– Последняя воля миссис Вивьен Макэвой, – начал торжественно зачитывать нотариус.

В офисе наступила полная тишина, даже воздух застыл от напряжения. Нотариус, невысокий мужчина средних лет в темно-сером костюме, сидел за огромным старым дубовым столом, держа в руках завещание бабушки Анны и Имоджин.

За последние два дня члены семьи почти не расставались друг с другом, но здесь, в тесном кабинете на втором этаже нотариальной конторы в Брайтоне, держались несколько отчужденно.

Похороны прошли спокойно. В крематории собралось так много друзей и почитателей Вивьен, желавших отдать ей последний долг, что всем даже не хватило места. В конце погребальной службы к Тому подошел маленький мальчик и сунул ему в руку открытку с нарисованным стаканчиком мороженого. «Она была доброй леди», – сказал ребенок, перед тем как вернуться к матери.

Наконец вся семья и несколько близких друзей отправились в коттедж Тома и Джен в Льюисе на поминки. Слушая, как люди обмениваются историями и воспоминаниями о бабушке, Анна почувствовала некоторое умиротворение, однако она понимала, что отцу это все было совершенно не нужно. Он с трудом выносил толпу, и его единственным желанием было уединиться в своей мастерской, что он в конце концов и сделал во второй половине дня.

На чтение завещания Анна надела черную блузку и простые брюки того же цвета, а длинные темные волосы заплела во французскую косичку. Девушка выглядела собранной и спокойной, хотя вовсе так себя не чувствовала. Изо всех сил стараясь не поддаться горю, она достала блокнот и ручку на тот случай, если придется сделать какие-нибудь заметки.

Ее отец в очках с тонкой металлической оправой, которые надевал крайне редко, смотрел прямо перед собой с отсутствующим выражением, а мать что-то искала в своей кожаной сумке. Имоджин рассеянно оглядывала книжные полки, наматывая на палец прядь волос. Кроме них, в комнате присутствовали дядя Мартин и его жена Франсуаза, застывшие в неестественно прямых, напряженных позах.

«Да ладно вам! Выше нос! От судьбы не уйдешь». Анна даже улыбнулась, представив, что сказала бы бабушка, если бы могла их сейчас увидеть.

Что случилось, то случилось, и ничего уже нельзя изменить, сказала себе Анна. И уж тем более не стоит расстраиваться по поводу раздела бабушкиного имущества. Это всего лишь часть неизбежного. Сегодня утром отец сказал, что никуда не пойдет, что ему совершенно все равно, как разделят бабушкино имущество, но Анна в конце концов его убедила, что он должен пойти на оглашение завещания, потому что это последняя воля его матери.

– Миссис Макэвой особо отметила один из пунктов, – продолжал нотариус, перекладывая страницы документа. Франсуаза чуть наклонилась вперед, всем своим видом демонстрируя внимание. – И это… хм, дальнейшая судьба ее собаки Хепберна.

Анна подавила смешок, вспомнив любимого сосискообразного песика своей бабушки. Она должна была бы догадаться, что для Вивьен благополучие Хепберна будет стоять на первом месте. Ведь они были неразлучны, и верный пес оставался с хозяйкой до самого конца. Врач «Скорой помощи» сказал, что именно громкий лай собаки привлек внимание соседей, и они позвонили в службу спасения. Сейчас песик спал на диване в доме ее родителей, вялый и ко всему безучастный.

– Миссис Макэвой, – продолжал нотариус, – просит, чтобы Хепберна взяла на свое попечение ее внучка Анна, с тем чтобы, – он вновь заглянул в бумаги, – он мог гулять на побережье и получать любимую собачью еду с беконом от фирмы «Dogs ’N’ Co» из Хоува.

Анна согласно кивнула. Внешне спокойная, она с трудом подавила панику при мысли о том, как сможет ввести в свою новую жизнь бабушкиного пса. Позволит ли ее босс держать собаку в офисе? И как Джон к этому отнесется?

Что ж, по крайней мере, Элфи будет счастлив, подумала она, вспоминая, с каким восторгом малыш обнимал песика пухлыми ручками, когда впервые его увидел. Так что хотя бы в этом отношении ей не о чем беспокоиться.

– Теперь что касается основного имущества, – продолжал нотариус. Казалось, он почувствовал некоторое облегчение, переходя к оглашению более важной части завещания. – Дом миссис Макэвой с пятью спальнями, расположенный в Хоуве.

