Марина Ефиминюк
Магические узы
Глава 1
Последний день обычного клерка
Весенний Ветих просыпался, стряхивал последние капли предрассветной ленивой дремоты. На перекрестках, выпуская облачка зеленоватого дыма, нетерпеливые автокары дожидались разрешительных сигналов световых фонарей. В небе лениво крутили лопасти винтов вальяжные дирижабли и доставляли жителей спальных районов в деловой центр.
Каждое утро я мечтала плавать в кудрявых облачках, с комфортом подремывая в удобном кресле, но мое жалованье конторского клерка подобной роскоши не позволяло, а потому приходилось преодолевать испытание переполненным трамваем. Не то чтобы я жаловалась, но когда, как сегодня, толпа прижимала меня к пышной груди высокой дамы-тролля в розовой кофточке, становилось как-то очень некомфортно.
По видению каждый день без устали повторяли, что люди расплодились и притесняют другие расы. Особенно громко об ущемлении прав заявляли утопающие в роскоши эльфы, никогда не знавшие черной работы и наверняка постоянно летавшие на личных дирижаблях. Однако в трамвайной толкучке мне казалось, что притесняют, причем и в прямом, и в переносном смысле этого слова, исключительно меня – худенькую барышню среднего роста в неудобных туфлях и узкой юбке.
Наконец мы остановились напротив большой площади, где многоликий океан тек к каменной башенке городской подземки, над крышей которой светилась строгая литера «П». Народ качнулся. Я в последний раз уткнулась носом в низкое декольте соседки и, пока не получила по лбу, ринулась через открытые двери на свежий воздух.
– Сегодня Мировой магический совет принимает закон о контроле над рождаемостью в человеческих семьях! – заорал в ухо усатый разносчик газет. Через его согнутую руку были перекинуты все еще пахнущие типографской краской газетные листы.
Непроизвольно я отшатнулась от крикуна, и тут же кто-то подленько наступил мне на задник туфли. Стоило оглянуться со свирепым видом, как взгляд уткнулся в знакомую розовую кофточку. Дамочка-тролль, определенно желая поскандалить, многозначительно изогнула выщипанную бровь. К сожалению, мы находились в «разных весовых категориях», как сказал бы мой отец, бывший страж, вышедший в отставку по выслуге лет. В общем, ход и итог поединка легко предсказывались.
– Ничего страшного, – фальшиво улыбнулась я. В подземке гуляли сквозняки, пахло сыростью, все вокруг пропитал прогорклый запах угля. Изнутри станция напоминала сумрачную сводчатую пещеру. На самом видном месте в воздухе мерцал морок большого магического экрана со сводкой погоды в тоннелях и на платформах.
«Уважаемые пассажиры! Будьте осторожны! Сегодня густой туман!» – гласили крупные светящиеся буквы. Ниже шла мелкая строчка: «Приносим свои извинения за доставленные неудобства!»
Мысленно я добавила: «А также за сломанные каблуки, порезанные гоблинами-карманниками сумки и травмированные ноги, потому что мы не успели убрать после вчерашнего камнепада».
Впрочем, туман был предпочтительнее отключения света – оно стихийным бедствием грянуло в понедельник. В то черное утро яркие магические огни безуспешно заменили факелами, но темнота исключительно пагубно сказалась на моем имуществе суммой в десять целковых.
На платформу народ спускали лифтовые кабинки, похожие на клетки с деревянными лавками. Заскочив в одну из них, я получила чувствительный удар дверью по мягкому месту и, охнув, плюхнулась на скамью рядом с аггелицей. Пассажиры тесной кабинки отчаянно делали вид, что близость опасного создания их нисколечко не смущает, но в воздухе все равно ощущалась нервозность.
После Мировой войны аггелы, обладатели магии огня, превратились в изгоев. Их боялись, сторонились и еще в детстве клеймили особой печатью, перекрывающей магический дар. Чтобы не было повадно выступать на стороне зла, в смысле на стороне Черного диктатора.
Исподтишка я покосилась на соседку. Красная кожа, желтые глаза с кокетливыми стрелочками. Из-под густых каштановых прядей высовывались маленькие круглые рожки. Длинные пальцы с черными от природы ногтями выстукивали по сгибу руки какой-то мотивчик. Модный узкий пиджак вызывал зависть, только вот гладкий хвост, обернутый вокруг руки, смущал. Не то чтобы я против хвостов…
Видимо, нервы у нее были покрепче многих. Она будто бы не замечала коллективной оторопи курятника, состоящего из приличных фейри, и с непроницаемым видом рассматривала на стене морок улыбчивой нимфы, рекламирующей карту сберегательного банка.
