Глава девятая
– Господи, что он делает?
Норма поднесла пухленькую ручку к губам, кончики ее пальцев сильно дрожали. Женщина сидела рядом с водителем на пассажирском сиденье маслкара Майлза Литтлтона, с ужасом взирая на последствия яростной атаки проповедника на банду мотоциклистов. Через окно было видно, как в тумане серого промозглого дня в ста ярдах от машины несколько членов каравана благоговейно стояли вокруг Иеремии, пока он раскраивал черепа павших врагов своим мачете, словно ожидая, что он начнет служить мессу. Иеремия орудовал лезвием с поразительной скоростью и сноровкой. Порывы ветра зловеще раздували полы его плаща, а земля у его ног покрывалась кровавым крошевом кости и бывшей плоти.
– Что за чертовщину он творит? – негромко спросил Майлз. – И почему мы еще не уехали отсюда?
Майлз Литтлтон все еще сжимал рулевое колесо побелевшими от напряжения пальцами, несмотря на то, что его винтажный хот-род уже был припаркован и мотор работал вхолостую – примерно в 60 или в 70 ярдах от места происшествия. Мерный гул двигателя подобно биению материнского сердца всегда успокаивал Майлза. Этот автомобиль – гарантия его безопасности. Парень рос в Детройте, и хотя потом, в возрасте одиннадцати лет, ему и пришлось перебраться в Атланту вместе со своей разведенной, пристрастившейся к героину матерью, годы, проведенные в Мотор-Сити сделали его приверженцем старых добрых, на все сто процентов американских маслкаров конвейерной сборки. В свое время он угонял немало классических моделей, но та единственная, на которой он ездил всегда, та единственная, в которой он жил, с которой он засыпал и просыпался, которую баловал и в которой не чаял души, словом, относился как к первой в жизни девушке, которую случилось поцеловать, была четырехступенчатым «Доджем Челленджер» 1972 года с семилитровым двигателем объемом в 426 кубических дюймов.
Если быть совсем точным, то сейчас они с Нормой сидели в самой усовершенствованной версии этой первой любви, в пожирающем умопомрачительное количество бензина двухдверном хардтоп-седане сливового цвета с металлическим отливом, с навороченным четырехцилиндровым двигателем «Магнум» и роскошной тюнингованной системой выхлопа, который Майлзу удалось сохранить за собой даже в разгар этого невероятного энергетического кризиса, разразившегося вскоре после эпидемии.
– Дай мне минутку, – произнесла Норма. – Я хочу посмотреть, что он будет делать дальше.
На безопасном от них расстоянии Иеремия повернулся к уцелевшим байкерам, лежащим то тут, то там в грязи, цепляющимся за жизнь, избитым и окровавленным. Их тела напоминали трупы солдат, погибших в какой-то жестокой пустынной войне. Иеремия шел в сторону большой фуры с прицепом, простаивавшей неподалеку. Лиланд Баррес высунул голову из окна, помахал рукой и сдал назад на огромной машине, подкатывая ее к месту происшествия. Проповедник и трое подручных начали поднимать пострадавших, перекладывая их на импровизированные носилки. Один за другим трое выживших были погружены в грузовой прицеп.
– Вот что я тебе скажу, – произнес Майлз с горечью, которая читалась и в его взгляде. – Вряд ли эти ребята поедут в больницу.
Норма покачала головой:
– Но как эти сумасшедшие гонщики связаны с теми бедолагами в тоннеле?
– Вроде никак… Видать, мужик совсем рехнулся!
– Я не знаю, – Норма задумчиво грызла ноготь. – Я думаю, он такой же чокнутый, как и мы с тобой. Наверняка у него есть план на долгосрочную перспективу.
– Тем лучше для него… Я по-прежнему за то, чтобы послать это место ко всем чертям и побыстрее свалить отсюда. Это не наше дело. Нас это не касается. Ты понимаешь, что я имею в виду?..
