Глава 7
Этой ночью мне приснился необычайно яркий сон. Я такого не ожидала. Я любила помечтать днем, погрузиться в мир своего воображения. Но тогда я бодрствовала и знала, чего хочу. В пространстве моей фантазии вспыхивали удивительные миры, где я переживала восхитительнейшие приключения, которые в реальной жизни едва ли были доступны девочке из приюта. Но переживать приключения во сне, ночью, просто так, без всякого контроля с моей стороны… Никогда. Или я их просто не помнила.
Может быть, все дело в том, как я росла в приюте Св. Маргариты: когда тебе нужно спать в одной комнате с другими девочками, у тебя просто нет другого выбора. Ты ложишься, закрываешь глаза — и на следующее утро возвращаешься в мир яви. А если спишь беспокойно и просыпаешься ночью в окружении двадцати сопящих и храпящих девочек — то тебе несдобровать. Уснуть в такой обстановке просто невозможно. Я никогда не жаловалась на сон, а поскольку в Холлихоке у меня была своя комната и очень удобная кровать, куда мягче, чем в приюте, то тут забыться сладким сном было намного легче. Тем не менее этой ночью мне приснился самый удивительный сон из всех, что я когда-либо видела.
Я стояла на канате, вокруг было темно. Внизу я не видела зрителей, никто не аплодировал, не задерживал дыхание от страха за мою жизнь. Там царила тишина. Насколько высоко натянут канат, я не знала. Подо мной ничего не было, я только смутно чувствовала, что нахожусь на большой высоте. А канат был не канатом вовсе, а тонкой шелковой нитью, но я почему-то знала, что он выдержит мой вес и не порвется. Нить тянулась куда-то вдаль, и я не видела ее конца. Через каждую пару метров на ней висели какие-то странные коконы размером с человеческую голову, будто свитые из той же нити.
В руке я держала не красный зонтик, с которым обычно представляла себя на арене, а корзинку, и когда я дошла до одного из этих коконов, то поняла, что нужно делать. Я опустилась на колени на нити, сорвала кокон и положила в корзинку. Это повторялось вновь и вновь, и с каждым сорванным коконом я чувствовала, как все больше становится вокруг меня каких-то сотканных из тьмы созданий, мотыльков с черными крыльями. Я их не видела, только чувствовала. В какой-то момент я выронила корзину, она полетела в густую темноту бездны, и я, оступившись, упала за ней, но в этот момент поняла, что и у меня на спине огромные крылья. Я не знала, черные они, как все вокруг, или белые, как мое платье, но крылья подхватили меня и увлекли вверх, в ночь…
И я проснулась. Но сон еще не развеялся, он был таким ярким и отчетливым, будто прорвался в явь и не отпустит меня просто так. Мне даже показалось, что я чувствую крылья за спиной, и я уже хотела повернуться и проверить, какого же они все-таки цвета, но тут поняла, что это не может быть правдой. Жаль. Я бы на самом деле не отказалась от пары крыльев…
Вот только заснуть больше не получалось. Встав, я подошла к окну, раздосадованная внезапным пробуждением. Да, я с удовольствием прогулялась по ночному Холлихоку один раз, потому что мне больше нечем было заняться. Но повторять этот опыт? Нет уж, увольте. Впустив в комнату свежий воздух, я улеглась в постель, глядя, как покачиваются на ветру занавески. Снаружи шел дождь, и я с наслаждением вдохнула его аромат. Дождь меня немного успокаивал. Я уже опасалась, что в Холлихоке всегда царит хорошая погода. Мир без дождя — это как-то пугающе. Под перестук капель я точно усну…
Но я ворочалась на кровати. Как бы я ни укладывалась, мне все время казалось, что я помну свои крылья, и чем чаще я повторяла, что никаких крыльев у меня нет, тем дальше убегал от меня сон. Не знаю, как мне в итоге удалось успокоиться. Может быть, я смирилась с тем, что у меня все-таки выросли крылья, хотя бы на эту ночь. Хотелось вылететь из окна, опробовать их, но я противилась этому желанию. Место сновидений — во сне, а не в яви. Проснулась я в холодном поту, что неудивительно. Я бы с удовольствием приняла ванну, повалялась в горячей воде — вот было бы замечательно. Я бы даже не отказалась от ванны, в которой до меня купалось семь человек и вода уже остыла. Интересно, есть ли в Холлихоке ванна? Если так, то я знаю, что сделаю, когда в следующий раз не смогу уснуть. Разрешение «можешь делать, что хочешь» я могла бы истолковать достаточно широко…
Когда я утром пришла на завтрак, Руфус уже вернулся, словно бы и не уезжал никуда. Может быть, это из-за его приезда я проснулась ночью — скажем, лошадь заржала или дверь заскрипела. Когда я вошла в Утреннюю комнату, он так пристально посмотрел на меня, что я потупилась, и на мгновение у меня в голове промелькнула мысль, что он обратил внимание на мои крылья.
