Глава 2
Почти детективная история
Прохладный вечер окутал тихую улочку, круто сбегавшую к подножью холма одного из спальных районов города. На склоне уютно соседствовали каменные двухэтажные домики с черепичными крышами, похожие как братья близнецы. Небо наливалось свинцовой ночной тяжестью, и в нем подмигивали сигнальными огнями поздние дирижабли, напоминавшие темные облака. Кроны высоких тополей прятали в ветвях нарождавшуюся темноту. Мгла сползала к мощеным тротуарам, и испуганно расступалась от призрачного зеленоватого света уличных фонарей.
Через раскрытое окно в нашу гостиную, раздувая золотистые портьеры, проникал сквозняк. На магическом большом экране видения носились объемные фигурки футболистов-троллей. На стареньком коротком диване с разъезжающимися продавленными подушками, свесив ноги через подлокотник, захлебывался храпом отец. К отросшему за время отставки животику он любовно прижимал пульт переключения каналов, завернутый в специальный прозрачный мешочек, чтобы циферки не стирались. Отцовский палец незаметно нажимал кнопку увеличения громкости, и вопли болельщиков, дополняемые возбужденными возгласами известного спортивного комментатора, разносились по всему неопрятному дому. Каменный коттедж не видел порядка и в лучшие времена, сегодня же складывалось ощущение, будто по комнатам пронесся разрушительный ураган.
Стихийное бедствие нагрянуло в лице моей невысокой матери, прятавшей округлившие фигуру футы под широковатой домашней футболкой. Мама Ярослава в спешке собирала багаж, готовясь в поездку в Бериславль, где в шикарном особняке с видом на Уральские горы обосновалась одна из отцовских кузин. Назавтра родители с младшей сестрой Радой уезжали в гости, и, к моему огромному удовольствию, дом полностью оставался в моем распоряжении на две седмицы. Четырнадцать дней абсолютного спокойствия и тишины, право слово, стоили одного суматошного вечера сборов. Деятельная матушка не разочаровывала и, боясь что-то оставить не собранным, носилась по комнатам, будто энергетическую настойку для тонуса кожи не втерла, а по ошибке хлебнула.
Посреди маленькой прихожей, куда выходили кухня и гостиная, рядом с лестницей на второй этаж громоздился открытый сундук. С каждой минутой сборов в нем росла беспорядочная гора вещей. Сидя за кухонным столом перед разложенным портативным лэптопом, я заметила, как с шаткой одноногой вешалки внутрь сундука соскользнул ярко-желтый плащ Рады.
Признаться, весь вечер меня одолевала нервозность. С все возрастающим беспокойством я пыталась отыскать в Мировой Информационной Сетке хотя бы упоминание об утреннем несчастном случае в подземке, но заметки исчезли из новостной ленты. Ни один запрос в поисковике не дал результата. История с каждым часом казалась все непонятнее!
Я могла поклясться, что от конторы до самого порога родительского дома кто-то следил за мной. Чужой внимательный взор всю дорогу ни на секунду не переставал буравить точку у меня между лопатками, отчего непроизвольно виляли бедра, и заплетались ноги. Только после того, как за моей спиной закрылась входная дверь, неприятное ощущение пропало. Не скажу, что подобное показалось забавным и хоть как-то способствовало душевному спокойствию!
Нервно грызя ноготь, я безрезультатно пыталась отыскать утреннюю заметку об инциденте на станции. Мама Ярослава фурией заскочила в кухню и слету схватила со стола солонку в виде деревянного крошечного бочонка, похоже, собираясь упаковать в дорогу и его.
– Оставь соль, – буркнула я.
С искренним изумлением мама посмотрела на солонку, зажатую в кулаке, и с превеликой осторожностью вернула на прежнее место рядом с перечницей.
– Не грызи ногти, – уже из прихожей крикнула родительница, и вслед ее словам раздался страшный грохот.
