Тот вариант, на котором настаивал Орлов, Гурова не устраивал совсем. ОМОН с автоматами, всех по стенкам с руками на затылках, особо рьяных на пол! С криками, с топотом ног. Эффектно, на психику действует, но побочный результат будет совсем не тот, которого хотелось бы. Во-первых, половина города будет знать, что в спорткомплексе «Заря» проводилась полицейская операция. Обязательно кто-то из персонала проболтается, что задержали директора, что полиция облазила весь подвал и нашла там оборудование для проведения подпольных схваток. Во-вторых, половина города будет знать, что полиция толком ничего и не нашла в «Заре», несмотря на свою такую эффектную операцию. И вот этот второй факт Гурова не устраивал сильнее первого. Он предпочитал, чтобы противник в уголовном стане начал метаться, пытаться заметать следы и делал бы ошибку за ошибкой.

В большом и низком подвале включили освещение, тихо загудели моторы, обеспечивающие вентиляцию помещения. Стены без вычурной дорогой отделки. Обычная штукатурка, шпаклевка, краска. Собственно, ринга тут не было. Была квадратная площадка, застеленная эластичным материалом, предназначенным специально для проведения таких схваток, и несколько рядов кресел для зрителей. Обычные стадионные кресла, охватывавшие площадку для схватки с трех сторон. Гуров насчитал 84 места. А вот в центре, на уровне второго ряда, имелось что-то вроде дорогой ложи. Наверное, для важных гостей. Двенадцать мягких кресел с высокими спинками и несколько столиков между ними и широкими проходами.

Гуров приехал сюда с Крячко и несколькими опытными оперативниками из МУРа. Все были в гражданской одежде. Никто не вел себя вызывающе, просто прошли вместе с побледневшим охранником в ту часть коридора, где располагалось начальство, и блокировали кабинеты директора, его заместителей по спортивной работе и хозяйственным вопросам и главного бухгалтера. Жигалов, оказавшийся на месте, даже не особенно удивился, а постановление о проведении обыска его ничуть не напугало. Он только пожал плечами и спросил, что, собственно, требуется от него. Или товарищи из угрозыска сами справятся?

– М-да, – пробормотал Крячко, когда они стояли посреди пустого зала. – И что мы ему предъявим?

– Сейчас ничего особенного, – так же тихо ответил Гуров. – Главное, что факт таких боев установили, побольше свидетельств, а потом уже по каждому отдельно поработаем. Особенно по бойцам. Вот кто нам нужен.

В Жигалове чувствовался бывший спортсмен-борец. Крупный, уверенный в себе мужчина, привыкший командовать, решать и договариваться. Имеющий наверняка приличные связи и помимо Иванчука. Этого человека вооруженные омоновцы и удостоверения полковников МВД не впечатлили. Наверняка в этих креслах по ночам сидят люди с высоким положением, и у Жигалова есть основания полагать, что они его прикроют. Только вот успеют ли прикрыть? И станут ли, учитывая количество трупов вокруг этого дела? Нет, дружок, твои покровители пока попритихнут и будут присматриваться. Они даже дадут тебя арестовать и в СИЗО поместить. А там, если начнешь лишнее болтать… Ну, это я уже слишком, подумал Гуров и повернулся к директору спорткомплекса:

– Значит, вот здесь у вас проводятся по ночам подпольные бои с тотализатором?

– Что-то вы путаете, – усмехнулся Жигалов. – Это запасная площадка для тренировок борцов. Иногда используем, когда соревнования, а прекращать тренировочный процесс не хочется. Виноват, готов ответить, что, вопреки технической документации на здание, внес изменения. Так я никакой реконструкции и не проводил. Потолки и стены не трогал, только подштукатурил и подкрасил. Да, еще мебель для спортсменов поставил.

– Да у нас нет никаких претензий, – в тон директору ответил Крячко. – Благое дело, оно и в Африке благое. Мы только по бухгалтерии проверим, как затраты проводились на эти работы и какие источники финансирования. И все! Нам не хочется мешать вам работать.

– Ну, вы уж прямо скажите, пока мы одни, – оглянувшись на омоновцев у дверей, доверительно проговорил директор. – Я вам что-то должен? Ясно же, что найдете нарушения в бухгалтерских проводках и суммах. Вам очень важно, чтобы меня сняли и дали два года условно? Я бы все понял, если бы пара лейтенантов из местного отдела явилась. А тут сразу два полковника, да еще из Главка!

– Борис Николаевич! – позвал его Гуров и уселся на крайнее кресло для зрителей. – Давайте я вам кое-что расскажу, и вы поймете, что к вам не за подачками пришли, а пришли к вам потому, что случилась большая беда. И еще бо́льшая может случиться. Поэтому не лейтенантики, как вы выразились, а именно полковники. Которые вправе принимать решения прямо на месте. Практически любые решения. Вы понимаете?

