, огонь! – И тоже тихо.

Щелкнули курки замков в руках, вспыхнули тонкие сухие щепочки, соструганные от жердей тележных. Стрельцы подносили горящие щепки к стенам, масло вспыхивало, а поджигатели бежали дальше. Пять минут, и почти вся стена занялась.

– Бежим!

Теперь надо уносить ноги. Помчались через лес к причалу. Только прыгнули в баркас, как он отчалил. Мощными гребками гнали посудину вверх по течению, обогнув остров, уже вниз. На берегу стрельцы толпятся, любуются зрелищем. Дальняя от реки стена уже огнем объята, в монастыре проснулись, все стало дымом заволакивать. Стали бить в колокол, хотя никто уже не спал. Суматоха среди староверов поднялась. Некоторые с ведрами к реке выбежали. Да масло горящее водой не потушить. От масла уже стены занялись, трещат, во все стороны искры летят.

Баркас в берег уткнулся.

– Всем из лодки! – крикнул Алексей. – Будете на берегу, если кто-то через реку поплывет, стрелять или вязать и укладывать. Но чтобы ни один не ушел.

Стрельцы выбрались из баркаса. Алексей новую команду отдал:

– Герасим, бери полтора десятка стрельцов с пищалями и бердышами – и в лодку. Высадитесь на той стороне острова у причала. Лодку сразу назад отправишь за новой партией. А сам стрельцов в шеренгу. Увидишь староверов – стреляй.

– Исполню.

Началась посадка в баркас. Алексей указал на двоих стрельцов.

– Вы двое – в маленькую лодку. Пищали не брать, только сабли. Выгребайте на середину протока. Буде, кто попытается с острова сбежать, переплыв, всех ловить и на берег, к лагерю. Всех вязать! А сопротивление оказывать зачнут, рубить без жалости!

Вслед за баркасом маленькая лодка отплыла. Алексей на монастырь староверов посмотрел. Пламя высокое бушует, аж гудит. Такое ничем не потушить. Славно получилось! Алексей снова командует:

– Пятнадцать стрельцов, приготовиться. Как баркас подойдет, сразу садиться. Старшим – десятник Ефим.

– Исполню!

– Баркас назад не отправляй, если только помощь нужна будет. Пленных брать, вязать и в баркас. Как полон будет, сюда везти. Кто сопротивляться вздумает – стрелять, не раздумывая, рубить бердышами или саблями.

Засиделись стрельцы, поразмяться хотят. Не хлебопашцы, не кузнецы, а воины. Однако староверы не только молиться умеют, но и за себя постоять, оружие есть и пользоваться им мужчины с острова умеют. Так что легкой победы не будет. Тем более с той стороны острова уже выстрелы грянули нестройным залпом. Видимо, староверы к пристани побежали, подальше от пожара. А там уже стрельцы. У староверов в монастыре и припасы горят, и оружие, если захватить впопыхах не успели. Теперь по-любому с острова уйдут, когда провизии нет и крыши над головой. Жалобно звякнул колокол, сорвавшись с прогоревшей веревки. Кто-то с острова бросился в воду. Плеск воды послышался, потом крики, звуки ударов. Вскоре к берегу причалила малая лодка, один стрелец греб, другой за ворот держал мужчину, влача за лодкой по воде.

– Держите!

Мужик в полуоглушенном состоянии, да еще воды нахлебался. Стрельцы на берегу вытащили его из воды, сняли с мужика ремень, перевернули на живот, ремнем руки сзади связали.

– Алексей Иванович, первый готов!

– Другие будут, не расслабляйтесь. Ты и ты! – ткнул пальцем Алексей. – Охранять. Пленных здесь держать будем, по крайней мере до утра.

Пришел баркас, в нем четыре стрельца на веслах и десяток пленных. Все женщины, ни одного мужчины.

– Бабы-то зачем? – заругался Алексей. – Мужиков вязать надо.

– Прежде чем вязать, их взять надо. Дерутся наши, подмога нужна.