– Ярослава, – позвала я матушку, которую с самого детства называла исключительно по имени, – а Богдан звонил?
– Нет, – раздался лаконичный ответ.
Она как раз вывалила вещи из сундука на пол, собираясь еще раз пересмотреть список необходимого. Ловкие руки выловили из кучи мятую простыню в мелкий цветочек. Сдувая прилипшие к взмокшему лбу пряди волос, нахмурившаяся мама с недоумением развернула находку. Почти с брезгливой гримасой Ярослава отшвырнула простыню на деревянные перила лестницы, и тряпка, жалко повиснув, едва не соскользнула на пол.
Я быстро набрала на зеркальном коммуникаторе номер брата. У приборчика почти закончился заряд, и зеркало не проявляло отражений. После насмешливого приветствия автоответчика, я затараторила:
– Привет, Истомин. Не поверишь, но звоню узнать, куда ты делся. Слушай, с тобой все в порядке? Ты не проявлялся со вчерашнего вечера. Надеюсь, что ты с девушкой, и у тебя дела лучше, чем у меня. – Я помолчала, следя матушкой, которая добралась до ярко-желтого плаща, случайно попавшего в сундук, и сунула его обратно к кое-как сложенной одежде. – Ну, хорошо, Истомин, ты уговорил меня. Так и быть расскажу тебе. Представляешь, из Сетки исчезли все сообщения о смерти подлеца из Исторического музея. А еще мне показалось, что за мной сегодня следили. Бред, да? Ладно, позвони. Ну, все пока.
Приборчик, пискнув, отключился. Ровно в тот же момент хрипло затрезвонил домашний зеркальный коммуникатор в прихожей, стремясь переорать доносившиеся из гостиной вопли футбольных фанатов.
– Ведушка, – позвала мама, уже каким-то непостижимым образом успевшая улизнуть в спальню на втором этаже, – ответь!
Я выбралась из-за стола, прикрывая лэптоп. Моментально тот защелкал пружинками и, неярко вспыхивая зеленоватыми всполохами, сложился в небольшую плоскую коробочку с надкусанным яблоком на крышке. Старенькое квадратное зеркало на стене прихожей надрывалось, и в нем через рябь неохотно проявлялось крупное лицо первой семейной сплетницы Галки, прижимавшей к уху трубку. Тетку я не жаловала за неуемную любопытность, и в тайне с Богданом мы включили ее в состав четверки Великой Инквизиции, вечно сующей носы в чужие дела. Сейчас Галка ждала ответа, надеясь через зеркало разглядеть что-нибудь лакомое в нашем интерьере, а потом обсудить с маминой кузиной.
– Яра! Это тебя! – заорала я, задрав голову.
В ответ наверху что-то загрохотало, и на потолке зашаталась пыльная люстра, взбаламутив световой шарик. Раскрасневшаяся матушка, зажимая подмышкой старые поцарапанные коньки, спустилась по ступенькам со смятой ковровой дорожкой.
– Кто это на антресоли положил? – гневно вопросила мама Ярослава, швырнув коньки под лестницу.
– Ты и положила, – я только покачала головой.
Зеркало трещало, и изображение тетки сильно рябило. Мама схватила трубку, висевшую на рычаге в стене, и тетка тут же беззвучно зашевелила губами.
– А мы собираемся, – отозвалась мама Ярослава, и в ее голосе появилось нескрываемое торжество: – Знаю, дорогая, что ты хотела в Бериславль летом съездить, – она выдержала паузу, желая, добиться убийственного эффекта: – А вот мы сейчас собрались. Подумали, зачем всем в одно время ютиться? У Рябины дом не то, чтобы шибко большой…
Я едва сдержала ухмылку, когда тетку перекосило от зависти, а улыбка стала натянутой и фальшивой. Мама спряталась на кухне, усевшись на шаткий кряхтевший табурет. Провод трубки обтянул дверной косяк, и зеркало опасно накренилось, грозясь свалиться на пол. Взгляд поверженной черной вестью Галки ощупывал разгромленную прихожую и сосредоточился на моей склоненной над сундуком фигурке. Тут же раздалось мамашино восклицание:
– Кожа да кости? – родительница выглянула из кухни и критично пригляделась ко мне. – Да, ты права, – вздохнула она с сожалением, – Ведка действительно сильно похудела!