Вся семья знала, что этот дом принадлежит Тому и Мартину, которые в нем выросли. Это был викторианский особняк в тихом жилом квартале – с просторными комнатами, высокими потолками и большим садом, который для них был неразрывно связан с воспоминаниями о детстве. Там всегда кипела жизнь, звучали веселые голоса.

Вивьен много лет твердила о том, что ей следовало бы съехать оттуда, найти что-нибудь более скромное. Но Анна чувствовала, что бабушке было бы невыносимо покидать этот дом, который в течение многих лет она делила со своим мужем Стэнли.

– Дом в равных долях отходит к двум ее сыновьям – Тому и Мартину.

Братья переглянулись и дружески кивнули друг другу.

Нотариус поправил пальцем очки, подняв их повыше, и снова уткнулся в бумаги.

– Итак, теперь основные фонды…

Все присутствующие понимали, о чем сейчас пойдет речь. Наманикюренные пальчики Франсуазы принялись теребить жемчужины изысканного колье.

Анна прикусила губу. Пока нотариус рылся в своих бумагах, она вспоминала разговор, состоявшийся сегодня утром за завтраком в доме ее родителей.

– Конечно, расположение кафе не так уж плохо, – произнесла Франсуаза, наливая себе крепкий кофе из кофейника. Еда, лежащая перед ней на тарелке, так и осталась нетронутой. – У него есть потенциал, мне кажется. Надеюсь, Вивьен хорошо подумала, в чьи надежные руки его передать, чтобы этот потенциал мог реализоваться. – Апломб, прозвучавший в ее голосе, не оставлял сомнений в том, кого именно она считает самым перспективным владельцем кафе.

– Да, – произнес Том, несколько мечтательно. – Ну, я не вполне представляю, что бы я стал делать с кафе-мороженым, – добавил он, разбивая ложечкой скорлупу яйца, стоящего перед ним в специальной подставке. – Вряд ли такой бизнес мне подходит. Кроме того, у меня полно забот в мастерской. И мама знает, как занята Джен в своем агентстве. – Том снял с яйца скорлупу и положил ее на край тарелки, при этом руки его предательски задрожали. – Я хотел сказать, мама знала…

– Да и мы, конечно же, уезжаем в Париж… – заметил Мартин, намазывая тост маслом.

– Не надо из этого делать проблему, – поспешно сказала Франсуаза, поднося чашечку с кофе к ярко накрашенным губам. – Мартин, ты ведь знаешь, что я сейчас хотела бы заняться каким-нибудь небольшим проектом. Возможно, это как раз то, что мне нужно. Я, конечно, имею в виду, что сначала мы должны узнать, что решила сама Вивьен… но будем надеяться, что в этом вопросе она проявила больше здравомыслия, чем когда сама вела дела в этой своей кафешке.

Франсуаза выглянула из окна уютной английской кухоньки.

– Приезжая сюда, я все время утверждаюсь в мысли, что на южном побережье неизбежно будет пользоваться успехом что-нибудь изысканное и дорогое. Скажем, ресторан с высокой французской кухней. Пожалуй, я могла бы заняться этим.

Имоджин насмешливо взглянула на Анну, чуть приподняв бровь. Их бабушка – по-своему очень элегантная – всю жизнь была фанатом домашних обедов и в выходные предпочитала полакомиться фиш-энд-чипс. Поэтому трудно было даже вообразить, как она переступает порог модного ресторана.

И теперь, в конторе нотариуса, сестры вновь переглянулись, с волнением ожидая новостей.

– Итак, – продолжил нотариус, – что касается принадлежавшего миссис Макэвой торгового помещения в Гранвилль Арчез в Хоуве, в котором в настоящее время располагается магазин-кафе и которое используется для продажи мороженого и безалкогольных напитков…

Анна старалась не принимать близко к сердцу холодное, бездушное описание места, где прошли ее детство и юность. В конце концов, нотариус просто делает свою работу. Но кафе по адресу Сансет, 99, принадлежавшее ее бабушке Вивьен, означало гораздо больше, чем просто «торговое помещение… которое используется для продажи мороженого». Несравнимо больше! Еще в пятидесятые годы, когда Том и Мартин были маленькими, этот магазин-кафе стал осуществлением мечты Вивьен, способом выжить, делом всей ее жизни, которое она начала вместе с мужем Стэнли и продолжила после его смерти.

