Глава 4. Кунгур

Путь стрельцов и ополченцев пролегал то через леса, то по лугам и степным участкам. На открытых пространствах постоянно видели вдалеке конных татар. Они не приближались, наблюдали за русскими. Наверняка численность посчитали, определили – куда идут. После отворота грунтовки на Пермь один путь – к Кунгуру. На ночевки ставили лагерь по всем правилам – с дозорными. Хоть и неудобно было, в первую очередь лошадей пасти, и старались бивак разбить на большой поляне в лесу. Так конные татары и присоединившиеся к ним башкиры не нападут. Сила татар – в коннице, а в лесу не разгонишься. Через несколько дней к Кунгуру вышли. Деревянная крепость на холме стояла, у слияния рек Сылвы и Ирени, в шестидесяти верстах от Перми. Стены высотой в три с половиной сажени, по-современному – более шести метров. Восемь башен, из которых две проездных – Спасская и Тихвинская. На стенах дозорные видны, поблескивают доспехами. Поодаль, не более половины версты, лагерь восставших басурман. При виде выходящего из леса по дороге отряда стрельцов и ополченцев всполошились они, забегали. К русскому отряду сразу два десятка всадников понеслись. А только у стрельцов фузеи и мушкеты заряжены уже. Дали залп, окутавшись дымом. Нападавшие несколько человек убитыми и ранеными потеряли, назад повернули. В лагере восставших к появлению подкрепления у русских не готовы были. Если бы Кунгур осаждали те татары, что обороняли Казань при Иване Грозном, подготовленные и опытные воины, такой фокус мог не пройти. Бунтари же были крестьянами, ремесленниками, пастухами, тактики боя не понимали. Считали – раз у них оружие в руках, могут воевать. Но и оружие было холодным – сабли, ножи. А у стрельцов огнестрельное, которого бунтари опасались. Конечно, начали метать издалека стрелы из луков, но стрельцы дали еще залп, и бунтари, бросив юрту и казаны на кострах, живо удалились на безопасное расстояние.

Колонна стрельцов с ополченцами подошла к Спасской башне. Воевода, вызванный дозорными, появился на стене. Впрочем, он появился бы и без зова дозорных. Громкую и дружную пальбу за стенами осажденного городка услышали все жители.

Воевода не стал расспрашивать – кто и откуда, по униформе понятно: царские воины, велел ворота отпереть. На это тоже ушло время. Завалы камней раскидать, дубовые запоры открыть. Только после заскрипели петли и распахнулась одна створка ворот. На стенах готовое к отражению атаки, если татары попытаются ворваться, появилось почти все воинство – человек тридцать. Кабы не крепкие стены, их бы уже давно смяли, уничтожили. Алексей въезжал последним. Пока втягивались в город стрельцы, он взглядом профессионала осмотрел стены. Не одну подобную крепость и даже посерьезнее он брал, сразу увидел недостатки и слабые места. Может быть, их видел и воевода, да сил и средств не хватило, как и времени укрепить дабы острог. С одной стороны городок защищает река Ирень, с этой стороны бунтовщики напасть не смогут, если только с кораблей, которых у них нет. Да и не будет, татары и башкиры – степняки, их главная сила – конница. А вот с трех сторон подобраться могут. Не хватает рва с наружной стороны стен, желательно с водой. Кроме того, некоторые венцы бревен сухие, давно водой их не поливали. Что стоит такую стену поджечь, пустив стрелы с зажженной паклей. Чего проще – зажег издали и наблюдай в безопасности, как стена прогорит, открыв путь. Но и минусы в такой тактике есть. Внутри острога все избы деревянные. Полыхнет стена, займутся огнем избы. И что нападающим достанется, кроме большого пепелища и обгорелых трупов? Да и другие способы были, которые два-три века назад с успехом применяли. Рядом с деревянной стеной всадники начинали крутить своеобразную карусель. Подлетает конник к стене, с силой бросает копье или пику в стену, пролетает дальше, а его место занимает другой. Стена снаружи ощетинивается копьями, как ежик. Когда копей много, да по всей высоте стены, на нижнее древко прыгает всадник и по древкам копий карабкается вверх, как по лестнице, за ним другой. Тут уж защитникам зевать никак нельзя. Лей со стены кипяток или кипящую смолу, кидай камни. Только это непросто. Лезущих на стену другие татары защищают, мечут стрелы. Бьют точно, степняков этому сызмальства обучают. Только защитник крепости камень за стену свалил, да на секунду голову показал, дабы результат увидеть, как стрелу меж глаз получил. Да повывелись такие воины, среди бунтовщиков нет. Если и знают древние сказы и былины, так практики, опыта нет.

Видя, как последние ополченцы исчезают за воротами, пара десятков бунтовщиков ринулись к острогу, ан поздно, створка ворот закрылась. Два воина тут же дубовый запор задвинули. А со стен по нападающим захлопали выстрелы, да несколько мужиков из местных стали стрелы пускать. Бунтовщики, потеряв несколько человек убитыми, ринулись назад. Воины на стенах кричали, свистели, улюлюкали вслед, жесты неприличные показывали.

Хлыстов и Алексей подождали, пока воевода острога вниз со стены спустится. Воин уже в возрасте, лет под пятьдесят, в железном зерцале на груди, с окладистой бородой. Спустившись по крутой лестнице, подошел, представился.

– Воевода Семен Панфилович Оконешников.

– Стрелецкий сотник Хлыстов! – представился сотник.

– Начальник похода, сотник Терехов, – сказал Алексей.

– Маловато войска государь прислал, – огладил усы воевода.

– Этих еле наскребли, – ответил Алексей. – На Дону, в Башкирии восстания, а еще сечевики с османами снюхались, войну ведут. Все войско там.

– Ведаю, потому не ропщу. Припасов огненных достаточно взяли?

Пришел черед отвечать Хлыстову:

– По сорок выстрелов на ружье.

– Мало. Удивлен, как вы еще до острога добрались, не перехватили вас раньше.