От возмущения у меня вспыхнули щеки, чтобы не высказаться в сердцах, я выместила досаду на крышке сундука, хорошенько громыхнув ею, а потом стащила с перил простыню и с милой улыбкой мстительно накрыла зеркальный коммуникатор.
– Как завесила? – изумилась тут же матушка. Она снова высунула нос из кухни и страстно закивала, соглашаясь со мной. – Да, брось. У нас коммуникатор плохо работает, – поохала мама для приличия, чтобы Галка не обижалась очень сильно.
Неожиданно мне, аккуратно складывавшей одежду на дно сундука, показалось, будто за спиной щелкнул дверной замок. Сильно издерганная последними, пускай не особо страшными, но крайне нервирующими событиями, я подскочила, словно внутри распрямилась стянутая пружина.
Осторожно подкравшись, я настежь распахнула входную дверь и впустила в пыльную прихожую толику ночной свежести. На каменном крыльце под уличным фонарем стояла Радка. Ее фигурка все еще сохраняла отроческую угловатость и казалась очень хрупкой. Сестра, захваченная врасплох, поспешно стерла ладонью размазанную карминовую помаду.
– Румяна тоже, а то отца удар хватит, – посоветовала я, непроизвольно замечая, как истерично зашатались кусты сирени, и сделала вид, что не расслышала сдавленных проклятий, несшихся оттуда.
Не желая смущать сестру, я скрылась обратно в прихожей.
Приведя себя в божеский вид, Рада с быстренько собранными в косу русыми волосами воровато скользнула в дом и неслышно прикрыла за собой дверь. Тут же она стянула мамины выходные туфли, спрятав их в полку для обуви и, уже не торопясь, стащила с плеч сворованный из моего шкафа пиджак, стоивший мне половины месячного жалования.
Девчонка как раз неряшливо набросила дорогущий наряд на вешалку поверх прочей одежды, когда прогрохотал голос очнувшегося от вечерней дремы отца:
– Ты опоздала на час!
Сестра испуганно замерла, прикусив губу. Я оглянулась к папане, застывшему под аркой в гостиную. Над его лысиной переливчато позвякивали от сквозняка трубочки восточных колокольчиков. Мощная высокая фигура родителя угнетала, а редкие волосы торчали в разные стороны. Мама с беспокойством выглянула из кухни, а с домашнего коммуникатора, словно по мановению волшебной палочки, соскользнула простыня, и тетка Галка захлебнулась восторгом, обнаружив самое начало домашнего скандала.
Отец отличался суровым нравом, и мне иногда казалось, что он путал дочерей со стражами-первогодками. Родительского воспитания в отрочестве я хлебнула полным половником, и, надо заметить, Богдан хорошенько развлекался за мой счет ни один год подряд. Потом мы с ним повзрослели, брат уехал из дома в спальном районе, а отец сосредоточил воспитательные потуги на подросшей Раде. Конечно, мой подконтрольный возраст ушел, но я все еще не решалась приглашать в дом поклонников, представляя, какой может случиться кордебалет. Уверена, что редкий кавалер выдержит знакомство с моими родителями!
Радка мялась, краснея и бледнея попеременно. В больших и несчастных, как у олененка, глазах заблестели чистые слезы. Актерским талантом природа сестру не обделила, жаль, что в театральное училище брали в основном эльфов да нимф, глядишь, знаменитостью бы стала. Хоть какой-то прок получился бы.