— Вот и она. — Естественно, он обращался не ко мне, а к Вайолет. — Как она все восприняла?
— Она очень понятливая, — ответила Вайолет, и я сочла ее слова за комплимент. — И отлично справляется.
— Она смогла дать кукле имя?
Вайолет покачала головой:
— Мы слишком многого от нее требуем. Она берет имена из своей детской фантазии, не понимая их истинного значения.
— Извините, — громко сказала я. — Если хотите, я подожду за дверью.
— Нет, Флоранс, дорогая, присаживайся, — приветливо улыбнулась Вайолет. — Я лишь рассказывала брату о твоих успехах и наблюдениях. Его интересуют и твои записи.
Судя по взгляду Руфуса, записи его нисколько не интересовали.
— Вскоре твой распорядок дня немного изменится. — Руфус говорил, отвернувшись от меня и от Вайолет, но я поняла, что его слова обращены ко мне. — В имение приедет наша племянница. Она совсем еще юная девушка, твоего возраста. — Да, точно, он говорил со мной. — И мы будем рады, если ты составишь ей компанию.
Я машинально кивнула. Мне срочно нужна была подруга, которая помогла бы понять все окружающие меня странности. После смерти Элис подруг у меня не было — и я не хотела их заводить, но сейчас такое желание опять появилось. Впрочем, я уже выбрала, с кем хочу дружить. Люси. Люси, а не какая-то избалованная девчонка, миниатюрная копия Вайолет, которая сразу решит, что я нищая сиротка, поэтому мной можно помыкать.
— Это замечательно. Вы скажете, когда она приедет, или мне все время нужно быть готовой встретить ее?
Руфус едва заметно покачал головой.
— Мы поставим тебя в известность. Она сирота, и, как понимаешь, мы хотим избавить ее от выпавшей на твою долю участи. Именно поэтому мы решили взять ее в имение.
Я попыталась осознать, что за всем этим кроется. Руфус и Вайолет — брат и сестра. Раз девочка — племянница их обоих, значит, у них есть еще брат или сестра. И раз они заговорили об этой девочке только сейчас, значит, именно из-за нее Руфус ездил в Лондон, поскольку узнал, что семью Молинье после смерти мисс Лаванды постигла новая трагедия. Может быть, нужно выразить им свои соболезнования? Или это будет неуместно?
— Я буду рада компании, — наконец сказала я. — Куклы не очень-то разговорчивы.
Никто даже не улыбнулся, услышав эту шутку.
— В надлежащее время мы поставим тебя в известность, — повторил Руфус. — Тогда мы и сообщим тебе подробности. В любом случае, ты должна осторожно вести себя с нашей племянницей. Она хрупкая девочка, долго болела и теперь вынуждена заново привыкать к жизни. А ты вечно шумишь, несдержанна и невоспитанна.
Серьезно?
— В какой-то мере эти твои особенности пойдут ей на пользу. Но в остальном — избавь от них и ее, и нас.
Руфус в своем репертуаре. Детей нужно видеть, но не слышать. Я не стала задавать вопросы, вертевшиеся на языке. Зато вскоре у меня будет возможность расспросить эту девочку о ее семье — и я уверена, что племянница Молинье окажется такой же любопытной, как я сама, и многое знает. Значит, мои сегодняшние мучения за завтраком не пройдут даром.
После этого и Руфус, и Вайолет полностью меня игнорировали. О куклах разговор больше не заходил. Но когда я позже вошла в тайную комнату, то сразу увидела, что за время моего отсутствия что-то изменилось. Кукла, которую я назвала Дженет, исчезла.
После этого я решила не сообщать Вайолет, если замечу что-то странное. Почему-то я чувствовала себя в ответе за этих кукол и теперь не знала, что случилось с Дженет. Вайолет, должно быть, забрала ее, и мне не понравилось, что она поступила так за моей спиной, — хотя еще вчера я была бы рада отделаться от этой куклы. Безусловно, куклы принадлежали ей, она в своем праве. Вайолет может делать с ними все, что угодно, не спрашивая у меня разрешения. Но что-то тут было не так, и с тех пор, как я поговорила с Вайолет, она знала, что я это знаю. Каким-то образом это делало меня уязвимее.
То, что я слышала в Комнате кукол детский смех, было не единственной странностью этих кукол. И не последним, что меня испугало. Напротив, потом случилось такое, после чего я могла бы лишь улыбнуться своему прежнему испугу: подумаешь, услышала смех, ну и что? Но в том, что произошло, во многом была моя вина. Нельзя было воровать ту куклу.