– Я слышу тебя, Малыш, я просто… Мне бы очень хотелось разведать, что у этого жуткого проповедника – от которого у меня уже мурашки по заднице бегут – припасено в рукаве.
– Но зачем? Тебе-то какая разница?
Норма посмотрела на последнего из пострадавших байкеров, тело которого все еще грузили в грузовик.
– Я не знаю. Быть может, мы смогли бы что-нибудь с этим сделать.
– Пойти туда и дать себя убить? Только сунься туда, и ты труп.
Норма вздохнула:
– Возможно. – Она повернулась к нему: – Слушай-ка. Давай заключим сделку.
Майлз покачал головой.
– Только не это. Не втягивай меня в это дерьмо.
– Да ладно, я обещаю, что мы уберемся подальше от этих людей, и достаточно скоро.
Майлз нервно вытер уголки рта.
– Норма, из-за тебя нас обоих грохнут.
– Просто останься со мной на день или два, пока мы не выясним, чем он тут занимается.
– Норма…
– Я обещаю, мы уйдем сразу же, как только что-нибудь выясним.
В туманной дали, за клубами пыли и крутящимися вихрями мусора, проповедник возвратился обратно к кемперу, и, судя по виду, он был весьма горд и доволен собой и выглядел весьма впечатляюще.
Майлзу он казался похожим на диктатора одной из стран третьего мира, этакой пиратской копией Фиделя Кастро, и это сходство заставляло Майлза нервничать все больше и больше. Он наконец посмотрел на Норму.
– Ладно, еще один день, и тогда мы унесемся отсюда с гребаным ветром.
Маленькая полноватая женщина прильнула к нему и поцеловала молодого человека в щеку.
Майлз закатил глаза, резким поворотом ключа в замке зажигания вернул свой «Челленджер» к жизни. Мощные системы выхлопа ревели, когда он прибавил оборотов на сверхмощном двигателе. Он видел проповедника, забирающегося обратно в трейлер, и то, как из выхлопной трубы прицепа шел пар. Он и его группа сопровождения покатились восвояси, и Майлз устало вздохнул, наблюдая издали за их движением.
Проповедник и его люди ехали на запад. Несколько часов спустя они спустились с покатой подъездной дороги к усыпанному мусором городскому пляжу вдоль реки Чаттахучи.
Иеремия крепче сжал руль, воспоминания о крещении смертью пробежали по его нервам, подобно колдовскому зелью, этакому коктейлю из кошмаров, страдания и скорби. Он чувствовал всю тяжесть колонны, едущей за ним: седанов, внедорожников и грузовиков, стучащих по щербатой выветренной мостовой, посылающих дрожь по песчаной земле, окружающих его, поддерживающих его, подстрекающих к действию. Он смотрел на серебристую поверхность реки, смыкающуюся с небом у горизонта, рождающую призрачную рябь перед его глазами.
Он едва вписал свой трейлер в крутой поворот и спустился по узкой дороге к городскому парку, название которого он старался не вспоминать, чтобы не тратить на это время, подавив мыслительные усилия волей.
Он потерял половину своих сторонников восемнадцать месяцев назад. Он видел, как отродья дьявола выходили из воды, чтобы пожрать его невинных прихожан, чтобы они вновь восстали в кровавых потоках реки.
Он гнал свой трейлер туда, где дорога обрывалась, к пустынному пирсу, доски которого выбелены солнцем, а сваи стали серыми от времени.
Огромный, черный, как нефть, ворон с шумом взмыл со столба в конце пристани темной кляксой, звук его карканья раздался гулким эхом по низкому, полному угрозы небу и, достигнув слуха Иеремии, заставил мурашки бегать у того между лопатками и ниже по спине, вздымая волоски на коже.
Проповедник припарковался и заглушил двигатель. Он слышал, как остальные попутчики, подъехав, занимали места позади него: так, один за другим, двигатели глохли, пока не наступила тишина.