– Папочка… – надломанным голосом простонала провинившаяся и сделала неосторожный шаг, толкая плечом вешалку. Неустойчивая конструкция охотно плюхнулась посреди прихожей. Стараясь оттянуть ежевечерние нравоучения отца, Радка поспешно подняла вешалку и с деятельным видом, будто ничего важнее в жизни не делала, принялась насаживать соскользнувшую одежду на зубцы. Тут что-то звякнуло о паркетный пол и прокатилось до отцовской ноги. Останавливаясь, поблескивающий серебряный браслет в виде спирали с широкими витками завертелся на месте.
– Это выпало из ведкиного кармана! – тут же нахально заявила младшая сестра, мгновенно пихнув поднятый с пола пиджак мне в руки.
– Только пиджак надевала ты, – проворчала я и аккуратно встряхнула наряд, чтобы не помялся.
– Кто? – зашевелил шикарными густыми усами отец, упирая руки в бока. Из гостиной донесся оглушительный рев возбужденных футбольных фанатов. Мама заторопилась на спасение младшей дочери и, выбравшись из кухни, повесила на рычаг трубку, бесцеремонно прервав переговоры с Галкой. Зеркало медленно затухало, а отражение тетки вытягивало шею, стараясь разглядеть все в мельчайших подробностях.
– Что ты привязался к дочери? – набросилась на отца Ярослава. – Кто тебе, деточка, подарил это милую… – матушка присмотрелась к украшению и скривилась от омерзения, – гадость.
– Ма-ма-мальчик, – запинаясь, прошелестела Рада, собираясь разразиться показанным ревом.
Стало по-настоящему обидно. Меня в отрочестве мать никогда не выгораживала перед отцом! Даже подаренные на свиданиях цветы мне приходилось выбрасывать в мусорные баки перед домом. Не понимаю, где справедливость?!
– Мальчик?! – прогрохотал отец, багровея.
Мама от досады плюнула, догадавшись, что выбрала неверную тактику.
– Так ты уже с мальчиками встречаешься?! – папа так и не смог договорить, потрясая кулаком, потому как подавился от возмущения и закашлялся.
– Папа ей семнадцать, – протянула я, закатывая глаза.
– Лучше бы к поступлению в Университет готовилась! – прохрипел отец, в действительности давно смирившись с тем, что не сможет заставить младшую дочь поднабраться уму разуму в высшем учебном заведении.
Пока в проповеди произошла заминка, сестра метнулась за браслетом и, схватив украшение с пола, ринулась по лестнице на второй этаж. Уже достигнув безопасного расстояния, она свесилась через перила и заорала истошно, чтобы родители не расслаблялись:
– Меня никто не понимает! Вы только Ведку и Богдана любите! Я лишняя в этом доме! – вслед воплю громыхнула дверь в комнату.
Стоя в гробовом молчании посреди разгромленной прихожей, мы недоуменно переглядывались.
– Изверг ты, Володька, – наконец, махнула рукой мама, – ребенка до слез довел.
– Да, что я такого сказал? – обиделся отец.
– Сделай потише видение, – вздохнула матушка, подбирая с пола простыню, – а то голова трещит.
Плавно покачивая бедрами, она поднялась на второй этаж, торопясь откачать младшего ребенка от устроенной супругом воспитательной терапии. Проводив жену виноватым взором, тот протянул, обращаясь ко мне:
– Ведка, ну, что я такого сказал?!
Я только пожала плечами и, спрятавшись в кухне, остаток вечера отгораживалась от семейства монитором лэптопа.
Дом, наконец, утих. Слезы, отмеренные на этот вечер, пролились, крики умолкли, семейный оркестр устал. Дирижер в лице мамы сладко посапывал под боком у концертмейстера отца. Первая скрипка Рада, наревевшись за горькую отроческую судьбу, провалилась в глубокий сон, и только я, жалкая подтанцовка, никак не могла улечься. Морок часов на кухонной стене показывал начало второго. Сумрак затопил первый этаж, лишь ночник с тканевым абажуром, висевший над лестницей, отбрасывал тусклое свечение крошечного магического шарика.