В баркас новая партия стрельцов набилась, и он отчалил. Пленных уложили рядом с первым пленным. Алексей к ним подошел.

– Сколько человек в монастыре было?

– Не знаю! – отвел глаза мужик.

– Ну и дурак. Все равно всех пленим или убьем, – сказал Алексей.

– Во имя веры истинной страдаем! – завопил мужик. – Смерть примем, а книги Никона – святотатство, не надо нам их.

– Погибнете все, у меня приказ есть – монастырь уничтожить, вырвать заразу с корнем.

– Нам вечное блаженство будет, архангел Михаил заступится! – продолжал вопить мужик.

– Заткнись, силы побереги. Они тебе под пытками нужны будут.

– Грешны вы все, против веры истинной дедовой идете, гореть вам в аду!

– Ты лучше скажи – на острове Кузьма Косой?

– И! Вот его вам не взять! Обмишурились!

Неужели правду пленник сказал? Монастырь, считай, сожгли. Но если здесь нет пастыря староверов – Кузьмы, все зря. Он на новом месте скит или монастырь организует. И Алексею о выполнении приказа доложить воеводе, а через него в Стрелецкий приказ совестно. Получается – не до конца приказ исполнили. Впрочем, схватка на острове продолжается, еще не все убиты или пленены. Может быть, пленник врет? Только утром известно станет, когда убитых осмотрят и пленных. Косой не зря такое прозвище имеет, примета у него – косит левым глазом. С острова грянул залп. О! Бой в разгаре. Хоть бы догадались отправить баркас за помощью, если туго приходится.

Алексей не был кровожадным человеком, приказ был – уничтожить монастырь и взять пленных. Задачи уничтожить людей в бумаге не было. Но подразумевалось, ибо к староверам относились жестко. Со стороны острова крики, звон железа. У стрельцов не было времени перезарядить пищали после залпа, дрались холодным оружием. Если не считать женщин, детей и стариков, то все равно силы староверов на острове превосходили численность стрельцов в четыре-пять раз. На стороне стрельцов выучка, умение владеть оружием, на стороне староверов – знание местности и упорство, основанное на фанатичной вере.

Из-за острова показался баркас, сильно нагруженный, поскольку просел в воду почти до краев бортов. Ткнулся носом в берег, из него стали вытаскивать связанных староверов. Несколько раненых мужиков, бабы и детишки. Да сколько же их? Алексей насчитал двадцать пять человек. Для баркаса – перегруз. Черпани он бортом воды – и все бы пошли на дно, руки-то связаны. Захваченных уложили на берег, под охрану стрельцов. Алексей решил ехать сам. Приказал еще одной группе стрельцов садиться в баркас, сам последним на нос уселся.

Подплыли к причалу, а здесь уже никого нет, бой в глубине острова. Оттуда крики, стоны, лязг железа слышен.

– Всем высаживаться, строиться шеренгой, пищали наизготовку.

Стрельцы моментально исполнили команду. Алексей саблю обнажил, взмахнул ею.

– Вперед!

Стрельцы двинулись шеренгой. Бой впереди не имел единой линии, противник кидался на противника, в темноте трудно понять, кто свой, кто чужой. Слева, со стороны крепости, несколько человек бегут, смутно видны фигуры в отсветах пламени горящего монастыря.

– Правое плечо вперед! – приказал Алексей. – Целься, пли!

Нестройный залп. Видимо, он переломил ход сражения. Староверы, как по команде, бросились вправо, к протоке. На ходу швыряли оружие, с ним не выплыть. Сами кидались в воду и плыли к противоположному берегу. Да много уходило, не меньше семи десятков. И сосчитать в темноте невозможно. Преследовать на баркасе? Но он тяжел и неуклюж. Да Бог им судья! Алексей крикнул:

– Стрельцам собраться у причала.

К монастырю идти смысла нет, там уже рушатся крыши и стены, живых нет и спрятаться негде. Стрельцы собрались, Алексей приказал:

– Десятникам счесть людей.