Клетка между тем дернулась, и мы ухнули в пропасть. Застонали тросы. От стремительного падения подвело живот, растрепались волосы.
Внизу разливался молочно-белый туман, превращавший подземелье в сумеречный мир. Пассажиры стали походить на бестелесных призраков, побледнели краски. То и дело кто-нибудь спотыкался и с головой нырял в густую туманную завесу. Потом выныривал, с дурацким видом оглядывался вокруг, поспешно оправлял одежду.
Кабинка с грохотом остановилась, и меня вместе с остальными поглотил туман. От царивших вокруг серости и сырости народ пребывал в угрюмом настроении. Доковыляв до платформы, я остановилась рядом с представительным троллем с развернутым газетным листом в руках. Не справившись с соблазном, заглянула в чужую газету и поискала результаты ежегодного конкурса менестрелей «Город-виденье». Судя по деликатному молчанию прессы, Ветих снова оказался не у дел. Зато первая полоса кричала крупным заголовком: «На Мировом аукционе будет продан браслет Черного диктатора!»
«Черным диктатором» называли чернокнижника Гориана Менского, из-за которого чуть больше века назад началась Мировая война. Противостояние между расами длилось около семи лет и унесло жизни миллионов ни в чем не повинных фейри. Оно же стерло границы между государствами и на долгие годы загнало аггелов в закрытые резервации.
Вдруг туманная платформа взорвалась возмущенными возгласами и неясным движением. Краем глаза я заметила мужскую фигуру и намертво вцепилась в ридикюль. Однако случилось странное. Вместо того чтобы вырвать сумку, вор заключил меня в медвежьи объятия и крепко-накрепко прижал к себе. Его дыхание было частым и сиплым, сердце билось как набат. Секундой позже я полетела на ледяные плиты.
Ридикюль выпал из рук. Ослепнув от тумана, принялась ощупывать пол, пытаясь его отыскать, и схватилась за чью-то лодыжку. Сверху испуганно ойкнули, а потом кто-то сжал мой локоть и заставил подняться. Вынырнув на поверхность туманной завесы, я едва не ревела от обиды.
– Вы в порядке? – Тролль протянул мне потерянную сумку. Застежка каким-то образом отлетела, и наружу вылезали милые девичьему сердцу мелочи, а еще забытые вчерашние бутерброды, завернутые в бумагу.
Я выразительно шмыгнула носом.
Наконец гул возбужденной публики перекрыл резкий визгливый свисток состава. В темноте вспыхнула яркая звездочка фонаря, и через секунду из черного тоннеля вырвался паровоз.
Подземный поезд остановился. Тролль помог мне подняться на подножку отделанного деревянными панелями вагона. Я сунула проводнику проездной билет и, рухнув на жесткую лавку, с досадой изучила приличную ссадину на коленке и порванные чулки.
Тут снова раздался чей-то вопль. В тумане по опустевшей платформе пронеслись стражи порядка. Проводник махнул машинисту, разрешая трогаться, и захлопнул дверь. Поезд дернулся, проехал пару саженей, а потом с толчком остановился, заставив пассажиров недовольно загудеть.
В оконце я увидела, что странного вора поймали. Его скрутил крепкий парень в вязаной шапке, натянутой до самых бровей. Преступник уставился прямехонько на меня и неожиданно подмигнул, словно у нас двоих имелся какой-то общий секрет. От удивления я даже рот открыла. Нахмурившись, парень в шапке непонимающе обернулся. От внимательного острого взгляда угольно-черных глаз сердце тревожно сжалось.
Шестым чувством я никогда не обладала, но даже мне стало ясно, что это крайне плохая новость. Просто отвратительная!
После такого потрясения опоздание в контору «Веселена Прекрасная» выглядело мелкой и незначительной неприятностью. Торопясь позвонить и рассказать о несчастье старшему брату Богдану, я резво выскочила из подземелья, напрочь позабыв про стертую пятку и разбитую коленку.
Вымощенная площадь с гранитным изваянием знаменитого поэта прямо перед конторой была наводнена клерками и зеваками. Между высокими башнями под оглушительным солнцем висел воздушный шар с расплывшимся изображением длинноволосой девицы, улыбавшейся со всех флаконов с притирками «Веселена Прекрасная».
