Глава четвертая
На окраине города встретили братьев по оружию. Точнее, по броне – ремонтную роту 39-й танковой бригады.
Бригада прибыла на Крымский фронт в начале января и активно участвовала в освобождении полуострова. Как и другие части, понесла большие потери: из сорока пяти машин к концу марта осталось всего четыре – два КВ-1 и столько же Т-60. Все «тридцатьчетверки» оказались выбиты – в основном немецкими ПТО и «лаптежниками».
Пикирующие бомбардировщики буквально охотились за новыми советскими танками, уничтожали ударами с воздуха. Ну и, конечно, панцеры тоже постарались, внесли свою лепту – вывели из строя немало Т-34. А также «шестидесятых» и КВ…
Часть подбитых, сожженных машин удалось оттащить в тыл, и теперь они чинились под Керчью. Ремонтники спешили – надо как можно скорее восстановить бронетехнику, чтобы было с чем наступать. Точнее – на чем. Из двух-трех разбитых машин собирали одну целую – запчастей остро не хватало. Их, как и все прочие грузы, доставляли в Керчь через пролив, и баржи нередко гибли под бомбами. Шли на дно вместе с людьми и ценными грузами…
Воентехники старались что-то придумать, выкручивались, как могли: на пробоины ставили стальные заплатки, чинили двигатели, заменяли разбитые агрегаты, натягивали гусеницы… И снова в бой!
Почерневшие, в ржавых пятнах танковые «туши» даже не красили – некогда, к тому же все равно придется скоро снова латать и чинить. Все знали – немцы хорошо укрепились, ждут наступления. Значит, потери будут большие. Тогда к чему наводить красоту? Ездит, стреляет – и прекрасно. Все остальное – лишнее. В конце концов, мы на войне, а не на параде, так ведь?
Майор Дымов приказал притормозить у тракторной станции, где располагалась ремрота, узнать дорогу на Арма-Эли. Впереди – голая степь, никаких указателей, как найти поселок? А гонять по открытой местности, рискуя ежеминутно попасть под бомбовый удар – не самое умное занятие. Да и подзаправиться надо – тоже нелишнее.
Ремонтники встретили танкистов как родных: осмотрели новую для них машину, уважительно поцокали языками – какая мощная! И с отличной 122-мм гаубицей! Конечно, стали уговаривать экипаж остаться на ночь – им хотелось получше рассмотреть новый танк. Виктор Михайлович подумал и согласился – скоро совсем стемнеет, ничего видно не будет. Еще заедешь куда-нибудь не туда…
Капитан Николай Шлыков, командир ремонтников, зазвал новых знакомцев к себе на ужин – так сказать, перекусить, чем Бог послал, выпить за встречу, а заодно и поговорить. Все-таки такая необычная машина, интересно про нее все узнать… Да и вообще – люди ехали через полстраны, наверняка много чего видели и слышали.
Здесь, в Керчи, с новостями было туго. Да, все говорили о скором наступлении, дело уже вроде бы было решенное. Пойдем во второй раз освобождать Феодосию, прорываться к Севастополю. Надо же помочь нашим товарищам и снять блокаду! Уже столько месяцев героически сражаются в полном окружении…
О том, что происходит на других фронтах, новостей почти не было, так, одни слухи. Левитана, конечно же, слушали два раза в день – по радио передавали сводки Совинформбюро, но сведения были слишком скудными.
Майор Дымов приглашение на ужин принял – хорошее дело. Сейчас закончим дела, умоемся, почистимся – и можно в гости. Нам тоже интересно узнать, какие дела у вас в Крыму. Насколько хороша немецкая оборона, чего от фрицев можно ждать… Вы же с панцерами генерала Манштейна уже встречались, значит, знаете, что да как. Вот и поделитесь – раз опытные такие. Нам легче драться с ними будет…
* * *
В гости на ужин пошли втроем: майор Дымов, капитан Вальцев и Михаил Стрелков. Дениса Губина оставили в машине, как и Ивана Меньшова. Охранять и, так сказать, бдеть на всякий случай. КВ-9 поставили под деревьями, замаскировали. Хоть и ночь, но – мало ли что…
Взяли с собой немного спирта и пару банок тушенки – приличное угощение. Виктор Михайлович предупредил Вальцева и Стрелкова – самим много не пить. Ремонтники сидят под Керчью, им можно, а нам завтра-послезавтра – уже в бой. Так что смотрите!
Петр Вальцев пожал плечами – я почти не употребляю. Не люблю алкоголь, тем более – чистый спирт, так что вряд ли налакаюсь. А вот за Михаилом действительно надо бы присмотреть: парень молодой, вдруг не рассчитает свои силы?