Внутри кемпера никто не произнес ни слова. Двое из троих молодых людей в автомобиле уже были тут полтора года назад, в тот день, когда прихожанок поглотила река всего через несколько мгновений после того, как Иеремия провел обряд единения. Двое из этих трех молодых людей видели в тот день одетых в белое матрон из толпы, кричащих, крутящихся, выплескивающих содержимое своих артерий в воздух, отчего вода в реке становилась красной, как бычья кровь. Затянувшееся молчание в трейлере наполнило атмосферу чувством своего рода дани памяти к событиям того дня.
– Брат Стивен, свяжись с Эрлом по рации, – произнес Иеремия, наконец отстегивая ремень безопасности. – Скажи ему, чтобы Кенворт подъехал как можно ниже к самому берегу реки.
– Что вы задума..? – Стивен Пэмбри хотел было спросить о том, что было на уме и у других, но никто его не поддержал. У них в руках были все фрагменты целостной картины, но они так и не осознавали, что происходит. Что же, во имя Господа, задумал проповедник?
Выходя из кабины, Иеремия вытащил мачете из-под сиденья и уклончиво пробормотал:
– Все откроется в свое время, брат.
Он шел вниз по тропинке, по земле, густо устланной гравием, а затем и дальше – вдоль доков.
Пропитанный рыбным духом ветер трепал черные, зачесанные назад и давно не мытые волосы Иеремии. Разбитые лодки тут и там лежали, облепленные донными отложениями, зарастая илом и прочими отходами жизнедеятельности реки.
Он провел взглядом по поверхности воды, и желудок сдавил спазм.
Вода выглядела по-прежнему маслянистой, темно-рыжей с явным багряным оттенком, столь же ярким, как и артериальная кровь, хотя где-то на периферии рассудка Иеремия сознавал, что темным янтарным отблескам вода обязана всего лишь красной глине Джорджии, в изобилии скопившейся на богатом илом дне.
Он спрыгнул с края пирса, приземлившись на ковер прибрежных растеньиц.
Его резиновые «веллингтоны» сразу же увязли в иле на полфута. Холод моментально пополз по ногам вверх, заставляя его дрожать. Иеремия покрепче перехватил рукоять мачете и не без усилий побрел по воде туда, где поглубже. Что-то шевелилось вокруг него. Теперь он мог различить объекты, двигающиеся под толщей воды подобно бугристым спинам черепах, поднимающихся из мутной глубины.
Он шлепнул кончиком мачете по поверхности воды, которая теперь почти доходила ему до пояса.
– Соберем снопы, соберем снопы, – повторял он, напевая вполголоса своим басом, представлявшим собой нечто среднее между нещадно фальшивящим Карузо и невыспавшимся Элвисом. Текст гимна отсылал к 126-му Псалму. – Слезы Сам отрет Он в день, когда пойдем мы в радости великой жатву собирать.
Через двадцать пять футов первый липкий скользкий череп поднялся из воды со зловещей ленцой всплывающего крокодила. Некогда он принадлежал женщине, и хотя едва ли что-то можно было сказать касательно ее возраста и примет, длинные волосы свисали прядями, подобно тенетам гигантского паука, вызывая в памяти образ валунов, гладкая поверхность которых поросла испанским мхом. В глазницах, в смутно белеющей кашице копошились черви, сохранившаяся плоть раздулась и распухла, как недоваренное суфле.
– Сестра! – Проповедник воздел руки в приветственном жесте. – Хвала Господу, ты как раз вовремя!
Предмет в воде скрежетал зубами, когда из глубин вокруг него начали всплывать и другие черепа, привлеченные звуками пения Иеремии, подвластные голосу, призывавшему вернуться домой. Их дюжины – принадлежавших обоим полам, являющих собой образец всех мыслимых стадий распада, их обезображенные лики с плотью, раздутой и напоминающей насквозь прогнившую семенную коробочку, которая вот-вот лопнет, устремились на звук напевного голоса Иеремии.
