Роза старательно соскабливала краску с тела Мэдди под струями душа, но в это время зазвонил телефон. Обычно звуковой сигнал мобильника моментально вызывал у нее озноб во всем теле, ибо раньше по этому телефону ей мог звонить только один человек – ее муж. Но сейчас кое-что изменилось. Незадолго до ужина она после долгих колебаний и сомнений все же переслала эсэмэской номер своего телефона Фрейзеру, и тот немедленно ответил ей, сообщив, что перезвонит попозже. И сейчас Роза даже не взглянула на дисплей: она точно знала, звонит Фрейзер. А что плохого в том, что ей просто хочется увидеться с ним еще раз?

– Подожди минутку, ладно? – предупредила она Мэдди.

Девочка молча кивнула в знак согласия. Она сидела в душевой кабинке прямо на полу, скрестив ноги и с удовольствием подставляя плечи струям воды, продолжая сосредоточенно отколупывать краску с кожи. Краски было много. Каким-то необъяснимым образом Мэдди умудрилась измазаться вся, с головы до пят.

Роза сделала глубокий вдох и приготовилась говорить с Фрейзером тоном, каким люди обычно праздно болтают по мобильнику. Будто для нее постоянно работающий мобильник – это вполне привычное дело.

– Слушаю вас! – проговорила она спокойным голосом.

– Здравствуйте, Роза! Это Фрейзер! Как у вас дела? – услышала она в трубке приятный тембр его голоса. И тут же почувствовала, как забилось сердце, а ноги сделались ватными, и она вынуждена была присесть на кровать. При всех своих исключительных внешних данных и отменном умении целоваться даже Тед не смог привести ее в такой ступор, как это произошло сейчас, едва она заслышала голос Фрейзера.

– Все хорошо, – ответила она сдержанно, стараясь ничем не выдать охватившего ее волнения.

– Джон сказал мне, что вы сегодня снова навещали его. Представляете, он ответил на мой звонок! Невероятно! И как прошла встреча?

– Она была немного странной, были моменты, когда мы оба чувствовали себя немного скованно и неуютно, но в целом все интересно и даже… мило.

– Вот это здорово! – в голосе Фрейзера послышался легкий смешок.

– Пожалуй, что так. Мэдди, та вообще считает дедушку ужасно интересным. Самым интересным человеком на свете!

– Ха-ха! Уверен, подобные комплименты пришлись старику по сердцу! Как говорится, бальзам на душу. Старина Джейкобз обожает, когда им восхищаются. Жаль, я не могу приобщить его к светскому образу жизни. Вот если бы он выступал с лекциями, преподавал где-то, регулярно появлялся на всяких публичных мероприятиях, то не сомневаюсь, он очень скоро стал бы самой настоящей звездой. Селебрити номер один в мире искусства. Однако у него есть свои причины на то, чтобы жить так, как он живет сейчас, и я уважаю его выбор.

– Выбор одинокого старого мизантропа? – улыбнулась Роза.

– У мизантропов тоже есть свои веские причины на все, – не согласился с ней Фрейзер.

– В любом случае спасибо вам за заботу о нем. Отец сказал мне, что вы беседовали с ним.

– Вот как? – растерялся Фрейзер, будто его только что, словно мелкого воришку, поймали на месте. – Пустяки! Но в любом случае ужин за мной! Я завтра снова собираюсь к вам. Загружу фургон и отправлю его в Эдинбург. А сам могу остаться на денек-другой. Так вы согласны со мной отужинать? Знаю одно очень приличное заведение недалеко от местечка Альсуотер. Они там подают такой изумительный ирисовый пудинг. Пальчики оближешь!

– Не хочу доставлять вам лишних хлопот…

– Ерунда! Какие хлопоты? – совершенно искренне удивился Фрейзер.

– Еще нужно найти человека, который согласился бы посидеть с Мэдди, – уклончиво ответила Роза, все еще продолжая бороться с наплывом своих эмоций.

– Уверен, ваша подруга не откажет вам. А если нет, то я знаю…

Но не успел Фрейзер закончить фразу, как в ванной что-то ухнуло, потом послышался глухой звук, как от удара, а следом раздался громкий рев.

– Ой, простите! – пробормотала Роза в трубку и, отключив мобильник, ринулась в ванную комнату. Мэдди лежала поперек душевой, ноги ее болтались в воздухе, а сверху продолжала литься вода.

– Поскользнулась, да? – испугалась Роза и, как была в одежде, нырнула под душ, чтобы отключить краны. Мэдди кивнула и громко всхлипнула. Роза помогла ей подняться и осторожно завернула ее в полотенце. – Сильно болит? Покажи, где!

Мэдди ткнула пальцем в область поясницы. Роза осторожно потерла то место, потом подула на него, бережно обнимая дочку.

– У меня будет синяк, да? – спросила Мэдди, утирая слезы и пытаясь разглядеть свою травму через плечо.

– Не думаю! – поспешила успокоить ее Роза. – Разве что очень маленький такой синячок.

– А этот уже почти сошел! – Мэдди откинула полотенце с плеча и взглянула на огромный кроваво-желтый кровоподтек, сбегавший вниз по спине. – Пурпурный и желтый – это тоже цвета, которые дополняют друг друга. Взгляни сама! Желтый на фоне пурпурного кажется еще более желтым. Ведь правда?

Роза больно прикусила губу и с ужасом уставилась на синяк. Сердце ее заныло, когда она вспомнила, при каких обстоятельствах он появился на теле дочери.