– Мы сами один отрядец разгромили, что деревню грабили. Правда, небольшие потери понесли, – похвастал Хлыстов. – Зато подвода трофейного железа.

– Железо и у меня в арсеналах есть, держать его некому, воинов не хватает.

– Теперь устоим! – не удержался сотник.

– Семен Панфилович, собери женщин, пусть стены водой снаружи поливают, – посоветовал Алексей.

– Нешто! До сих пор не сожгли и дальше не будут. Коли сожгут, чем им поживиться? – отмахнулся воевода. – А если к стенам подступятся, вон сколько воинов в остроге, из пищалей палить зачнем.

– Ну, как знаешь. Только за оборону острога ты отвечаешь. Жгли ведь уже Кунгур.

– Тот на другом месте стоял, для обороны неудобном. Да и долго ли острог построить? Леса вокруг полно!

– А людей где возьмешь?

– Бабы нарожают.

Э, воеводу жаренный петух не клевал! То, что острог оборонить сумел до прихода стрельцов, – честь и хвала. Но и бунтовщики при виде подмоги не разбежались. Стало быть, какие-то планы имеют и от Кунгура не отступятся. Он им как бельмо в глазу, напоминание о царской власти. А за много лет привыкли жить вольно, стада пасти где вздумается. Только земли эти куплены еще Петром Прозоровским и Симеоном Козыревым в 1623 году, в 1662 году Кунгур разрушен и сожжен. И новая опасность нависла над городом. А он, как форпост, прикрывает с юга вятские земли от набегов. Хотя Кунгур к Пермскому краю относится.

Первое впечатление от разговора с воеводой скверное. Вояка, верный слуга государев, но не тактик и далеко не стратег, не способен предвидеть, просчитать действия противника на шаг-два, недооценивает его. Для военачальника это плохая черта, чреватая поражением. Алексей уже не один бой, не одну схватку провел, и не с мечом в руке, а командуя множеством воинов. Да каких! Прекрасно обученных, опытных. А воевода по уровню до хорошего десятника не дотягивает. Но и отдавать приказы местным жителям Алексей не вправе.

Пришедших на подмогу воинов и ополченцев разместили в воинской избе. Тесно, зато крыша над головой, потому как края не южные и конец лета, прохладно. Бабы из числа местных сразу на кострах похлебку варить принялись. Забот прибавилось, в остроге до прихода помощи едва триста душ насчитывалось. С прибытием стрельцов и ополченцев население резко увеличилось. К тому же проделавшие долгий путь ратники устали и проголодались. Запасы провизии в амбаре были. Недавно убрали урожай, все собранное в амбар свезли. Часть зерна полагалось поставить в виде налогов в Пермь. Вода рядом, и доступ к ней свободный, зерно и овощи – репа, капуста, лук, морковь – в закромах, подмога прибыла. Жители духом воспряли – выстоят! Лишь бы стены бунтовщиков сдержали.

Утром, после скромного завтрака, Алексей на крепостную стену поднялся. И увиденное его не порадовало. Бунтовщики вчерашний просчет учли, прямо на дороге у леса на опушке заставу поставили, десятка три конных. Теперь, если помощь для острога подойдет, ей еще пробиться надо. Пока биться будут, бунтовщики главными силами подоспеют. А еще несколько человек в ярких халатах на конях не спеша крепость объезжали на безопасном расстоянии, шагов триста. Ни лук, ни пуля из фузеи не достанут. Не понравились они сразу Алексею, на рекогносцировку перед штурмом острога похоже. На простых бунтовщиках халаты серые, бумазейные, а чаще ватные, стеганые, поскольку ночевать татарам на земле приходилось, на кошмах из овечьей шерсти. А эти, что ехали не спеша, вырядились. Стало быть, не из простых, выбраны десятниками, а то и сотниками. Издали богатым одеянием на настоящих мурз похожи, не исключено – они и есть. Досадно, что ни стрелой, ни пулей из пищали невозможно достать. Кабы пушечка была, пусть не ядром, а каменным дробом стреляющая, сейчас бы сняли всю верхушку бунтовщиков. Разумеется, при умелом пушкаре. Ох, не зря татары разъезжают, не иначе – пакость готовят. Алексей по стенам острога прошелся. В двух местах надо бы площадки расширить. А по-толковому – навесы над всем периметром соорудить, да не от дождя, а как защиту от стрел. Но уже поздно, в лес за бревнами, которые на доски распустить можно, не выберешься. Спустился вниз, на землю. Через одну из башен, что имела укрепленную дверь, только одному и пройти, вышел на берег. Здесь вода подступала к стенам острога близко, на пять-семь шагов. Выйти и воду набрать для жителей можно, а сосредоточить воинство для нападения невозможно, укрыться негде, со стен лучники сразу перестреляют. За день все стены и башни облазил, ощупал, осмотрел досконально. Сделан острог добротно, леса не пожалели. Но за всем нужен был пригляд. Вероятно, воевода нападения не ожидал, полагал – стены крепкие, осаду выдержат. Да и войны никакой не предполагалось. Война там, далеко, где Чигирин и османы. А татары и башкиры замирены давно, полтора века тому, после покорения Казани Иваном Грозным.

Спать Алексей улегся с тревожным чувством. А утром суматоха, крики. Часть воинов на стены кинулась, хотя приказа от воеводы не было. Побежал на стену и Алексей, взобрался на смотровую площадку. К острогу не спеша ехали на конях трое всадников. Первый, в простом тегиляе, в руках держал древко с белым флагом. Не иначе – переговорщики, потому как за бунтовщиком с флагом ехали двое, одетые в расшитые халаты.

Остановились в десяти аршинах перед проезжей башней.

– Эй, урусы, говорить хотим! Начальника давай.

– Я воевода! – крикнул Семен Панфилович.

– Сдайте острог. Выводите всех мужчин, женщин, детей. Дадим уйти, но при условии – без оружия и рухляди.

Рухлядью на Руси называли домашний скарб. Воевода замешкался с ответом. К нему тут же Хлыстов и Алексей подошли. Надо советоваться. Сотник стрелецкий с ходу предложение отверг:

– Пищали да сабли оставим, выйдем из острога, накинутся на нас и порубают, как капусту.