– В день, когда пойдем мы… в радости великой… – напевал проповедник проникновенно. – Соберем снопы…
Огромный человек медленно шел обратно к берегу спиной вперед. То и дело останавливался там, где течение наиболее сильное, и посылал свой призыв по ржавым от крови водам, призывая всех, кто мог на него откликнуться, в движении похожих на тягучую массу речного мха, льнущего к его пояснице. Затхлая вонь, исходящая от реки, перемешивалась с запахом разлагающихся внутренностей. Проповедник хлопал в ладоши так, как если бы он аплодировал, подманивая монстров в сторону, где уже ждал грузовик. Иеремия дошел до илистого берега и не без труда выкарабкался на сушу. Затем повернулся и прокричал:
– Эрл, выходи, открой заднюю дверь и спусти пандус!
Из кабины вылез коренастый, накачанный лысый мужчина в джинсовой куртке и тренировочных штанах и поспешил к задней части прицепа, затем рывком распахнул дверь-гармошку, какие обычно ставят в гаражах. Иеремия сунул руку в карман и извлек маленькую игрушку, которую он нашел в залежах безделушек в фургоне Торндайка. Сделанные из топорно окрашенного пластика заводные клацающие зубы напомнили Иеремии историю из его детства, произошедшую чуть ли не миллион лет назад. Однажды ему уже подарили такую штуку на Хэллоуин, и сейчас он припомнил тот звук, который она издала, упав на самое дно мешка с конфетами. Вернувшись поздно ночью домой, он получил хорошую взбучку от отца за то, что не остался дома в сатанинскую ночь, но все же сохранил клацающие челюсти в ящике своего стола. Теперь же он завел пружину торндайковской игрушки и нажал на кнопку. Она шумно лязгнула челюстями, а пара маленьких мультяшных ножек усердно начали двигаться.
К этому моменту монстры уже добрались до берега реки и начали карабкаться вверх по склону, вытянув вперед покрытые мхом, через который просвечивали кости, руки, из отверстых ртов вместо слюны сочилась грязная пена. Эрл стоял в стороне и потрясенно, с трепетом на грани тошноты взирал на то, как Иеремия ловко забросил игрушку внутрь пустого грузового прицепа. Маленькие челюсти гудели, жужжали и стрекотали, и этот манящий звук гулко раздавался внутри кузова, усиленный волнистым металлом, из которого была сделана обшивка бортов.
Ходячие вскинули головы в направлении этого стрекота и бездумно сбились в кучу, подходя все ближе к прицепу. Когда они наконец неровным шагом дошли до него, некоторым, по-видимому благодаря случайности, удалось пойти по трапу, другие же, кому повезло меньше, упали, пытаясь это проделать. С гордостью отца, взирающего на первые шаги своих малышей, Иеремия наблюдал, как несколько существ, привлеченных клацаньем, исчезли в глубине прицепа. По коже проповедника бегали мурашки, он чувствовал зуд, его глаза жгло, но едва ли он обращал на это внимание в такой момент. Он целиком был поглощен зрелищем того, как хорошо сработала его западня.
– Хватит на сегодня! – наконец произнес он, когда внутрь забралось пятеро существ.
Эрл запрыгнул на бампер и, зацепив верх двери, резким движением быстро и решительно опустил ее вниз. Раздался глухой металлический удар, и губы Иеремии тронула легкая улыбка.
– И всем этим мы обязаны юному Томасу, – объявила Лилли Коул обитателям тоннеля после того, как закончила свою историю о находке сокровищ в «Сентрал Машинери Сейлз» в Коннерсвилле, штат Джорджия. Томми стоял позади ее, пытаясь стереть неловкую улыбку с лица, убрав руки в карманы своего застиранного комбинезона, и нервно выбивал дробь задником походного ботинка по стене тоннеля, слушая речь Лилли. – Он нашел это место по собственной инициативе.