– Пока нет, – ответил Жигалов. – Но если просветите, то постараюсь вникнуть в вашу ситуацию.

Он подошел и тоже сел в кресло, но не рядом с Гуровым, а через одно от него. Дистанцию держит, с иронией подумал Лев, независимость демонстрирует. Ну-ну!

– Слушайте и запоминайте, Жигалов! – резко заговорил сыщик, обращаясь уже не вежливо, по имени-отчеству, а по фамилии.

Так обращаются с задержанными, осужденными, подследственными. И директор, интуитивно это почувствовав, с беспокойством посмотрел на полковника. Гуров это тоже отметил про себя и продолжил с жесткими интонациями, как будто дрова рубил:

– Лобачев ваш принципиальный умер не от сердечного приступа. Зарубите себе на носу! Это первое! Второе, Иванчука застрелил наемный убийца. Практически на наших глазах. Не успели, каюсь! Но зато с этим киллером я успел немного поговорить. Знакомый оказался, было у него желание пооткровенничать. Третье! Макарова вашего чуть не убили. Обошлось только тем, что разбили его машину, а в нее для острастки труп подложили с разбитым всмятку лицом. Я могу вам фотографию этого зрелища показать, но думаю, что не стоит, а то вы ужинать не сможете, наизнанку вывернет. Достаточно пока информации для размышления и для того, чтобы тут перед нами «ваньку не валять» и своей крутизной несусветной нас не пугать?

Жигалов промолчал, глядя на квадрат со спортивным покрытием для поединков. Гуров демонстративно посмотрел на наручные часы, как будто давал время на раздумье. Крячко размеренным шагом подошел к директору и встал по другую сторону от него. В воздухе отчетливо повисла атмосфера возможного приказа «Встать! Руки за спину!». И это Жигалов тоже ощутил. Гуров понял это по его глазам, метнувшимся из стороны в сторону. Отлично! Смутить его уже удалось. А может, и напугать.

– Так что вы не очень становитесь в позу, – посоветовал он почти равнодушно. – И не надейтесь, что самое неприятное для вас – это то, что вас могут посадить годика на три-четыре. Игра идет на такие ставки, что жизнь человека уже не ценится. Поймите это. И поймите то, что мы знаем гораздо больше, чем вы предполагаете. Знаем роли каждого из вашей компании. Иванчук занимался подбором бойцов, это его идея. Вы обеспечивали площадку, Макаров – снабжение, Волжаков – кухню для дорогих гостей. Понятно, что со смертью Иванчука у вас многое теперь застопорилось. Но застопорилось не потому, что убит главный, а потому, что его убили, чтобы подмять вас. Или у вас будет теперь новый главный, или вас не будет, а он наберет себе новых помощников. Это вам понятно, Жигалов?

Директор снова промолчал, но его задумчивый взгляд, направленный куда-то в дальний угол подвала, стал более осмысленным.

– Нас интересуют вполне конкретные вопросы, – продолжал Гуров. – Зачем был убит Лобачев?

– Серьезный вопрос, – вздохнул директор. – А вы уверены, что его убили?

– Абсолютно. И мне очень не нравится, что в деле вашего подпольного тотализатора трупы стали сыпаться, как груши. Такие большие ставки?

– Вы мне вот что сначала скажите, товарищи полковники, – заговорил Жигалов. – Вы вот пришли, наехали на меня, ответов требуете, показаний. Но вы ведь не дети малые, вы работаете в этой профессии не один год.

– Я понял вас, – кивнул Гуров. – Разумеется, содействие следствию, сотрудничество с ним, но только не видимость, а активное сотрудничество может перевести вас из разряда соучастника в разряд свидетеля. Вы эту разницу сопоставьте со своим желанием нам помочь.

– И еще, Борис Николаевич, – добавил Крячко. – Вы ведь можете с помощью и опоздать. В вашем деле много замешано шустрых людей, которые и навариться на этом успели, и могут успеть себе помощью следствию индульгенцию заработать – срок скостить или отделаться условным наказанием. Мы ведь второй раз предлагать не станем, не на базаре. Как говорится, кто первый встал, того и тапки.

– Черт! – сдался наконец Жигалов и стукнул кулаком по подлокотнику кресла: – Умеете уговаривать. Вам бы только знаете где работать…

– Знаем, – меланхолично отозвался Гуров и зевнул в кулак. – Там, где мы и работаем, – в уголовном розыске.

– Да поймите вы, что я многого не знаю, – зло сказал Жигалов. – У нас каждый занимался своим делом и не более. Да, здесь они дрались. Мне говорили, к какому дню все подготовить и что будет проходить. Ну, обсуждали, конечно, нюансы. Например, загруженность спорткомплекса, давали возможность выбирать день из двух-трех желательных дат. Я даже бойцов не подбирал. И тотализатором не я занимался, а Иванчук. Я тупо сидел на зарплате. Провели ночное шоу – получил.