– Не исключено. Магометанин верен посулам, если при мулле сказано и на Коране клятва произнесена.

– Нельзя предложение отвергать, – вмешался Алексей. – Надо торговаться, может, с оружием выпустят. По-любому время тянуть. Бунтовщиков много, кушать каждый день надо. Надоест впроголодь сидеть, разойдутся.

– Нешто! Они уже месяц как сидят, и не ушел никто, – возразил воевода.

– Тогда разговаривай с переговорщиками, а не хочешь – мне слово дай.

Видимо, воевода решил переложить ответственность за переговоры на Алексея. Случись неудача, всегда вину на пришлого переложить можно.

– Толмачь!

Алексей до половины туловища со стены свесился, крикнул громко:

– На выход согласны, но с оружием!

– Не будет по-вашему!

– Если без оружия пойдем, ваши люди перехватят, в полон возьмут или вырубят.

– Я, мурза Бирич, слово даю! – горделиво приосанился переговорщик.

– Тогда где мулла и Коран?

– Будешь перечить, начальник, Кунгур штурмом возьмем.

– Зачем он вам? Богатства здесь нет.

– Наша земля, сами тут жить хотим.

– Продали ваши мурзы иренские земли, договор есть, с подписями. Деньги немалые уплачены. Договор исполнять надо.

– Что договор? Никчемная бумажка?

– Ну хорошо. Предположим, что уйдем мы. А через месяц сюда царское войско придет. Бунтовщиков согласно закону повесят. А тебя как предводителя четвертуют.

– Собака! – закричал Бирич. – Клянусь, я твою ничтожную голову на кол посажу, пусть все любуются.

Переговорщики развернулись и, нахлестывая коней, унеслись к юрте. Хлыстов сплюнул.

– На кой черт надо было переговоры вести? В остроге отсидимся.

– Если грамотно осаду вести, рано или поздно острог возьмут, – возразил Алексей. – Бунтовщики постепенно людей менять будут. И припасы подвезут, а вода рядом. Они год сидеть могут, а в острог поступления провизии не ожидается.

– Малодушничаешь? Бунтовщиков испугался? – вскричал Хлыстов.

– Не более чем ты. Трезво оцениваю. Лучше худой мир, чем война.

– Не согласен. Возьмут Кунгур, победителями себя почувствуют, дальше пойдут. Котельнич возьмут, к Хлынову подступятся. А то и на Пермь двинутся.

– Мыслишь верно. Но пушек нет, а стены деревянные, а не каменные.

– Будем биться, – дружно заявили Хлыстов и Оконешников.

– Биться так биться. Я свой долг перед государем исполню в полной мере, как и ополченцы.

Молча разошлись со стены. Алексея расстроило, что они меж собой договориться не смогли. Время тянуть надо, обещания татарам давать. Скоро зима грянет. Немногие в степи на морозе да под снегом сдюжат, по аулам подадутся. Мурзы это тоже понимали, ибо на следующий день предприняли попытку штурма. Из леса поутру потащили в лагерь бунтовщиков жерди. Воины на стенах острога ухмылялись.

– Баранов жарить?

Вот непуганые идиоты! Алексей рявкнул:

– Лестницы штурмовые ладить! Идите, созывайте баб, пусть костры разводят, греют котлы с водой и смолой.

– Откель смола-то, сотник?

– Воду пусть греют, а вы веревки готовьте. Чем ведра с кипятком на стены поднимать будете?

Воины ушли. Алексей прислушался. Со стороны лагеря бунтовщиков раздавался стук. Не ошибся он, лестницы делают. И не одна нужна – десятки. Видимо, толковых плотников было мало, ибо атака началась около четырех часов пополудни. Разом из лагеря вырвалась сотня конников, размахивая саблями. У некоторых в руках пики. За ними нестройной ватагой бежали пешие, вооруженные разнообразно: саблями, дубинами, луками. В остроге дежурные тут же сыграли тревогу – барабанным боем и рожком. Из воинской избы и с площади на стены полезли стрельцы, ополченцы, местные жители. Горожане понимали: если острог возьмут, их участь будет печальной. Убьют, а в лучшем случае угонят в рабство. Долго ли потом по Итилю сплавить на суденышке да в Персию раба продать либо еще куда. Да если и на своем стойбище оставить, попробуй найди в степях. Участь острога разделят все его защитники. Когда всадники подскакали довольно близко, Хлыстов закричал:

– Стрельцы! Целься и стреляй!

Пищали готовы уже давно, потому дружно ударил залп. Среди всадников потери большие. Около трех десятков на землю пали, а еще с десяток унеслись к лагерю на конях. Кто к шее коня припал, другие свесились бессильно. Стена дымом пороховым окуталась. Но и среди защитников потери появились. Кто-то из лучников басурманских успел метко стрелы пустить, да прямо в лицо и шею, стрельцы двоих убитыми потеряли и троих ранеными. Счет неравный, в пользу стрельцов выходил, но у защитников острога помощи нет и сомнительно, что будет. А к татарам новые бунтовщики подойдут.

Пищали перезарядить непросто, много времени требуется. Сначала ствол прочистить от нагара черного пороха и вероятных тлеющих его частиц, потом заранее отмеренную мерку пороха засыпать, прибить, чтобы плотнее был, тогда выстрел резкий будет, пуля далеко полетит. Сверху на порох пыж из бумаги или войлока, пулю вкатить, затем еще один пыж, иначе пуля при наклоне ствола вниз просто выкатится. И еще не все, затравочное отверстие прочистить, на полку свежего пороха подсыпать, а только тогда целиться. Мешкотно, долго. За это время, пока стрельцы пищали заряжали, к стенам успели подбежать пешие. Лестницы поставили, вверх полезли. Со смотровых площадок вниз приготовленные камни полетели, начали лить кипяток. Стоит первому нападающему не удержаться, упасть, как он остальных на землю сбивал, как кегли. Высота хоть и невелика, а кто руку сломал и не боец, другой ногу вывихнул. Вопли нападающих, крики раненых и увечных, звон железа заглушали все звуки. Отдавать команды бессмысленно, их не слышит никто, показывали руками. Алексей стоял на площадке рядом с башней, куда татары нанесли удар главными силами. Их расчет понятен: стоит захватить башню и открыть ворота, как внутрь острога хлынут бунтовщики. Тогда конец, бой разобьется на мелкие стычки, а, учитывая превосходство в людях многократное, защитников быстро перебьют.

