Глава 11
Спрячь меня
Очень надеюсь, что этой ночью Ветров, как и я, не сомкнул глаз и не сумел расслабиться даже в объятиях сна. Я таращилась в потолочные балки, следя за кружившимся «ловцом снов», и, на чем свет стоит, ругала собственную нерешительность. Какая глупость и самонадеянность, право слово, думать, что Ратмир воспринимал меня иначе, нежели как случайную знакомую. «Расслабиться» – от этого выражения становилось тошно. Если Ветров и хотел меня обидеть, то у него отлично получилось! Никогда в жизни меня не оскорбляли жестче, но и ни разу меня не тянуло к мужчине, подобному ему. Мы жили в параллельных мирах, вращались по различным орбитам. И это еще вопрос – подходит ли он мне? Возможно, я недостаточно хороша для него?
Окончательно растоптав свое самолюбие бессмысленным самоедством, с гудящей от бессонницы головой и горящими, будто в них сыпанули песку, глазами я сползла с кровати и открыла ставенку. В холодную комнату ворвались ослепительные лучи солнца, раскрасившие каменный пол желтыми квадратами.
Кое-как умывшись, я приоткрыла дверь. Утро уже вступило в свои права. Заливались песнями ранние птахи, по двору сновали постояльцы, подъезжали автокары, и очухавшаяся от ночи суета охватывала подворье, больше походившее на старинный замок. На пороге лежала стопка выстиранной и уже выглаженной одежды, а наверху кто-то услужливо оставил аккуратно сложенный газетный листок. На странице чернел огромный заголовок: «Убийство в спальном районе», и мой взгляд наткнулся на изображение знакомого лица родственницы ювелира. Из живота подняла горячая волна, и поперек горла встал комок.
– Проклятье! – вырвалось помимо моей воли.
Дрожащими руками я быстро схватила газетный листок и с остервенением свернула в трубочку, без прочтения прекрасно помня каждое слово гадостной заметки. Господи, что подумают мои родители, когда увидят новость?! С каким лицом я появлюсь на пороге родного дома перед отцом – стражем в отставке?!
Голову резануло болью.
Быстро натянув порты и футболку, пахнущие лавандой от специального состава для стирки, босая я бросилась в соседний номер, но в нерешительности помедлила, уже занеся кулак, чтобы постучаться.
– Заходи! – раздался глухой голос Стрижа, на секунду опередив стук.
Повернув ручку, я отворила чуть скрипнувшую дверь и осторожно заглянула внутрь, ни капли не готовая встретиться с Ветровым старшим. В комнате царили полумрак и особенный специфический запах болезни, как в городской лечебнице, куда в отрочестве меня с воспалением легких заперли на целую седмицу мучиться от скуки и горьких порошков. Стриж в окружении многочисленных вышитых подушек полулежал на каменном ложе со смятыми перемазанными бурыми пятнами простынями. Тихо бормотал морок видения, то и дело сбиваясь помехами.
– Да, не бойся! Его нет, – вместо приветствия объявил парень, едва повернув ко мне голову. Выглядел Стриж паршиво, несмотря на смуглость, бледным, с черными кругами под глазами, ставшими даже не желтыми, а болезненно оранжевыми. Грудь туго стягивали повязки, и на белых тканевых полосках уже проявлялись свежие пятна крови.
– Он не спал всю ночь, и умотал с самого утра, – сквозь зубы продолжил парень, хмурясь в шипевшее видение. – Злой, как собака.
Имени, безусловно, можно было и не называть, мы оба прекрасно понимали, о ком именно идет речь.
– Как ты себя чувствуешь?
Я прикрыла за собой дверь, отрезая солнечный свет от сумрачного нутра комнаты, и тут же загрохотала ставенками и рамами на окошке, как будто сейчас весенняя свежесть являлась самым необходимым для выздоровления приятеля лекарством.
– Так, как будто ты в меня три раза выстрелила, – не слишком любезно пробурчал Стриж в ответ.
Внутри болезненно царапнуло, его тон даже прозвучал свирепо. Я медленно обернулась, чтобы обнаружить, что парень пристально разглядывает меня.
– Златоцвет все продумал! – процедил он зло.
– Ты о чем? – непроизвольно я скрестила руки в груди, словно защищаясь, и глубоко вдохнула свежий поток, вместе с уличными голосами просачивавшийся через распахнутое оконце.
– Вчера вечером теткину ферму сожгли.
Сердце кольнуло, и едва не подогнусь колени. Перед мысленным взором всплыл автокар, поворачивавший на разбитую одноколейку. За рулем сидел аггел, и мне, сороке разэтакой, похоже, очень сильно повезло, что он меня не узнал!
– Насколько мы поняли, все должно было выглядеть так, будто это ты сделала. На счастье никого дома не оказалось. Похоже, в сценарии при неудачном стечении обстоятельств еще и убийство семьи значилось.
– Проклятье, – уже в который раз прошептала я, не чувствуя опоры под ногами, и рухнула на лавку, накрытую криво съехавшим пледом. От одной мысли, что Людмила и ее дети могли пострадать, становилось дурно. Стоило представить сгоревший дымившийся остов вместо старой фермы, как в горле вставал тошнотворный комок, и во рту становилось горько.
– Значит, Златоцвет знает, что браслет действует на меня?
– Значит, – хмуро покосился Стриж. – Еще он знает о каждом нашем шаге, и это очень сильно напрягает! – он помолчал, а потом признался: – Я говорил Ратмиру, что не нужно тебе показывать заметку. Ты главное не переживай, все эти газеты уже, скорее всего, из продажи изъяли. Наши не выносят мусор за порог.
Ну, спасибо тебе, Ветров! Устроил ты мне сюрприз к завтраку! У самого настроение мерзкое, так и мне окончательно испоганил. Мелкая месть.
