В эти дела я погружена уже недели четыре. Даже не знаю, с чего начать.

И действительно, с чего вдруг мог начаться сердечный приступ у моего мужа?

Можно, конечно, начать со дня свадьбы, но это потянет на роман, и лет так на пятнадцать тюрьмы обоим – за нанесение тяжких психических увечий. А может, мы уже и наказаны пожизненным совместным проживанием, а может, вознаграждены… Я так и не решила еще – каждый день эмоции. Их какой-то уже постоянный, сложившийся набор, но перепады от плюса к минусу все еще слишком резкие. А в нашем возрасте, похоже, нужно переходить на щадящий режим.

Господи! Что же люди, близкие любящие люди, иногда творят друг с другом!?

Так и все же… Что из последних событий могло его надорвать? Ох, и много что, на самом деле!

Главные виновники – он и я, это понятно. Случилось это в понедельник, после выходных на даче, где муж переколол много дров, скосил газон и порядочно выпил. На следующий день Женя сел за руль. Гаишники, остановив его, обнаружили 0,15 промилле и путем долгих переговоров получили наши «всего» пятнадцать тысяч. Сначала они хотели сто – разговор начинался именно с этой суммы. После столкновения с ГАИ была дорога часа на четыре – стояли просто в жуткой пробке! Все это время я выносила мужу мозг.

На даче с существующим положением дел меня мирили чудесная погода, соловьи и свежий воздух, а вот рэкетиры в форме меня раззадорили. Но против власти не попрешь, так что муж получил и за себя, и за гаишников – двойную порцию. В тот же день, понедельник, муж понервничал на работе. Может, и не нервничал бы, если б не был накручен мною. Во вторник я еле уговорила его лечь в больницу, уговорила уже к вечеру. Раз лег, значит, на самом деле было ему лихо.

Дальше понеслась история болезни с разговорами о срочной операции… Но все же решили дообследовать, вроде можно обойтись и без вмешательства хирургов. История продолжается.

Вот еще одна сердечная история на внешнем крае мощно закрутившейся воронки судьбы, в которой мне довелось покружиться.

В четверг, перед большими выходными, почему-то я пришла на работу чуть позже и чуть понарядней, чем обычно. Как оказалось, не зря. На крыльце нашего корпуса, во внутреннем дворике, курили дерматолог Наташа и два уролога. Один молодой и симпатичный, второй старше, опытней и вообще – профессор. Пока я парковалась и подходила к ним, молодой ушел. Поздоровавшись, профессор полушутя начал мне жаловаться на моего доктора:

– Мария Ивановна! Ваш Петр, наверно, чего-то не понимает. Я вчера обратился к нему, у меня временный мост сломался, а он меня аж на следующую среду послал. Уж лучше б сразу послал куда следует.

– Ничего себе! Конечно, ничего он не понимает, – немного наигранно поддержала я амбиции профессора. – А что ж Вы мне не позвонили?

Здесь я позволю себе лирическое отступление.

Как врач, занимающийся органом, коих в человеческом организме 32, и всегда существовали протезы, а теперь и импланты, я с некоторых пор стала очень трепетно относиться к тем, кто каждый день в силу своей специальности держит в руках хрупкий сосуд, хранящий жизнь. В больничном парке однажды, перебегая в административный корпус, я увидела инвалидные коляски, платочки на головах онкологических больных и физически ощутила зыбь, которая разделяет человеческое бытие от небытия. Или вот – вызвали на консультацию, в реанимации как-то смотрела пациента. Он был без сознания, без личности. Душа его, скорее всего, сканировала пространство между землей и небом. Лишь приборы регистрировали ослабленные функции органов жизнеобеспечения, некоторые из которых функционировали только благодаря приборам…

Через какое-то время этот пациент пришел на своих ногах, с жалобой на зубную боль. Разве не чудо? А зубы полечим.