Она одарила парня благодарным взглядом.
– Ему одному принадлежит вся честь открытия.
Пятеро других взрослых усмехнулись и согласно закивали, а Барбара Штерн одобрительно цокнула языком в сторону Томми.
Сидящие на импровизированных стульях за импровизированным столом в импровизированном зале старшие хранили молчание на протяжении всего доклада Лилли. В воздухе витал аромат кофе и жирной земли. Мягкое жужжание установленных наверху генераторов заставляло потолок слегка вибрировать. По другую сторону тоннеля дети тихо играли, читали книжки или возились с куклами. Барбара попросила Бетани Дюпре присмотреть за малышами, пока взрослые будут вести свои разговоры, и теперь третьеклассница кружила над стайкой детишек настороженной наседкой.
Наконец Боб Стуки повел бровью в сторону Томми:
– Да этот парень – настоящий Христофор Колумб.
Лилли, усмехнувшись, ответила Бобу:
– А вы говорили, что он целыми днями бездельничал.
Женщина села за стол, и Боб налил ей немного быстрорастворимого кофе. Лилли попробовала напиток и сказала:
– Думаю, что в той цистерне по меньшей мере тысяча галлонов бензина.
Тут взял слово Дэвид Штерн.
– Так каким же будет наш следующий шаг? Я прекрасно представляю себе ценность топлива, но зачем тащить сюда все оборудование? Имею в виду, что не фермерством же мы тут занимаемся.
Лилли посмотрела на Боба, и во взглядах, которыми они обменялись, читалось волнение.
– Боб и я расходимся во мнениях по поводу того, на чем нужно сфокусировать внимание.
В ответ Боб лишь пожал плечами.
– Полагаю, мы все сейчас сосредоточены лишь на одной чертовой вещи. Лилли, девочка моя, нам нужно выжить.
– Конечно, Боб. – Лилли сделала глубокий вдох. – Думаю, что мы могли бы с тем же успехом вообще не поднимать этот вопрос. Давайте проголосуем?
Глория Пайн оглядела собравшихся за столом. Лицо под козырьком бейсболки наполняло замешательство. Годы украли значительную часть естественной красоты Глории, но, несмотря на морщины, в ее пронзительных голубых глазах по-прежнему светилась сила.
– Я что-то пропустила? За что мы собираемся проголосовать?
Барбара Штерн вздохнула и убрала прядь вьющихся седых волос со лба.
– Дайте-ка я попробую угадать? Лилли хочет вернуться назад в Вудбери, а Боб хочет остаться здесь, в катакомбах, на неопределенно долгий срок.
Мгновение Лилли и Боб пристально смотрели друг на друга, застигнутые врасплох.
Гарольд Стобач усмехнулся, и его скуластое, словно вырезанное из черного дерева лицо наполнилось весельем, а темные глаза засияли. Его рубашка поло была застегнута на все пуговицы, а воротник плотно обхватывал шею сразу под бородкой, что делало его щеголеватым на вид, даже навязчиво элегантным.
– Тем не менее она права, разве нет?
Дэвид Штерн прочистил горло.
– За почти тридцать лет брака я понял одно – женщина всегда права.
– Тише, Дэвид.
Редкие смешки быстро утихли ввиду давящей важности обсуждаемого предмета.
Наконец Глория Пайн посмотрела на Лилли.
– Но она же права, разве нет?
Лилли испустила страдальческий вздох.
– Смотрите, ни для кого уже не секрет, что я хочу вернуться в город. И поверьте мне, я сознаю все «за» и «против». Конечно, здесь чувствуешь себя в большей безопасности. Я это понимаю. Но я не думаю, что мы действительно хорошо продумали долгосрочные последствия жизни под землей.
– Лилли, мы же долго над этим… – начал возражать Боб, но заметил, что Барбара Штерн подняла руку.
– Позволь леди сделать свое дело, Боб.