Все началось через пару дней после исчезновения Дженет. Мне бросилась в глаза кукла, чье белое платьице очень напоминало мое. Мне нравилось выбирать кукол по каким-то внешним признакам — тогда у меня не было ощущения, что это кукла сделала этот выбор, а не я. Я взяла ее на руки и заметила, что и ее волосы похожи на мои. В Холлихоке никто не указывал мне, какую прическу носить, и эпоха косичек и чепчиков осталась в прошлом. Так как у меня не было камеристки, которая укладывала бы мои волосы, — и вообще, я чувствовала себя еще маленькой для таких причесок — я носила волосы распущенными. Они немного вились, даже после того, как я перестала их заплетать, и теперь я наконец-то узнала, каково это — морщить лоб и шевелить ушами. Только от челки пока пришлось отказаться. Прямой пробор придавал мне вид красотки с картин прерафаэлитов, и мне это нравилось. И именно такая прическа была у этой куклы.
Удивившись, я присмотрелась к лицу этой куклы. В целом, с моей точки зрения, все эти куклы были очень похожи друг на друга: те же пухлые щечки (сразу становилось ясно, что они не сироты, а хорошо откормленные детки), румянец, широкие брови, рты обычно приоткрыты и в них видны зубы. Отличались куклы только одеждой, цветом глаз и волос.
Но эта кукла, как мне показалось, чем-то напоминала меня. Безусловно, невзирая на высокое кулинарное мастерство миссис Дойл, щеки у меня не были такими пухлыми, но, с другой стороны, эта кукла казалась чуть стройнее остальных. Ее глаза, рот — все было как у меня. Или мне это только мнилось. Я же никак не могла это проверить, для этого нужно было зеркало, а в Комнате кукол зеркало убрали. Собственно, еще было заметно, где оно висело, — на стене над камином белело пятно на обоях. Может быть, там когда-то красовалась картина, но мысль о том, что кто-то намеренно унес из этой комнаты зеркало, представлялась достаточно жуткой, чтобы укладываться в общий порядок вещей.
А вот в комнате у меня зеркало было. Старое, тусклое, зато настоящее зеркало, и по утрам, умывшись, я могла смотреться в него сколько вздумается, точно вдруг увлеклась самолюбованием, чего явно не могло случиться со мной в приюте Св. Маргариты. Зеркало было прикручено к стене над миской для умывания, и так просто его оттуда не унесешь. Значит, нужно было как-то принести эту куклу к зеркалу.
Разумеется, я знала, что кукол нельзя отсюда выносить. Я не могла просто взять куклу под мышку и пройти с ней по дому. Таким образом, у меня оставалось два варианта: отказаться от этой идеи и больше не думать об этом или же тайком пронести куклу на третий этаж. Я выбрала второе. Я слышала, как когда-то проворачивали подобное контрабандисты, и сейчас настало время последовать их примеру. Никто не заподозрит, что я что-то прячу под юбкой, и, закрепив куклу резинкой чулка, я спокойно могла пронести ее в комнату.
Во всяком случае, в этом состоял мой план. Закрепить ее оказалось легко, но после первых же шагов я поняла, почему Ирэн Адлер и Флора Макдональд могли прятать под юбкой пистолет или наследника престола, но едва ли справились бы с куклой. Эта дурацкая кукла просто не держалась на месте. Она точно вцепилась в мою ногу, но все равно соскальзывала. А если запихнуть ее поглубже в чулок, то при каждой попытке сделать шаг кукла билась о мою ногу, не говоря уже о том, что так она выглядывала из-под подола.
Единственным способом пронести куклу в мою комнату оказался не самый приличный. Я разделась и сунула куклу себе в панталоны — ее голова торчала наружу, точь-в-точь как малыш кенгуру в сумке матери на картинках в альманахе. Твердая кукла холодила кожу, идти было неудобно и, в целом, до крайности непристойно. Я нервно покосилась на дверь и прислушалась, не идет ли кто-нибудь по коридору. Если бы кто-то вошел в Комнату кукол, когда я стояла там в панталонах и с задранной юбкой, я бы умерла со стыда. Если бы это была Вайолет, все оказалось бы достаточно плохо, но в случае с Руфусом это и вовсе обернулось бы катастрофой. Однако мне удалось поправить платье — и когда я изо всех сил втянула живот, то уже не выглядела так, будто жду ребенка. Кукла давила мне на низ живота, билась ногами о мои бедра, и я молилась, чтобы она в какой-то момент не ожила и не рассказала об этом случае — ни она, ни другие куклы, с интересом наблюдавшие за устроенным мною спектаклем.