– Про Лобачева, – напомнил Гуров.

– Не знаю, – как-то устало произнес директор. – Сам голову ломаю который уже день. Не жаловался он на сердце никогда. А по поводу его разговора с Иванчуком на повышенных тонах, я думаю, что кто-то еще в Москве наверняка занимается подпольными боями. Было время, когда вы подчистили это поле деятельности. Но потом слушок прошел, что есть люди в МВД, которые «крышуют» этот бизнес и даже вложились в него. Поэтому, мол, бояться не надо, но и наглеть не стоит.

– Кого-то называли конкретно?

– Да вы что! Кто же называть станет? Короче, как ни крути, а грешить надо на конкурентов. И Иванчук, может быть, действительно уговаривал Лобачева. Не настраивал его на победу в нашем шоу, а именно уговаривал изменить договоренностям, вместо поражения вырвать победу и срубить бешеные «бабки».

– Насколько я знаю, за такие вещи по головке не погладят, – хмыкнул Крячко. – Они ведь в таком случае серьезных людей кинуть решили.

– А вот, может, и не погладили по головке, – процедил Жигалов сквозь зубы. – Ни того, ни другого в живых уже нет.

– Ладно, идем дальше, – сказал Гуров. – Фамилии спортсменов, которые участвовали в ваших боях.

– Самый неприятный момент, – покрутил головой директор.

– Без капризов, Жигалов, – посоветовал Крячко и похлопал директора по плечу. – Мы их все равно узнаем, но заслуга будет уже не ваша. Да и не грозит им ничего сверхъестественного за это. Они же свидетели. Ну заработали немного, так основную долю загребли организаторы, тот, кто тотализатором руководил. Так что… список нам нужен.

– И еще он нужен нам для того, – напомнил Гуров, – чтобы выйти на ваших конкурентов, на тех, кто мог быть причастен к организации убийства Иванчука и Лобачева. Не забывайте, что ваша возня нам интересна лишь как возня с грязными деньгами, а вот убийства, извините, – это уже табу самой высокой пробы. За это мы весь ваш змеюшник перетрясем. Так что без условий. Помогать – значит, помогать. Добровольно, добросовестно и активно. Чтобы мы не тянули из вас все клещами.

– Я понял, – невесело кивнул головой Жигалов.

– Ты здесь? – Орлов стоял в дверях кабинета Гуров. – Ну, хорошо, раз ты здесь.

Генерал вошел, осмотрел кабинет, задумчиво провел пальцем по крышке стола, как будто искал следы пыли и собирался сделать замечание по поводу некачественной уборки помещения. Гуров улыбнулся. Столько лет они уже работают вместе, еще в МУРе когда-то встретились впервые: капитан Гуров и подполковник Орлов. И почти сразу возникло между ними чувство соперничества. Каждый хотел доказать что-то, каждый хотел оказаться правым в том… Да теперь это не важно. Важно то, что они стали друзьями, важно, что они дополняли друг друга. И вот уже столько долгих лет работают вместе Гуров, Орлов, Крячко. Три старых товарища, люди, которые понимают друг друга с полуслова, а то и совсем без слов.

Сейчас он спросит про Машу, подумал Лев. Затем строго перейдет к делу, но не к самому, а будет выяснять, где сейчас находится и чем занят Станислав. А потом уже начнет чуть ворчливо объяснять, что я оказался прав, но он теперь все сделал, и расследование пойдет, и полномочия у нас будут по полной программе, и, наверное, можно будет возбуждать уголовное дело. А уголовное дело – это масса преимуществ, это возможность официально проводить очень много мероприятий, которые будут запротоколированы и лягут доказательным материалом в дело. Уголовное дело – это возможность быстро организовывать и проводить обыски, опознания, задерживать и арестовывать подозреваемых.

– Ты хотел что-то спросить? – стараясь скрыть улыбку, повернулся спиной к Орлову Лев и принялся наливать воду в электрический чайник.

– Как Мария? Ты говорил, что у нее премьера на носу? Как обычно, вся в будущей роли и сейчас ей не до тебя?

– Ну, примерно так, – пожал плечами Гуров.

Он решил не отвлекать шефа от дела и не пускаться в объяснения, что этот период у Маши уже прошел и что ей сейчас очень даже «до мужа», что она счастлива, так как роль у нее «идет» и все получается.

– Ну, это ее обычное состояние перед премьерой, – пробормотал Орлов, подходя к окну и думая явно совсем о другом. – Ты ее не особенно пили. А то, я замечаю, ты стал немного ворчливым. А она натура артистическая, утонченная.

– Это ты мне говоришь? – рассмеялся Лев.

– Тебе, кому же еще, – рассеянно ответил Орлов. – Где Стас?