– Спасибо, Барбара, – Лилли сделала глубокий вдох. – Хорошо, прежде всего вы не сможете здесь жить бесконечно: не имеет значения, насколько хорошо работает вентиляция и насколько чиста вода из этих подземных источников. В конечном итоге ваши мышцы атрофируются. Плюс ко всему, хотя вам и может казаться, что здесь мы неуязвимы для атак ходячих, и даже если это действительно так, как насчет налетов выживших? Эти два генератора наверху для них как неоновые вывески, призывающие: «Нападите на нас!»
Боб махнул рукой в сторону Гарольда.
– Лилли, я уже говорил тебе, что Гарольд и я сейчас работаем над аэростатами для этих генераторов, а еще у нас спортивный зал на подходе. И тут еще целые мили тоннелей, которые мы даже не нанесли на карту. У нас здесь огромное количество пространства – дети смогли бы играть в футбол в этих переходах. И каждый божий день мы работаем над тем, чтобы сделать вентиляцию еще лучше. Короче, если у тебя боязнь тоннелей, то ты всегда можешь выйти на поверхность.
Лилли повернулась к нему.
– Боб, ты не имеешь ни малейшего представления о том, как это скажется на детях.
– О чем ты? С ними же все в порядке.
– В порядке? – Теперь она смотрела на Барбару: – Давай, скажи ему, насколько в порядке их кожа.
Барбара Штерн взглянула на Боба.
– Ну, это довольно сложный вопрос, хуже им или лучше. Я показывала тебе сыпь на лодыжках Мелиссы, у Боба и Лукаса пятна, похожие на начальную стадию крапивницы, на шее и спине, и большая часть детей кашляет. Их иммунная система не справляется с нагрузкой и, похоже, они начинают болеть все чаще. Думаю, что во всем виновата сырость, но эксперт здесь вы…
Боб глубоко вздохнул.
– Хорошо. Смотрите. Сегодня вечером мы снова сделаем вылазку, чтобы добраться до той аптеки, что повстречали, когда поднимались на холм во время нашей последней вылазки. Думаю, что немного кортизоновой мази и спрей для носа сделают свое дело.
– Не в этом дело, Боб, – Лилли обратила свой взгляд на глубоко посаженные глаза старика, похороненные под морщинами и складками на коже. Лицо Боба хранило на себе отпечаток всех нелегких дней и ночей, тяжелого пьянства и тяжелой жизни. Но за его взглядом стояла добытая тяжелым трудом выстраданная мудрость. Лилли чувствовала это, и другие тоже. – Речь идет ведь не только о высыпаниях на коже и насморке. Но еще и о качестве жизни. Это те возможности, которые доступны только на поверхности земли. Вы ведь прекрасно понимаете, о чем я говорю.
– Придержи-ка лошадей на минутку, – Глория с присвистом втянула воздух, в ее глазах поблескивал азарт. – «Качество жизни» в наши дни – прошу прощения за мой французский – это означает не дать сожрать наши задницы. Точка. В точности как ты сама сейчас сказала, Лилли, здесь внизу мы в безопасности. И мне очень жаль, что кто-то допускает другие мысли.
Она взглянула на Боба.
– Мы в безопасности только благодаря этому человеку, что находится перед нами.
Боб только предъявил усталую улыбку.
– Тут я ничего тебе не скажу, Гло… Просто однажды, когда я разведывал обстановку, мне очень повезло.
Она подмигнула ему.
– Кто бы мог подумать… он еще и скромный…
Потом Глория посмотрела на остальных.
– Нет, серьезно, – она перевела взгляд на Лилли. – Здесь я согласна с Бобом. День ото дня мы заставляем вентиляцию работать все лучше и лучше. Здесь внизу прохладно летом и тепло зимой. Мы можем добраться до источников провизии, если она нам понадобится, и мы почти точно знаем, где нам фильтровать родниковую воду.
Боб кивнул.
