Дэвид Штерн уже почти сдался и готов был оставить ночной пост. Он болезненно вздохнул, опуская бинокль, и покачал головой. Он понятия не имел, сколько сейчас времени и когда он спал последний раз, или сколько часов уже провел на крыше этого Богом забытого полуприцепа, таращась поверх баррикады на далекие леса и покрытые табачными полями холмы. Все это время он надеялся увидеть призрачную фигуру, которая возвращалась, что явилось бы достойной кульминацией для удивительных событий вчерашнего дня. Суставы, измученные артритом и болью, хрустели.

– Ну и сколько ты еще собираешься ждать ее волшебного возвращения? – спросили снизу.

Дэвид радостно подскочил.

– Господи, Барбара! – Он посмотрел вниз на жену. – И давно ты там стоишь?

– Года полтора примерно.

– Очень смешно. – Он начал спускаться по лестнице, прислоненной к трейлеру. – Дети в итоге заснули? – спросил он, спрыгивая на землю.

В безопасной зоне, которая включала четыре квадратных квартала Вудбери, было несколько магазинов, где полки еще не очистили до конца, и маленькие апартаменты, которые раньше назывались «Зеленая веранда», – теперь эти комнаты заняли дети. Ранее вечером взрослые оборудовали самодельный медблок в приемной этой же гостиницы, и если Норма Саттерс еще не спала, то именно там она все еще ухаживала за Гарольдом.

В целом, если сравнивать с трудностями жизни под землей, это место было просто оазисом роскоши.

– Все, кроме Томми, – проговорила Барбара, устало пожимая плечами. Из-за повязки на лице и опухшего носа ее голос звучал немного гнусаво. Но в этой безлунной тьме, при свете единственного факела, который горел перед гостиницей, Дэвиду она казалась прекраснейшей женщиной на земле. – Мальчик настоял на том, чтобы сидеть у кровати сестры с ружьем на коленях.

– Молодец, – произнес Дэвид и огляделся по сторонам. – Я все пытаюсь привыкнуть к тишине. – Он резко ткнул пальцем в стену. – Там снаружи несколько отставших.

– Да, их ползает несколько по округе – то ли атеисты, то ли евреи.

Дэвид смотрел непонимающе:

– А?

– Они не последовали за проповедником. Не заинтересовались его речами. Правда, не могу их винить за это, несмотря даже на то, что, по словам твоей мамы, я до конца жизни буду гойкой.

Дэвид слишком устал для того, чтобы смеяться, поэтому он просто ухмыльнулся. Покачал головой и коснулся щеки жены.

– Почему бы нам не пойти и не попытаться заняться тем же, чем занимаются все спящие люди?

Она собиралась ответить, когда снаружи, за стеной, в шуме ветра послышался какой-то странный звук.

Они переглянулись. В конце концов Барбара произнесла:

– Может, они и евреи… но с каких пор они научились водить машину?

Дэвид повернулся и поспешил обратно к лестнице, схватил бинокль и поглядел во тьму за городскими окраинами. Сначала он увидел свет фар, а потом опознал машину.

– Чтоб мне пусто было! – пробормотал он и заспешил вниз по лестнице. – Ну-ка!

Он понесся к кабине грузовика, блокировавшей десятифутовый разрыв в укреплениях баррикад. Барбара побежала следом.

Дэвид схватил пистолет, забрался в кабину, врубил мотор и отъехал в сторону от входа. Барбара стояла неподалеку и держала пистолет. Она приложила большой палец к курку, когда заслышала рокот приближающегося мощного двигателя.

Дэвид сидел в кабине, готовый сразу же вернуть автомобиль обратно и закрыть проем. Сливовый «Додж Челленджер» Майлза Литтлтона, побитый, как после автомобильного дерби на выживание, влетел сквозь открытый проход и резко затормозил. Дэвид переключил передачу и завел автомобиль на прежнее место. Спешно выбрался наружу с улыбкой на лице.

– Слава Богу! – произнесла Барбара, опуская пистолет и прижимая ладонь ко рту. Ее глаза наполнились влагой. Когда помятый водитель «Челленджера» открыл дверь, она сказала:

– Майлз, мы были уверены, что потеряли тебя!

Избитый и покрытый синяками Майлз Литтлтон выбрался из маслкара.

– Не-а! Вот он я, все такой же клевый!

Он улыбнулся краем рта. Барбара обняла юношу, и Майлз продолжил:

– И поглядите, кого я нашел. – Он показал на заднее сиденье. – Бродила там совсем одна, обезвожена по самое не могу, почти совсем испортилась!

Барбара и Дэвид склонились к двери автомобиля и увидели фигуру, свернувшуюся на заднем сиденье без звука и без движения. Барбара с трудом выдохнула:

– Она?..

– Храпит, как сапожник, – проинформировал Майлз, – сопит, как гребаный самец лося. – Он сделал паузу. – Думаю, что ей хорошенько досталось.

– Слава Богу, что с ней все в порядке, – бормотала Барбара, вытирая слезы, текущие из черных, блестящих, окруженных синяками глаз.

Дэвид осторожно открыл заднюю дверь, прикоснулся к пыльным волосам Лилли и нежно их погладил. Во сне она хмурила лоб, на лице – странное выражение. Дэвид подумал, не снится ли ей кошмар.

– Может, нам стоит дать ей поспать какое-то время? – проговорил он, отходя в сторону и тихо закрывая дверь. Взглянул на Барбару: – Думаю, она заслужила немного сна.

– Не знаю, – ответил Майлз, склонившись над панелью управления. – После того как она вырубилась, я видел в зеркале заднего вида, как она дрожит и ворочается, и прочее дерьмо в том же роде. Думаю, ей снится до усрачки страшный сон.

Дэвид на мгновение задумался, но в итоге сказал:

– Дадим ей поспать.

Он обменялся взглядом с Барбарой, потом посмотрел на Майлза.

– Каждый заслуживает шанса на хороший сон.

И вот они, все трое, собрались у переднего капота машины, опираясь о бампер и болтая. Дэвид и Барбара дали Майлзу воды и осмотрели его раны. Майлз поэтично распинался о преимуществах старой школы автомобилестроения, особенно о каркасе моделей, произведенных в 1972 году. Еще немного они говорили о событиях последних дней и терпеливо ждали, пока их подруга найдет дорогу и выберется из кошмара.

Они терпеливо ждали и будут охранять машину – если понадобится, ценой собственных жизней, – и будут продолжать ждать в мерцающей темноте этой ночи ровно столько времени, сколько понадобится Лилли, чтобы пробраться через все дебри и проблемы ее великого сна и великой мечты.