– Отрабатывает спортсменов по списку Жигалова. Тех, кто участвовал в ночных боях в «Заре». Мы думаем, что они могли участвовать в боях не только там, но и у конкурентов.

– Это правильно. Ну, Лева, вот что я хочу сказать. С возбуждением уголовного дела все решено. Точнее, его возбудят и сразу объединят с делами об убийстве Иванчука и по спорткомплексу «Заря». Там много нарушений, помимо просто тотализатора.

– Жигалов нормально нам помогает, так что не станем очень давить на его злоупотребления. Суд, я думаю, будет сторонником наших интересов.

– Пока не подводили. И еще, я получил разрешение на эксгумацию тела Лобачева.

– Вот это здорово! – обрадовался Гуров. – Вовремя. По крайней мере, будем точно знать, убийство это или нет. Отравили или правда с сердцем плохо стало? Когда можно приступать?

– Предупреди экспертов, пусть готовятся проводить глубокое исследование. Постановление я тебе завтра отдам. Ну а там решайте сами. По готовности лаборатории. Второго шанса у нас не будет, если они каких-то реактивов там не подготовят.

– Спасибо, Петр. Вот обрадовал, так обрадовал.

– Ты так много ждешь от повторного исследования?

– Не скажу, что много, – покачал головой Лев. – Вряд ли тот вид яда, который мы, возможно, там найдем, подскажет нам, кто убийца или заказчик. Просто я должен быть уверен, что Лобачева убили. Или что не убили, и он умер действительно от сердечного приступа. Просто все дальнейшее расследование будет опираться уже на это. Ведь сам факт заказного убийства Иванчука говорит не обязательно о том, что идет передел в сфере ночных боев. Мог и муж его любовницы озвереть от такой наглости и приказать убить его. Хотя я помню слова киллера, и если Лобачев убит, тогда, скорее всего, эти смерти связаны.

– Ну да… ладно, давай, работай. Я к себе.

В техническом отделе было тихо. Только принтеры жужжали, да кто-то из сотрудников стучал по клавиатуре компьютера. Гуров прошел по просторной комнате, заставленной аппаратурой, и свернул за стеклянную перегородку начальника отдела. Высокая стройная женщина с вьющимися волосами и капитанскими погонами вскочила с кресла при его появлении:

– Здравия желаю, Лев Иванович!

– Привет, Левочкина. Зачем звала?

– Мы закончили с установлением личности убитого, найденного в машине Макарова. Он судимый, и отпечатки совпали с отпечатками в базе данных. Это Калиниченко Эдуард Васильевич, 1964 года рождения. Три судимости на небольшие сроки. Все за мелкие кражи, но ему все равно приписали рецидив, и он шел в колонию.

– Да? Странно, – удивился Гуров. – Обычно если уж есть склонность к воровству, человек не удовлетворяется мелочью, обязательно несколько эпизодов, которые тянут на несколько лет. Может, он следователю хамил или на суде? Вот и обиделись коллеги, накрутили его по максимальному сроку.

– У меня тоже такие сомнения были, Лев Иванович, и я запросила справку из его дел.

– Ну-ну, поделись, Александра. – Гуров уселся в глубокое кресло возле стола криминалиста и сложил руки на груди.

Левочкина ему нравилась давно. Хороший работник, человек на своем месте. Она никогда не ограничивалась минимумом проделанной работы, всегда пробовала подтвердить догадки или уже полученные доказательства новыми данными. Работала творчески, хотя и приходилось ей пропадать на работе от темна и до темна. А ведь у нее был муж и двое сыновей. Муж, кажется, бизнесмен.

– Слушай, Александра, – пытаясь скрыть улыбку, заметил Гуров, – как твой муж терпит твоей ненормированный рабочий день? Не боишься, что в один прекрасный день придешь, а дома пусто, ни вещей, ни детей, ни мужа? И записка самого мрачного содержания.

– Лев Иванович! Скажете тоже! – засмеялась Левочкина. – У нас очень хорошая няня, замечательная женщина. А мой муж, между прочим, даже рад, что я занимаюсь делом, которое мне нравится. Он меня любит!

– О как! Так не бывает, Александра.

– А вот и бывает. У вас разве не так? Я же знаю, про вас весь Главк говорит, какие у вас теплые и нежные отношения с Марией.

– Ладно, давай о делах. Так что там с этим Калиниченко? Кто он?

– Я думаю, что он бомж. Из тех, кто все равно будет бомжевать, хоть десять квартир ему подарите. И в колонии он старался сам попасть, когда зима подходила. На мелком воровстве попадался, а следователей просто уговаривал. И на суде вел себя так, что судьи старались ему реальный срок дать.

– Так, – задумался Лев. – Значит, взяли человека, которого никто не хватится. А про отпечатки пальцев забыли. Или не подумали. А что нам даст личность этого Калиниченко?