Нужно тоже придумать какую-нибудь гадость в ответ, чтобы подлецу не показалось мало.
Мы замолчали, бессмысленно уставившись в полупрозрачный экран видения, и только через пару минут оба осознали, что по нему плывет белая рябь, пряча изображение.
– Ты же не думаешь, что это я в тебя стреляла? – наконец, не выдержав, сердито буркнула я, продолжая глазеть на помехи, и услышала насмешливое:
– Нет, конечно. Ты страшно неуклюжая, а та девка очень бойко по ступенькам прыгала. Да и ростом она была повыше.
Наверное, стоило возмутиться, но ловкой меня назвал бы лишь слепец. Ноги вечно запинались, а руки мешались. Наверное, поэтому при разговоре я или страстно жестикулировала, не в силах остановиться, или же стояла соляным столбом, вытянувшись в струнку.
– Ты мне спасибо скажешь? – фыркнула я, не поворачивая головы, но все равно в голосе прозвучало затаенное в душе облегчение оттого, что приятель мне верил (похоже, в отличие от его брата). – Я, между прочим, из-за тебя сиганула с третьего этажа!
Наглая, конечно, ложь, прыгнула я исключительно в надежде спасти собственную шкуру, но, все равно, кроме убийцы других свидетелей не имелось.
– Врешь! – хохотнул приятель и разразился сухим кашлем.
Обеспокоенная я поспешно соскочила с лавки и, схватив с комода, заставленного баночками с зельями, пустой глиняный стакан бросилась в ванную за водой.
Болезненно морщась, Стриж пил мелкими глотками, а потом, тяжело дыша, откинулся на подушки. Ровно в этот момент, когда мы, лежа рядышком, в молчании таращились на высокий каменный потолок, с хлопком рассыпалась окончательно разрядившаяся призма видения. Я вздрогнула, а приятель обиженно пробормотал:
– Вот и сдохло последнее развлечение. Если не умру не от ран, то погибну от скуки!
– Очень смешно, – буркнула я. Жаль, что приятель не догадывался, какой ужас мы все испытали вчера, так бы не шутил понапрасну подобными вещами!
– Знаешь, Птаха, – парень осторожно пошевелился, чтобы приподняться на горке подушек, – придется тебе меня развлекать.
Я брезгливо сморщилась и, подперев голову рукой, проворчала:
– Отчего-то все Ветровы хотят или расслабиться, или развлечься за мой счет! – Стриж с любопытством стрельнул глазами, но продолжения не дождался, вместо подробностей получив сварливую тираду: – Твои развлечения все, без исключений, травматичны, а ты и так пошевелиться не можешь!
– Здесь не придется шевелиться, – не унимался парень, явно почувствовав слабину. – Это старинная аггеловская забава!
– В ней участвуют боевые шары? – сухо уточнила я.
– Нет, – он улыбнулся, – но если хочешь, мы с тобой через пару недель сыграем в аггеловские мячи!
Помня боевой диск, у меня возникло подозрение, что мячи на самом деле являлись магической взрывчаткой, и, скорее всего, мне придется носиться от них по армейскому полигону желательно в шапке-невидимке.
– Только через мой труп! – буркнула я, следя, как жестом фокусника из-под подушки Стриж вытаскивает два одинаковых костяных кубика размером чуть больше игральных костей.
– Значит, правила простые, – Стриж взвесил на кубики на ладони, – у кого очков меньше, тот рассказывает о себе какую-нибудь правдивую вещь.
– Детская игра, – хмыкнула я презрительно.
– Да, – кивнул тот жизнерадостно, – но при этом в детских играх не ставят по целковому за историю.
– Ты всегда играешь на деньги?
– Конечно, – Стриж в азарте подбросил кубики, – а интерес тогда?
Игральные кости шибанулись друг о дружку и, отпрянув в разные стороны, покатились по мятой простыне. Вспыхивая, они запрыгали на складках простыни и остановились. В воздухе неожиданно замерцали крупные объемные цифры зеленого цвета. Несколько раз номер поменялся, пока, окончательно не утихомирившись, не замерли на двенадцати.
– Это даже смешно, – фыркнула я. Перебить высшую комбинацию было все равно невозможно. – Ты мухлюешь!
– Ты мне проиграла целковый! – расплылся в улыбке парень, заработав надменное хмыканье.
– Давай, изверг, выпытывай подробности моей личной жизни.
Спору нет, Стриж – прекрасный актер. Он, безусловно, сделал вид, как будто крепко задумался, даже щеки надул, а потом невинно уточнил:
– А что случилось между тобой и моим братом, пока я тут спал?
В первую секунду я опешила, а потом так густо покраснела, нервно усаживаясь и скрещивая ноги, что у приятеля не оставалось никаких сомнений о роде вчерашний занятий. Не выдержав пристально взора, я отвела глаза, совершенно пунцовая, как спелый томат.
– Веда? – парень изогнул брови, заставив меня смущенно кашлянуть в кулак, а потом расстроено простонал: – Я не могу поверить! Ты не могла так сглупить! Ты же умная девушка!
– А ничего и не произошло, – пробормотала я, лихорадочно вытягивая из вышивки на подушке шелковую нитку.
– И уж, конечно, это была не заслуга Ратмира! – фыркнул Стриж.
– Безусловно, – раздалось из дверей. Рука дернулась, нитка лопнула, и я испуганно вскинулась. Ратмир в вязаной шапочке, натянутой до самых бровей, прислонился к косяку, скрестив руки на груди, и выглядел ошеломляюще недоступным. За его спиной через распахнутую дверь буйствовало весеннее солнечное утро. До меня донесся запах свежести и цветущей зелени. Получилось, что, увлекшись игрой, мы со Стрижом даже не заметили появление его брата.