– Зачем папа так сделал? – спросила у нее Мэдди, продолжая внимательно изучать свое тело. – До сих пор ведь болит. Он меня очень сильно напугал тогда. Но главное – было больно.

– Папа был зол. Очень зол. Но, конечно, он полностью не прав. И поступил плохо. Свою злость он пытался выместить на мне, а тут ты подвернулась под руку. Мне очень жаль, детка, что все так получилось. Честное слово!

– То есть он хотел ударить не меня, а тебя? – Мэдди обхватила лицо матери руками, чтобы заставить ее посмотреть ей прямо в глаза.

– Да! – тихо прошептала Роза, и слезы градом потекли по ее щекам. Она никак не ожидала, что Мэдди захочет вернуться к событиям той страшной ночи в такой неподходящий момент. Роза все еще не была готова вспоминать все то, что было связано с их бегством из дома. Но коль скоро Мэдди сама затронула эту тему, значит, ребенок пытается понять все то, что никак не укладывается в детском сознании: как мог папа обидеть ее? По какой такой причине он сделал ей больно? Что ж, прямой долг Розы как матери помочь дочке разобраться во всем случившемся. – Так вышло, дорогая! Мне очень жаль! Тебя он точно не хотел обижать.

На лице Мэдди отразилось смятение, и она на глазах сгорбилась, мучительно пробиваясь своим детским сознанием к правде. А Роза почему-то вдруг вспомнила, как им обеим постоянно вдалбливали в голову, что Мэдди странная, очень странная девочка, даже немного чудаковатая. И поэтому ее никто не понимает и с ней никто из сверстников не хочет водиться. Словом, дочь – не такая, как все.

– Той ночью, – начала Роза, пытаясь задушить рыдания, – ты уже лежала в своей кроватке. А мы с папой внизу… мы разговаривали. Но потом он полез драться. Я его очень разозлила, и он захотел ударить меня. Я и подумать не могла, что ты, заслышав шум, прибежишь вниз. Я увидела тебя только тогда, когда… – Роза задохнулась, не в силах продолжать. Страшная картина всплыла в ее памяти. Озверевший от своей безнаказанности Ричард хватает за плечи семилетнюю дочь и со всего размаха швыряет ее на дверь. Удар был таким сильным, что дверь захлопнулась сама собой. Потом он поворачивается к Розе, все еще лежащей на полу, и бьет ее по голове. Она вспомнила, как в голове вдруг стало пусто-пусто, и только в ушах – звон. Но Мэдди!

– Мэдди! – взвизгнула она от ужаса, увидев побелевшее лицо дочери. Девочка испугалась так сильно, что даже не заплакала. Кажется, на какое-то мгновение Ричард опомнился и взглянул на дочь. На его всегда невозмутимом лице отразился страх. И в ту же минуту Роза уже точно знала, что будет делать. Она вскочила с полу, схватила Мэдди за руку и пулей пронеслась мимо оцепеневшего мужа, утратившего на время способность реагировать на происходящее. В шкафчике, где она хранила швабры, метлы и прочее, в самом дальнем уголке был припрятан ее заветный узелок с документами. Она достала его, а по пути прихватила прямо из бельевой корзины несколько вещиц еще влажного после стирки белья. Схватила с крючка свою сумочку и ключи от машины.

– Куда ты собралась? – крикнул ей вдогонку Ричард. – Что собираешься делать? Имей в виду! Только посмей рассказать кому-нибудь о том, что было сегодня! Ты же понимаешь… моя работа… моя репутация… Я не хотел!

Но Роза уже не слышала его слов. Она знала, что у нее в запасе всего лишь пару минут. Сейчас Ричард оправится от шока и бросится за ней вдогонку. На улице было уже темно. Она запихала Мэдди на заднее сиденье машины, захлопнула за собой дверцу, усевшись на водительское место, и заблокировалась изнутри. Пока Ричард стоял неподвижно, не делая ни малейшей попытки остановить ее или забрать дочь. Вполне возможно, он просто не мог поверить в то, что его всегда покорная, тихая, как мышка, жена посмела взбунтоваться, пойти против его воли. Вот и решил, что дальше, чем на один квартал, она не рискнет от него отъехать. Роза бросила последний взгляд на мужа, замершего на ступеньках дома, принадлежавшего когда-то ее родителям. Ричард стоял, прислонившись к дверному косяку и скрестив на груди руки. Он уже обрел прежнее самообладание и был абсолютно спокоен.

Он не верит, что я могу уехать, поняла Роза. И не просто уехать, а бросить его навсегда. Она вцепилась в руль с такой силой, что костяшки пальцев стали белыми. А может быть, он и прав, мелькнула у нее мысль. И в тот же момент услышала умоляющий шепот с заднего сиденья. Голос дочери дрожал от страха.

– Мамочка! Поехали! Поехали быстрее!

Роза включила зажигание, и машина сорвалась с места.

– А когда мы снова увидимся с папой? – спросила у нее Мэдди, так и не сумев заглянуть ей в глаза. – Как ты думаешь, он все еще злится на нас?

– Только на меня! Ты тут ни при чем.

– Он раньше никогда на меня не злился, а вот какой синяк я получила! – рассудительно заметила девочка и осторожно коснулась пальчиком ушибленного места.