– Может, кто-то видел, как его похитили? – предположила капитан. – Ведь где-то же он бомжевал, какой-то район обитания у него был.

– Наверняка был. И были приятели-бомжи. Этим вопросом мы займемся сегодня же. Но меня все равно интересует вопрос «зачем». А задать его пока некому. Давай, Александра, что еще есть на этого несчастного? Знаю тебя, ты так просто руки не опускаешь.

– Ну, если честно, то есть немного. Например, у него следы профессионально сделанных инъекций на сгибе левой руки. Его кололи в вену.

– Хотели усыпить, прежде чем использовать?

– Колол настоящий медик-профессионал. Когда колют сами себя наркоманы, то повреждения бывают большими, когда в вену пытаются колоть один другому и тоже без опыта, то часто промахиваются, протыкают сосуд насквозь. А тут все очень чисто.

– Больница? «Скорая помощь»?

– Точно, – заулыбалась Левочкина, тряхнув своими кудрявыми волосами. – Или соседка, или сосед – врач по профессии, например. Это же вам тоже поможет.

– Так, так, – довольно потер руки Лев. – Давай дальше, девочка!

– Под ногтями у Калиниченко была грязь. Не застарелая, а свежая. Я взяла на анализ. Знаете, по составу обычный грунт, ну, может, немного с примесью строительных силикатов. Обычное дело, если человек живет в коллекторах, подвалах или на чердаках. Но одну интересную вещь я выяснила. В грязи под ногтями убитого я обнаружила следы бродифакума.

– Это что за вещество? – с интересом спросил Гуров.

– Это мощный антикоагулянт. Иногда он встречается в специальной литературе под названием клерата и талона. Самый известный яд для грызунов, который из него изготавливают, это бродифан.

– То есть он жил или в последний день побывал там, где травили крыс и мышей этим ядом? Ну, подсказка, конечно, есть, но в Москве ежедневно травят столько грызунов, что найти такое место будет сложно.

– Я думаю, что гораздо легче, чем вы думаете, Лев Иванович, – засмеялась Левочкина. – Такое сильное средство применяется редко по весьма простой причине – его дороговизна. Очень эффективное, как я выяснила, но очень дорогое.

– Да-а? Тогда это меняет дело, Александра. А скажи-ка, волшебница ты наша, какова причина смерти Калиниченко? Результаты вскрытия еще у тебя? Не отравление ли бродифаном?

– Нет, причина смерти вполне прозаическая. Его задушили тонким шнуром или мягкой проволокой изоляции из ПВХ. Хотя сердечко у него было изношено до предела. Знаете, что мне кажется, уколы ему делали как раз по причине сердечного приступа.

– Ага! – Гуров одним сильным движением поднял себя с кресла. – Ну, спасибо, Левочкина! Порадовала так порадовала!

– Что, мои сведения и предположения совпали с вашими?

– Хуже, Александра! – страшным голосом сказал сыщик. – У меня вообще идей не было, но ты навела меня на ряд мыслей, которые выведут нас из этого тупика! С меня шоколадка, Левочкина!

– Ну что, ребята? – Закончив, наконец, разговор по телефону с начальством, Орлов встал из своего рабочего кресла, потянулся и встряхнулся всем телом, словно сгонял усталость. – Завтра эксгумация?

– Да, эксперты готовы, лаборатория тоже. Процедура назначена на одиннадцать часов дня.

– Не зря ты это делаешь, Лева? – Генерал остановился и задумчиво посмотрел на Гурова. – Половина кладбища, а потом и сотни людей в городе узнают, что на кладбище эксгумировали тело недавно похороненного человека.

– Именно, – улыбнулся Лев. – И я просто надеюсь, что и главный злодей в наших рядах, который «крышует» этот бизнес с подпольными боями, обязательно от кого-то узнает об этой процедуре. Он поймет, что мы что-то знаем, что у нас в руках доказательства того, что Лобачев отравлен, а не умер от сердечного приступа. И что он предпримет?

– Прекратит бои и затаится. И ты будешь искать его лишних несколько месяцев, – заключил Орлов. – Не так?

– Он начнет подчищать следы, – возразил Крячко, переглянувшись с Гуровым. – Мы считаем, что он начнет делать незапланированные ходы, а это уже чревато непродуманностью и поспешностью.

– И ошибками, – закончил Гуров.

– Ну, допустим. – Орлов сел рядом с Гуровым в кресло у приставного столика. – А почему вы считаете, что этот человек, который там всем руководит и отдает всем приказы, так легкомысленно считает себя неуязвимым?