Когда по лестнице полезли вверх бунтовщики, один из городских воинов уперся в верх лестницы копьем, поднатужился. Лестница медленно стала отклоняться от стены. Алексей бросился на помощь. Вдвоем удалось лестницу оттолкнуть, она упала вместе с мятежниками, снизу крики.

– Спасибо, брат, вовремя подмогнул, – поблагодарил воин.

– Не стоит, одно дело делаем.

Упавшую лестницу подняли, по ней полезли вверх бунтовщики. Первого ударил копьем в грудь воин. Татарин вниз полетел, а с ним и копье, рожон которого глубоко вошел и застрял в басурманском теле. Рожон – это стальное жало копья, насаженное на древко. Место упавшего другой татарин занял, сабелькой машет, рот в крике раззявлен. Алексей срубил его слева, бунтовщик левой рукой за лестницу держался, щита нет, момент удачный. Сраженный татарин упал, сбив на землю своих сородичей. Алексей не забывал по сторонам поглядывать. Не ровен час, кто-нибудь сможет влезть. И стоит ему несколько минут продержаться, по лестнице другие взберутся.

Мимо Алексея и воина воевода пробежал. Видимо, на каком-то участке стены ситуация складывалась угрожающая. Штурм продолжался еще час-полтора. Тела убитых бунтовщиков вокруг стены острога уже устилали землю, защитники устали работать саблями и мечами. Стрельцам не до пищалей было, заряжать некогда, дрались на саблях. Защитники все потные, ратный труд не менее тяжел, чем у хлебопашца, да еще и опасен. Наконец мурза перестал посылать на штурм крепости подмогу. Пока получалось – людей как в топку бросал. Татары шли на приступ, назад возвращались раненые, а результатов нет. Ни одна башня не взята, ни один аршин стены не захвачен, зато потери ощутимые. Мурза прекратил атаку. Со стороны лагеря завыла труба, бунтовщики отхлынули. Наступило затишье. Защитники времени не теряли. Перевязывали раненых, спускали со смотровых площадок убитых своих, а чужих, кто взобраться успел, сбрасывали со стены наружу острога. Чего им здесь смердеть? Стрельцы, не сговариваясь, дружно начали пищали заряжать. В начале боя сделали залп, а потом времени и возможности не было. Горожане подтаскивали к стенам камни, поднимали наверх, на стены.

Алексей радости от отражения штурма не испытывал. Татары – народ упрямый, злой. Обязательно снова на приступ пойдут, это вопрос времени. Небось мурза ихний сейчас продумывает новый план. Нет, не те татары пошли. Помнил Алексей, как татары перед осадой городов тараны готовили, катапульты, коими в города забрасывали трупы павших животных, чтобы эпидемии вызвать. А у бунтовщиков никаких механизмов или военных машин нет, не говоря о боевых подвижных башнях. Тогда защитникам острога туго пришлось бы.

До вечера татары попыток штурма не предпринимали, но и спокойно не сидели, шастали то в лес, то за реку. Ситуация прояснилась утром, когда бунтовщики вытащили из леса толстое бревно. Поперек его жерди набиты, за которые татары его несут. Для тарана надо брать дерево твердых пород – дуб, лиственницу. Передний торец для прочности оковывали железом. При ударе о ворота неокованный торец не выдерживал, крошился в щепы. А еще для защиты тех, кто тараном бить будет, ставился навес на колесах укрыть атакующих от стрел, камней, кипятка или пуль со стены. Э, мурза, слышал звон, да не знаешь, где он. И снова к стенам поскакали всадники, осыпая защитников стрелами, не давая голову поднять. Мурза все продумал, как он полагал. Всадники стрелами защитников на стенах осыпают, не давая противодействовать, а пешие тараном в ворота бьют. Так и произошло. Пешие – десятка три бегом несли бревно, ударили им с хода в ворота. Удар сильный получился, Алексей на стене стоя почувствовал, как содрогнулась башня. Но ворота устояли. Татары назад немного отошли, разбег взять, усилить удар инерцией бревна. Но не приметили одной хитрости. Над воротами всегда делались два-три желоба на такой именно случай. Не высовываясь над стеной, не рискуя жизнью, защитники могли по желобам лить кипяток или смолу на атакующих. Навеса над тараном не было, и от кипятка защиты никакой. Воевода так и распорядился. Как только татары ударили в ворота второй раз, на них из желобов хлынул кипяток. Таран сразу бросили, снизу вопли обожженных. Те, кто таран нес, стали убегать. У любых больших масс людей есть стадное чувство. Побежали немногие, но другие ринулись за ними. В итоге бунтовщики отступили и до следующего утра попыток атаковать не предпринимали. Алексей со стены с тревогой поглядывал в сторону юрты. Что еще придумает Бирич? Предугадать бы и принять превентивные меры. Но в чужую голову не влезешь и мысли не прочтешь.