– Знаю, мое солнышко, знаю! – бросила Роза устало. Она чувствовала себя такой обессиленной, такой опустошенной, что готова была броситься на кровать, закрыть глаза и забыться сном. Но пока она не сказала Мэдди еще самого главного. Коль скоро дочь сама начала этот разговор, она должна знать всю правду без утайки. – Дело в том, Мэдди… я… я больше не смогу жить с твоим отцом.

– Понимаю! – Мэдди согласно кивнула. Видно, она и сама пришла к такому же выводу. – Ничего страшного! Мы можем остаться здесь. Я буду работать с Джоном и стану художницей.

– Но разве ты не будешь скучать по папе, по нашему дому, по школе? – Роза взяла дочь за руку и повела ее в спальню и стала осторожно натягивать на нее ночную пижамку.

Пока дочь испытывает к Ричарду только отвращение и страх, но сколько это может продолжаться? Розе категорически не хотелось лишать дочь отца. Каким бы тяжелым человеком ни был Ричард, он все же ее родной отец. Да, далеко не лучший отец из всех, какие могут быть, но все же… Разрушать родственные узы – никогда! Это совершенно не входило в ее планы. К тому же душевные травмы, связанные с тем, что девочка может лишиться отца, будут потяжелее, чем тот синяк, которым он ее наградил. Синяк-то пройдет, а вот разлука с отцом останется навсегда.

– Нет, не буду! – бодро ответила ей Мэдди. – Ты же знаешь, я не люблю школу. И ты здесь другая. С тобой стало так интересно… Вот и улыбаешься… И добрая… Значит, тебе здесь тоже лучше, чем дома. И мне тоже лучше! Потому что здесь ты меня любишь больше. Да! Потому что здесь ты никого не боишься и редко грустишь.

– Мы с отцом всегда старались не посвящать тебя в наши проблемы, – растерялась Роза от столь неожиданного признания. – Вот уж не думала, что тебе было так неуютно и одиноко дома! – А вдруг, мелькнуло у нее, дочь тоже рада, что они наконец вырвались вдвоем на волю, и ей не нужен никакой отец – если это Ричард – рядом. – Да, порой домашние неурядицы приводили к тому, что я проводила с тобой меньше времени, меньше заботилась о тебе. Но это вовсе не означает, что дома я любила тебя меньше. Я всегда любила тебя, Мэдди, больше всего на свете. Я люблю тебя так сильно, что просто невозможно любить сильнее.

Мэдди поглядела на нее долгим изучающим взглядом, а потом вдруг бросилась ей на грудь и уткнулась головой в плечо – столь редкое для дочери проявление чувств наполнило душу Розы счастьем.

– Я больше не хочу видеть папу! – глухо проговорила Мэдди. – И в школу я больше не пойду.

– Думаю, со временем ты изменишь свое решение относительно папы. А в школу тебе все же придется ходить… Не забывай, есть закон о всеобщем образовании.

– Мамочка! Давай останемся здесь! У нас ведь есть своя комната, и своя ванная, а Дженни будет нам готовить.

– Мы не можем жить в гостинице бесконечно долго, – ответила Роза, хотя в глубине души была совсем не против предложения дочери.

– Тогда поехали к дедушке. Вот только он совсем не умеет готовить. Он мне сам сказал. Зато как готовит Дженни, мне очень нравится.

Роза подавила вздох и изобразила улыбку.

– Забавная ты барышня, мисс Мэдди!

– Пойду пожелаю Шоне и Дженни спокойной ночи! – Мэдди обожала бегать босиком по устланной ковровой дорожкой лестнице.

– Ступай-ступай! – разрешила ей Роза и, взяв расческу, прошлась ею по еще влажным волосам дочери. – Но смотри, не задерживайся! Через десять минут чтобы была уже в кровати.

Не успела Мэдди скрыться за дверью, как снова зазвонил телефон. Роза схватила его. Она была уверена, что это звонит Фрейзер. Вот сейчас она услышит в трубке его мягкий ласковый голос, и на душе у нее сразу полегчает. Впрочем, разговор, которого она так боялась, прошел много лучше, чем она предполагала. Во всяком случае, они с Мэдди поняли друг друга в главном. Трудный сегодня выдался день, снова вздохнула она. Эмоции просто зашкаливают. Роза вдруг почувствовала себя страшно опустошенной, будто из нее выжали все жизненные соки. Ах, как же приятно снова услышать голос Фрейзера!

– Прошу прощения, что прервала разговор, но…

– Да, тебе есть за что просить прощения у меня, – ответил ей голос Ричарда, спокойный и холодный. – Куда ты увезла мою дочь, Роза?

– Послушай, Ричард! – Розу охватила паника. Она растерянно пыталась сообразить, что ответить мужу. Первым желанием было вообще отключить мобильник, но дальше тянуть с разговором нельзя. Надо расставить все точки над i и перестать бояться того, что он с ней сделает, если… и так далее. Пора сойтись с противником лицом к лицу, дать ему отпор, а главное, сообщить, что она намерена делать. – Нам действительно нужно о многом поговорить, но мне еще нужно время, и я…

– Время? Какое к черту время? – в голосе мужа послышалось плохо скрываемое бешенство, самообладание стало изменять ему. – Ты похитила у меня Мэдди и обязана вернуть мне мою дочь. Немедленно!