Стараясь не скрипеть проваленными половицами, я поднялась по лестнице и, затаив дыхание, пошире распахнула дверь в спальню. Темень, разбавляемая тусклым уличным светом, без остатка наполняла комнату. Тут же показалось, что на кровати сидит прозрачное существо, а плакат эльфийского певца на стене оскалился клыками. Я поспешно хлопнула в ладоши. Хрустальный светильник с зыбким желтоватым шаром внутри послушно вспыхнул, но в следующее мгновение блеснула вспышка. С пронзительным треньканьем лампа взорвалась осколками, заставляя отпрянуть, а свет мгновенно потух. Сердце подпрыгнуло к самому горлу, кровь бешено застучала в висках. Вцепившись в дверную ручку, я застыла. Тишина показалась зловещей. Во мгле таилась угроза!
Справившись со страхом, я сделала осторожный шаг внутрь комнаты, и под ногой хрустнуло стеклышко. В то же мгновение в кармане заорал смешную песенку коммуникатор. С перепуга я подпрыгнула, и, едва не выронив, торопливо вытащила приборчик, пока он не перебудил всю семью. В это время мог звонить только Богдан, вероятно, прослушавший десяток моих сообщений. Почти разряженное зеркальце оставалось темным, не отразив лица брата. Выдохнув от облегчения, я проговорила:
– Ты, наконец, появился? – В трубке трещало. – Эй! Ты меня слышишь? Прием!
– Сейчас ты стоишь посреди комнаты… – после продолжительной паузы раздался на другом конце незнакомый мужской голос, и у меня затряслись поджилки. Непроизвольно я сделала короткий шаг к двери, в панической надежде сбежать.
– Сейчас ты отступила на шаг, – баритон звучал бесстрастно, без тени злости или насмешки. – Ты встала еще удобнее, мой самострел как раз направлен в твою переносицу…
Неизвестный просто констатировал факт, и от испуга перед глазами поплыли круги. В темноте раздвоился зеленоватый лучик прицела, тянувшийся ко мне. Похоже, недруг находился в одном из соседних домов, стоявших через дорогу. Лоб странно загорелся, уже ожидая выстрела. Во рту пересохло, а по спине скользнула неприятная капелька пота. Чтобы произнести короткие слова пришлось собрать все душевные силы:
– Кто ты? – мой вмиг осипший голосок заметно дрожал. Ладони стали влажными, и коммуникатор скользил в пальцах.
– Ты задала неверный вопрос, Птаха, – отозвался собеседник. – Ты должна спросить, что мне от тебя нужно.
– Что тебе нужно? – прошептала я, пятясь.
– Птаха, тебе лучше стоять на месте, – произнес незнакомец, – иначе я войду в дом, и мы поговорим лично. Мне будет крайне любопытно увидеть тебя вблизи. У тебя невероятно красивые русые волосы…
– Мой отец страж! – неожиданно вырвалось у меня. – У него тоже есть самострел!
– Он не успеет его взять,– отозвался мужчина. Бесстрастный тон недвусмысленной угрозы едва не лишил меня рассудка. – Он даже не успеет проснуться. За ним и твоей милой суетливой матерью прямо сейчас следят. Твои родители сладко спят. – Человек помолчал и спросил почти по-дружески: – Напомни, мы остановились на причине моего позднего звонка? – Меня уже порядком трясло, и от каждого произнесенного слова сильнее скручивался узел страха. – Сегодня в подземке тебе передали интересную вещь…
– Ты сумасшедший! – поспешно перебила его я, хватаясь за голову. – О чем ты говоришь? Мне никто ничего… – и тут у меня отнялся язык, горло вмиг перехватило.