Капитан Шлыков радушно встретил дорогих гостей и представил своих сослуживцев – воентеха второго ранга Василия Коровина и политрука Семенова. Пожали друг другу руки, сели за дощатый стол. Сиденьями служили ящики из-под снарядов – стульев и табуреток не имелось, все сожгли зимой, когда нечем было топить печки. Окна в небольшой комнатке были плотно завешаны, на столе тлели две коптилки, сделанные из снарядных гильз. Вот и весь интерьер.
Коровин достал из печки котелок с картошкой, размял ее, добавил тушенки. Получился отличный ужин – быстро и сытно. Разлили по кружкам спирт, чуть разбавили, выпили. Первый тост, как всегда, за встречу, второй – за победу, ну а третий, как положено, за дорогого товарища Сталина.
Все раскраснелись, разговоры стали живее, свободнее.
– Ну, и как там, на Ленинградском фронте? – поинтересовался капитан Шлыков, когда узнал, откуда прибыли гости. – Слышал, тяжело под Тихвином было…
– Сейчас везде тяжело, – пожал плечами майор Дымов, – а на войне по-другому и не бывает. Правда ведь?
– Верно, – согласился Шлыков, – у нас здесь тоже трудно было. В марте, когда на Кой-Асан наступали… Крепко мы тогда с гитлеровцами сцепились! Вломили им как следует, но и нам тоже досталось, чего уж скрывать… Вон, – капитан кивнул за окно, – до сих пор все чиним, чиним, и конца-края этому не видно… Собираем машины по частям, что осталось: корпус – у одних, башня – у других, двигатель – у третьих… Но большинство пойдет в металлолом. А сколько их еще у Кой-Аксана осталось! Тягачей и тракторов нет, вытянуть не на чем… Да и немцы не дают: чуть сунешься, сразу же начнут стрелять. У них под Кой-Аксаном несколько батарей стоит, в том числе и гаубичные. Бьют так, что и не подойти. Ну, ничего, позже вывезем, когда выбьем гитлеровцев из Крыма…
Капитан замолчал и покосился на политрука – не сболтнул ли чего лишнего? Но тот был занят разговором с Мишей Стрелковым.
Михаил показывал ему фотокарточку Верочки – медсестры, с которой познакомился во время Финской. А затем потерял ее из вида… Но вот совсем недавно случайно узнал, что она служит где-то здесь, на Крымском фронте. В каком-то медсанбате…
Вот и решил непременно разыскать. Спросил у политрука Семенова – не встречали ли? Все-таки почти полгода на Крымском фронте, многих, наверное, знаете…
Тот покачал головой – нет, не видел. А то бы обязательно запомнил – очень симпатичная. Михаил вздохнул:
– Мне ее обязательно найти надо! Я, считай, жизнью ей обязан. В самом конце Финской меня снайпер ранил… Метил, гад, в сердце, да чуть промахнулся – пуля рядом прошла.
Михаил задрал гимнастерку, показал след от пули, политрук Семенов уважительно кивнул: да, почти у сердца. Повезло, что живой остался!
– Верочка хирургической сестрой в полевом госпитале работала, – продолжил Миша, – помогала военврачу оперировать. Это она, по сути, пулю из меня вытащила. Сидела глубоко, хирург никак подцепить не мог, а Верочка очень ловко все сделала… Это мне потом, конечно, другие медсестры рассказали, когда я немного очухался. Если бы не Верочка, я бы, наверное, и не выжил… И еще у нее рука очень легкая – перевязки меняет отлично. Да и вообще: придет, бывало, в нашу палатку, так от одного ее вида сразу легче всем делается…
– Знакомая история, – хмыкнул капитан Шлыков, – я тоже прошлой осенью в госпитале валялся с осколочным ранением. Под Вязьмой зацепило, когда мы отходили… Так вот, у нас многие за медсестрами увивались – кто уже из раненых на поправку шел, разумеется. Своего рода был стимул к выздоровлению. Но серьезного никогда не случалось – сами понимаете. А еще наши ухажеры просили сестричек писать им на фронт…
– Я не успел адреса взять, – тяжело вздохнул Стрелков, – меня неожиданно в Москву отправили, в военный госпиталь. А Верочку в это время перевели служить в другое место… Вот так мы и потерялись. Лишь фотокарточка у меня осталась, подарила незадолго до расставания. Как будто чувствовала что-то… А недавно я узнал – здесь она, в Крыму, в медсанбате. Очень хочу найти!