Направляясь к зданию конторы, я вытащила из ридикюля коммуникатор, зеркальный приборчик величиной с ладонь с кривой трещиной поперек экрана. От прикосновения на зеркале вспыхнули крупные зеленоватые цифры.
– Богдан, – пробормотала, поднеся коммуникатор к губам.
Приборчик согласно запищал, набирая персональный номер брата. В зеркальце появилась подвижная физиономия тридцатилетнего мужчины. В серых глазах искрился смех. Рот изображения беззвучно зашевелился, пришлось прижать коммуникатор к уху.
С издевательской интонацией автоответчик голосом Богдана оповещал: «Сейчас я не могу ответить, оставьте свое сообщение, и я с вами свяжусь. Веда, если ты сейчас мне звонишь, не забивай эфир своими жалобами!»
– Не забивай эфир своими жалобами?! – возмутилась я автоответчику. – Истомин, ты сволочь! Меня толкнули в подземке. Я упала, разбила коленку и чувствую себя отвратительно. Мне срочно требуется сочувствие, и если ты мне не перезвонишь, я не стану тебя жалеть, когда коленку разобьешь ты! Пока.
Я мстительно ткнула пальцем в экран и вошла в высокие двери родной конторы. Вход в здание иллюзорно казался свободным. На самом деле охрана внимательно наблюдала за холлом через магические шары, летавшие под потолком. Если гостю не выписывали пропуск, то его немедленно обездвиживали световым лучом, и парализованный бедняга стоял в нелепой позе до тех пор, пока страдальца не освобождала стража.
Помнится, какой-то шутник стер из базы все данные о начальнике нашего отдела. В одно прекрасное утро маленький аккуратно причесанный гном, неся в руках портфель, а в душе – непомерное эго, поднимался в собственную приемную. Тут-то его и нагнал злополучный луч! Шефа парализовало с занесенной над ступенькой ногой. Бешено вращая налитыми кровью глазами, он ждал освобождения, а мимо, стараясь подавить глумливый хохот, прошмыгивали клерки. Скандал вышел отменный. Позор шефа обсасывали месяца три, но потом умер хозяин конторы, и местные сплетники принялись перетирать подробности его похорон.
Портрет бывшего владельца конторы величественного эльфа Лосиана Толтеа как раз висел напротив входных дверей. Каждый раз, опаздывая, я ежилась под его укоряющим сердитым взглядом, косилась на старинные напольные часы с золотым маятником и старалась поскорее прошмыгнуть к мраморной лестнице на второй этаж.
В приемной отдела продаж за огромным, излишне пафосным для секретаря столом, восседала Лоритаурэлла Толтеа, приходившаяся бывшему хозяину племянницей и сосланная семьей нести трудовую повинность за бесконтрольные растраты семейных капиталов. (Я не знаю точно, но так поговаривали конторские сплетники). Закинув ногу на ногу, она качалась в кресле на колесиках и, беспрерывно жуя фруктовую смолу, разглядывала картинки в свежем каталоге мод.
– Лоритаурэлла! – громыхнул с потолка вопль большого начальника, и эльфийка наморщила носик. – Где позавчерашнее письмо в совет?!
Казалось, свирепый голос руководства бахнул с потолка и заставил меня съежиться. Однако Лори начальственный гнев нисколько не расстроил. Она с индифферентным видом надула из жвачки розовый пузырь, а потом смачно его лопнула. Я же припустила в рабочую каморку, которую делила с полнотелой Жданой и субтильным юношей Здышко.
Втроем мы представляли собой завершенный набор конторских неудачников. Первая мучилась от сознания собственной красоты, второй от неуверенности, а третья, то есть я, страдала из-за жизненной неустроенности и до сих пор жила с родителями.
– Тебя побили? – приветствовал меня Здышко, выглядывая из-за магического экрана лэптопа.
– В подземке толкнули.
– Ты опоздала на полчаса, – заметил он.
– Точнее, на десять минут, – буркнула я.
Ждана здороваться не посчитала нужным. Опираясь локтями на крышку стола, она прижимала к уху коммуникатор и терпеливо внимала речи неизвестного собеседника. Нарумяненное лицо с густо подведенными бровями и карминовыми губами выражало неподдельную скуку.