Интонации его голоса вернули Розу в ту страшную ночь. Вот она сидит в машине и отчаянно пытается найти в себе смелость сдвинуть ее с места, нажать на газ и уехать. Неужели ей уготована участь до конца своих дней слышать этот страшный голос? Удовлетворять все желания и прихоти Ричарда, повиноваться его приказам, безропотно исполнять все, что ей повелевают? Неужели она сама не в состоянии решать, куда ехать, что говорить, что делать? Всю ее сознательную жизнь муж был рядом. Он один знал, что для нее лучше. Он оградил ее каменной стеной от всего остального мира, якобы защищая и оберегая ее. И все же в ту роковую ночь у нее хватило храбрости не уступить, не сдаться, ибо он переступил ту грань, которую не имел права переступать. Ей даже не захотелось вспоминать подробности. Ведь сегодня она совершенно другой человек. И все благодаря тому, что нашла в себе силы порвать с ним. Нет, сейчас не время снова становиться слабой!

– Ричард! Я не вернусь домой! – И откуда у нее только взялось мужество сказать ему эти слова. Но голос ее звучал уверенно. Хватило бы еще обыкновенных физических сил исполнить то, что она только что проговорила. – Я не хочу более знать тебя, Ричард! Наконец-то я сумела развязаться с тобой, и Мэдди тоже. Чему она, кстати, очень рада! Ребенок ненавидит тебя, Ричард!

Конечно, с последним заявлением она явно поторопилась. Не стоило бросаться такими словами. Во-первых, это неправда, а во-вторых, нечестно использовать дочь для выяснения отношений с мужем. Но Роза знала, что этими словами она уязвит Ричарда более всего. Что ж, пусть теперь на собственной шкуре прочувствует, каково это – делать человеку больно. Он столько раз проделывал это с ней. А свой невольный грех она искупит потом, впереди у нее еще целая жизнь, и впредь она постарается не бросаться словами. И делать больше не будет того, что ей навязывают. С прошлым покончено!

– Я так и знал! – выкрикнул в трубку Ричард. – Я всегда знал, что ты – ненормальная. Эти твои приступы меланхолии, которые длились месяцами, Роза! Сама-то ты ничего не замечала за собой, жила в собственном мире, и все. Ты сумасшедшая, Роза! Напридумала себе всяких диких фантазий и думаешь, кто-то поверит в твои сказочки? Бедная обиженная женушка бежит от своего мужа-тирана… На самом деле все не так! И если ты хорошенько подумаешь над тем, что произошло, ты и сама поймешь это. Я люблю тебя! Я единственный человек на свете, который всегда рядом с тобой. Наконец, я тот человек, который может помочь тебе.

– Твоя помощь… Ты избил меня, ударил Мэдди… За что, Ричард? – И внезапно ее прорвало. Вся та боль, все те обиды и унижения, которые копились в ней столько лет, все прорвалось наружу, и слова, которые она раньше не рисковала произносить вслух, опасаясь еще больших унижений и оскорблений, сами собой сорвались с ее уст. – Уж не за то ли, что единственный раз за все годы нашей совместной жизни я не позволила тебе надругаться над собой, что ты не смог продемонстрировать надо мной свою власть известным тебе способом?

На другом конце провода установилась мертвая тишина. Ричард замер в бессильной ярости, не зная, что сказать в ответ.

– Это больше не повторится, Роза! Обещаю! – проговорил он напряженным голосом. – Больше никакого насилия. Хотя в сущности я хотел лишь получить от тебя то, что любой нормальный мужчина желает получить от своей жены. А ты вдруг вышла из себя, слетела с катушек… Это ты виновата в том, что случилось с Мэдди.

Роза онемела. Такой наглости она не ожидала. Это же надо так ловко все перевернуть и поставить с ног на голову! Она задохнулась от возмущения и была не в состоянии что-то ответить. Наверняка в его голове созрел очередной подлый план, подумала она. Но что он задумал? Чего станет добиваться?

– Она еще вся в синяках, Ричард! – вскрикнула Роза. Кажется, она догадалась, что он собирается делать.

– Ты ей их и наставила! – спокойно возразил Ричард, видно почувствовав, что начинает перехватывать инициативу.

– Мэдди достаточно взрослая девочка, чтобы понять, что с ней случилось. Она расскажет любому, кто ее спросит, как все было на самом деле.

– У девочки тоже есть определенные отклонения в психике. Она – очень замкнутый ребенок, необщительный. Возможно, все это следствие того, что ее растит психически ненормальная мать, которая ее совсем не любит. Какому ребенку понравится, когда мама его бьет? Конечно, Мэдди скажет все, что угодно, лишь бы ты ее впредь не била.

– Ты… ты… ах, ты подлый наглец! – воскликнула Роза. Слезы брызнули у нее из глаз. Снова Ричард вывернул все наизнанку и растоптал все самое светлое, что было в ее жизни.

– Кто тебе поверит, Роза? – спросил он вкрадчиво. – С одной стороны, уважаемый семейный врач, любящий и заботливый муж и отец. С другой стороны, безумная женщина, которая бежит из дому, даже не озаботившись тем, чтобы прихватить для ребенка пару сменного белья. Возвращайся домой, Роза! И поставим на этом точку. Я успел соскучиться по своей жене, которая просто обязана всегда быть рядом с мужем.

Комната поплыла у нее перед глазами. Роза зажмурилась, чтобы стряхнуть с себя наваждение.

– Почему? – спросила она тихо. – Зачем я тебе нужна? Ты же ненавидишь меня.

– Потому что ты принадлежишь мне и только мне, – ответил ей муж вкрадчиво, почти ласково.