– Сколько на кону? – спросил Ратмир и, входя, плотно закрыл дверь.
Сердце кольнуло, я порывисто отвернулась, сосредоточенно подсчитывая количество розовых цветков на наволочке.
– Целковый, – нахально заявил Стриж. Мой конфуз его, несомненно, веселил, и парень отчаянно желал увидеть развитие конфликта. Так и захотелось его стукнуть, жаль, что раненный.
– Пожалуй, пойду, – не глядя ни на кого, пробормотала я, поспешно слезая с ложа.
– У тебя есть секреты, которые ты не хочешь нам раскрывать? – остановил меня Ратмир, заставив испуганно сжаться.
– Не такие, как у тебя, – я дернула плечом, чувствуя себя мелким лгунишкой. Ветров старший определенно на что-то намекал. Черные глаза были, как порох, сверкающие и взрывоопасные. Что он имел в виду? Богдана?
– Ну, тогда бросай! – изогнул брови Ратмир.
Мне не нравилась эта игра, в ней таилось что-то неправильное.
– Ты бросай! – настырно кивнула я и нервно спрятала руки в карманы.
Насмешливо хмыкнув, тот подошел к кровати, потряс кубики в кулаке и резко швырнул. Проскакав по постели, те поколебались еще мгновение и выдали двенадцать очков. Так и знала, что у костяшек смещен центр тяжести!
– Говори, – предложил Ветров старший.
Рассеянно покосившись на Стрижа в бесполезном поиске поддержки, после неловкой паузы я, наконец, выдавила из себя правду, о которой никогда бы не рассказала даже лучшей подруге, если бы она у меня имелась (как-то вышло, что среди знакомых и приятельниц лучшей подружкой мне являлся старший брат):
– Я боюсь своего отца.
На смуглом лице Ратмира расцвела ехидная понимающая ухмылка, так и захотелось ее потушить хорошей оплеухой.
– Ну, это многое объясняет… – протянул он многозначительно. От злости, признаться, меня перекосило. Что говорить, оскорблять Ратмир умел очень тонко. Он безошибочно находил болевую точку и бил, точно, без сомнений, так что от словесной пощечины хотелось закрыть лицо руками.
– Идите вы, со своей игрой… – пряча за злостью обиду, процедила я и развернулась к выходу.
– А ты не хочешь узнать правду обо мне? – остановил меня Ратмир, заставив обернуться.
– Например? – невесело усмехнулась я, собираясь толкнуть дверь. – Что ты мне можешь сказать такого, что меня шокирует?
– Мы со Стрижом состоим в особом Ордене при Мировом Магическом Совете, – у меня медленно ползли на лоб брови, но Ратмир предпочел не заметить моего остолбенения. – Мы занимаемся поиском и уничтожением артефактов черной магии, старинных и только созданных. Всего того, что может покачнуть мирный ход жизни. И да, – бесстрастно, словно рассуждал о погоде этой солнечной весной, продолжил он, бесстрастно рассматривая мое вытянувшееся лицо, – нам платят за это неплохие деньги.
– Рат… – огорошено пробормотал Стриж и даже попытался приподняться на локтях, но из-за острой боли со стоном рухнул обратно на подушки.
Опешившая я переводила взор с одного брата на другого, сжимая кулаки, и старалась сохранить хотя бы видимость спокойствия. В ушах появился тоненький беспрерывный звон, и правда очень медленно просачивалась через кашу мыслей, набухавшую в голове.
– Этот знак, – горло вмиг пересохло, и голос прозвучал надтреснуто, – четырехлистный клевер…
Я кивнула на черный кожаный браслет, под которым Ратмир прятал татуировку на внутренней стороне запястья.
– Все, кто состоит в братстве, носят этот знак, – подтвердил тот сухо.
Комната странно качнулась. Секреты раскрывались стремительно, будто в причудливый разноцветный узор собирались стеклышки в калейдоскопе. Жизнь Богдана резко изменилась, когда на его руке появилась татуировка, а вместе с нею долгие отлучки, выключенный коммуникатор, лихорадочные ночные звонки и золотые рубли. Он никогда не рассказывал мне, что за работу нашел, которая позволяла вести расточительный образ жизни, хотя с детства нас приучали к бережливости. Иногда Богдан проявлял странную настойчивость, провожая до самых дверей конторы, как будто боялся, что меня украдут. Изредка он пропадал месяцами, а потом появлялся с подарками.
Все встало на свои места. Братство. Орден. Черные артефакты. Браслеты Гориана – оковы. Мои магические узы.
Мы с Ратмиром смотрели друг на друга в упор, и, наверняка, он заметил мою неестественную бледность. Он знал Богдана. Как скоро он вынудит рассказать правду о том, что именно мой брат предатель? Что тогда Ратмир сделает? Убьет его, оставит меня без брата?
– Я работаю по приказу, – бесцветно продолжил Ветров старший. – И сегодня я получил новый…
Я рассеянно кивнула, не слишком вникая в смысл слов, казалось, что мысли в голове, оглушая, вопили страшными голосами.
–…Чтобы ты исчезла.
В душной комнате воцарилось зловещая тишина. Мне показалось, что я ослышалась, настолько нелепой прозвучала последняя произнесенная фраза. Понимание приходило медленно, сначала нахлынуло смятение, и только потом похолодело внутри.
– Говоря «исчезла», ты имеешь в виду?.. – осторожно уточнила я, догадываясь об ответе.
– Я должен или отдать тебя в Орден, или убить сам. Они считают, что тобой управляет черная магия браслета, и боятся рисковать дальше.