– Это все правда. Плюс к тому, подумай вот о чем: теперь у нас есть способы передвижения, позволяющие не пробиваться через полчища ходячих. Теперь мы можем добраться до большей части объектов в радиусе десяти миль, не высовывая носа на поверхность.
Лилли издала разочарованный вздох. Она чувствовала, что не смогла изложить аргументы за свою позицию настолько убедительно, чтобы к ним прислушались. Она вспомнила школьные уроки ведения дискуссий и то, как она всегда становилась чересчур эмоциональной, пытаясь сплотить людей вокруг себя, тогда как эмоции затмевали собой красноречие. И только теперь она призналась себе, что именно та самая эмоциональность едва не убила ее в течение последних нескольких месяцев.
Гарольд Стобач взял слово.
– Если кого-нибудь интересует мое мнение, я должен сказать… В общем, я согласен с Бобом и Глорией.
Он опустил взгляд, опасаясь встретиться глазами с Лилли.
– Я думаю… Ну, я просто не вижу никаких плюсов… в том, чтобы пойти назад… ну… вернуться наверх.
Лилли вскинула голову. Затем она с шумом отодвинула стул от стола, встала и принялась мерять шагами комнату.
– Ребята, вы просто не строите планов на долгосрочную перспективу. Не видите ее.
Никто не нашел что возразить. Боб смотрел в пол. Гнетущее молчание тяготило, создавая атмосферу похорон. Лилли понимала, что вопрос, который она задала – неизбежный вопрос о том, может ли вообще в их положении быть какая-либо долгосрочная перспектива, – давно мучил каждого из них в личных мыслях и ночных кошмарах. Она откинула назад прядь волос, упавшую на лицо, закусила губу и глубоко задумалась. Лилли слышала, как Томми нервно постукивал каблуком ботинка по стене позади нее. Наконец она произнесла:
– Ну что же… Хорошо. Давайте голосовать. Все, кто за то, чтобы никуда не идти, остаться здесь, в тоннелях, на… скажем, на обозримое будущее, – она оглядела собравшихся за столом, – поднимите руки.
Медленно, очень осторожно Глория подняла руку. Боб поднял вверх свою. Гарольд Стобач бросил нервный взгляд на Штернов, а потом, не без колебаний, тоже поднял руку. Три голоса за то, чтобы остаться в тоннелях.
– Ладно… Хорошо, – Лилли оглядела группу. – Все те, кто хочет хорошенько потрудиться, чтобы однажды вернуть город себе и вернуться домой, поднимите руки.
Барбара и Дэвид Штерн, нисколько не колеблясь, вскинули руки.
Лилли согласно кивнула и подняла свою.
– Кто бы мог подумать… У нас ничья.
– Постой-ка! – Барбара Штерн указала на Томми Дюпре, который стоял рядом, все еще подпирая собой стену тоннеля. Молодой человек держал руку высоко поднятой, а его румяное веснушчатое лицо искажала гримаса возмущения. Барбара сердито пробормотала:
– А он кто же, по-вашему? Безголосое угощение для ходячих?
На этот день были назначены две независимые вылазки за продовольствием и другими полезными вещами, одна под землей, другая на поверхности.
Первая, в которой участвовали Боб Стуки и Глория Пайн, начиналась вскоре после полудня. Они шли по карте, которую Боб сам вручную перерисовал с листа полевой съемки 140-летней давности. Они отправились в путь вниз по магистральному водопроводу, едва протиснувшись через восточные заграждения, а затем повернули на юг и пошли вниз по боковым тоннелям, которые до сих пор оставались неисследованными. Их цель – неработающее оборудование горнодобывающей компании, которое, если верить геодезическим данным округа, находилось сразу за восточным берегом реки. Они верили, что все виды припасов – включая и лекарства – до сих пор могут храниться там.