– По его поступкам, – пожал плечами Лев. – Петр, вспомни, что такое психологический портрет. В данном случае он довольно отчетлив и характерен. Он не удосуживается работать чисто, довольно небрежен. Он решил устранить человека, который, видимо, отказался выступать на поединке по его правилам или который выступил, но нарушил договоренность. Решил его не просто наказать, а убить. Он считает, что у него есть такое право.

– Прямо-таки глава сицилийской мафии! – усмехнулся Крячко.

– Да-да, примерно так, – кивнул Гуров. – И следом он решает убрать и Иванчука. Во-первых, он наказывает человека, который «сорвал банк» не в его пользу, обыграл его в тотализаторе и сгреб большущую кучу денег. А во-вторых, он его конкурент в этом бизнесе. И, видимо, конкурент опасный.

– Так, – проговорил Орлов, постукивая пальцами по крышке стола. – И он нанял не профессионального киллера, а просто обычного уголовника, который чем-то там проштрафился, поэтому просто обязан выполнить его любой приказ. Или не его, а своего пахана, но пахан работает на нашего «оборотня». Все равно, Лева, нанимать того, кто может провалить дело… это как-то сомнительно.

– Нормально, – заверил Гуров. – Это вполне в характере людей подобного склада. Ему важнее преданность и исполнительность, ему главное – иметь в руках людей, которые управляемы, а не профессионала, который от его воли никак не зависит. Он может не выполнить приказ и потребовать, скажем, дополнительной платы, может шантажировать его потом. Или не он, а тот, кто стоит за киллером, посредник, например.

– Ладно, давай следовать твоей логике, – кивнул Орлов. – Или, точнее, логике преступника, которую ты моделируешь. Он – властелин судеб и жизней, он волен карать и миловать. И он не стал убивать Макарова или просто не успел, не нашел.

– Скорее, не смог его найти, – согласился Крячко, – и решил запугать трупом бомжа, чтобы Макаров не вздумал бежать в полицию и кому-то что-то рассказывать о подпольных боях.

– Еще один штрих к небрежности нашего «оборотня», к его манере думать, что он недосягаем и поэтому подойдет любой вариант действий, – продолжил Гуров. – Например, бомжа Калиниченко они просто задушили, хотя могли одурманить, опоить, оглушить. Они одевали его в дорогой костюм уже мертвого, что следует из замятости воротника рубашки, на которой нелепо закрутили галстук, не застегнули молнию на брюках, на ноги не надели носки. Даже не оторвали внутри нового, только что купленного костюма запечатанный пакетик с образцом ткани и запасными пуговицами. Хоть этикетку сорвали, и то хорошо.

– И из этого ты делаешь вывод, что «оборотень» будет и следы заметать так же небрежно? Пожалуй, у него и правда хреновые помощники, а он не удосуживается контролировать их, проверять, как они выполняют работу. Ну что же, может, вы и правы, ребята. Что намерены предпринять дальше?

– Мы установили через Роспотребнадзор, сколько у нас в городе сертифицированных организаций, предлагающих услуги борьбы с грызунами. Их всего шесть. Мы связались со всеми и запросили сведения, поступали ли к ним заказы на обработку бродифаном. Даты обработки взяли, отталкиваясь от дня смерти Калиниченко. Машину с его трупом нашли девятнадцатого, умер он около полуночи восемнадцатого. Препарат, следы которого найдены под его ногтями, относительно свежий. Мы запросили адреса, по которым делались обработки восемнадцатого, семнадцатого, шестнадцатого и пятнадцатого. Бродифаном обрабатывают редко, потому что он самый дорогой из всех эффективных. И таких адресов за указанные дни было всего три.

– Так, так! – заинтересовался Орлов и подошел к карте Москвы на стене. – А вы это здорово придумали. Ну и где эти адреса?

Гуров энергично поднялся, потер руки и, взяв со стола генерала карандаш, стал показывать на карте:

– Один адрес вот здесь, в северной части Москвы на улице Яблочкова. Заявка была от коммунальной службы местного муниципального образования. У них там два детских сада и четыре подвала жилых домов вдруг стали одолевать крысы. Второй адрес в Марьиной Роще. Заказ на адрес: 3-й проезд Марьиной Рощи, 12. Это логистический центр, в котором складские ангары арендуют различные организации. Тоже одолели крысы, стали портить упаковки. А третий адрес в Коньково на улице Введенского, 6. Сортировочный цех, овощехранилище, цех по производству холодных продуктов для супермаркетов.

– М-да, – покачал головой Орлов, – разброс приличный. И как вы собираетесь искать там следы этого Калиниченко? Может, проще по прописке? Он же где-то должен быть формально зарегистрирован. Я думаю, он не поехал бомжевать в другой конец Москвы. Ну, хотя бы в разумных пределах тот же район. Не так?

– Кто знает? – улыбнулся Лев. – Есть одна идея. Мы думаем, что удастся выйти на след Калиниченко проще. Одна милейшая женщина в наших технических недрах полагает, что Калиниченко незадолго перед смертью оказывалась квалифицированная медицинская помощь.