Плюхнувшись в расшатанное кресло на колесиках, я быстренько дотронулась до блеснувшей пентаграммы на коробочке лэптопа. Со щелчком выдвинулся экран, на столе вспыхнула полупрозрачная клавиатура. На просветлевшем мониторе засветилась наша с Богданом фотография, сделанная на одном из семейных сборищ. Выглядели мы весьма удрученными.
Ждана неожиданно широко зевнула, забыв прикрыть рот, и заявила во всеуслышание:
– Ни слова не понимаю. Мы со Здышко с изумлением уставились на нее.
– Чего вытаращились? – протянула девица, откинув за спину длинную пшеничную косу. – Она на эльфийском болтает, а я в квэньи ни бе, ни ме, ни кукареку.
– А чего ж ты ее слушала? – изумился любивший порядок педантичный Здышко.
– Да что ж мне, жалко, что ли? – пожала полными плечами Ждана. – Пусть себе пощебечет, сердешная. Здышко с подозрением покосился в мою сторону:
– Истомина, а не в твоем резюме упоминался эльфийский язык?
Возникла странная пауза. На лице Жданы расцвела крокодилья улыбка.
– Давай сюда, – недовольно пробормотала я, протягивая руку за коммуникатором.
После Мировой войны и воссоединения народов в обиход для простоты ввели межрасовый язык. На нем теперь изъяснялся весь цивилизованный мир, но все равно лицеистов обучали второму наречию одной из рас. Квэньи для меня выбрала мама. Она представляла, как на шумном семейном празднике я встану на шаткую табуретку посреди гостиной и во весь голос исполню протяжную эльфийскую балладу, так сказать, в оригинале. Мое выступление, по ее разумению, было обязано разжечь в родственниках черную зависть. К счастью, музыкального провала так и не случилось, но детство и отрочество маменька испоганила мне начисто. Как выяснилось, произносить певучие протяжные звуки для человека с полным отсутствием музыкального слуха – гоблинская пытка.
В зеркале коммуникатора отразилось покрасневшее от досады лицо эльфийки.
– Суилад, – страшно гнусавя, выдохнула я.
– А? – явно опешила собеседница моему исковерканному «здравствуйте».
– Иня хлар, – покосившись на заинтересованных переговорами коллег, смущенно пробормотала я. Мол, слушаю.
– Девушка, – с легким протяжным акцентом не выдержала эльфийка, – я что-то не пойму. Вы на каком наречии со мной разговариваете?
Сдавленно кашлянув, я пониже опустила голову.
– Я звоню по поводу проданной мне бочки «Вечной молодости»… – запела эльфийка.
– Секундочку! – тут же перебила я собеседницу и обратилась к Ждане, выжидательно упершей руки в бока. – Тут на межрасовом заговорили. Это по поводу «Вечной молодости».
Коллега моментально замахала руками, отказываясь от продолжения беседы.
– Нет уж! – прошипела я, прижав коммуникатор к груди. – Ты продавала эту гадость, теперь расхлебывай!
– Почему я? – зашептала Ждана, выкатив большие голубые глаза.
– Потому что премию от продаж начислят тебе!
– Или штраф, – меланхолично протянул Здышко, что-то внимательно изучавший на экране лэптопа. Когда Ждана забирала трубку, ее руки заметно дрожали. Прежде чем ответить, она на секунду прикрыла глаза и коротко выдохнула.
– И снова здравствуйте! – сладко проворковала девушка, растягивая губы в фальшивой улыбке, и вздрогнула, когда трубка взорвалась возмущенным воплем.
– Истомина, ты слышала, что сегодня утром на твоей станции человек под поезд бросился? – в тишине, нарушаемой лишь нервным шмыганьем Жданы, спросил Здышко.
– В Отрадном? – на всякий случай уточнила я.
– Угу. Новостная лента пестрит сообщениями, – страдавший сильной близорукостью клерк принялся, не глядя, ощупывать документы на столе, чтобы найти в завалах очки.
Меня кольнуло нехорошее предчувствие. Я провела по пентаграмме, начертанной на крышке стола, и по экрану заплясала маленькая стрелочка. Щелчок на иконке в виде черного паучка открыл Мировую информационную сетку.
Среди ярких объемных картинок и зазывных надписей мигала красная строчка со срочной новостью. От короткого клика развернулось изображение хмурого человека, толкнувшего меня поутру в подземке.