– Это ведь шутка? – едва шевеля языком, пробормотала я, обращаясь к Стрижу, но, судя по мучительно скривившейся физиономии друга, заявление не являлось розыгрышем, а самой, что ни на есть, правдой. Меня бросило в жар. Ратмир холодно рассматривал меня, словно примерялся, куда бы лучше запустить боевой шар, чтобы уж прикончить быстро и безболезненно.
– Не собираюсь слушать этот бред! – выдохнула я и ринулась к двери, намереваясь выскочить наружу. Только через мгновение Ветров старший крепко сжал мой локоть и с силой развернул, даже каменные стены закружились. Я извивалась, пытаясь освободиться.
– Как ты думаешь избавляться от меня?! – из груди вырвался смешок. – Сам меня убьешь или же Свечку попросишь? У нее точно рука не дрогнет!
На мои злобные выпады Ратмир не ответил, только хорошенько встряхнул за плечи.
– Я был бы тебе очень благодарен, – процедил Ветров старший, – если бы ты дала мне договорить!
На мгновение замерев, остолбенелая я хлопнула глазами и неожиданно хохотнула:
– То есть, – в противовес истеричному веселью на глаза навернулись слезы, – никто больше не предлагает отрезать мне руку? Ну, что ж, – я судорожно сглотнула, – по крайней мере, похоронят целенькой!
В следующий момент горячая ладонь закрыла мне рот, заставляя испуганно моргнуть. Мыча, я попробовала дернуться, но сил сопротивляться больше не осталось, только утихнуть, судорожно шмыгнув носом.
– Ты исчезнешь, – коротко произнес Ратмир, – мы сделаем из тебя мужчину.
– Чего? – стоило ему убрать ладонь, выдохнула я недоверчиво. – Какого еще мужчину?! Я же не могу по твоему велению отрастить себе усы или пивной живот! Посмотри на меня, да у меня женские формы!
– Действительно? – задумчиво скользнув по мне нахальным взглядом и бесстыдно задержавшись на не слишком выдающейся груди, оскорбительно протянул Ратмир.
* * *
Сидя на крышке медного унитаза в ванной номера братьев Ветровых, я крутила в руках мужской перстень с красным крупным камнем и прикидывала выгоды умерщвления перед превращением в мужчину. В истории из детства, когда мама Ярослава на Рождество превратила меня взаправдашнего ангела, вырастив с помощью оборотного медальона крылья, мне было лет пять, наверное, но я все еще четко помнила каждое мгновение того кошмарного праздника. Подозреваю, что трансформацию в парня не забуду до конца своих дней, а если выживу после зверства, то напишу руководство для женщин всего мира с поэтичным названием: «Как стать мужчиной и при этом не протянуть ног».
– Может, сделать вид, что я сбежала? – крикнула я с надеждой.
– Нет! – сурово раздалось из-за закрытой двери голосом Ратмира.
– Ведушка, не бойся! – Док, прибывший на постоялый двор, попытался меня поддержать. – Это же всего на пару дней, а только снимешь перстень, как колдовство пройдет.
– Птаха, когда ты еще побываешь в шкуре мужика? – поучаствовал в обсуждении Стриж. Вот уж точно, подобное приключение, дай бог, мне больше не придется переживать!
Надо сказать, что к вечеру приятель совсем очухался от ран, стремительно затягивавшихся благодаря невероятной живучести аггелов и чудодейственным мазям профессора.
Вздохнув поглубже, я зажмурилась и надела кольцо, легко скользнувшее на трясущийся палец. Тут же стало ясно, как божий день, что воспоминания о пережитой в пятилетнем возрасте боли сильно померкли, ведь меня точно пронзило стрелой. Тело свернулось куличом в невыносимой судороге. Казалось, что мышцы рвутся, а кости крошатся в пудру, став ломкими и хрусткими. Между ног нестерпимо горело. На мгновение меня отключило, и я свалилась на холодный каменный пол…
Сознание вернулось резко, одним толчком, заставляя дернуться. Глаза распахнулись и уставились в толстые потолочные балки, высоко под крышей. Боль ушла, не оставив и следа, только голова трещала, да волосы странно шевелились. Или не волосы?
С ужасом я ударила по макушке и охнула. Пальцы осторожно ощупали то, что сейчас торчало на голове – уши, большие и остроконечные, странно дергающиеся. Очень медленно, с опаской руки приблизились к глазам, и внутри заныло. Мои ладони по-прежнему оставались изящными девичьими, пальчики длинными и тонкими, с обгрызенными ногтями, только цвет приобрели изумрудно-зеленый, резко контрастирующий с багряным камнем колдовского перстня.
– Твою мать! – прошептала я, едва шевеля языком.
Кажется, вместо симпатичного парня меня превратили… в уродливого тролля.
Я так резко вскочила на ноги, отчего ванная комната качнулась перед глазами, пришлось схватиться за раковину, чтобы не рухнуть обратно. Большие острые локаторы на голове, выросшие вместо человеческих ушей, мелко затряслись, и меня передернуло. Может их веревочкой между собой связать, чтобы не шевелились? Было очень уж неприятно осознавать, что одеревенелая часть тела неожиданно приобрела противоестественную подвижность.
Овальное зеркало с кривой трещиной отразило зеленое лицо, лишь отдаленно напоминающее мое собственное, с приплюснутым носом, пухлыми темно-изумрудными губами и острым подбородком. В таком виде меня вряд ли бы узнала и родная мать! Хотя ведь именно подобного эффекта мы добивались? Кажется.
Тело же приобрело непривычную мягкость. Клетчатая рубашка натянулась от заметного животика, и пуговицы грозились разлететься от выпирающей плоти. Проклятье, мне действительно удалось нарастить пузо практически одним щелчком пальцев! Хуже всего было ощущение того, как гульфик узких брюк непривычно давит между ног, как раз в том месте, где неожиданно затопорщилась ширинка. Это было невыносимо!