– По крайней мере, – вставил Крячко, – ему дважды кололи в вену иглой. Ну а в поликлинику бомж не пошел бы. У него медицинского полиса наверняка нет.

– «Скорая помощь»? – удивился Орлов.

На 7-ю подстанцию скорой медицинской помощи Гуров и Крячко приехали в девять часов утра. Главный врач подстанции, седовласый пожилой врач, увидев входящих мужчин, снял очки и посмотрел внимательно и немного недовольно.

– Полковник Гуров из МВД, я вам звонил вчера.

– Да-да, помню. Я попросил 12-ю бригаду подождать и не разъезжаться по домам после дежурства. Они сейчас в комнате отдыха вместе с водителем.

– Спасибо, – поблагодарил сыщик. – Вы подскажете, как пройти в эту самую комнату?

– Я вас провожу и представлю, – кивнул главврач, но в дверях остановился и повернулся к гостям: – Только я все же спрошу на правах руководителя этого подразделения. По телефону вы мне не ответили. А что с этим человеком не так? К моим сотрудникам есть претензии?

– Борис Аркадьевич, – взял его под руку Гуров, – вам совершенно не о чем беспокоиться. Речь идет не о претензиях вашим подчиненным и вообще не о выполнении ими своих профессиональных обязанностей. Пообещайте, что этот разговор останется между нами, кто бы вас о нем ни спросил.

– Ну, обещаю, если так, – ответил главврач, но настороженности в его глазах не убавилось.

– Нас интересует только тот человек, к которому вызвали вашу машину. Только он, и ничего больше. Вот поэтому мы с моим коллегой и хотим побеседовать с бригадой. Они могут нам очень помочь. И вы уж настройте их на деловой лад. Мы понимаем, что тяжелое дежурство, бессонная ночь, усталость. Но дело очень важное. Для многих людей важное.

– Хорошо, пойдемте.

Бригада состояла из врача, молодой крупной женщины в очках, и двух фельдшеров: молодого крепкого парня со стриженой головой и спортивными плечами и совсем молоденькой девушки с испуганными глазами. От бессонницы они у нее покраснели, и она выглядела какой-то заплаканной. Водитель, мужчина в клетчатой рубашке, надвинув на лицо кепку, посапывал в углу в кресле, вытянув ноги далеко в проход.

– Вот, товарищи, – посмотрел на своих подчиненных строго и немного с жалостью главврач, – хотят с вами поговорить, расспросить… Одним словом, я прошу помочь товарищам из МВД и ответить на все их вопросы. Они ищут человека, которому вы оказывали помощь во время вашего дежурства шестнадцатого числа.

Гуров уселся на диван напротив медиков, Крячко подошел к спящему водителю, снял кепку с его лица, а когда тот удивленно уставился на него, поманил за собой пальцем. Отвечала на вопросы в основном врач, Марина Александровна. Да, вызов был на улицу Введенского ближе к полуночи. Время можно установить точнее по журналу, если товарищи из полиции хотят. Вызывали к мужчине, которому стало, по-видимому, плохо прямо на улице. Симптомы, которые назвала женщина-прохожая, соответствовали или сердечному приступу, или гипертоническому кризу. Хотя и не раз бывало, что симптоматика сердечная на деле оказывалась болями в области желудка.

К своему большому неудовольствию, бригада увидела на земле явного бомжа и возле него двух сердобольных женщин. Марина Александровна не стала скрывать своего презрения к этой категории граждан перед полковником.

– Вы не осуждайте меня, это мое личное мнение, а не наше коллективное, я от себя лично говорю. Вы когда за каждую смену по полтора десятка людей в критическом состоянии посмотрите, когда одну-другую жизнь за смену спасете, тогда начнете понимать и сочувствовать тем, кто заработал на квартиру, у кого есть телефон, семья. И перестанете сочувствовать тем, кто не хочет жить в обществе, работать для общества. Да что там для общества! Они для себя самих жить не хотят. Мы теряем время, расходуем лекарства, а кто-то в этот момент умирает.

– Ну, не будем спорить, – примирительно поднял руку Гуров. – Мы ведь к вам приехали не для бесед на тему приоритетов оказания медицинской помощи. Нам нужно максимум информации об этом человеке. Вы приехали, увидели, дальше что было? Опишите, пожалуйста, что происходило, и вашего пациента тоже.

Со слов врача, у Калиниченко было просто падение артериального давления вследствие долгого периода приема алкоголя и сильное истощение. Грубо говоря, этот человек много пил и очень мало ел. Ему ввели ряд препаратов, поднявших тонус, поддержавших сердечную деятельность. Фамилию свою, кстати, он назвал сам. И категорически отказывался ехать в больницу, хотя по-хорошему его следовало бы «прокапать», «подкормить» сердце.