События утра молниеносно пронеслись перед мысленным взором и предстали в совершенно ином свете. Этот мужчина, служитель Исторического музея, погибший под поездом, он обнял меня на мгновение и подложил в карман браслет! Проклятье, я ничего не почувствовала! У меня нет привычки, проверять карманы! Дурында! Почему у меня нет привычки, проверять карманы?!
– Как выглядел браслет? – сдавленно, едва справляясь с подкатывавшими слезами, пробормотала я. Взмокшая футболка прилипла к спине. Сердце билось, как шальное.
Было слышно, что мужчина едва усмехнулся в трубку.
– Серебряное украшение спиралью с широкими витками…
Он описывал знакомую безделицу, а я так громко дышала, что почти не слышала его слов.
– Я отдам тебе браслет, – отрывисто произнесла я, уже зная у кого искать проклятую побрякушку. Рада сказала, что украшение выпало из кармана пиджака, и как всегда соврала!
– Отрадно, что мы поняли друг друга, так быстро, – после молчания, заставившего меня испуганно замереть, произнес незнакомец. – У тебя три минуты, если не успеешь… – он многозначительно замолчал.
– Хорошо! – я собралась отключиться.
– Еще, Птаха, – остановил он меня, – никаких стражей! Поняла меня? И постарайся быть тише, чтобы твой строгий отец не проснулся.
Я промолчала, сжав зубы.
– Ясно?! – потребовал он ответа. Тут снова раздался звон, легкая занавеска всколыхнулась. Ослепительная молния рассекла темноту, и в стену вонзился маленький магический шарик, оставив после себя дырочку и выпустив зеленоватый кислый дымок. У меня из ослабевших пальцев едва не выпал коммуникатор.
– Да! – почти выкрикнула я.
– Три минуты. И очень тихо, – напомнил он, в следующее мгновение коммуникатор затих.
Не вызывать стражей? Как же!
Бросившись по коридору в комнату сестры, я на ходу набирала номер городской службы безопасности и порядка. Мои торопливые, но осторожные шаги прошелестели по полу, под ногами деликатно скрипнула паркетная дощечка.
В динамике коммуникатора заиграла скрипичная соната, и приятный голос вежливо попросил дождаться ответа. «Наш звонок очень важен для нас», – ласково оповестили меня. Конечно, важен! Вдруг я пожалуюсь на шумевших соседей? Ведь, если заявить, будто всю мою семью собираются перестрелять, ни в жизни стражей не дождусь. Нет, они, конечно, приедут потом, но с каталкой для трупов.
Я ворвалась в неопрятную комнату Рады, щелчком пальцев разбудив световой шар, и плотно закрыла дверь, чтобы до родительских ушей не дошел шум. В спальне царил настоящий кавардак. На спинке кресла высилась гора грязной одежды, на столе пылились старые учебники, и вторую седмицу засыхали шкурки от апельсинов. Из распахнутого гардероба вываливались вещи, сиротливо свешивались рукава свитеров и чулки.
Сестра заворочалась на кровати и приподнялась на подушках. На сонном личике отразилось недовольство.
Тут приборчик пискнул и, наконец, отозвался голос оператора:
– Слушаю.
– Барышня, у нас тут соседи шумят, – пропыхтела я сварливо, копаясь в стоявшей на комоде шкатулке с дешевой бижутерией.
– Ты свихнулась? – выдохнула Рада, подпрыгивая на постели.
В недалекую голову девчонки, вероятно, наконец-то пришло понимание, что старшая сестра без зазрения совести копается ее личных вещах. Подобное, безусловно, не могло не возмутить исключительно гордую Радкину натуру.
– Понимаете, – не обращая внимания на возмущенный возглас, затараторила я собеседнице в зеркальном коммуникаторе, – уже почти два часа ночи, а они тут что-то празднуют. Музыку включили на всю улицу!
Не останавливаясь ни на мгновение, я бросилась к гардеробу и в бешенстве сдернула с вешалок платья.