Капитан Вальцев с некоторым сочувствием смотрел на Михаила: надо же было так влюбиться! Он сам женой и детьми не обзавелся (ни к чему, лишняя обуза для военного человека), а Мишка, похоже, втрескался по самые уши.
Петр Иванович хорошо помнил эту историю – она практически развивалась у него на глазах. Он лежал в том же полевом госпитале, но с обморожением (к счастью, ничего серьезного), и, конечно же, знал Верочку. И правда – очень красивая.
…Они уже заканчивали испытания танка Т-100 и остановились на опушке леса, возле разбитого финского дота. Чтобы чуть отдохнуть, перевести дух… Миша попросился наружу покурить. Почему нет? Все было спокойно, белофиннов отогнали уже далеко… Но неожиданно из леса грянул выстрел.
Финские снайперы отлично маскировались, сливались со снегом и ждали, когда появится кто-нибудь из советских командиров (их легко узнавали по овчинным полушубкам). И метко стреляли… Бить же они умели отлично, «кукушек», как правило, набирали из охотников…
Но финн чуть промахнулся: то ли рука замерзла от долгого ожидания, то ли расстояние сказалось (все-таки прилично), но пуля прошла возле сердца. К счастью, артерии не задела. Михаила быстро доставили в полевой госпиталь и успели спасти. И помогла Верочка – отчаянно боролась за жизнь молодого лейтенанта. А потом сама ухаживала за ним, меняла повязки…
Михаил совершенно потерял голову от молоденькой медсестры. Впрочем, было от чего – стройная, с правильными чертами лица, огромными голубыми глазами и русой косой. Настоящая русская красавица! А еще умная и серьезная: Верочка хотела стать военным врачом и упорно шла к своей цели.
Он ей тоже понравился, но открывать свои чувства Верочка не спешила – война, тут не до любовных историй. Тем не менее две половинки нашли друг друга, и дело вполне могло закончиться свадьбой, если бы не судьба: их неожиданно разлучили…
А теперь появился шанс встретиться. И хотя они снова на войне (причем более страшной и тяжелой, чем Финская), но ждать уже нельзя… Такую девушку нужно держать крепко, обеими руками, чтобы, не дай Бог, не увели. Или чего-нибудь другого не случилось…
К тому же военврачи и медсестры часто гибли от немецких снарядов и бомб, не говоря уже о пулеметных очередях, которыми летчики густо поливали советские санитарные поезда, госпитали и медсанбаты…
* * *
…Верочка на ухаживания Миши Стрелкова сначала внимания не обращала, относилась к нему, как к другим раненым. Да, сочувствовала – молодой, симпатичный, и такое тяжелое ранение! Но дальше этого дело не шло. Не за тем она попросилась на войну, чтобы крутить романы! Но потом все-таки поддалась обаянию Михаила…
Надо сказать, что Верочка действительно была девушкой серьезной и весьма целеустремленной. Еще в школе она твердо решила, что будет врачом и пойдет по стопам отца, известного московского педиатра. Но заниматься детьми не хотелось – сочла, что это слишком легкое для нее дело. Ее привлекала хирургия, главным образом – военная. Вот это то, что надо! Как хирург, она могла бы принести гораздо больше пользы, чем просто помогать детям. Поэтому после восьмого класса, не раздумывая, она поступила в медучилище.
И сразу же начала подрабатывать в больнице. Не потому, что деньги были очень нужны, но чтобы набраться опыта. И еще доказать (и прежде всего самой себе), что может быть медиком, врачом.
Конечно, вначале пришлось тяжело: после занятий бежала на дежурство в больницу, сидела всю ночь на посту (хорошо, если удавалось немного поспать), а затем неслась на учебу. Зато набралась ценного опыта, да и отец стал относиться к ней с особым уважением – почти коллега! Верочка училась очень хорошо, старательно и упорно шла к своей цели, но, к сожалению, в военную хирургию девушек брали крайне неохотно: считалось чисто мужским делом.
После окончания училища Верочку распределили в городскую больницу, в терапевтическое отделение. И лишь благодаря собственной настойчивости (а также некоторой помощи отца) ей удалось поступить на хирургические курсы и успешно их закончить.