Тем временем Лилли и Томми Дюпре должны были пройти маршем около трех миль вниз по главному тоннелю провала у реки Элкинс-Крик, затем прокопать лаз в грязевых наносах и покинуть подземелье неподалеку от моста Пилсона, где множество изуродованных тел ходячих было разбросано в беспорядке на берегу залива, подобно погибшим времен Гражданской войны, прах которых истлел почти без остатка под безжалостным солнцем.
Свет, ветер и запах гниющей плоти на мягкой подстилке соснового леса, усыпанной скорлупками орехов пекан, производили настолько гнетущее впечатление, что у Лилли и Томми кружилась голова, когда они продирались сквозь тени деревьев вдоль берега ручья. Они двигались еще около мили, пока наконец не пришли к тайному автопарку Боба, припаркованному в сени огромных вековых дубов, где несколько внедорожников и пикапов были надежно укрыты маскировочной сеткой. Боб и Дэвид Штерн уже рисковали своими жизнями на прошлой неделе, когда спасали эти машины из Вудбери и Карлинвилля, где все уже кишело ходячими. Теперь Лилли и Томми быстро и молча реквизировали один из внедорожников: сняли завесу из листьев, нашли ключи на солнцезащитном козырьке, там, где их оставил Боб, завели двигатель и, осторожно переехав через возвышение, выехали на подъездную дорогу, которая вилась вдоль реки.
Пятнадцать минут спустя Лилли вылетела по съезду на устланные обломками по́лосы Девятнадцатого шоссе и направилась на юг. Ее задача – попытаться достичь Тифтона или даже Валдосты (это дальше, чем все, куда они когда-либо выбирались за припасами) до того, как стемнеет; а конечная цель ее путешествия – новый источник пропана, батарей, электрических лампочек и топлива, которое еще не было разобрано. Имелся в виду гипермаркет близ городка Кордел (12 000 жителей).
Она отметила, что топливный датчик изрядно обтрепанной «РАВ4» показывал бак, полный на три четверти, и объяснила Томми, что в таких случаях всегда следует удостовериться, что они не выходят за грань «точки невозврата». Томми никогда не слышал это выражение, и для него оно звучало зловеще, но Лилли объяснила: это означает только, что они должны убедиться в наличии достаточного количества горючего, чтобы вернуться домой.
В течение продолжительного времени они ехали по кладбищу разбитых машин вдоль оцепеневших грузовиков, превратившихся, благодаря смене сезонов, в огромные кучи листьев, и их остовы, заросшие кудзу, все глубже погружались в лужи вязкого битума. Маневрируя среди обломков, Лилли и Томми вели праздные разговоры о будущем, надеясь, что где-то впереди действительно было это будущее.
Томми начал вспоминать о покойных отце и матери, которые погибли в результате беспорядков, захлестнувших Вудбери в прошлом месяце. Он говорил о них как о героях, прощая им их фанатичность. Лилли была поражена зрелостью суждений мальчика. Вполне возможно, что она сейчас наблюдала побочный эффект бедствия. По-видимому, встреча с ним отлучила детей от нормального детства. Вероятно, оно одарило подростков за неизбежные потери, которые рано или поздно коснутся любого живого человека. Казалось, трагические события нескольких последних месяцев заставили Томми Дюпре почувствовать себя на своем месте, и это целиком захватило внимание Лилли.
Они ехали и болтали по дороге, ехали все дальше и говорили о загробной жизни, и Боге, и об Апокалипсисе, и о возможных причинах эпидемии, и понемногу обо всем в подлунном мире, что Томми только мог себе вообразить.
Они проехали мимо по меньшей мере дюжины заправочных станций, которые теперь лежали в руинах, с опрокинутыми колонками, многократно разграбленными служебными помещениями и с цистернами, на дне которых сухо, как в гробу. Они говорили еще немного.
Они говорили так долго, и разговор настолько захватил Лилли, что она сделала то, чего, как она думала раньше, невозможно сотворить даже раз в миллион лет. Она забыла о топливном датчике.