– У тебя все нормально с головой?! – заорала младшая сестра, подскакивая ко мне. Она встала грудью на защиту неряшливых полок шкафа, не давая подобраться к содержимому.
– Тихо! – рявкнула я, и Рада отпрянула от моего свирепого взора, как от пощечины, вмиг замолкая. Сестра сиротливо уселась на кровать и пустила слезу, прижимая ко рту ладошки.
– Назовите мне адрес, – между тем, любезно попросила девушка-страж, прекрасно различив доносившиеся вопли. Записав наши улицу и номер дома, она вежливо пообещала: – Ждите.
– Девушка, только поскорее, а то очень спать хочется! – поторопила я, и услышала короткие гудки.
Одним махом я вышвырнула с полок гардероба многочисленное разноцветное барахло, которое на нормальную одежду тянуло с большой натяжкой. На пол слетел припрятанный за вещами девичий дневник, куда сестра записывала все свои сложные и тонкие переживания.
– Что ты делаешь? – тихо подвывала Рада, раскачиваясь взад-вперед, как будто пела мантру.
Изображая отчаянье, она поджала колени к подбородку и обняла их руками, принимая невероятно жалобный и оскорбленный вид. Наверняка, завтра мне будет отчаянно стыдно, но сейчас одного взгляда на циферки часов, отраженные в квадрате зеркального коммуникатора, хватило, чтобы понять – времени осталось в обрез.
– Где он? – прошипела я, оборачиваясь к сестре.
– Да кто он? – Рада некрасиво скривила рот и всхлипнула.
– Где браслет, который выпал из кармана пиджака?
– Это мой браслет… – заревела она, размазывая по щекам слезы.
– Отдай его немедленно! – в одной руке я до боли зажимала коммуникатор, другую истерично трясущуюся протянула под нос младшей сестре: – Немедленно!
Рада изогнулась и вытащила припрятанный под подушкой браслет, тускло блеснувший под магическим светом лампы. Выхватив украшение, я резко произнесла:
– И тихо тут! Поняла меня?
– Ты чокнутая, Ведка! Я все маме расскажу! – прорыдала малявка мне вслед.
– Пять минут, потом можешь вопить! – пробурчала я, плотно прикрывая за собой дверь, а потом бросилась к лестнице.
Нога запнулась о собравшуюся гармошкой ковровую дорожку, и я едва не скатилась со ступенек кубарем, а для полного удовольствия шибанулась коленкой об острый угол оставленного на самом проходе сундука.
Вместе с распахнутой входной дверью на меня налетело смущение. В лицо, остужая горевшие лихорадочным румянцем щеки, пахнули ночная прохлада и запах влажной травы. Тишина почти оглушила. Фонари не горели, и улица утопала в темноте. Ветер шуршал листьями сирени рядом с домом. Во мгле блеснули кошачьи глаза, заставляя меня испуганно замереть. Тишь и благодать властвовали на улочке спального района. Может, кто-то разыграл меня, а я попалась на шутку? Но тут раздался мужской голос:
– Выходи. Медленно.
От страха я отпрянула внутрь дома, готовая захлопнуть дверь и запереть ее на замок, но по ногам, будто лаская, пробежала маленькая зеленая точка от прицела самострела. Она скользнула до судорожно ходившей груди, остановившись на мгновение на солнечном сплетении, потом протанцевала до носа и застыла промеж бровей. Все происходило, как в видео-былинах, где невезучего главного героя, и замечу, обязательно мужчину, на протяжении всей истории хотели пришить! Матерь божья, так каким же образом в реальной жизни обыкновенной хрупкой девушки могло произойти то, что придумывали сценаристы?! Нелепо и необъяснимо!
Крошечный шажок на крыльцо, дался огромным трудом. Ноги подкашивались, и меня качало, как если бы я пыталась балансировать на тонкой леске над бездонной пропастью.