После полуденного намаза бунтовщики предприняли еще одну атаку. И на этот раз передовым отрядом была конница. Без седел, всадники в драных халатах, на воинство этот сброд не похож, но опасен своей массовостью. Бунтари стали метать с близкого расстояния копья в стены. С лестницами взять острог штурмом не удалось, решили воспользоваться дедовским, уже подзабытым способом. Причем копья метали только в двух местах, и стены ощетинились древками. Пешие бунтари подоспели, по древкам копий вверх полезли. Сила и ловкость была у них, а опыта нет. В одной руке саблю держит, а на свободной руке подтягивается. Насколько помнил Алексей, раньше делали не так. Саблю в зубах зажимали и использовали для подъема обе руки – быстрее получалось и сподручнее. Сверху со стены уже камни бросают, с улицы – короткие и легкие метательные копья, почти как дротики у римлян или византийцев. Бунтовщики потери стали нести, но вместо убитого другой становится. Стрельцы дали залп по толпящимся внизу. Хлыстов тут же команду дал, и стрельцы с разряженными пищалями в сторону отошли, их место другие заняли, и снова залп. На близкой дистанции почти никто из стрельцов не промахнулся. Если не убили бунтовщика, то ранили, причем серьезно, в голову или плечи. Не выдержали бунтари, отхлынули, унося раненых. Алексей в сторону юрты посмотрел. Бирич на коне восседал, на неудачный штурм смотрел. Лица его разглядеть невозможно, слишком далеко, но понятно было: разочарован, а может быть, и взбешен. Еще десяток неудачных попыток – и воинственный настрой бунтовщиков пройдет, лишь бы продержаться. Наверняка мурза это тоже понимал. Сейчас совет устроит с приближенными. Стрельцы и ополченцы кричали вслед убегающим обидные слова, затем, довольные собой, пошли обедать.

Алексей тоже на бревно присел, рядом с ополченцами, поел кулеша. Пища сытная и готовится относительно быстро. А главное – припасы длительного хранения, что крупа, что соленое сало. Для походов или вот как сейчас, для осады, удобно.

После обеда воевода у себя в избе сотников собрал на совет.

– У бунтарей народу не убывает. Мои дозорные докладывают: каждый день либо приходят пешие, либо всадники подъезжают.

Хлыстов возразил:

– Так каждый день у бунтовщиков убыль убитыми и ранеными.

– Верно, так и у нас убыль, а подмоги нет. Думаю, в Хлынов али Пермь гонца послать. Пока он туда доберется, пока помощь придет, месяц пройдет, а то и больше.

– Проскочит ли?

– Пусть кто-нибудь из твоих ополченцев идет, – повернулся к Алексею Семен Панфилович. – Люди местные, охотники, не заблудятся и пройти незамеченными смогут.

– Согласен, – кивнул Алексей. – Добровольца найду.

– А я тем временем послание наместнику напишу.

– Численность бунтовщиков укажи, Семен Панфилович, – подсказал Хлыстов.

– Не учи ученого, молод еще, – одернул его воевода.

Воевода остался писать послание, а сотники вышли. Алексей сразу к ополченцам. За время, пока от Хлынова к Кунгуру шли да в остроге оборону держали, он уже присмотрелся к ополченцам. Было двое, расторопных да сметливых, а еще оба молчуны. Такие обычно надежны. Балагуры и весельчаки в компании хороши вино пить да девок развлекать.

Отозвал одного, Василия, в сторону.

– Ты дорогу в Хлынов найдешь? Послание воеводы наместнику передать надо.

– Запросто.

– Не торопись, письмо дойти должно. Передвигаться секретно надо, не дорогами, по лесу.

– Пройду, сотник, не сомневайся.

– Тогда припасы возьми – хлеб, сало. Костер не разводи. Думаю, разъезды бунтовщиков везде рыщут, а огонь в ночи хорошо виден.

– Сделаю, не беспокойся.

Пока воевода письмо писал, медленно выводя буквы, шумно сопя и теребя бороду в раздумьях, охотник уже был готов. За плечами котомка с провизией.

– Не мало взял? – озаботился Алексей.

– За два дня, самое большее – за три дойду, короткий путь знаю. На лошадях там не проехать, а мне одному по силам, не впервой. Тогда зачем лишний груз нести? Только светло еще, опасно.

– Как смеркаться начнет, я тебя на берег выпущу. Пойдешь между рекой и стеной острога вправо, а там уже скрытно, по камышу.

– Не, по камышу нельзя. Он высох уже, осень. Шуршать сильно будет. Выберусь.

Воевода Алексею послание вручил в засургученном конверте. Терехов его Василию передал. Тот конверт за пазуху спрятал.

– Самое надежное место.

Вдвоем поднялись на стену осмотреть возможный путь. Аршин через пятьдесят от острога сухое русло ручья, по нему можно почти до самого леса добраться, под покровом темноты в чащу перебежать. Алексей об этом Василию сказал.

– Сам такожды решил.

– Рад, что наши мнения совпадают.

Темнело по-осеннему рано. Алексей сам маленькую дверцу в башне отпер, оба вышли за стены острога.

– Удачи тебе, Василий. Как говорят охотники, «ни пуха ни пера».

– К черту!

Василий сразу по берегу пошел. У края стены остановился, прислушался, затем выглянул, врагов не заметил и побежал к сухому руслу ручья. На ногах у него заячьи поршни, вроде тапочек, мехом внутрь. Ногам тепло, мягко и никакого шума. Одна беда – шкурка на подошве изнашивалась быстро. Алексей постоял, прислушиваясь. Не обнаружили ли бунтовщики гонца? Нет, тихо все.

С тем и вернулся в острог, заперев дверь. Внутри, в башне, у дверцы неотлучно дозорный находился. В воинской избе Алексей спать улегся. Еще неизвестно, каким будет завтрашний день, лучше поберечь силы. Но выспаться не удалось. После полуночи ударили в набат, раздались тревожные крики дозорных со стен. При неверном и скудном свете свечей стрельцы и ополченцы одевались, хватали оружие и торопились на стены. Бунтовщики предприняли ночной штурм. Не получилось с лестницами и копьями, применили другую тактику. Подкрались пешие без обычных воинственных воплей и стали забрасывать на стены «кошки», этакие трехпалые железные крюки, к которым были привязаны веревки. Для того чтобы лезть по веревке вверх было удобнее, на ней через равные промежутки были навязаны узлы. Дозорные не сразу заметили нападение – темно, да и бунтовщики уже знали, изучили места нахождения дозорных на стенах. Нескольким бунтарям удалось взобраться на стены, уже шел бой. Алексей сразу оценил опасность, надрывая связки, закричал:

– Руби веревки!