– Ведушка, ты чего притихла? – донесся до меня обеспокоенный голос Дока.
Глянув на себя в зеркало последний раз, я сжала зубы и широко распахнула дверь ванной комнаты, во всей красе замерев на пороге.
– Привет.
Мое появление ознаменовалось гробовым молчанием.
Полнотелый профессор мгновенно покраснел, став свекольного цвета, и даже снял очки, не веря собственным глазам. Стриж, полулежавший на подушках, вылупился с отвисшей челюстью. Лицо Ратмира вытянулось от изумления, и он, разговаривавший по зеркальному коммуникатору, медленно опустил руку, прервавшись на полуслове.
– Док, так и задумывалось? – уточнил Ветров старший, бесцеремонно ткнув в меня пальцем.
Лекарь нервно рванул ворот рубахи, застегнутой до двойного подбородка, и судорожно сглотнул.
– Зато теперь я спокоен за моральный облик нашей команды, – ошеломленно выдавил Стриж, прежде чем затрястись в беззвучном хохоте.
От возмущения у меня зашевелились уши-лопухи.
– Кто ты, чудовище? – задыхался парень, хватаясь за бока. – И зачем ты слопало нашу Птаху?
– Очень смешно! – процедила я, пристально со злостью разглядывая Ратмира. – Обхохочешься.
– С другой стороны тролль тоже не плохо, – тот старательно сохранял серьезный вид, но его нарочитость буквально вопила, что еще мгновение, и мужчина разразиться смехом, несмотря на все благие намерения пощадить мои чувства.
– Судя по росту, – Стриж захлебывался глупым юмором, не собираясь останавливаться, – это гоблин. Такой миленький паршивенький гоблин!
Я сверкнула яростным взором на сконфуженного чуть живого от стыда профессора. Похоже, тот осознал, что допустил в колдовстве какую-то фатальную ошибку, и не знал, куда деть глаза.
– Ну, ты очень хорошо выглядишь, – пробормотал он и смущенно почмокал губами.
– Штаны! – процедила я, расставляя ноги, больше не в состоянии терпеть резь в промежности. – Убийцы, срочно дайте мне брюки пошире!
– Боже, – простонал Стриж, плюхнув на лицо подушку, – я сейчас лопну! У меня раны откроются!
Он тихо подвывал в вышитую наволочку, а мне оставалось лишь бессильно беситься, отчего уши безбожно тряслись. На глаза выступили слезы, и я громко шмыгнула носом, едва справляясь с обидой.
– Да ладно, – Ратмир не слишком искренне попытался меня поддержать, все-таки широко ухмыльнувшись, – это даже лучше. Что такое зеленая кожа по сравнению с реальным шансом выжить в этой паршивой истории?
Я сморщилась, готовая разразиться ревом, и внутренне смирилась с унижением.
– Мы тебе сейчас цвет глаз подправим, – тут же засуетился Док, хватаясь за знакомый чемоданчик, – и голос сделаем, – он смущенно запнулся, – как у гоблина.
Проштрафившийся эскулап долго копался в истерично звеневших пузырьках, пока, наконец, выудил два небольших граненных флакона со стеклянными пробками.
– Вот этот для глаз, – подзывая, Док протянул трясущейся в нервическом припадке рукой бутылочку, внутри которой плескалась чернильная густая жидкость.
Я хмуро забрала флакон, едва не отшатнувшись от цвета собственных пальчиков, и изучила содержимое на свет. Жидкость мерцала, и в ней переливались тонкие блестящие змейки.
– Давай помогу, – любезно предложил Ратмир, старательно сглаживая неловкость от коллективного промаха.
Весьма бесцеремонно он схватился за острый подбородок и запрокинул мне голову. Не хочу ворчать, но с женским телом, надо признать, Ветров старший обращался куда как бережнее! Зеркальный коммуникатор, который он все еще сжимал в пальцах, неприятно шибанул по лбу. Злобно зашипев, прямо как чистокровный гоблин, я испуганно моргнула, не ожидая от себя подобных противоестественных звуков.
– Ты быстро учишься, – хмыкнул Ратмир. Он с силой сдавил лицо, чтобы не дергалась, и аккуратно перевернул флакон. На мой расширенный зрачок упала неестественно большая капля, и в голове тысячью разноцветных вспышек взорвался фейерверк боли.
– Матерь божья! – выдохнула я, отпрянув, и истерично заморгала, стараясь слезами смыть жгучее средство.
– Не стонать, – ухмыльнулся Ратмир и привлек меня к себе, – ты же теперь мужик.
Стриж вынырнул из подушек, чтобы полюбоваться на новый цвет моих глаз, но снова задохнулся от хохота:
– Давайте так оставим! Наш парень хорошо смотрится с разноцветными глазами! Один серый, другой желтый, как у веселого гуся.
– Нужно было вчера самой тебя пристрелить! – прошипела я, но приятель лишь развеселился пуще прежнего.
– Этот гоблин – реально злобный карлик! Веда хотя бы имела понятие о приличиях! – залился он, странно крякнув и хрюкнув. – Мужик, ты забавный!
От второй капли показалось, что прямо сейчас глаз лопнет, но стоило жжению пройти, как я почувствовала невероятный эффект. Зрение стало в десятки раз лучше, предметы приобрели четкость, как будто с экрана видения стерли мягкой тряпкой пыль. Сейчас я могла рассмотреть даже самые крошечные трещинки в каменных стенах.
– Мне это даже начинает нравиться, – попыталась пошутить я, и Ветров старший только покачал головой. Док же подхватил со всей возможной страстью, пытаясь доказать, что просчет в колдовстве не такой уж категоричный:
– Ведушка, может, тебе по природе не дано быть мужчиной, вот, и вышел тролль?