Так вот, я совершенно искренне собиралась ускорить помощь профессору, тем более что Вадим Алексеевич (назовем его так), очень уважаемый в кругу коллег, уникальными знаниями и операциями, настоящий профессионал и энтузиаст своего дела.

Тут вдруг возвращается его молодой коллега с огромнейшим и красивейшим букетом цветов. Вадим Алексеевич обрушил на меня просто шквал комплиментов. На восклицание моей медсестры: «Это куда ж я такую красотищу поставлю?» повелевал запастись большими вазами со словами: «Так теперь будет всегда!» Я, конечно, с ушей стряхнула лапшу, но весь этот его балаган был мне приятен. Хотя была смена не того ортопеда, который занимался В.А., я попросила другого врача снять слепки, сама отвезла их в лабораторию к техникам модели, затем позвонила сообщить профессору, что часа через два все сделаем.

Встал вопрос о том, что диски с кардиографией моего мужа нужно отвезти в кардиологический центр. Я сделала все свои дела и уже готова была уезжать, как приходит В. А.

– Мария Ивановна, ну где мои зубы?

Я уже, честно говоря, подзабыла о нем немного:

– Поехали до лаборатории, я Вас в больницу верну, потом поеду в кардиоцентр, – предложила я профессору.

– Не могу позволить, чтобы меня возила женщина. Я сейчас подъеду к крыльцу, а Вы выходите, вместе съездим.

В.А. просто фонтанировал энергией и создавал столько движения и шума, что было легче все сделать так, как он предлагал. Я расслабилась и отдалась обстоятельствам. Профессор же эти обстоятельства начал усугублять. Выехав из лаборатории, он повернул в противоположную сторону от больницы.

– Это Вы каким путем поехали?

– Это я поехал отвезти Вас в кардиоцентр.

– Да Вы что! Я не могу так злоупотреблять Вашим временем.

Профессора понесло. Давно я уже не слышала столько слов про свою красоту и про какие-то «готовности» во имя нее. Из машины я выпрыгивать не стала, но всю дорогу мучилась вопросом, что мужу сказать, с кем ездила. Моя машина стоит во дворе больницы, а что с профессором путешествовала, говорить никак нельзя, учитывая последнюю электрокардиограмму и последние кардиомаркеры. До этого дня я с В.А. только здоровалась и перебрасывалась парой-тройкой слов. Сейчас же он знакомил меня со своей жизнью и, не побоюсь этого слова, с темпераментом. Я узнала на практике, какой он лихой ездок по московским пробкам.

Что он, с его слов, – мастер по трем видам экстремального спорта, но почему-то этому верилось. Что его четвертые тесть и теща его ровесники. Что жене его 26, а любимой дочке 4.

Потом он заблудился в соседнем районе, но зато я узнала все про его трудовой путь, который вполне заслуживал уважения.

Во дворе больницы он заверял меня, что теперь у меня есть персональный водитель и, если мне куда надо, то он и его машина в полном моем распоряжении.

На это я заметила, что персональный водитель, может, и входит в список моих мечт, но то, что это будет профессор, даже в самые наглые мечты никогда не вписывалось.

Собственно, все, и я с этим «все» была полностью согласна… Только не в этом смысле.

Через четыре дня, под конец длинных выходных, на телефон мужа пришло сообщение: «похороны профессора ******* В.А. состоятся 14 июня».

Саша, тот его молодой ученик, что бегал за цветами, рассказал, что случилось все на водоеме, при молодой жене и малютке дочери. Профессор погружался в гидрокостюме и маске. Все видели, как он, выходя из воды, снял маску и сделал взмах головой, как будто воду с волос стряхнуть решил. После сразу и резко ушел под воду. Люди, угадав неладное, через минуту буквально начали нырять, но В.А. не нашли. Нашли его водолазы, уже ночью. При вскрытии в легких не было обнаружено ни грамма воды, и ничего другого – просто внезапная остановка сердца.