У каждого воина есть холодное оружие – сабля, кинжал, нож, боевой топор. Если веревки перерезать или перерубить, новые воины бунтовщиков не влезут, а тех, кто взобрался, не так много, десяток. Их и после перебить можно. Конечно, стрельцы и ополченцы и без его подсказки догадались бы, но они начали рубиться с татарами на смотровых площадках. Алексей и сам стал биться с татарином. Тот смело размахивал саблей, атаковал, но техникой сабельного боя не владел. Алексей успешно отбивал наскоки, потом сделал обманный финт и нанес укол в живот. Татарин рукой за рану схватился, Алексей же резанул по шее противника и отскочил, дабы кровью не обрызгаться. Запасной одежды нет, а от кровушки отмыть тряпье сложно. Впереди, под лунным светом, «кошка» железом отблескивает на стене. Алексей к ней бросился, а над стеной уже голова противника показалась. Терехов по ней саблей ударил, враг вниз полетел, Алексей же веревку рубить стал. Удалось только со второго удара. По всей видимости, мурза такую хитрость не сегодня задумал. «Кошки» заранее отковать кузнецам надо, да не одну, десятки. Для этого железо нужно, горны, кузнецы, а еще веревки пеньковые, не один моток.

С божьей помощью отбились. «Кошки» в виде трофея достались, тех, кто на стены смог забраться, уничтожили. Кто не успел, внизу у стен в бессильной злобе бесновались. А только «кошек» у них нет и взять негде. Стрельцы пальнули несколько раз, разгоняя бунтовщиков, те разбежались. Но чувствовал Алексей: не остановится мурза, иное придумывать станет.

Воины в воинскую избу вернулись досыпать, дозорные службу несли, за них отвечал воевода. Следующий день и еще один мирно прошел. Жители и воины радовались, а у Алексея в груди тревога росла. Не иначе – затишье перед бурей. Иван Пафнутьевич Хлыстов заметил:

– Ты чего нос повесил, Терехов?

– Думаю – чего мурза учудит.

– Нешто, побьем.

– Твои бы слова – да богу в уши.

Алексей же думал так. Раз два дня татары не беспокоят, стало быть, готовят что-то, что времени требует. «Кошки» ведь тоже не за день выковались. А ничего в голову, кроме подвижной башни, не приходило. Но ее было бы видно. Такая башня на колесах должна быть немного выше стены, с нее перекидывался мостик, по которому на стены атакующие врывались в осажденную крепость. Подкоп? Не видно и не слышно, такие работы скрыть сложно. К единому выводу не пришел, после ужина спать улегся. Понемногу все обитатели острога тоже ко сну отошли, только привычно перекрикивались дозорные с трех стен крепости.

Но в тишину Алексей не верил. Татары – народ упрямый, а мурза Бирич изобретателен, жизнь это уже доказала. Для бунтовщиков Кунгур – как бельмо в глазу. Взять острог для бунтовщиков дело чести. Царю докажут, что есть еще силы, с которыми надо считаться. И еще на один эффект рассчитывали. За осадой Кунгура следили внимательно татары и башкиры. Падет острог – и полыхнет пламя народных восстаний, а сейчас народ выжидает. Но восстания Пугачева и Разина тоже с малого начинались. Сначала наместники и губернаторы особого внимания на небольшие бунты не обращали, полагали – своими силами подавят, да не случилось. Народ всегда на красивые посулы ведется, но все бунты и всегда подавлялись жестоко, большой кровью. Государственная машина неповоротлива, медлительна, но если о безопасности и целостности государства, строя, трона речь идет, бросают большие силы и лучших военачальников.

Бунтовщики были настроены Кунгур взять любой ценой, а осажденные – острог отстоять. Бирич еще несколько дней назад на переговорах готов был выпустить из острога всех и не тронуть, лишь бы крепость в его руках оказалась. Тогда ему почет и слава, десятилетиями будут говорить. Сколько при этом бунтовщиков погибнет, его не волнует. Сколько кровопролитных битв до него прошло, а кто помнит солдат, десятников, сотников? Только имена полководцев история и народная память сохранила. Существует же известное высказывание: гибель одного человека – трагедия, а гибель сотен тысяч – статистика.

Алексей отдавал должное изворотливости и изобретательности мурзы. Противника нельзя недооценивать, такая позиция часто приводит к поражению. Мысль у Алексея мелькала: не подкупить ли кого-нибудь из вражеского стана для информации? Но, увы, пока невозможно. Спать улегся, утро вечера мудренее. Уснул крепко и был разбужен набатом. Воины, чертыхаясь, одевались спешно, хватали оружие и бежали на стены. Воеводой для каждого было расписано свое боевое место. Но случилось то, чего так опасался Алексей. Решив, что атаки бесплодны, приводят к значительным потерям, мурза решился сжечь острог. Будут у него трофеи или пленные – второй вопрос. Главное – уничтожить проклятый острог. Тогда его имя прогремит по всем землям.

Конники подскакивали на дальность полета стрелы и стреляли из лука стрелами с горящей паклей. Били в стены и выше их, тогда горящие стрелы падали на крыши изб, крытых деревянной дранкой. Стрелять из пищалей далеко, стрела летит дальше свинцовой пули, выпущенной из гладкого ствола. А других способов не подпустить бунтовщиков не было. Местные жители бросились тушить начавшие гореть избы. Легкий ветерок разносил искры на соседние крыши, хозяйственные постройки. Острог заволакивало дымом. Хуже того, начали гореть деревянные стены. Их тоже попытались тушить, поливая сверху, со смотровых площадок, водой. Да только воду в ушатах и ведрах приходилось носить из реки. Ополченцы и часть стрельцов выстроились цепью, передавали ведра. Но ее не хватало, со всех сторон слышались крики:

– Воды, воды дайте!