– Гоблин! – выдохнул Стриж, взорвавшись новым приступом смеха.
И тогда я прочувствовала еще один сказочно удобный талант новоприобретенного тела. Огромные уши сами собой вытянулись, как у гончей, и слух уловил далекие шаги по деревянному настилу на улице. Под чьей-то ногой скрипнула половица, и хлесткий удар, как хлыстом, прошелся по гладким доскам.
– У нас гости… – непроизвольно выдохнула я, и веселость моментально испарилась из номера постоялого двора.
Ровно в этот момент дверь распахнулась от мощного удара, и черный прямоугольник заполнила широкоплечая фигура аггела с повязкой, скрывавшей вытекший глаз, на красном, будто спелая смородина, лице.
Мгновенно Ратмир спрятал меня за спину, скрывая от взора неожиданных визитеров. Комната заполнилась движением, и в ней появилось слишком много народа. Сверкнули в тусклом отблеске светового шара самострелы. Док охнул, заломленный свирепым противником. Стриж замер под направленным дулом оружия. Я испуганно схватилась за футболку Ратмира, и предательские уши мелко задрожали, выдавая ужас.
Златоцвет перешагнул через порог по-королевски, презрительно окинув комнатку брезгливым взором, и беспощадная свита, желавшая нашей крови, едва не согнулась в поклоне.
– Ну и дыра, – протянул маг. Его красота казалась вызывающей, противоестественной. Густые волосы блестели, а дорогой костюм с черным похоронным галстуком идеально сидел на худощавой фигуре. – Ты бы мог найти убежище посолиднее, Ветров.
– Господин Златоцвет Остров. Зачем явился? – процедил тот. Он весь напрягся, словно пантера, приготовившаяся к прыжку.
– Не терял бы время, но мне нужна твоя барышня, – на губах Златоцвета зазмеилась улыбка и, выказывая пугающую осведомленность нашими делами, добавил: – Живая. Или я опоздал?
Выразительные глаза сощурились, и в них проявилась истинная отталкивающая сущность человека, готового на любую подлость, лишь бы достигнуть цели. Он жаждал браслеты и был уверен, что завладеет ими.
– Здесь есть лишние уши, – отозвался Ратмир и, схватив меня за руку, вытолкнул на середку комнаты, но прежде я почувствовала, как в тут же затопорщившийся карман незаметно скользнул зеркальный коммуникатор. От страха огромные уши теперь не просто тряслись, а ходили ходуном, взлохмачивая волосы.
Златоцвета перекосило от омерзения, лишь только он скользнул по мне колючим взором. Аггел с повязкой на глазу, именно тот, кого я обезобразила собственными руками, сцапал меня в мгновение ока, даже заметить не успела, так быстро он двигался. Из груди вырвался испуганный вздох, но Ратмир оставался совершенно спокойным.
– Ветров, а ты, я смотрю, не гнушаешься компанией гоблинов? – фыркнул Златоцвет неприязненно.
– Они услужливые информаторы, – последовал ответ.
Воздух в номере сгущался и вибрировал от всеобщего озверения. От аггела, намертво вцепившегося в мое плечо, отчего становилось больно ключице, шел противоестественный жар. Его тело горело даже сильнее, чем у любого из братьев Ветровых. Наверное, потому что печать больше не сдерживала магические потоки в крови.
Златоцвет с вкрадчивой улыбочкой на устах изогнул светлые брови и медленно, чувствуя себя хозяином положения, подошел ко мне.
– Страшно, уродец? – тихо вопросил он, вероятно, не веря ни единому слову, произнесенному Ратмиром. Он щелкнул по моему огромному уху, и я непроизвольно вздрогнула, зажмурившись. Аггел сильнее сжал плечо, и длинный рукав моей рубахи едва приподнялся, открывая тонкую серебристую полоску браслета. Меня бросило в жар. Чтобы спрятать украшение, я резко дернула рукой и прикусила, прекрасно осознавая, что стоит хотя бы пискнуть, как наш общий секрет откроется. Женский голос, в отличие от облика, никуда не исчез.
– Остров, отпусти его, он здесь лишний, – быстро произнес Стриж, и златовласый мужчина резко оглянулся к распростертому на каменном ложе раненному парню.
– Ба! Ты жив, мальчик, – он осклабился. – Вот уж точно аггелы живучие, даже такие, как вы двое.
Я судорожно сглотнула пересохшее горло и едва подавила желание с упоением обкусать ноготь, чтобы справиться с нервическим припадком. Уши шевелились, как проклятые.
– Убирайся, – небрежно махнул рукой Златоцвет в мою сторону, – от этих тварей все равно правды не дождешься.
Аггел с силой оттолкнул меня по направлению к двери, и непроизвольно я едва не шлепнулась на пол, хорошенько столкнувшись со Златом. От неожиданности Остров отпрянул, как будто его пытались замарать, и фыркнул. Ровно через мгновение я, словно пробка из бутылки, вылетела на настил и перекувырнулась через голову, едва не свернув себе шею. Яростно хлопнула дверь номера, и меня накрыло темнотой, с которой не справлялись маленькие светлячки в стеклянных фонариках, расставленных на широких перилах.
Прочь! Босая, как была, я бежала изо всех сил, задыхаясь и мучаясь от боли в боку. Подворье осталось за спиной, перед глазами запрыгал извилистый лабиринт густого можжевельника, ведущего к воротам постоялого двора. Мелкие камушки кололи заледеневшие ступни, но что такое боль по сравнению со спасением? Темнота ослепляла, и я едва не влетела в резко вильнувшие заросли. Внезапно сверкнула ослепительная вспышка от фар автокара, все-таки заставляя меня кубарем закатиться в колючие кусты. Выбираясь, я оставила на ветках приличный клок от рубахи, и выскочила на неосвещенный тракт, совершенно не понимая, в какую сторону кинуться.