Почему для меня было так важно увидеть себя рядом с куклой в зеркале? Действительно ли я хотела принести одну из этих ужасных кукол в комнату, где я сплю? Мне и без того снились странные сны… Но теперь уже поздно было об этом думать. Контрабандная кукла готова. Пора вынести ее из комнаты. Прижимая куклу рукой к животу, я заперла дверь и, согнувшись, на цыпочках направилась к лестнице. Да, вид у меня был странный, но если меня кто-то увидит, то подумает, что у меня просто болит живот. А учитывая, как я объедалась в последние дни, никого это не удивит.
Как это часто бывает, все меры предосторожности оказались излишними. В холле, на лестнице и на третьем этаже никого не было — с тем же успехом я могла нести куклу в руках. Дойдя до своей комнаты, я уже стеснялась сделанного, это выглядело глупой детской затеей. И снова я надеялась, что сюда никто не войдет, — впрочем, со времени моего приезда сюда такого еще не происходило, и я тут каждый день переодевалась, хоть с куклой, хоть без. Я поспешно достала куклу из панталон. Лицо у нее было таким же невинным, как и раньше, хотя она и соприкасалась с теми частями моего тела, которых у нее не было. И я откуда-то знала, что она меня не выдаст.
Я положила куклу на кровать, поправила платье, взяла щетку — в итоге она все-таки нашлась в комоде — и попыталась уложить волосы, как у куклы. Такой пробор сделать несложно… На самом деле мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь сфотографировал меня с этой куклой, да и я давно думала о том, что неплохо бы иметь снимок на память, — но прежде чем я познакомлюсь с фотографом, я, видимо, начну работать в цирке. На такую диковинку, как фотография, у меня не было денег, да и особой красотой я не отличалась. В отличие от куклы. Она была такой миленькой, что я уже засомневалась в том, что мы похожи. Я взяла куклу, подошла к зеркалу…
В нем отражалась только я.
Первым делом я в ужасе отшвырнула куклу. Теперь она лежала ничком на самом краю кровати. Затем я попыталась успокоиться. Я говорила себе, что мне просто показалось. Все дело в том, что зеркало старое и облупилось. Наверняка на том месте, где должна была отражаться кукла, облезла амальгама, там пустое пятно, поэтому я и не вижу куклу. Скрепя сердце я поддела куклу кончиками пальцев. Я должна была доказать, что проблема в зеркале, а не в том, что кукла в нем не отражается. Подойдя к зеркалу, я подняла куклу перед собой, глядя поверх ее волос, чтобы что-то разглядеть. Но в зеркале я видела только собственное испуганное лицо, а руки выглядели так, будто я готовлюсь поймать мяч. Сомнений уже не осталось: эта кукла не отражалась в зеркале. И в глубине души я знала, что ни одна кукла из моей тайной комнаты в зеркалах не отражается.
Я села на край кровати и попыталась понять, что же происходит. Я все еще не могла поверить в случившееся. Сколько бы я ни подносила куклу к зеркалу, она там не отражалась, и после третьей попытки я сдалась. Было ли мне страшно? Не знаю. Наверное. Я даже подумала о том, чтобы сбежать отсюда: прочь из Холлихока, подальше от Вайолет, Руфуса, кукол… Оставить все это в прошлом. Иначе я сойду с ума. Если еще не сошла. Смеющиеся куклы. Куклы, которые не отражаются в зеркалах. И я — среди всего этого безумия.
Но хотя на первый взгляд казалось, что сбежать отсюда будет несложно, все было не так просто. От побега ничего не изменится — я уже успела слишком многое увидеть и услышать. Куда бы я ни пошла, эти воспоминания будут преследовать меня, вторгаться в мои мысли и мои сны. Если я останусь и разберусь во всем, если я избавлюсь от страха — только тогда я спасусь. Иначе никак. Нужно действовать спокойно и рассудительно.
Угрожает ли мне опасность? Если посмотреть на ситуацию со стороны, то, хотя меня и окружали эти странные пугающие создания, никакого вреда мне они не причинили. Даже та кукла, которая показалась мне странной на ощупь, производила скорее благоприятное впечатление. А с моим страхом куклы ничего не могли поделать, тут я сама виновата. Нужно просто их не бояться. Ничего сложного, верно? Правда, если бы я сейчас убежала, не раскрыв тайну творящегося в Холлихоке, я бы себе этого никогда не простила.
Кукла лежала рядом со мной на кровати, неподвижная и невинная. Мне хотелось вышвырнуть ее в окно. Спрятать на дне шкафа. Но я подавила этот порыв. Нельзя, чтобы кто-то что-то заподозрил. Вайолет могла позволить себе убрать куклу из комнаты, мне же нельзя так поступать, иначе все раскроется. Нужно вернуть куклу на место. Точно так же, как я принесла ее сюда. И как можно скорее. Я не хотела, чтобы она оставалась в моей комнате.