«Как мы выяснили, погибший Ерш Цветков работал старшим научным сотрудником Ветиховского исторического музея. Сегодня утром на станции «Отрадное» городского подземелья между ним и неизвестным молодым человеком произошел конфликт. Привлеченная потасовкой охрана подземелья пыталась задержать дерущихся, но гражданин Цветков оказал сопротивление. Он оступился и упал на рельсы как раз в тот момент, когда на станцию прибывал состав. Смерть наступила мгновенно. Второй участник драки скрылся…»
В душе шевельнулось беспокойство. Схватив коммуникатор, я тут же набрала номер Богдана и, выслушав нахальный автоответчик, горячо забормотала:
– Истомин, это снова я. Представляешь, та скотина, которая толкнула меня в подземке, попала под паровоз! Как хочешь, а меня это беспокоит. Перезвони, пока я не начала пить настойку пустырника. Все, пока.
– Ведка, ты чего так побледнела? – вопросил Здышко, уставившись на меня из-за толстых окуляров.
– Побледнеешь здесь! – фыркнула Ждана, в раздражении швырнув на стол коммуникатор. – «Вечная молодость» протухла пару лет назад, и теперь милая дама грозит конторе иском к Мировому магическому суду!
– Поздравляю, – не скрывая сарказма и удовольствия, хмыкнул очкарик, – тебя не оштрафуют, а лишат зарплаты на следующие полгода.
– Или уволят, – поддакнула я. – Причем нас всех…
К сожалению, в мрачных прогнозах я никогда не ошибалась. Шеф орал, брызгал слюной и топал ногами. Лицо с крючковатым носом побагровело, а галстук сбился набок.
От страха клерки затаились по кабинетам и наверняка благодарили Единого Четырхликого Бога за то, что начальственный гнев изливался на чужие головы. В смысле на головы «неудачников из каморки».
– На склад! – в конце концов, захлебнувшись словами, закашлялся шеф. – Искать лосьон с нормальным сроком годности!
– Так у лосьона срок годности давно вышел, а с производства его сняли! – выпалила я на одном дыхании.
– Вот и проверишь лично, Истомина! Причем каждую бутыль, – прошипел шеф.
Вылетая в коридор, он с такой яростью громыхнул дверью, что с гвоздика сорвался прошлогодний календарь. После истошных воплей начальника тишина казалась мертвой. Ждана обмахивалась распечатанными на мелованной бумаге накладными и сдувала с румяного лица пряди растрепавшихся волос. Здышко носовым платком рассеянно протер очки, потом подумал и промокнул испарину, выступившую на лбу.
– Единственного не понимаю, – наконец, прервал он молчание, – почему из-за чужой глупости страдаю лично я?
Склад занимал обширное подземелье под зданием, к нему вела крутая винтовая лестница. Словно ягнята, отправленные на заклание, мы понуро спускались в конторские катакомбы. Возглавляла нашу маленькую процессию Ждана на высоченных каблуках, замыкал – шаркающий туфлями подслеповатый Здышко.
В ледяном помещении от сквозняков раскачивались потолочные лампы, а по бесконечным стеллажам с бутылями лосьонов танцевали зеленоватые круги магического света. В жидкостях вспыхивали разноцветные спиральки и шарики, отчего казалось, будто в сумраке загорались звезды. За спиной кто-то шарахнул тяжелой дверью, и мы одновременно оглянулись, словно пугливые кролики.
– Говорят, здесь есть кладовщики, – прошептала Ждана.
– А еще крысы, – вырвалось изо рта Здышко облачко теплого пара. Промозглый холод заставлял жалко ежиться.
– Какой ряд? – едва слышно уточнила Ждана, вытирая влажные ладони о платье от известного портного.
– Четырнадцатый ряд. Сорок пятый стеллаж. – Очкарик сверился со смятой бумажкой. – Пятнадцатая полка.
В поисках нужного ряда мы двинулись по длинному проходу. Наши шаги эхом разносились по подземелью. Неожиданно между стеллажами мелькнула фигура кладовщика в форменном комбинезоне.
– Эй! – окликнула его Ждана, махнув рукой с выставленным пальцем, как будто пыталась остановить попутку на тракте. Человечек с ящиком, полным звякающих банок, замер и хлопнул в нашу сторону белесыми ресницами.
– Послушайте! – обратилась сослуживица, но кладовщик с полубезумным видом сорвался с места, точно впервые в жизни слышал человеческий голос.
– Не послушал, – резюмировала я.