Ночное небо с полной луной давило на землю, и звезды казались очень большими и холодными. Вдалеке сверкали огни моста, с другой стороны едва мерцали уличные фонари маленького островного квартала. Поколебавшись еще мгновение, я припустила к жилым улицам.
* * *
Через полчаса в воняющем табачным дымом и брагой кабаке я неуютно ерзала на деревянной лавке за столом с липкой столешницей и внимала стрекоту до икоты пьяного гоблина, похожего на меня, как брат близнец. Он говорил и говорил на непонятном языке, прихлебывая из глиняного стакана сладкое вино, и чмокал влажными губами.
Отчего-то его паскудная физиономия мне казалась смутно знакомой, даже странно становилось. Я наклоняла голову и так, и этак, пытаясь припомнить, не он ли стащил мой кошелек две седмицы назад, когда в подземке отключили свет, и неожиданно поняла! Ушастый товарищ встретился мне в Ратуше в прошлую пятницу! Непонятно, как трактовать подобную встречу – хорошим или плохим знаком?
В темный зальчик набилась гудящая толпа, и гомон перемешивался с резкой громкой музыкой. Посетители толпились у стойки бара, а на маленькой сцене с длинным блестящим шестом грациозно извивалась потрепанная жизнью нимфа, обсыпанная серебристыми блестками. Крошечные, словно бриллиантовые кристаллы, они вспыхивали звездочками, ловя скудный свет разноцветных бьющихся под дымным потолком шаров. На стене беззвучно работал экран видения, настоящего, а не морока, и мне отчаянно захотелось оказаться дома в родной гостиной и с блаженством растянуться на диване.
Это же надо было из всех притонов выбрать самый омерзительный! В нормальной жизни бы я за версту обошла подобную гнусную дыру, но теперь за пару дней будто бы скатилась на самое дно Ветиха.
Сосед по столу не умолкал, вероятно, жалуясь на жесткость стражей в Ратуше, и тыкал в меня пальцем, требуя совета и сочувствия. Неожиданно, со всего маху подвинув меня на лавке и отдавив босую ногу грязным ботинком, к нам подсел еще один гоблин и громко зарокотал пьяным голосом, пахнув хорошим облаком перегара.
– Ты что-то молчалив, брат, – наконец, произнес рецидивист на межрасовом языке.
– Да, – отозвался новый сосед, – совсем не по-братски молчалив. Просто цао какое-то.
Вот попала-то! Внутри я предательски дрожала от ожидания лихого удара в приплюснутый нос за неразговорчивость, и мое напряжение выдавали стоявшие торчком уши.
Это случилось внезапно. Звуки исчезли, а словоохотливые соседи стали беззвучно открывать рты. С удивлением я оглянулась, погруженная в странную сменившую гул посетителей тишину. Взгляд перебегал по хмельным перекошенным лицам, пока не застыл на экране видения, где показывали яростный пожар, снедавший здание старой заброшенной мануфактуры. Камера живописно захватывала клубы черного дыма, уходящие в пронзительно синее небо, пробегала по завораживающим огненным языкам, переливавшимся от красного до ярко-оранжевого цвета. В голове прозвучал громкий бесстрастный голос диктора, и стало понятно, что я единственная слышу его: «Взрыв случился в семь утра. Мануфактура на юго-восточном шоссе в тридцати верстах от городской стены Ветиха вспыхнула, как стог сухого сена. Погибли люди…». И все закончилось. Картинка сменилась, наваждение испарилось, а шум нахлынул с такой мощью, что меня вжало в твердую спинку лавки, и уши скукожились.
Глухо застонав, я облокотилась о столешницу, прекрасно осознавая, что мною снова завладела магия браслета, пытавшаяся предупредить о новом несчастье. Это никогда не закончится! Похоже, браслеты Гориана действовали на меня, куда сильнее, чем мне самой хотелось бы думать!
В кармане затрезвонил ловко подброшенный Ратмиром зеркальный коммуникатор. От неожиданности я судорожно вздрогнула, будто застигнутая на месте преступления. Поспешности, с какой трясущиеся руки выудили аппаратик, позавидовал бы любой ловкий вор.
– Цао! – ткнул пальцем в тонкое дорогое зеркальце Ратмира (позер, я себе, между прочим, с зарплатой клерка такой модели позволить не могла) сосед напротив, округлив желтые зенки, словно бы подведенные черным карандашом для глаз. – Поди, в подземке стащил? Загоним?
– Давай, браток, прямо сейчас продадим, – непроизвольно облизнувшись, заканючил гоблин рядом.
– А денежку поделим по-братски, – предложил любезно жулик из Ратуши.
Окатив обоих презрительным взором, я быстро нажала на вызов, и зеркало мгновенно отразило хмурое лицо Ратмира. В душе вспыхнула шальная необъяснимая радость, едва не сбросившая столь тщательно надетую маску напускного безразличия, по идеи означавшую, что обида за пережитые от Ветрова унижения нимало не утихла. Стоило мужчине увидеть меня в ответ, как морщины, прочертившиеся между чернявых бровей, разгладились.
– Ты где, Веда? – спросил он, и, клянусь, в голосе прозвучала тревога. Вероятно, Ратмир страшился моего побега, не подозревая, что мне и не хотелось никуда от него скрываться. Ну, хм, вернее, от них двоих со Стрижом.
– Где я? – рявкнула я женским голосом лопоухому гоблину, сидевшему рядом и нахально тянувшему кривые пальцы с длинными, как у барышни, изумрудными ногтями к коммуникатору. Застигнутый врасплох сосед от конфуза хлопнул круглыми налитыми кровью глазенками и, прежде чем ответить, пару раз чмокнул губами:
– В кабаке.