Одет он был, по свидетельству медиков, в старый и не очень грязный спортивный костюм. Наверное, из числа выброшенных на помойку. И куртка у него была вполне приличная, лишь порванная на одном боку да на пару размеров велика. Сердобольные тетки ушли, как только приехала «Скорая» и стала задавать вопросы. Зато в самый важный момент появился участковый. Калиниченко его, судя по его реакции, знал. Участковый стал уговаривать бомжа отправиться в спецприемник, где того хоть отмоют, откормят. И на работу устроят. Пора бы уже и за ум браться. Тем более что на дворе осень.

Вот это последнее обстоятельство и привело к решению оставить пациента на попечение полицейского. Калиниченко сам перебрался к нему в машину, а «Скорая» уехала, потому что у них снова объявился вызов.

– Участковый вам представился? – спросил Крячко, когда врач закончила свой рассказ.

– Да, – уверенно ответила Марина Александровна и тут же замолчала, переводя взгляд с одного лица своих коллег на другое.

– Ясно, – кивнул Крячко. – Но вы его фамилию забыли и не записали. Так?

– Да, – вздохнула она в голос. – Тут уж, понимаете, сыграло свою роль доверие к полицейской форме, к человеку в погонах. Раз он подъехал, раз его пациент знает. А тут еще новый вызов.

– А там приличный человек с приступом, да?

Врач не ответила. В комнате повисло какое-то тягостное молчание. Гурову это не понравилось. Он хорошо знал, что за этим молчанием, затянись оно еще на несколько секунд, последует недоверие и нежелание откровенничать. И никакой главный врач с его заверениями не поможет.

– Дорогие мои, – мягко улыбнулся Лев, – с большим уважением отношусь к вашей нелегкой работе и к вашему мужеству. Вы сейчас подумали, что мы вас в чем-то обвиняем, осуждаем за что-то. И в мыслях не было. Вы вообще не обязаны проверять документы и устанавливать личность тех, кто оказался на улице рядом с пострадавшим или человеком, которому стало плохо. К тому же, как вы сказали, Калиниченко стало лучше после ваших уколов.

– Так с ним что-то случилось? Он пропал, что ли? – вдруг подал голос водитель.

– Да, в некотором смысле, – ответил Гуров. – Нам очень нужно узнать, что с ним произошло дальше.

– А что с бомжом может произойти? – снисходительно пожал плечами водитель. – Отравился помоями из мусорного бака, простудился, лежа на асфальте под дождем. У них жизнь, как в джунглях. Спросили бы лучше у того участкового, который его забрал.

– А он его забрал? – тут же спросил Крячко.

– Ну, я не так выразился. Не забрал, а с которым мы этого человека оставили.

– Фамилии вы его не помните, или он ее не называл, – сказал Гуров. – Может быть, кто-то случайно запомнил номер его машины?

Медики переглянулись и молча уставились на полковника.

– А описать вы этого участкового можете? Возраст, звание, рост?..

– Да обычный, – медленно проговорила врач. – Средних лет, не старый. Рост… обычный. Средний, наверное. Одет в форму, как все полицейские. Куртка с капюшоном синяя, погоны, фуражка.

– А на погонах что? – спросил Крячко.

– Капитан он, – снова подал голос водитель и подсел поближе к медикам. – Держится как настоящий мент… хм, простите.

– Это как? – улыбнулся Гуров.

– Ну, уверенно. Словечки чисто ихние, то есть ваши. Типа «проследуем», еще какие-то. Я сейчас уж не помню, но как-то убедительно. Верится сразу, что настоящий участковый.

– Может, приметы какие-то особые у него есть?

– Да как-то все обычное, – задумался водитель. – Ну, фуражку он все время за козырек дергал, как будто у него голова под ней потеет. И это…

Сыщики напряженно ждали. Чувствовалось, что мужчина что-то вспомнил. Скорее всего, что-то важное для них. Задумчивые глаза водителя вдруг оживились, он пощелкал пальцами, стараясь подобрать слова.

– Это, как назвать… на шее у него с правой стороны пятно такое красноватое… родимое пятно. Знаете, бывают такие на пол-лица. А у него на шее.

Медики недоверчиво переглянулись. Они явно ничего подобного не видели или не запомнили. Гуров снова перевел взгляд на водителя:

– Очень заметное пятно?

– Не очень. – Мужчина кивнул на медиков: – Они не видели, потому что оно у него с правой стороны было, а он к ним почти все время стоял левой стороной лица. Облокотился на открытую боковую дверку и разговаривал. Я один от него справа стоял, курил. И оно небольшое или просто низко под воротником рубашки располагается, только край виднеется. Я почему запомнил, у тетки моей жены такое же пятно, только оно во всю щеку и на шею спускается. Вот и обратил внимание.