Оказалось, из тех, кто на остров высадился, четверых не хватает. Наверняка убиты или тяжело ранены. А на востоке небо уже сереет, предвещая близкий рассвет.

– Можете немного отдохнуть, зарядить пищали, – приказал Алексей.

Некоторые стрельцы были легко ранены. Их же товарищи перевязали раны. Плохо, что своего лекаря в боевом походе нет. Но тряпицы чистые для перевязки у каждого стрельца при себе есть. Сам о себе не позаботишься, не выживешь.

Через полчаса, когда развиднелось немного, Алексей приказал:

– Стройся шеренгой с промежутком между собой в пять аршин, проходим остров вдоль и поперек. Своих убитых сносить к причалу, похороним по-человечески. Чужих мертвых считать и искать Кузьму Косого.

– Да как его узнать? – спросил десятник Ефим.

– Придется оба глаза открывать, левый глаз косит, отсюда у старовера прозвище такое.

Момент неприятный, но нужный, хотя бы для доклада стрелецкому голове. Своих убитых нашли сразу, снесли к причалу. Оружие – и стрелецкое, и трофейное – сразу в баркас грузили. Стрелецкое – оно казенное, за утрату отвечать надо. А если трофейное бросить, им воспользоваться могут другие. Часа через два, когда уже солнце высоко поднялось, закончили обследование острова. Тридцать семь убитых староверов, при всех оружие было. Еще пленные есть, но эти уже у лагеря под караулом. Но и сбежали многие. Кузьмы Косого на острове не оказалось.

Сначала своих убитых товарищей к лагерю перевезли, потом всех стрельцов. Когда Алексей у лагеря высадился, распорядился братскую могилу рыть. А сам к пленным. Каждому мужчине в глаза посмотрел, потом допрашивать начал. Для этого в сторону отводил, чтобы другие ответов не слышали. И здесь постигло разочарование. Все дружно показали, что Кузьмы Косого в монастыре месяц уже не было. Кузьма ушел с несколькими сподвижниками в Черкасск.

Уже позднее Алексей узнал, что судьба Кузьмы сложилась незавидно. Старовер, склонивший на свою сторону многих казаков войска Донского, собирался двинуться походом на Москву, казаков подбивал. В этом ему помогали атаман Лаврентьев, поп Самойла, Кузьма Сидоров и многие другие. Но убоялись казаки. До Москвы далеко, войска в каждом городе по пути стоят, потери изрядные будут. Кузьма Косой всем, кто отказывался идти в поход, грозил смертью. Казаки вызвали его на войсковой круг в 1687 году, где потребовали прекратить мутить и подбивать казаков на бунт. Кузьма отказался, его схватили, связали и отвезли в Москву. Здесь, в Посольском приказе, Кузьма был допрошен с пристрастием и скончался при пытках.

Разрушенный и сожженный сотней стрельцов с Алексеем во главе монастырь был постепенно восстановлен, сюда вернулись староверы. И только 30 мая 1689 года обитатели монастыря были разогнаны и монастырь прекратил свое существование. Но еще продолжала действовать пустынь монаха Иова, старообрядца, на реке Чир, куда перебрались сторонники старой веры.

Похоронили павших стрельцов. Алексей, как старший по чину, счел молитву. Время уже далеко за полдень. Трогаться в путь поздно, лучше завтра с утра. Приготовили немудреный обед, поели сами, накормили пленных. Стрельцы приводили в порядок одежду – штопали кафтаны, у кого порваны, порезаны были. Чистили и заряжали пищали, а еще драили речным песком лезвия бердышей. Оставить их окровавленными нельзя, быстро ржаветь будут. Сталь хорошая, уральская, однако шведской или испанской уступает. Заточку хуже держит, влаги боится, даже дождя, покрываясь сыпью ржавчины. Потому бердыши и сабли постоянно приходилось смазывать либо маслами, либо салом свиным, только не соленым.

Задержка на день сыграла для сотни стрельцов и староверов роковую роль.