– И убежал, – вздохнул Здышко. – Как крыса.
К тому времени, когда нужный стеллаж нашелся, я окончательно окоченела и хлюпала носом. Застыв в нерешительности перед высокими, заставленными бутылями полками, мы синхронно задрали головы. Где-то высоко громоздились сосуды с голубоватым светящимся лосьоном от морщин. На уровне глаз стояли банки с темной густой жидкостью.
– Я принесу стремянку, – задумчиво предложил Здышко, оценив расстояние от пола до бутылей. Он юрко скользнул за стеллаж и с треском проволок по каменному полу ненадежную деревянную лестницу. Я поспешно уступила ему место, когда парень прилаживал стремянку.
– Вот. – Клерк удовлетворенно отряхнул руки.
– Чего вот? – проворчала Ждана, презрительно покосившись в его сторону.
– Залезай, – гостеприимно кивнул очкарик и добавил не без ехидства: – Скалолазка наша.
– Это почему я должна залезать? – зашипела она.
– Потому что из-за тебя нас могут лишить работы! – аргументировал Здышко. – К тому же Ведка в узкой юбке, а я боюсь высоты.
– Я тоже в юбке, – взвилась Ждана, ткнув пальцем на короткий подол платья, обтянувшего пышные формы. – Кто из нас двоих… – Она покосилась на стучавшую зубами меня и исправилась: – Из нас троих – мужик?
Здышко злобно засопел, не желая взбираться на стремянку, ровесницу моего дедушки.
– Видишь, спорный вопрос! – Разъяренная дева не собиралась сдаваться. – Забирайся!
Она хлопнула ладонью по перекладине. Ветхая ступенька звучно хрустнула и ощерилась длинными острыми щепками. Стало ясно, что парень не полезет наверх, даже если с ним пообещают поделиться годовой премией. Хотя, пообещай Ждана уступить премию целиком, сдался бы, как миленький, еще бы и комплименты рассыпал целый месяц. Но вместо этого она захлопала ресницами и сладко запела:
– Здышко, детка, я лестничку подержу.
– Лучше я лестничку подержу, – отозвался тот с елейной улыбкой.
Девушка сдавленно зарычала от ярости и прошипела сквозь зубы, ставя на перекладину ногу в красной туфле:
– Ну, сокол, только попробуй мне под юбку посмотреть! Ослепнешь так, что ни одни окуляры не помогут!
– Все равно там смотреть не на что, – едва слышно хмыкнул Здышко, когда Ждана стала подниматься, ловко перебирая руками.
– Я все слышу! – рявкнула она, потянувшись к бутылям. – Держи лестницу, шутник! Неожиданно стремянка ненадежно качнулась, и девушка тоненько взвизгнула:
– Мама дорогая! Убийцы!
Мы вцепились в деревянный остов мертвой хваткой.
– Это ты убийца! – взвизгнул клерк. – Почувствуй, как под нами сейчас рушится лестница, только карьерная! Чтоб ты знала, забирался я по ней дольше, чем ты по стремянке!
– Веда, он меня оскорбляет! – попыталась найти союзницу Ждана.
– Он прав, – простучала я зубами, шмыгнув носом от холода. – Если я потеряю работу, то снова не смогу съехать от родителей. Ты давно жила с родителями? Вот и помалкивай теперь!
– Позвони своему брату и пожалуйся на меня, Истомина! – буркнула сослуживица недовольно и потянулась к полке с лосьонами.
Между нами повисло холодное, как воздух подземелья, молчание. Работа спорилась. Неожиданно светильники наверху нехорошо затрещали, свет моргнул. Ждана с очередной искрящейся бутылью в руках опасливо покосилась на потолок. Здышко так и замер с поднятыми над головой руками, а я заранее заволновалась.
Через секунду все магические лампы потухли, и подземелье накрыла тьма. Склад наполнился неясными шорохами, несуществующими голосами и вздохами. Я даже испуганно оглянулась, представив крадущееся за спиной чудовище с вязкими ниточками ядовитой слюны в раззявленной пасти, но темнота была статичной – никакого движения.
– Здышко, держи! – прошептала загробным голосом Ждана, и на одну секунду мерцание лосьона раскрасило ее лицо глубокими тенями.