Роза почувствовала, как все ее тело сотрясает холодный озноб. Страх, злость, решимость – все отодвинулось куда-то прочь, и на смену пришла необыкновенная слабость, будто слова Ричарда лишили ее всяких сил к сопротивлению. Наверное, действительно придется вернуться домой. Другого выхода нет. Вернуться и снова зажить по-прежнему. Она научилась терпеть, она умеет выживать… Быть может, даже такая ужасная жизнь легче того, на что она обречет себя, оставшись одна в целом мире. Она совсем не приспособлена к этой новой, чужой для нее жизни. Но тут Роза снова увидела мысленным зрением огромный синяк, который растекся по плечу Мэдди, и поняла, что она никогда не вернется назад. Какими бы карами, небесными и земными, ей ни угрожал Ричард, больше она к нему не вернется. Не может вернуться!

– Нет! – выкрикнула она дрожащим голосом и сама удивилась тому, откуда у нее вдруг взялись силы произнести это «нет». – Я тебе не принадлежу. Я никому не принадлежу. И я к тебе не вернусь! Говори, что хочешь, и делай, что хочешь. Но больше ты не сможешь издеваться надо мною, Ричард. С прошлой жизнью покончено.

– Ты еще горько пожалеешь обо всем, Роза! – ледяным тоном процедил в трубку Ричард. – Скоро, совсем скоро мы увидимся, и тогда ты горько пожалеешь о том, что разговаривала с мужем подобным образом.

В трубке стало тихо. Ричард отключился. Роза с размаху швырнула мобильник в дальний угол комнаты. Он упал на ковер и стукнулся о ножку туалетного столика. Роза оцепенела, медленно приходя в себя. Пока угрозы Ричарда, все его хвастливые обещания наказать ее – это всего лишь слова. Одни слова. Он не знает, где она. Но если б и знал… Сейчас она не одна. Вокруг нее люди, и они придут к ней на помощь.

– Нет и еще раз нет! – услышала она голос Шоны. – Говорю тебе в последний раз. Я не хочу, чтобы ты меня рисовала.

Дверь распахнулась, на пороге показалась Шона. Она вела за руку Мэдди, та о чем-то ее уговаривала. Шона бросила взгляд на побелевшее лицо подруги, на ее поникшую фигуру и сразу же поняла: что-то случилось.

– Послушай! – наклонилась она к девочке, не переступая порога. – Я забыла внизу свои… э… туфли. По-моему, они лежат в гостиной. Будь другом! Сбегай за ними!

– Но зачем тебе сейчас туфли? – возразила Мэдди. – Пора спать.

– Это детям пора спать, а у взрослых еще могут быть кое-какие дела. Вот я, к примеру, собираюсь еще прогуляться.

– Куда?

– Мэдди! Пожалуйста, обойдемся без лишних вопросов! Просто пойди, пожалуйста, и принеси мне туфли! – повторила Шона таким строгим голосом, что Мэдди тут же бросилась исполнять просьбу.

– Что случилось? – Шона быстрым шагом пересекла комнату, села на кровать рядом с Розой и обняла ее за плечи. – Что на сей раз?

– Ричард звонил… говорил всякие ужасные вещи… угрожал. Сказал, что если я не вернусь, то он объявит всем, что это я избила Мэдди. Потому что я ненормальная и вообще плохая мать. Но я не могу вернуться к нему, Шона! Просто не могу!

– Да ты вся дрожишь, бедняжка, – пробормотала Шона ласковым голосом, каким обычно матери утешают детей. Она еще теснее прижала Розу к себе, пытаясь унять ее дрожь. – Что у вас произошло в ту ночь, когда ты убежала из дому? Что заставило тебя после стольких лет унижений и издевательств бросить все и бежать прочь? Он что, ударил тебя? Да?

Роза кивнула головой.

– Да! Я его сильно вывела из себя. Он сбил меня с ног и повалил на пол. А тут Мэдди, заслышав шум внизу, спустилась посмотреть, что у нас происходит. Но и это еще не все! – прошептала она едва слышно. Ужасные картинки того, что предшествовало появлению Мэдди, вихрем пронеслись в ее памяти. Какая грязь!

– А что еще? – непроизвольно перешла на шепот и Шона.

– Он пытался изнасиловать меня, – Роза почувствовала, что еще немного, и ее стошнит. – Но я стала сопротивляться, не даваться ему, и тогда он ударил меня, сбил с ног… Кажется, он в тот момент совсем обезумел. Такое случилось впервые…

– Что впервые? Он впервые пытался изнасиловать тебя?

– Нет, я впервые не позволила ему это сделать.

Когда Мэдди вернулась в комнату с туфлями Шоны, Роза была в душевой кабине. Струи горячей воды хлестали по ее нежной коже до покраснения. Шона сидела на кровати, плотно сжав губы. Когда вошла Мэдди, она с трудом расцепила пальцы и изобразила слабый намек на улыбку. Взяла туфли и надела их.

– Дженни не понравится, что ты ходишь по дому в уличной обуви, – не преминула напомнить ей Мэдди. – А где мама?

– Принимает душ. Я пообещала ей уложить тебя в кровать и даже ненадолго включить телевизор, если захочешь.