– Тихо закрой за собой дверь, – приказал негодяй, разделяя слова, словно объяснялся с полоумной, и я послушно повиновалась, чуть живая от страха. Уличные беспросветные потемки мгновенно ослепили, меня затрясло с двойной силой теперь еще и от холода.
– Повернись спиной и расставь руки.
Сглатывая пересохшее горло, я осторожно, чтобы не рухнуть с каменной высокой ступеньке, повернулась, резко расставила руки и судорожно сжала в кулаках браслет и коммуникатор. Взгляд различил перед самым носом покосившийся почтовый ящик с острыми углами и кривым номером дома.
– Умница, – раздалась насмешливая похвала буквально у меня над ухом, и от чуждого горячего дыхания на затылке зашевелились волосы.
Я вздрогнула, остро чувствуя присутствие незнакомого пугающего человека. Он него шел странный жар, и мужчина стоял слишком близко, практически касался спины. Оставалось надеяться, что он не слышит, как в унисон сердцу стучат мои зубы. Горячие пальцы, забирая браслет, мимолетно коснулись моей ледяной ладони. Непроизвольно я дернулась, словно руку пронзило разрядом. До меня донесся запах благовония, чуть кисловатый и невероятно приятный. Стало до жути горько, даже захотелось расплакаться, ведь вкусно пахнущие люди в моем подсознании всегда непроизвольно классифицировались как «хорошие». Похоже, было пора на корню пересматривать жизненные установки!
В этот миг тишину рассек истеричный вопль сирены, и за кустами блеснул ослепительный свет фар.
– Очень глупо, Птаха! – процедил мужчина и резко без жалости толкнул меня.
Я бы без сомнения вмазалась носом в острый край металлического почтового ящика, если бы внезапно не распахнулась дверь. На пороге выросла мощная фигура отца в пижаме и халате. Врезавшись в его мягкий живот, я едва не рухнула на пол, но родитель крепко схватил меня за локоть, помогая устоять.
– Что здесь происходит? – сердито вопросил он, грозно свернув глазами.
В этот момент автокар стражей, выкрашенный в белый цвет и с синими широкими полосами на дверях, остановился. В темноте переливались разноцветные фонари сирены, и на дорожке появился блюститель порядка. С изумлением отец проследил за его приближением.
– Нам позвонили с жалобой на вас, – еще на подступах к крыльцу объявил гость, худой и высокий, в нелепо коротких форменных брюках.
– На нас?! – грозно прогрохотал отец, наградив меня гневным взором.
Сейчас его возмущение меньше всего могло испугать меня, трясущуюся осиновым листом.
– Дочь?! – призвал он меня к ответу.
Борясь с оторопью, я открыла рот, пытаясь лихорадочно придумать правдоподобное объяснение ночным безумствам, но в руке заорал коммуникатор, заставив меня вздрогнуть. Трясущимся пальцем под убийственными взглядами двух мужчин я нажала вызов и прижала аппарат к уху.
– Прямо сейчас, – приказал холодный голос, – солги что-нибудь.
– Что? – сдавленно промычала я, испуганно таращась на свои босые ноги.
– Неважно, – отрывисто произнес мужчина, – скажи, что приходил любовник. Если они узнают про мой визит, то я буду вынужден вернуться…
Громко сглотнув и едва справляясь с нарождавшимися слезами, я выдавила из себя жалкое подобие улыбки и пробормотала тоном, призванным изображать смущение:
– Извините, это все шутка, – и добавила едва слышно: – Кто мне поклонник приходил, мы тут, – я запнулась, окончательно сконфузившись от собственного неуклюжего вранья, – повздорили…
Мне было страшно поднять голову и хотя бы покоситься на оторопевшего отца. От услышанного короткого сердитого выдоха на мгновение оборвался сердечный стук.
– Ты совершенно не умеешь лгать, – усмехнулся подлец в трубку.
Он отключился, а мои ослабевшие колени все-таки подогнулись, как будто на плечи положили стопудовую гирю.