Я неохотно запихнула куклу в панталоны, чувствуя ее холодное прикосновение. Мне пришлось вновь и вновь напоминать себе, что ничего плохого не случится. Теперь я знала, что эта кукла не отражается в зеркале, но что от этого изменилось? Если бы у меня было карманное зеркальце, я могла бы пронести его в комнату и проверить остальных кукол, но ничего подобного тут не нашлось. Мне даже баночка с цинковой мазью пригодилась бы — эту мазь выпускают с такой крышкой, что в ней обычно можно увидеть свое отражение. Но мази у меня не было. Можно было попросить мазь у миссис Арден, это не так подозрительно, как просить зеркальце, но в глубине души я и так знала правду, поэтому мне не требовались дополнительные подтверждения.
На этот раз я не стала рассказывать Вайолет о случившемся. Она и так все знала, это точно. И Руфус тоже. Если в этой истории я невинная жертва, то они — злодеи, и если они заподозрят, что я слишком многое знаю… Вот тогда мне определенно будет грозить опасность. Итак, больше ни слова Вайолет о куклах. И Руфусу тоже. С куклой под платьем, этой нелегкой ношей, я отправилась вниз. Если бы я все-таки решила проверить свою версию с цинковой мазью, мне могла бы помочь Люси. Она ведь все время работает с мыльным раствором, значит, мазь у нее наверняка есть. Но все по порядку. Первым делом нужно отделаться от этой куклы — и никого не встретить по дороге. Похоже, свое везение на сегодня я уже израсходовала — я как раз дошла до второго этажа, когда столкнулась с Аланом. Уж кого я не ожидала там встретить, так это его. Я попыталась незаметно прошмыгнуть мимо, но он, конечно, увидел меня и, в отличие от горничных, не стал игнорировать.
— Привет, Флоранс!
Алан говорил очень тихо. Прислуге не пристало шуметь на этаже, где жили хозяева, даже если в коридоре никого не было. Я подозревала, что Руфус сейчас в библиотеке или в своем кабинете, а Вайолет — в Утренней комнате.
— Ты почему сегодня не пришла обедать?
— Плохо себя чувствовала, — солгала я, прижимая руку к животу, будто у меня желудок свело. — Я лежала. А ты что тут делаешь?
Алан ухмыльнулся:
— Может быть, я и сплю в подвале, но это не означает, что мне нельзя оттуда выходить. Мистер Молинье вернулся из Лондона, и мне нужно почистить его обувь. Этим я занимаюсь наверху. Том и Гай считают, что им не с руки заниматься такой черной работой.
Я кивнула, чувствуя себя глупо и не зная, как выпутаться из этой истории. Что, если он спросит, куда я иду?
— Тогда удачи, — слабым голосом ответила я. — Все лучше, чем ночные горшки чистить.
— Ты действительно плохо выглядишь. Бледная такая. Ты не заболела? Если тебе плохо, обратись к миссис Арден. Она тебя быстро на ноги поставит. Лекарства у нее мерзкие, но нам, работникам Холлихока, тут так просто поболеть не дадут.
Мне показалось или я услышала упрек в его голосе? Может, дело в том, что я ношу белое платье и он еще никогда не видел, чтобы я работала?
— Я тут тоже, знаешь ли, не бездельничаю, — отрезала я. — Я просто занимаюсь работой, о которой ты не знаешь.
— Вот как? — удивленно переспросил Алан. — И что же это за работа?
Ну вот. Мне нравился Алан, и я не хотела его обманывать. Я сама виновата, что он задал этот вопрос. Мне хотелось отвести его в мою комнату, показать ему куклу и зеркало, но я не могла промолвить ни слова, хотя секрет так и рвался наружу.
— Я… я читаю мисс Молинье. Я очень хорошо умею читать вслух. — В каком-то смысле это было правдой, по крайней мере вторая моя фраза. Но если Алан начнет задавать уточняющие вопросы… — Она меня ждет, я и так уже опаздываю. Спасибо за совет насчет миссис Арден, я подойду ней попозже.
Я попыталась пройти мимо него, но Алан стоял посреди коридора, и я боялась, что, если случайно его задену, он сразу же заметит проклятую куклу у меня в панталонах. Поэтому я отступила на шаг и прижалась к стене.
— Вчера у тебя не было на меня времени, — твердо сказала я. — А сегодня времени нет у меня.
— Это из-за той девочки, да? — спросил Алан. — Это как-то связано с племянницей хозяев, которая вскоре приедет?
Естественно, слухи распространялись быстро. Но я покачала головой, чтобы не ввязываться в разговор.
— Нет, мне правда нужно к мисс Молинье, почитать.