– Нет, я лучше порисую! – Мэдди схватила большой альбом для рисования, который ей подарил сегодня Джон. С таким подарком юная художница бросилась запечатлевать все интересное, что попадалось ей на глаза. Страницы альбома были почти наполовину заполнены аккуратно выполненными эскизами. Главным образом, пейзажи, деревья, скалы. Но рядом соседствовали рисунки, на которых были изображены чайник, туфли, книги и… Джон. Впервые в жизни Мэдди обнаружила в себе некий дар или даже талант к чему-то такому, что у нее получалось с ходу. Так разве же она променяет занятия рисованием на какой-то там телик? Или на такое унылое и сугубо заземленное мероприятие, как сон.

– Хорошо, порисуй! – согласилась Шона.

– А можно, я попробую нарисовать тебя? – возобновила приставания Мэдди.

Шона вздохнула и бросила нетерпеливый взгляд в сторону ванной комнаты. Потом снова тяжело опустилась на постель.

– Можно! – уступила она.

В этот момент зазвонил Розин мобильник, все еще валявшийся на ковре под туалетным столиком. Они одновременно уставились в тот угол, откуда доносился звонок, но никто из них не поспешил взять телефон в руки.

– Принести? – спросила у Шоны Мэдди.

– Пусть лежит. Если что-то важное, то пошлют эсэмэску.

Роза и сама не могла понять, почему она утратила способность плакать. Порой ей так хотелось дать волю слезам, но словно тяжелый камень лежал у нее на груди и не давал ходу проявлению обычных человеческих эмоций. Впрочем, ту горечь, которая скопилась у нее на сердце за долгие годы безрадостного супружества, нельзя было растопить одними слезами. Ричард насиловал ее не часто. Такие выходки у него случались далеко не регулярно. Во всяком случае, не каждый день. А ведь многие женщины годами живут в постоянном страхе, опасаясь ежедневных издевательств мужа.

Издевательства Ричарда носили спорадический характер, если можно так выразиться. Иногда проходили месяцы, а однажды между двумя очередными актами насилия прошел год. После рождения Мэдди Ричард потерял всякий сексуальный интерес к жене. В его глазах малышка Роза, подарившая ему дочь, перестала быть тем благоуханным нежным цветком, той чистой непорочной девой, которой он некогда восторгался. Чему в глубине души Роза была только рада. Их супружеская жизнь никогда не отличалась страстностью, несмотря на то, что первый раз они занялись любовью еще где-то за неделю до свадьбы.

Неопытная и неловкая, Роза была неуклюжа и стеснительна, но Ричард изо всех сил старался обойтись с ней помягче. Впрочем, большая разница в возрасте никак не сказалась на его умениях. Он так и не сумел распалить огонь желания в своей жене, сделать ее более раскованной и смелой. Половые отношения всегда вызывали у Розы только страх и неуверенность в себе. И все же первый раз – это первый раз. Во всяком случае, единственный раз, о котором она вспоминала без отвращения. Она тогда еще была влюблена в Ричарда, а он так страстно хотел, чтобы она принадлежала ему и только ему, чтобы она стала для него всем – женой, любовницей… Розе это нравилось, она легко поверила словам мужа и чувствовала себя рядом с ним в полной безопасности. Как охотно она согласилась выйти за него замуж, в каком приподнятом настроении шла она к алтарю, одна. Никто из близких не вел ее по церковному проходу, никто из ее родственников не присутствовал на церемонии.

Как бы то ни было, первые годы супружеской жизни прошли почти ничем не омраченные. Она совершенно не обращала внимания на то, что Ричард постепенно, но неуклонно приобретал все большую власть над ней. Чем занимается, с кем общается, куда ходила, о чем думала или переживала – контролировался каждый ее шаг и каждое движение души, но Роза сама по наивности доверялась мужу и делилась с ним всем. И хотя занятия сексом так и не стали для нее, молодой женщины, тем приносящим радость потрясением, когда земля уходит из-под ног, муж был с ней всегда терпелив и никогда не проявлял жестокости. С годами супружеский долг превратился в рутину, исполняемую раз или два раза в месяц. Роза, никогда не испытывавшая потребности в сексе или страстных желаний, разве что желание угодить мужу, не возражала против такого графика, предоставив мужу самому решать, что и когда. А потом она забеременела.

Новость привела Ричарда в ярость. Еще никогда Роза не видела мужа в таком бешенстве. Она и не подозревала, что он может реагировать на вещи подобным образом. Он сидел в своем любимом кресле и смотрел вечерний выпуск новостей, она подошла к нему, замирая от счастья, тихонько уселась у его ног и, стеснительно улыбнувшись, сообщила ему, что в скором времени у них появится ребенок.

Его взрыв был шокирующим и необъяснимым. Какого черта она не пила свои таблетки? Или она сознательно пыталась обмануть его, отлично зная, что он не пойдет у нее на поводу и не сделает того, чего не хочет? Ошеломленная, Роза лишь пролепетала в ответ, что и сама не понимает, как такое могло случиться. Она принимала таблетки. Но все равно так вышло. Да и какое это имеет значение, в конце концов?

Ричард оттолкнул ее от себя, вскочил с кресла и стал нервно мерить шагами комнату. Он бросал ей всякие обидные слова, говорил, что она уже никогда не будет такой, как раньше. И вся их жизнь станет совсем иной. А его милая, прекрасная девочка, такая покорная и неиспорченная, ее тоже больше нет. Она родит на свет какого-то проглота, который будет вечно хныкать, пищать, требовать к себе внимания. Ребенок навсегда погубит их семейную идиллию. И вообще, он не хочет быть отцом. Он же с самого начала дал ей ясно понять, что не собирается обзаводиться детьми.