Не одна сотня горящих стрел зажгла самую длинную стену, обращенную к лагерю бунтовщиков. А еще горели избы, амбары, торговые лавки и хозяйственные постройки в самой крепости. Даже если каким-либо чудом удалось потушить стену, вскоре костлявая рука голода выкосила бы всех воинов и жителей. В амбарах хранилась провизия. Суета жуткая, воду брали в колодцах, вычерпывая до дна, носили из реки, но пожар это не останавливало. Попробуй залить из ведра горящую крышу. Едкий дым заволок крепость. Жители и воины надсадно кашляли, у всех слезились глаза. Бунтовщики стрелы огненные метать перестали, стояли в отдалении, наблюдая за пожаром. Видимо, полагали, что не выдержат защитники, откроют ворота и будут выходить из острога и сдаваться на милость победителям.

Алексей, некоторое время стоявший на стене, в темноте не видел мурзы, но чувствовал: здесь он, смотрит на пожар, сам хочет видеть, как сдадутся защитники. Такое зрелище нельзя пропустить, это как бальзам на сердце.

Алексей повернулся в сторону острога. С высоты смотровой площадки хорошо были видны многочисленные пожары. И огонь с каждой минутой разгорался все сильнее. Он понял, что огонь уже не потушить, острог обречен. Чтобы не сгореть живьем, надо выбираться. Вариантов немного, всего два. Или открыть ворота и ударить по врагу, дав возможность мирным жителям добежать до леса. В ночной темени никто беглецов искать не будет. Или через маленькую дверь в башне, ведущей к реке, выходить на берег. Кто сможет, переберется вплавь, река не широка. Но умеющих плавать немного. И что делать женщинам с детьми? К тому же все лошади стрельцов и жителей обречены на гибель, им не протиснуться через дверцу. А без лошадей не уйти.

С тяжелыми мыслями Алексей спустился со стены, нашел воеводу. Близ него сотник Хлыстов находился. Устроили совет. Выход к реке отвергли сразу. Сдачу в плен никто даже не обсуждал, воины присягу на верность царю давали. Решили – пробиваться. Построиться у ворот колонной, вырваться, завязать бой. Тем временем, укрываясь за стрельцами и ополченцами, жители покинут острог и побегут к лесу. Кто сможет – спасется. Алексей понял: шансов у жителей немного, особенно для семей, где малые дети, но это лучше, чем сгореть в огне.

И действовать надо быстро, в остроге дыма полно, как бы не задохнуться. Рядом обвалилась прогоревшая крыша, взметнув тучу искр.

Воевода распорядился:

– Хлыстов, собирай стрельцов, выводите коней, стройтесь перед воротами. Терехов, ополченцам защищать жителей, чтобы до леса довести без потерь. А я жителей предупрежу.

– Пусть рухлядь не берут, только детей, – напомнил Хлыстов.

– Знаю, – кивнул воевода.

Действовали быстро. Уже через четверть часа стрельцы с пищалями наготове и конно стояли перед закрытыми воротами. В этом же переулке, только по другую сторону от башни, приготовились ополченцы, за ними жители. Мужчины из местных, кто мог держать оружие, присоединились к ополченцам. Уже трудно стоять из-за жары, из-за дыма. Воины из местных убрали камни от ворот, отодвинули дубовый запор, распахнули ворота. Теперь ни секунды медлить нельзя, это понимали все. Стрельцы пришпорили коней, стали буквально вылетать из ворот. Как только выехал последний, стали выбегать ополченцы. А уже стрельцы дали нестройный залп по бунтовщикам. У ополченцев огнестрельного оружия нет, которого опасались бунтари. Приготовили луки, положив стрелы на тетивы, обнажили сабли, кинжалы, сулицы и копья. За ополченцами и местными воинами, которых вел воевода острога, бежали жители. Женщины держали малых детей на руках, да еще ухитрялись других вести за собой. Мужчины помогали старикам. Алексей покачал головой. Слишком медленно у беженцев получается. Если у бунтарей опытный начальник, он свяжет боем стрельцов и ополченцев, а другую часть татар кинет к лесу отрезать людям путь. Но все пошло не так, еще хуже, чем мог предположить Алексей. Стрельцы после залпа оказались с разряженными пищалями, когда налетели конные. Схватились биться на саблях. Еще часть бунтовщиков, уже пеших, помчались к жителям, но на их пути встали ополченцы и воины из острога. Закипел бой, жестокий, кровавый. А хуже всего – ночной. Отсветы от горящего острога делали фигуры зыбкими. А все поле боя не видно вовсе. Крики, ржание лошадей, звон оружия. Руководить схваткой, а скорее – свалкой, невозможно, для этого военачальник должен бой видеть. Кто кого теснит и на каком участке, где помощь требуется. А сейчас каждый за себя бился, и татары, ввиду перевеса в силах, одолевать стали, теснить русских к реке.

На Алексея конный налетел. Одежды темные, конь каурый, наскочил из темноты, как приведение. Узрел его Алексей в последний момент, саблю под удар подставил, отбил, сам на противника град ударов обрушил. У обоих бойцов щитов нет, небольшая ошибка для любого ранением может кончиться или гибелью. Противник силен физически, ловок, злобой пышет, но техника владения сабельным боем слабая. Подловил бунтовщика Алексей на обманном финте, резанул клинком по шее, а затем добил сразу. Татарин с лошади сполз, а на Алексея уже другой кинулся, с короткой пикой. Был бы щит, от пики укрыться не проблема, а сейчас уворачиваться от острой железяки приходилось. Пика короткая, Алексей выждал момент, когда бунтовщик выпад сделает вперед, сам почти на шею коня упал и саблей ударил. Татарин в атаке руки вперед вытянул, иначе древко пики не удержать. Вот правую руку по локоть Алексей ему отрубил. Пику татарин обронил, закричал от боли, Алексей медлить не стал, зарубил. А вокруг бой пеших. Коня у Алексея толкают, острые железки мелькают. Непонятно, кто кого теснит. И вдруг топот копыт множества коней. Алексей замер. К бунтовщикам подмога подходит? Но звук удаляться стал. Кто-то из ополченцев закричал:

– Стрельцы уходят! Стрельцы нас бросили!