Наконец-то он меня пропустил. Меня мучили угрызения совести, что я солгала: Алан так хорошо относился ко мне, он не заслуживал лжи. Но юноша, ничего не подозревая, улыбнулся.
— Завтра у меня свободный вечер. Три часа свободного времени. Может, ты бы хотела… — Он покраснел. — Хотела бы провести это время со мной? Я знаю, мне нельзя общаться с девушками-служанками, но ты ведь не прислуга, так?
Я поспешно кивнула. Эта мысль мне нравилась. Может быть, мне удастся отвлечься, забыть о мире кукол. Заняться чем-то совершенно нормальным. Человеческим. Этого мне очень не хватало. А приятно провести время в компании Алана — это же вообще замечательно!
— Чем займемся?
— Я что-нибудь придумаю. Я обо всем позабочусь, а ты разберись с мисс Молинье.
— Спасибо.
Я спустилась по лестнице и направилась в Комнату кукол, по-прежнему прижимая руку к животу, чтобы никто не увидел, что я несу, так сказать, «во чреве». И вдруг я поняла, что с нетерпением жду завтрашнего вечера. Безусловно, в этом доме были ужасные куклы, от которых у меня волосы становились дыбом. Но были и такие люди, как Алан. Или Люси.
На следующее утро за завтраком я старалась не смотреть на Руфуса и Вайолет. Хоть куклы и казались жуткими, брат и сестра пугали меня куда больше — я боялась смотреть им в глаза, опасаясь, что стоит им взглянуть на меня, как они сразу поймут, что у меня есть от них секреты — о куклах и об Алане… Я подозревала, что Руфус и Вайолет не одобрят мое намерение провести время с Аланом, но в крайнем случае неприятности будут у него, а не у меня. Я не сводила взгляда с чашки чая и отчаянно старалась не заливаться краской. Я уже сама себя не понимала. Всякий раз, когда я думала об Алане, кровь приливала к лицу, что-то заставляло меня глупо хихикать и ухмыляться, хотя я и пыталась подавить в себе это желание. А я много думала об Алане. Я могла думать либо об Алане, либо о куклах, и выбор был очевиден. Иногда я думала и о Люси, но… иначе.
— Что с тобой, Флоранс? — спросила Вайолет. — У тебя сегодня такое хорошее настроение.
— Я очень рада. С тех пор как вы сказали, что скоро приедет ваша племянница, я все думаю о том, какая она и сможем ли мы подружиться. Будет замечательно наконец-то пообщаться с другой девочкой. — Я сглотнула, радуясь, что Люси этого не слышит.
— То есть, — Руфус уставился на меня, — ты скучаешь по сиротам из приюта? Разве ты не должна радоваться, что эти необразованные девицы остались в прошлом?
Я покачала головой.
— Мне было там нелегко, но мне нравилось проводить время с остальными девочками в приюте Св. Мар…
— Молчи! — перебил меня Руфус. — Мы не желаем, чтобы ты произносила название этого приюта. И в твоих же интересах забыть его поскорее. Приют остался в прошлом, и тебе никогда не вернуться в тот мир. Не думай о нем больше. Те времена миновали.
Я прищурилась, мысленно добавив имя «Маргарита» к имени «Дженет» в списке нежелательных для Молинье имен. Правда, может, их раздражало, что мой приют назван в честь святой, а в Холлихоке не принято молиться. «Посмотрим, пойдем ли мы в воскресенье в церковь», — подумала я. Но потом я подсчитала дни, проведенные в Холлихоке, и поняла, что уже пропустила воскресенье, и каждый день тут напоминал предыдущий. Мы не ходили на службу. От этой мысли мне стало не по себе, но потом я поняла, что до сих пор жива, Господь не наказал меня и, видимо, ничуть не огорчился из-за того, что я не пришла в церковь.
— Пройдет еще какое-то время, прежде чем наша племянница приедет. А до тех пор будь терпелива и занимайся своей работой. — Вайолет, видимо, была рада сменить тему.
Я кивнула.
— Непременно, — вежливо ответила я.
На этом разговор за столом завершился. Я постепенно привыкала к молчаливым трапезам. И ужинать в молчании со слугами мне нравилось куда больше, чем постоянно выносить пристальный взгляд Руфуса. Он мало говорил и обычно обращался не ко мне, но от его взгляда у меня на душе кошки скребли. Я не доверяла Вайолет, при этом общаться с ней было куда легче, и слащавость ее речей сглаживала неприятный смысл ее слов. Однако Руфус…
Я была рада, когда он не обращал на меня внимания. Войдя в библиотеку и увидев его там, я всегда находила какую-то отговорку, чтобы уйти. Я уже выработала в себе эту привычку, эти отговорки стали частью моей жизни и значимо все упрощали. Правда, мне все-таки нужно было обратиться к Руфусу: оставался еще вопрос, могу ли я выходить в сад. Последние дни шел проливной дождь, поэтому выходить наружу мне не хотелось, да и мысли мои были заняты загадкой кукол. Но какой бы плохой ни была погода, меня грела мысль, что сегодня вечером мы с Аланом выберемся на прогулку. Может, даже сходим в соседнюю деревню. Я не знала, как Алан захочет провести свои свободные три часа, но он обещал что-то придумать, и мне очень хотелось узнать, чем же мы займемся.