Следующая ступень – стать врачом-хирургом, но для этого надо было получить высшее образование. А это еще несколько лет учебы… Долго, да и сидеть на одной скамье со вчерашними школьницами Верочка не захотела – чувствовала себя вполне взрослым, состоявшимся человеком. Так что мечта оставалась мечтой…
Но все изменилось в декабре 1939 года: в СССР, в связи с начавшейся Финской кампанией, объявили дополнительную мобилизацию врачей и медсестер. Верочка поняла – вот он, ее шанс! И одной из первых подала заявление – добровольцем. Кандидатуру одобрили, и вскоре она попала в медицинско-санитарный батальон 138-й стрелковой дивизии 7-й армии Северо-Западного фронта…
Так она оказалась на войне. И тут очень пригодился опыт, полученный в больнице. Верочка помогала проводить операции, ассистировала у хирургического стола. Работала почти без отдыха – раненых, контуженных и обмороженных было много. И вскоре стала одной из лучших операционных сестер в медсанбате.
Среди раненых как-то оказался лейтенант Стрелков. И незаметно между ними вспыхнула любовь… Но, к сожалению, вскоре судьба разлучила их. После окончания Финской Верочку отправили на курсы повышения квалификации, по сути, ускоренную переподготовку. Что позволило, наконец, осуществить мечту – стать военным хирургом. Затем она вернулась на службу – военврачом 3-й категории. Но уже в другую часть – в военно-медицинский батальон 142-й дивизии, стоявшей у Выборга. Задачей 23-й армии было прикрытие Ленинграда с севера – со стороны Суоми. Совсем не дружественной по отношению к Советскому Союзу…
Под Выборгом Верочка и встретила Великую Отечественную. Отступала к старой государственной границе, работала в госпитале у деревни Гарболово, не раз выезжала на передовую помогать с эвакуацией раненых. Во время одной из поездок, на возврате, ее полуторка попала под артиллерийский обстрел, снаряд разорвался буквально в метре от машины.
Грузовик перевернуло, раненые посыпались из кузова как горох. Верочку выбросило из кузова и накрыло следующим снарядом. И теперь уже ей самой потребовалась помощь – осколок попал в левый бок.
Она лежала в госпитале в Гарболове, а затем вместе с другими ранеными ее переправили в тыл, в Вологду. Где и пробыла до декабря 1941 года. Поправилась, встала на ноги. В связи с ранением ей дали кратковременный отпуск – повидаться с семьей.
Верочка приехала в Москву, но не узнала родной город: на улицах – растопыренные «ежи», на перекрестках – зенитные орудия, все грозно и мрачно. Окна заклеены крест-накрест газетной бумагой, воют сирены во время ночных налетов… Но люди были решительно настроены драться за любимую столицу…
В марте Верочка получила новое назначение – в 276-ю стрелковую дивизию, воевавшую в Крыму. И одновременно повышение по службе: возглавила медроту 316-го медсанбата. Под ее началом находилось более пятидесяти человек, в том числе – десяток врачей. Многие из которых были намного старше и опытнее ее…
Верочка активно взялась за дело – стояла у хирургического стола, проводила операции. Раненые ее просто обожали – за внимание и заботу. Несмотря на усталость и недосыпание (иногда приходилось работать по десять-двенадцать часов подряд), она находила время, чтобы подойти к каждому, поговорить, выслушать… Доброе слово лучше лекарств (которых, кстати, часто не хватало) помогало бойцам и командирам.
Но Верочка не переставала думать о Михаиле и в глубине души надеялась, что встретится с ним. И очень жалела, что была с ним не слишком правдива, не рассказала о своей любви. Не понимала тогда, что в жизни (тем более на войне!) надо ценить каждую минуту счастья, пользоваться каждым мигом… Сейчас она, конечно, вела бы себя совсем по-другому. Но что говорить – жизнь есть жизнь. И в ней случается всякое, и хорошее, и плохое. Но Верочка была почти уверена, что скоро увидит Михаила. Было у нее такое предчувствие…
Оперативная сводка Советского Информбюро за 6 мая 1942 года
Утреннее сообщение 6 мая
В течение ночи на 6 мая на фронте чего-либо существенного не произошло.
Вечернее сообщение 6 мая
В течение 6 мая на фронте ничего существенного не произошло.
По уточненным данным, за 4 мая уничтожено не 12 немецких самолетов, как об этом сообщалось ранее, а 14 немецких самолетов.
За 5 мая уничтожено 6 немецких самолетов. Наши потери – 5 самолетов.
Наш корабль в Баренцовом море потопил транспорт противника водоизмещением в 5000 тонн.
За 5 мая частями нашей авиации уничтожено или повреждено 2 немецких танка, 65 автомашин с войсками и грузами, 8 зенитно-пулеметных точек, взорван склад с боеприпасами, разбит железнодорожный состав, рассеяно и частью уничтожено до двух рот пехоты противника.