И сейчас, во время этой невыносимо затянувшейся паузы в конторе нотариуса, Анна почувствовала, как тревожно забилось сердце от странного предчувствия.

– Миссис Макэвой завещает свой магазин-кафе… – в конторе повисла напряженная тишина, – своим внучкам, Анне и Имоджин Макэвой, в равных долях. А также оставляет им определенную сумму денег на начальные расходы для развития бизнеса.

– Боже, – Имоджин выпрямилась и широко открыла глаза от изумления. – То есть я хотела сказать… но боже мой, нет, серьезно, Анна! – Она повернулась к старшей сестре: – Что мы, черт возьми, будем делать с этим кафе? Она об этом подумала?

Анна молча переваривала информацию. Она была настолько уверена, что кафе, как и все остальное имущество бабушки, достанется их отцу или дяде, что оказалась не готова к такому повороту. Одно дело присматривать за Хепберном, но отвечать за дела в семейном бизнесе… Это совсем-совсем другое!

– Ваша бабушка оставила вам записку, – сказал нотариус, переворачивая пачку с документами, чтобы вернуться к началу, и взял розовый листок, пришпиленный к папке. Он кашлянул, прочищая горло, и продолжил: – Она написала: «Я знаю, что совсем отстала от жизни, но вы те самые юные леди, которые смогут придать нашему кафе современный стиль. Поэтому кафе ваше. Это наш семейный бизнес. Я уверена, вы сделаете все правильно и я буду вами гордиться».

– Кроме того, она оставила вам альбом с фотографиями, – продолжал нотариус, передавая Анне тяжелый черный альбом с золотым тиснением. – Что касается кафе, то мы позже обговорим с вами все детали, вы должны будете прийти еще раз – подписать документы и забрать ключи.

Анна взяла альбом. Она была настолько ошеломлена, что сначала почти ничего не чувствовала. И вдруг горячая волна паники затопила ее, отразившись, как в зеркале, в глазах Имоджин.

После встречи в конторе нотариуса они все вернулись в дом Вивьен и расположились в гостиной. Анна огляделась: вот большие напольные дедушкины часы, персидский ковер, черно-белые фотографии в рамках – все было так же, как и в тот раз, когда она заходила к бабушке неделю с небольшим тому назад, но теперь здесь все неуловимо изменилось, потому что Вивьен навсегда покинула этот дом.

Джен с чувством исполненного долга заварила чай в драгоценном бабушкином чайнике с лютиками, и Анна разнесла всем присутствующим чашки с горячим чаем и домашнее имбирное печенье на тарелочках.

– Как-то это немного странно, – сказал Том, откинувшись на спинку темно-зеленого бабушкиного кресла, стоящего возле камина.

– Это будет совсем нелегко, девочки, – сказала Франсуаза, оглядывая племянниц недовольным взглядом. Она стояла возле окна, держа на весу чашку с блюдцем. Поджатые губы лучше слов выдавали ее настроение. – Вам лучше бы продать это кафе.

Дядя Мартин согласно покивал головой, а затем добродушно добавил:

– Разумеется. Если только вы не захотите сами заняться этим бизнесом. Правда, Имоджин?

– Меня не спрашивайте, – сказала Имоджин с набитым печеньем ртом, отчаянно тряся головой. – Через десять дней я собираюсь назад на мой остров.

– А ты что скажешь, Анна? – спросил Мартин. – Думаю, прежде всего надо подумать о квартире, которую ты только что купила. Ведь за нее надо выплачивать кредит. Сейчас у тебя надежный заработок. Но если ты займешься кафе, все может измениться.

Анна положила в чай ложечку сахара и вежливо кивнула. Она недавно получила должность директора по маркетингу в Брайтонском королевском павильоне и наконец-то начала получать очень приличную и стабильную зарплату. Она хорошо отдавала себе отчет в том, как ей повезло: сфера искусства переживала сейчас не лучшие времена. И все же после семи лет работы и уймы потраченного на встречи и бесконечные электронные письма времени, возможно, пришло время что-то изменить в своей жизни. Она едва ли раньше задумывалась об этом, но разве она не мечтала всегда, с раннего детства, заниматься чем-то связанным с кулинарией?