Роза продолжала сидеть на полу, молча наблюдая за мужем. Она была ошарашена, озадачена, напугана. Совсем по-другому представляла она себе этот счастливый момент в своей жизни. Она не могла вспомнить, когда Ричард изложил ей свои взгляды на отцовство, и попросила его напомнить ей, что он тогда говорил.

– Я сказал тебе, – взвился он с новой силой, – что если я захочу, чтобы ты забеременела, то уведомлю тебя об этом заранее! Все! С меня хватит!

Он открыл бар, выхватил оттуда бутылку портвейна и удалился с ней наверх в спальню. А Роза, поднявшись с полу, свернулась калачиком на диване и долго лежала неподвижно, не зная, что делать. Слова мужа ошеломили ее, и она впервые задалась резонным вопросом: да любит ли ее человек, за которого она вышла замуж, той всепоглощающей любовью, о которой он постоянно твердит ей? Совсем он не похож на мужа-защитника, готового всегда и во всем помогать жене. Раньше ей даже льстила мысль, что она всецело принадлежит мужу, что он холит и лелеет ее, как некую драгоценную вещь. Но в тот вечер до нее впервые дошло, что муж действительно воспринимает ее как вещь. Свою вещь, которой он один вправе распоряжаться по собственному усмотрению. Ему лучше знать, что ей носить, что делать, кушать, думать. Он один решает, быть ей беременной или нет. Но самое страшное, что она сама, по доброй воле, подчинилась и позволила ему приобрести полную власть над собой, даже не понимая, что делает.

В одно мгновение вся ее жизнь предстала перед ней во всей пугающей наготе, и Роза невольно содрогнулась от ужаса. Что же она наделала, глупенькая! В своем собственном доме оказалась на правах жалкой приживалки, что и неудивительно. Ведь будучи счастливой новобрачной, она, не задумываясь, переписала половину дома на Ричарда. Слава богу, что он пока еще ни словом не обмолвился о том, чтобы отправить ее на аборт. Пока не обмолвился. Хотя едва ли он решится на такой рисковый шаг. Городок маленький, все медицинские учреждения так или иначе связаны между собой. Он побоится подставлять под удар свою репутацию врача, устраивая жене аборт в одной из местных клиник. Сама же мысль, что Роберт может каким-то образом заставить ее все же сделать аборт, вызвала у Розы новый приступ ужаса, хотя, признаться, она бы совсем не удивилась, если бы он так поступил. Такой человек вполне способен убить собственное дитя еще в утробе матери. Вопрос лишь в том, сделает ли он это.

Словно шоры спали с ее глаз. Роза села на диване, обхватив себя руками. Как же ей теперь жить? Как строить свою дальнейшую жизнь в этой золоченой клетке, в которую она добровольно дала себя заточить? Но сейчас в первую очередь она должна позаботиться о ребенке. Она должна поберечь и себя, для чего следует максимально угождать мужу, но одновременно держать его на расстоянии вытянутой руки. Она должна научиться умиротворять его, удовлетворять его малейшие прихоти и вместе с тем приучать к мысли, что с появлением ребенка их семейная жизнь станет только лучше и полнее. Роза задрала голову и уставилась в потолок. Ей было слышно, как мечется Ричард в своей постели. Что же ей делать? Идти сейчас к нему? Прикинуться покорной овечкой, просить прощения, умолять? А вдруг он не хочет ее видеть? Нет, пожалуй, лучше пока не показываться ему на глаза. Захочет, сам позовет. Роза не помнила, сколько еще времени она просидела на краешке дивана, маясь в неизвестности и мучительно вслушиваясь в шорохи и звуки, доносящиеся сверху. Наконец там стало тихо. Видно, Ричард все же уснул. Крадучись, она на цыпочках поднялась на второй этаж, замирая от страха. Быстро разделась в темноте и юркнула под одеяло рядом с мужем, стараясь ничем его не потревожить. Только безмерная усталость, которой сопровождались первые месяцы ее беременности, позволили Розе забыться тяжелым сном. Но всю ночь ей снились какие-то кошмары, обещающие кары небесные поутру.

Однако дальнейшее поведение Ричарда оказалось совсем не таким, как она предполагала. Ее муж погрузился в молчание. Он перестал ее замечать и всячески игнорировал ее присутствие – ни слова, ни взгляда, обращенного в ее сторону. Выносить подобный остракизм было еще труднее. Уж лучше бы он кричал на меня, думала Роза.

Ричард не разговаривал с ней на протяжении нескольких месяцев, с отвращением взирая на те деформации, которые произошли в ее фигуре. Он не мог простить жене всего того, что она сама, по его мнению, с собой сделала.

И вот когда ее изоляция достигла своего пика, когда третирование мужа за якобы непослушание стало почти невыносимым, в одно прекрасное утро Роза увидела на пороге своего дома обходительного молодого человека с приятным голосом и утонченными манерами. Тот специально приехал к ним, чтобы расспросить ее об отце. Час с небольшим, который она провела, беседуя с Фрейзером, стал для нее своеобразной отдушиной, лучом света в кромешной тьме. Воистину, память о встрече с молодым коллекционером живописи превратилась для нее в огонь маяка, на свет которого она шла потом все дальнейшие годы. И этот свет вселял в нее не только надежду, но и решимость. Решимость бороться, сделать так, чтобы ее жизнь и жизнь ее ребенка стала другой.