– Ты слышал, – заявила я Ратмиру, – приезжай быстрее, а то меня скоро поколотят и отнимут твой коммуникатор.
– Название кабака спроси, – за снисходительной улыбочкой Ратмир, похоже, виртуозно скрывал облегчение.
– Как называется? – снова вопросила я сурово.
– «У утенка».
– Птаха, ну ты и притон нашла! – недоверчиво покачал головой Ветров, услыхав название местечка.
– В приличное место в таком макияже меня бы не пустили, – скривилась я.
В ответ Ратмир только усмехнулся и подмигнул:
– Держись там, скоро буду.
Он отключился, и, нахмурившись, я грозно оглядела своих соседей, заставляя их притихнуть и замяться.
– Парень, ты потерялся? – с сочувствием пробормотал гоблин рядом, похоже, нацелившись на зеркальный аппаратик в надежде упереть его, лишь стоит мне моргнуть.
– Да! На коммуникатор не косись! – скомандовала я, уверенная, что прямо сейчас разразится драка.
– А что за цао тебя разул? – пристал сосед, как банный лист, вероятно, пытаясь меня, пришлого в злачном месте, заговорить. Раз разуть они меня уже не могли, так страстно желали поживиться дорогим аппаратиком. Вот прощелыги-то!
– Хочешь, – тут же спохватился жулик напротив, – мы сейчас тебе надыбаем боты. Глянь-ка, как тебе сапожки этого цао?– он ткнул коротким кривым пальцем в похожего на скалу тролля с размером ноги не меньше сорок пятого. Даже стало любопытно, как двое тщедушных лопоухих карликов собирались завалить на лопатки подобного качка. Обувка у него, аж зависть брала, была что надо, с острым носом и железными бляхами. Только вот великоватые.
– Боюсь, размерчик будет жать, – буркнула я, почмокав губами совсем, как настоящий гоблин. Тьфу, гадость! Еще немножко и голова действительно станет работать, как у натурального ворюги!
Ратмир и впрямь появился скоро. Он вошел в низенькую дверь, пригнув голову, чтобы не удариться о притолоку. Спаситель постоял мгновение, оглядываясь, ловко обогнул полупьяную нимфу, пытавшуюся броситься ему на грудь, и безошибочно подошел к нашему столику. Мои соседи уважительно примолкли, подняв на мужчину жалобные желтые зенки.
– Выжила? – усмехнулся он и громыхнул прямо на стол пару моих потрепанных ботинок с отбитыми носами.
– Даже получила первые уроки разбоя, – отозвалась я, кивнув на притихших новоприобретенных знакомых. Схватив обувку, неловко из-за округлившегося животика я согнулась и натянула ботинки на заледеневшие ступни, почувствовав ни с чем несравнимое блаженство. Господи, оказывается как мало человеку нужно, чтобы ощутить себя счастливым!
– Я выучила ругательство на гоблинском, – деловито заявила из-под стола, – сказать?
– Не стоит, – едва сдерживая улыбку, Ратмир следил за моей неуклюжей возней и скорчившейся физиономией, когда, выныривая, макушка с острыми ушками чуть не треснулась об острое ребро столешницы.
Едва протискиваясь рядом с соседом, я хорошенько ткнула гоблина острым локтем в нос, и пройдоха с возмущением замычал, но ответить ударом на удар в присутствии высокого защитника с аггеловскими рожками в спутанных волосах побоялся.
– Нет, – настаивала я, дернув Ветрова за рукав, чтобы привлечь внимание, – послушай. Ты знаешь, что значит «цао»?
Несколько голов мгновенно повернулись в нашу сторону, лишь заслышав страшное ругательство. На лицах публики нарисовалось недовольство и неодобрение, как будто я одним словом прокляла и притон, и всех, кто веселился в нем этим томным вечером.
– О да! – отозвался Ратмир, поспешно подталкивая меня к выходу из дымного зальчика, где над дверью светилась руна расточительства, призванная привлекать посетителей.
– Переведешь? А то они все время это повторяли, а мне было неудобно спросить, я ж, вроде, настоящий гоблин.
– Как-нибудь потом, – пробормотал Ветров. В его голосе прозвучал смех, и мне стало очень тепло.
Казалось бы, что в этом такого? Только вчерашняя обида стремительно таяла, как приближающийся к экватору айсберг. Наверное, стоило себя проклясть за женскую мягкотелость, и определенно не хотелось анализировать, отчего я так решительно быстро прощаю Ратмира и спускаю с рук форменные издевательства. Даже превращение в гоблина вместо человеческого парня меня больше не задевало, стоило Ветрову возникнуть рядом и по-книжному спасти меня от жуликов (ну то, что в притон я попала по его милости, опустим).
Уже выбравшись на улицу из дымного помещения и с блаженством втянув в легкие чистый холодный воздух, я полюбопытствовала:
– Как ты меня узнал?
Его рука, приятно согревая через рубаху, лежала у меня на плече. Сам жест казался защитным.
– А там кто-то был на тебя похож? – отозвался рассеянно Ратмир, ведя меня к неосторожно брошенному посреди дороги спортивному автокару с заведенным двигателем и зажженными фарами. Складывалось ощущение, что, наплевав на сохранность дорогой игрушки, Ветров, стоило отыскать вертеп на тесных улочках, со всех ног бросился вытаскивать меня из лап кровожадных посетителей. Стоя в круге скудного фонарного света и попивая из глиняных бутылей сидр, на автокар уже навострила большие острые уши парочка отроков-троллей разбойного вида.
– Как минимум двое, – хмыкнула я.
– Не заметил, – отозвался Ратмир и вдруг выдал нравоучительную тираду, приличествующую университетскому преподавателю: – и не говори больше слова «цао» в обществе, а то тебя заклеймят позором.