– Конечно, Мартин прав, – сказала Джен, возвращая Анну к реальности. – Я хочу сказать, что это очень ненадежное дело, не так ли, дорогая? Содержать магазин-кафе, особенно в наши непростые для бизнеса времена. – Том молча пил чай, никак не реагируя на слова Джен. – И я думаю, мы все прекрасно знаем, что ваша бабушка уже давно едва сводила концы с концами. Магазин не приносил ей никакой прибыли.

Анна вспомнила, как последний раз заходила на Сансет, 99. Да, мама была права. Это уже не было то любимое в детстве кафе, которым она когда-то мечтала заправлять. Оно превратилось в обшарпанную забегаловку, куда почти не заглядывали посетители. Слишком трудно будет справиться со всем этим одной, не имея никакого опыта в таких делах.

– Я сейчас, только принесу стакан воды, – сказала Анна, поднимаясь и выскальзывая на кухню. Имоджин последовала за ней и схватила сестру за локоть.

– Послушай, я не удивлена, что ты хочешь избежать этого разговора. Не позволяй им третировать себя, сестренка. Но только скажи, что ты на самом деле обо всем этом думаешь?

– Не знаю, честно, – задумчиво сказала Анна, прислоняясь к крышке холодильника.

– Ну, в любом случае мне нужно выпить, – заявила Имоджин, роясь в бабушкином баре. – Ты что-нибудь решила?

– Мне нужно время подумать. Я хочу сказать, что, конечно, ужасно тронута тем, что бабушка Ви оставила все это нам. Но такая ответственность… Что мы обе знаем о том, как вести дела в кафе-мороженом?

– Я в этом полный ноль! – призналась Имоджин, доставая бутылку с черри бренди и наливая в рюмку. Она вопросительно взглянула на сестру, но Анна покачала головой:

– Нет, спасибо. Похоже, эту бутылку не открывали последние десять лет.

Имоджин сделала глоток и поморщилась, подтверждая подозрения сестры.

– Я это повторяю с самого начала – такое дело не по мне. И ты тоже не должна париться. Мы не обязаны браться за это совершенно чужое для нас дело только потому, что она оставила нам его в наследство. В конце концов, ты ведь не для того получила свою новую шикарную работу, чтобы вот так все бросить.

Анна шутливо пихнула сестру в бок кулаком.

– Она не шикарная. Просто мне она подходит, и я неплохо справляюсь.

– Да ладно, это я просто завидую, ты же понимаешь, – сказала со смешком Имоджин. И уже серьезно добавила: – Ты сейчас на подъеме. Не хочешь же ты все это потерять?

Сейчас здесь, в доме Вивьен, где на холодильнике все еще висели ее любимые рецепты, пришпиленные магнитиками, а на подоконнике стояли близкие ее сердцу безделушки, Анне было трудно избавиться от ощущения, что бабушка слышит все, о чем они говорят.

– Не находишь, что она становится все стервознее? – спросила Имоджин, кивнув в сторону гостиной.

– Кто, мама?

Имоджин рассмеялась.

– Нет, не мама, конечно. К ее нападкам я давно уже привыкла. Я говорю о Мадам, которая там сидит, – она заговорила шепотом, который, однако, звучал ничуть не тише ее обычного голоса. – О Франсуазе!

– Тсс, – шикнула на нее Анна. – Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Она действительно очень хочет заполучить наше кафе.

– Она довольно прямо дала нам это понять, – Имоджин глотнула бренди. – А ты видела, как загорелись ее глаза, когда она заговорила об идее этого французского ресторана? Кстати, она говорила так, будто кафе уже принадлежит ей.

– Это точно! – прошептала в ответ Анна. – Но ведь мы с тобой знаем, как бабушка отнеслась бы к этому предложению. Это определенно не то, что она одобрила бы. И потом, ты не думаешь, что вилла в Дордоне и квартира в Париже – достаточные основания для Франсуазы и Мартина, чтобы осесть во Франции? Зачем ей это кафе?

– Ну, может быть, у нее шило в заднице? – предположила Имоджин. – В любом случае, почему бы нам с тобой не сходить на набережную и не посмотреть, как там обстоят дела? Конечно, если ты не против приютить меня на пару ночей. Мне и вправду любопытно побывать снова в бабушкином кафе. Так сказать, свежим взглядом посмотреть на бриллиант, который она нам оставила.

– Конечно, останавливайся, посмотришь мою новую квартиру, увидишь Джона, пообщаешься с Элфи. Но что касается кафе… давай считать, что это алмаз, который еще нуждается в тщательной обработке.