Иногда Роза размышляла о том, что она станет делать, если вдруг Ричард захочет бросить ее. Как будет жить одна, с маленьким ребенком, и странное дело, такая ужасающая на первый взгляд перспектива совсем не пугала ее. Но случилось невероятное. Не успела малышка Мэдди появиться на свет, как Ричард влюбился в нее до беспамятства. Он страшно гордился собой и тем, что стал отцом своей точной копии, и с удовольствием выпивал за себя, любимого. Еще бы! Ведь это же он произвел на свет такое крохотное и такое милое создание, которое, впрочем, все время хныкало и очень неодобрительно взирало на окружающий мир.

Дай бог, чтобы это стало началом их новой жизни, перевела вздох облегчения Роза, наблюдая за тем, как муж суетится вокруг младенца. И все в их семье наладится и будет, как прежде, и даже много лучше! Правда, Ричард изливал потоки любви исключительно на одну Мэдди, по-прежнему не обращая никакого внимания на Розу. Но ведь все же может измениться! И все действительно изменилось, когда Ричард впервые за многие месяцы обратил свой взор и на жену. После чего у Розы уже не осталось никаких иллюзий.

Это случилось в один из вечеров. Падающая с ног от усталости Роза сумела наконец убаюкать дочь, ибо ребенок, казалось, вообще никогда не спал, а если и засыпал, то на очень короткое время и очень неглубоким сном. Малышка была необыкновенно капризной во всем. Она брала грудь только по чуть-чуть, она никогда не улыбалась, вечно была всем недовольна и постоянно плакала. Быть может, ребенок еще в утробе матери успел прочувствовать всю несправедливость той ситуации, которая была связана с ее рождением. Роза осторожно уложила спящую дочь в ее колыбельку, стоявшую рядом с кроватью, и сама с удовольствием откинулась на постель. Слава богу, подумала она, у нее есть каких-то полчаса, чтобы передохнуть после изнурительного дня бесконечных хлопот. И вдруг неожиданно в комнату вошел Ричард. Он бросил взгляд на спящего ребенка и сказал.

– Тебе не кажется, что она нам будет мешать? – голос его звучал почти ласково. – Ведь уже столько времени мы с тобой… ну, ты понимаешь, о чем я!

Он присел на постель рядом с Розой, обнял ее за талию и поцеловал в шею.

– Ричард, пожалуйста, не надо! – взмолилась Роза, приподнявшись на постели, ошарашенная столь неожиданным всплеском интереса к собственной персоне. К тому же ей смертельно хотелось спать. Все последние месяцы после рождения дочери она почти не отдыхала. Что касается супружеских отношений, то Роза уже смирилась с мыслью, что они сошли на нет, что Ричард так и не смог простить ей той оплошности, которая стоила ей беременности. Возможно, он в чем-то прав и его можно понять, несмотря на то, что реакция его оказалась просто экстремальной, размышляла она. А что же касается счастья в семейной жизни, то это такая химера, неуловимая мечта, которую редко можно встретить в воплощенном виде в суровой реальности. Разве что тот короткий час, который она провела в обществе Фрейзера Макклеода, вселял в нее некую смутную догадку, что счастье, обычное человеческое счастье, все же где-то есть. А так жизнь вполне сносна, и о лучшей мечтать не приходится. О, как жестоко она ошибалась, предаваясь подобным мыслям!

– Я очень устала, Ричард! – слабо улыбнулась она мужу. – Хочу немного вздремнуть, пока малышка спит.

– Иди же ко мне! – воскликнул Ричард и опрокинул ее навзничь. – Я уже так давно, Роза… Ты же не хочешь, чтобы я стал заглядываться на других женщин, не так ли?

– Мэдди только что заснула, – прошептала Роза затравленным голосом. – И потом, тебе не кажется, что еще немного рано? Швы и… я еще просто не готова.

– Какие швы? – взвился Ричард, и выражение его лица сделалось каменным. – Прошло уже более шести недель! Пустые отговорки! Я хочу тебя сейчас!

Он рывком сорвал с нее майку и навалился сверху, придавив всей тяжестью тела, не давая возможности пошевелиться, пока он не кончит. Он продолжал насиловать ее и тогда, когда Мэдди проснулась и стала громко плакать в своей колыбельке. И с тех пор так было всегда. Он навещал ее очень редко, трудно было предугадать, когда он явится в очередной раз, но всегда это было так: грубо и насильно.

Роза не пыталась сопротивляться. Инстинктивно она чувствовала, что ее сопротивление еще больше распалило бы мужа и разожгло его больную страсть. Беда была лишь в том, что Ричард отлично понимал, насколько он ей неприятен и как неприятны ей его прикосновения. Она знала также, что ее страх и отвращение доставляют ему несказанное удовольствие. И дело тут было совсем не в сексе. На самом деле никакого желания он к ней отнюдь не испытывал, Роза это чувствовала. Скорее всего, в нем давно угасли и те крохи влечения, какое он когда-то испытывал к молодой жене. Просто ее муж нашел еще один изощренный способ демонстрировать свою власть над ней. И это было то, чего нельзя было избежать, предугадать или от чего можно было бы избавиться. В то время, когда Ричард насиловал ее рядом с плачущей Мэдди, а она, тупо уставившись в потолок, молила лишь об одном, чтобы весь этот кошмар поскорее закончился, вот тогда-то она поняла, что рано или поздно она найдет в себе мужество уйти от него и сделать так, чтобы он не мешал им с дочерью жить нормальной человеческой жизнью.