До этого нужно было выполнить мою работу на день. Нужно поторопиться, но, в целом, это будет не так уж трудно. Я могла несколько часов возиться с одной куклой, чтобы убить время, но сейчас, когда нужно расправиться с заданием поскорее, можно сделать все тяп-ляп. Моими записями все равно никто не интересовался. Мне все больше казалось, что моя так называемая работа была лишь поводом для того, чтобы я брала кукол в руки и потом могла показать, какие именно показались мне странными. Серьезно, Вайолет и Руфус могли бы мне так и сказать! Я же не дура. А раз мне все равно никому нельзя рассказывать о том, что я увижу и услышу в Комнате кукол, то почему бы сразу не объяснить, что от меня требуется?
Итак, сегодня я не стала тратить время на выбор куклы и схватила первую попавшуюся. Но стоило мне взять ее в руки — и я сразу поняла, что с ней что-то не так. Чувство было настолько же сильным, как и в случае с Дженет, но при этом полностью противоположным. По руке пополз холодок, добрался до моего сердца… Мне хотелось поскорее усадить куклу на пол и больше не прикасаться к ней. Кукла ничем не отличалась от остальных — такая же милая маленькая девочка с белокурыми косами, красивая, бледная, с голубыми стеклянными глазами. Однако от нее исходило ощущение зла, невероятного зла. Я в жизни не встречала ничего настолько злого. Я сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. Меня переполняли страх и одиночество. Я была маленькой, беспомощной, всеми покинутой в этом холодном мире. Я попыталась подумать об Алане, порадоваться предстоящему вечеру, но на ум мне приходили только самые ужасные случаи из моего прошлого.
При этом все годы в сиротском приюте я провела без слез — я не могла иначе и всегда была довольна тем, что имею. Я научилась смеяться над своими самыми горькими разочарованиями и не помню ни дня, когда была бы по-настоящему несчастна, — во всяком случае, с тех пор, как я приучила себя смотреть в будущее и оставлять печаль в прошлом. Но вся эта грусть, все страдания, должно быть, просто спрятались в укромном уголке моего сердца, и стоило мне взять эту куклу в руки, как она потянулась к моей душе и вытащила на поверхность спрятанную в глубине боль — внезапно, как гром среди ясного неба. Я даже плакать не могла, только сидела там, дрожала и чувствовала, каким черным и враждебным стал мир.
Я зажмурилась, ожидая, что это состояние пройдет. Постепенно холод в руках сменился странным онемением, сердце забилось чаще, разнося кровь по телу. Кончики пальцев на руках и ногах пощипывало, как будто они затекли. Кукла по-прежнему лежала рядом со мной на полу, ее голова была немного повернута в сторону, словно она наблюдала за мной и радовалась моему горю. Мне хотелось свернуть кукле шею, чтобы она больше не смотрела на меня, но я боялась к ней прикасаться. Я неуверенно потянулась за письменными принадлежностями — можно, не прикасаясь к ней, записать цвет волос и глаз, все очевидное, даже размер я могла определить, поднеся к ней рулетку. Но мне все равно нужно будет поднять ее, чтобы усадить на место. Разве что…
В Утренней комнате я нашла не только Вайолет, но и Руфуса, и впервые обрадовалась встрече с ним. Оба подняли голову, когда я вошла, но после ситуации с куклой даже взгляд Руфуса показался мне теплым и приветливым.
— Простите. — Голос у меня до сих пор дрожал, руки тряслись. — Я по поводу кукол.
— Да? Что случилось? — спросил Руфус.
— Я бы хотела показать вам одну из них. По-моему, с ней что-то не так, а вы сказали говорить вам, если…
— Ладно-ладно, не оправдывайся, — прервал он. — Мы посмотрим.
— Спасибо, что сразу к нам пришла. — Вайолет улыбнулась. — Ты отлично справляешься с работой.