– Ну, когда они там включат свет? – недовольно пробормотал очкарик, и тут его пальцы скользнули по стеклянным стенкам пыльного сосуда…
С оглушительным звоном бутыль грохнулась на пол. Не сговариваясь, мы прыснули в разные стороны. К несчастью, приятель оступился и налетел на стремянку. Лестница опасно зашаталась. Ждана истошно завизжала и вцепилась в полку:
– Ба-ба-баюшки!
Вдруг вопль перерос в сдавленный скулеж, и вслед за ним раздался треск. Силуэт девушки живописно ухнул вниз. Какая-то банка звучно хлюпнула, и сверху на меня плеснуло чем-то густым, похоже, испорченным лосьоном. Жидкость потекла по волосам, по лицу, попала в раззявленный рот. А под ногами, распространяя едкое зловоние просроченной магии, ядовитой лужей растекалась «Вечная молодость».
– Ф-у-у! – Я брезгливо вытерла губы. – Мне что-то в рот попало!
– Я тоже чего-то с пола лизнула! – захныкала где-то внизу Ждана.
И только Здышко аггеловским партизаном затаился в темноте.
На мгновение лампы мигнули, обрисовав страшную картину разрушения. Ждана стояла на коленях, пытаясь освободить зацепившийся за щепку на стремянке подол. Здышко судорожно ощупывал пол, ища потерянные очки. Когда светильники окончательно загорелись, жуть предстала во всей печальной красе. На полках валялись черепки от бутылей, стеклянные осколки устилали залитый чем-то темным и густым пол, а стремянка виновато лежала посреди прохода.
Мы подслеповато щурились, пытаясь прийти в себя. Ждана уселась, устало выплюнула прилипшую к губам прядку. К узкому лбу Здышко приклеилась бумажка с расплывшейся надписью: «Быстро портящийся продукт, хранить в холоде». Парень сдернул наклейку, и его брови удивленно изогнулись.
– Матерь божья! – пробормотала Ждана и вдруг осенила себя божественным знаком. – Истомина, у тебя губы в крови!
– Шутишь? – Скорчив гримасу, я снова вытерла рот.
– Вылитый упырь, – со знанием дела пробормотал Здышко, поднося найденные очки к глазам.
– Она как будто чье-то горло распорола, – добавила Ждана, ткнув в меня пальцем.
Соседи по рабочей каморке переглянулись и, выказав редкостное взаимопонимание, дружно загоготали. На моей блузке и узкой юбке действительно красовались бурые пятна, и пахли они, надо сказать, отвратительно. Левая рука была в крови по локоть.
– Смотрите! – Здышко поднял осколок с этикеткой. – Здесь написано, что это драконья кровь.
Визгливый смех Жданы резко оборвался, улыбка сползла с лица.
– Не может быть, – пробормотала я, старательно принюхиваясь к рукаву. К сожалению, от густой субстанции действительно шел неудобоваримый солоноватый запах, вызывавший острые приступы тошноты.
– Я думала, что последний дракон сдох лет сорок назад в городском зоопарке, – недоверчиво пробормотала Ждана.
В нашем мире, где почти иссякнувшую природную магию заменила воссозданная искусственно, любые средства, сохранявшие запасы энергии, стоили невероятно дорого. Драконья кровь помогала магам, получившим от расточительных родителей лишь крохи силы, поддерживать запас магии в амулетах, а потому цена за один грамм редкого средства на черном рынке доходила до трехзначных цифр.
– Судя по запаху, это и была кровь того самого последнего дракона, – скорбным голосом резюмировала я.
Замолчав, мы переглянулись.
– Нужно линять, пока нас не засекли. – Схватившись за полку, Здышко поднялся на нетвердые ноги, но стеллаж затрясся, и сверху на невезучего клерка хлынул поток розоватой жидкости из лопнувшей бутыли. Волосы мгновенно облепили маленькую птичью головку, с носа что-то стекало.
– Кажется, я нашел единственную бутыль неиспорченной «Вечной молодости», – закашлялся субтильный клерк, видимо, глотнувший лосьона.
– Значит, теперь у тебя морщин не будет. – Кряхтя, Ждана встала с пола, но не успела оправить короткое платье, как нога подломилась, и девушка едва не шлепнулась обратно.
Без зазрения совести мы скрылись с места преступления.
В фойе на первом этаже напольные часы громко отбили восемнадцать ударов, официально завершая рабочий день. Тогда я даже не подозревала, что каждая отсчитанная минута приближает меня к откосу, под который вскоре полетят все привычные и казавшиеся тогда невероятно важными вещи.