У Алексея в душе буря чувств. Недоумение, обида, негодование, гнев. Своих в бою бросили? Струсили? Да как же это? И нечестно, и не по-воински. Пока бой шел, неизвестно было, чья возьмет. Да и не победы Алексей ждал. Задачей стрельцов и ополченцев было – сдержать бунтовщиков, пока жители из острога до леса доберутся. Так не успели они, позади дерущихся еще бегут, женские крики и детский плач позади еще слышен. Мало того, что струсили, за свои жизни испугались, так паника началась. Это как в горах снежная лавина. Покатится маленький ком, и вот уже вся огромная масса снега вниз несется со скоростью скорого поезда, сметая все на своем пути. Стоит в бою одному побежать или панику проявить, крикнуть – окружают или наши бегут! Все, бой можно считать проигранным. Кто-то из ополченцев еще дрался, другие бросились к реке. Остались только воины из острога, да много ли их? Десятка два с половиной – три. Им отступать некуда, за ними семьи, которые в лес бегут. Как можно жену предать или детей? А если бросил, то ты и не воин, и не мужик. С ними Алексей остался. Похоже, оставшиеся выжить уже не чаяли, рубились смело, уже и рука устала саблей махать, а татары не убывают. А воинов все меньше и меньше. Алексей уже весь в липкой крови, и непонятно: в своей или чужой? А может, и коня? Уже окружили бунтовщики. Рядом с Алексеем бился воин, левая рука его в крови. Сообразил Алексей: надо вырываться, иначе не часы, минуты его жизни сочтены. Схватил воина за правую руку, буквально вздернул на круп коня позади себя, хлестнул коня саблей, плашмя, конечно. Конь вперед рванул, прокладывая грудью дорогу среди пеших татар. Алексей и воин позади него, саблями работают, рубят по сторонам. Вырвались, бунтовщики позади остались, но и конь шатается. Алексей подумал было – тяжело двоих нести. А конь пробежал немного, встал, осел на задние ноги да и в сторону завалился. Алексей едва успел ноги из стремян выдернуть. У коня брюхо распорото, кишки выпирают. Видимо, кто-то из татар успел ножом или саблей по брюху животины полоснуть. Алексей саблю в ножны вбросил, воина подхватил за руку и бежать. Впереди не видно толком ничего, а потом вода блеснула. К реке они выбежали, сразу вправо повернули, там лес был. А уже сзади вопли и топот ног преследователей. От идеи до леса добраться пришлось отказаться. Кинулись к реке, бросились в воду.

– Ты плавать умеешь? – спросил Алексей уже в воде.

– Ослаб я, но немного продержусь.

Одежда намокла, в сапоги вода набралась, да оружие вниз, на дно тянет. И саблю бросить нельзя, как без оружия дальше выбираться? Алексей на спину лег. Одной рукой подгребал, другой воина за ворот держал. Течением их сносило, позади уже острог пылающий остался, стихли ликующие, победные вопли бунтовщиков. Холодом стало члены сковывать, усталость навалилась, Алексей к берегу выгребать стал. Уж лучше на земле последний бой принять, чем утонуть. Ноги дно почувствовали, воина подтянул, сам на колени встал. На четвереньках по дну к суше ползет, воина тянет. А у того уже сил нет помогать, одной ногой отталкивается только. Зубы сцепил, а сам выбрался и воина вытащил из воды. Вода – она тепло и силы забирает. На землю вода с одежды стекает, а сил перебраться на другое место, где посуше, нет. Сколько пролежали, неизвестно. Отдышался Алексей, немного силы восстановил, воина спросил:

– Ты живой?

– Покамест.

– Звать-то тебя как?

– Пафнутий, Ожерельев фамилией буду.

– Встать сможешь? В лес нам уходить надо. Скоро рассветет, бунтовщики заметить могут.

– Попробую, ты подмогни чуток.

Алексей сам поднялся, Пафнутию помог. Так, покачиваясь и шатаясь, как пьяные, до леса дошли, углубились немного, под ель опустились. Под ней слой опавших иголок, мягко и не на голой земле. К утру земля остынет, им только простуды не хватало.

– Пафнутий, рана кровит?

– Да Бог его знает. Мокрый я весь, не понять.

Алексей решил утром рану осмотреть. Перевязать бы надо, а чем? Куском исподней рубахи? Так она мокрая и грязная, как и вся одежда.

– Тогда отдохнем немного, как рассветет, уходить надо.

Замолчали надолго. А уснуть не получается, перед глазами фрагменты боя, пожар в остроге. А пуще горечи поражения вопрос мучает: почему Хлыстов со стрельцами сбежал? Воевода приказ отдал или Хлыстов? Вот же сукины дети, как можно предать в разгар боя? Воины они, драться с врагом должны, мирных жителей защищать. В мирное время хлебопашец пшеницу или рожь сеет, убирает, сапожник тачает сапоги, пекарь хлеб печет. А воин мастерство для трудного часа оттачивает. Но настал он, час трудный – встань грудью, закрой собой и женщину, и ребенка, и старика с хлебопашцем. Они тебя в мирное время кормили, поили, одевали. Надеялись – не зря тяготы несли, придет пора – воин сторицей отдаст. А стрельцы долгу изменили, бросили. Алексей негодовал. Ну, вернется в Хлынов, если повезет, все наместнику расскажет. Вроде неплохим мужиком этот сотник был, знал его по службе в Кремле Алексей. Но то мирное время было, без риска, крови. А как жизнь спиной, черной стороной повернулась, так гнилое нутро сотника проявилось. Нельзя таким служить, подведет в любой момент, нет надежды. Встречался Алексей с малодушными, трусами, предателями. Но то единичные случаи были. А здесь сотник дрогнул, за жизнь свою убоялся и сотню за собой увел, обрекая ополченцев и мирных жителей, что из острога бежали, на верную смерть или плен. Татары, хоть и замирил их Иван Грозный, привычки свои не все забыли. При удобном случае и грабили, и в плен брали. А чтобы не поймали, пленных по Волге на судах сплавляли южным соседям да в рабство продавали.

Кроме мыслей тяжелых еще и прохлада уснуть не давала, руки-ноги мерзнуть стали.