Но сейчас мне не было дела до ее похвалы. Я хотела, чтобы они пришли и забрали куклу, как это сделала Вайолет в прошлый раз. Я не хотела ее больше видеть, прикасаться к ней — при одной мысли о ней меня бросало в холод. Пока Руфус не заставил меня описывать, что я чувствую при прикосновении к ней, я хотела попытаться вообще позабыть о случившемся и думать только о приятном вечере с Аланом. Я хотела выбросить эту куклу из головы. Но кукла, похоже, была против. Заполучив мое внимание, она не собиралась с ним расставаться, точно впившись в мою душу когтями. Особенно сильно это чувствовалось, когда я оставалась с ней в комнате.
— Так вы пойдете со мной? — пробормотала я.
Мы отправились в Комнату кукол.
— Вот она, — широким жестом указала я.
— Почему кукла на полу? — осведомился Руфус.
Он впервые зашел в эту комнату с тех пор, как я приступила к работе, и, конечно, не знал, как я веду записи. Он этим просто не интересовался.
— Я работаю на полу. Там больше места.
— Так не годится. Нужно поставить тебе стол. Подумать только, эти драгоценные куклы лежат на полу… Подними ее немедленно!
Поджав губы, я не сдвинулась с места.
— Ты что, не слышишь? — напустился на меня Руфус. — Я тебе сказал: подними ее!
— Не могу… — прошептала я. — Она злая.
Да, я боялась Руфуса, но куклу я боялась сильнее. Что сделает Руфус? Влепит мне пощечину? Ну и пусть! Это пустяк по сравнению с тем, что сотворит со мной кукла.
— Мне все равно. Она не может оставаться там. Ты ее туда положила, на этот грязный ковер, сама теперь и поднимай. А как ты с этим справишься — не мое дело.
— Вы не хотите ее забрать? — Я в отчаянии перевела взгляд с Руфуса на Вайолет.
Конечно, нельзя было говорить им, что кукла злая, — неудивительно, что теперь они не хотят к ней прикасаться.
— Другую куклу вы ведь забрали.
Я помнила, что нельзя произносить имя Дженет, но Вайолет, безусловно, и так поняла, какую куклу я имею в виду.
— Подними куклу, — повторил Руфус, — и я скажу, что ты должна с ней сделать.
— Она пока не может. Еще слишком рано. — Вайолет покачала головой.
— Я буду решать, рано или нет, — отрезал Руфус. От его взгляда у меня мурашки побежали по спине. — Девочка, подними куклу.
И я повиновалась.
У меня не было выбора. В этот момент я готова была сделать все, что скажет Руфус. Я не могла сопротивляться, не могла задавать вопросы, не могла не выполнить этот приказ. Что-то странное прозвучало в голосе Руфуса — что-то, что я не могла бы назвать. Но из-за этого я чувствовала себя совершенно покорной, как дрессированный пес. Ноги сами понесли меня к кукле, плечи подались вперед, руки вытянулись… и меня вновь охватило ощущение абсолютной тьмы. Ночь объяла меня — и не отпускала. Но в этот раз было хуже — может быть, потому, что я уже знала, какими будут ощущения. А может, дело было во взглядах Руфуса и Вайолет — заинтересованных, но в то же время безжалостных. Так паук смотрит на муху, которая пытается вырваться из его паутины. Мне показалось, что они улыбаются, — но мое восприятие сейчас искажала уверенность в том, что весь мир меня ненавидит.
— Хорошо. Усади ее вон туда, в шкаф, там наверху еще есть место, и мы можем быть уверены, что с ней ничего не случится, пока она нам не понадобится.
Тело все еще мне не повиновалось. Я точно автомат поднесла куклу к шкафу, поднялась на цыпочки и посадила ее на верхнюю полку. Именно этого я и хотела избежать. Вместо того чтобы отделаться от куклы, я усадила ее на видное место, откуда она могла обозревать всю комнату. Теперь, что бы я тут ни делала, кукла будет наблюдать за мной. Ее холод все еще сковывал мои руки и ноги, от сердца волнами расходилась боль: горе, страдание, горечь утраты, вся скорбь мира. До этого дня я не верила, что куклы могут быть злыми. Но я ошибалась. Мне хотелось выбраться отсюда, из этой комнаты, из этого дома, подальше от Холлихока. Куклы не впервые пугали меня, но на этот раз, если я не убегу, они будут преследовать меня в кошмарах, и ночью я не сомкну глаз.
— Если ты найдешь еще кукол, похожих на эту, переставляй их на ту же полку. Как ты сама сказала, они злые. Но иногда что-то плохое может привести к чему-то хорошему. Когда наступит время, я покажу тебе, как это сделать. — Он словно благодарил меня, а Руфус не из тех, кому просто дается слово «спасибо».
Я опустила взгляд. Руки до сих пор сковывал холод. Когда Руфус решит, что нужное время настало, я узнаю тайну этой комнаты — но сейчас мне хотелось, чтобы я больше никогда не слышала о куклах.
