Кандидат
По случаю возвращения поэта Смычкина из загранкомандировки в Испанию друзья устроили посиделки в кафе «Медный таз». После рассказа Владлена о посещении музея «Прадо», где ему очень понравилась картина «Менины», принадлежащая кисти великого Веласкеса, друзья переключились на обычный трёп:
– Пихенько, ты кто по знаку Зодиака?
– Аня говорит, что я Свинья. А в книге гороскопов я узнал, что я – Весы.
– По-моему, ты не Весы, а довесок, – снова сел на своего любимого конька ироничный Смычкин.
– В таком случае, ты, вообще, обвесок какой-то.
– Ладно, будет вам прикалывать друг друга, – пытается примирить приятелей Гарик. – Вы бы лучше подумали о том, как нам Председателя объехать на кривой козе.
– Как же! Объедешь его!
– А давай мы его на хромой свинье объедем! – не унимается Смычкин, хитро косясь на Пихенько.
– Смычкин – змей! И змей этот относится к многочисленному отряду пресмыкающихся, – парирует Жорж.
– А, собственно, пред кем этот многочисленный отряд пресмыкается? – пытается понять Гарик.
– Были бы пресмыкающиеся. А перед кем пресмыкаться они всегда найдут.
– Ну откуда у тебя, Жорж, такие угловатые, я бы даже сказал, экстремистские настроения? Нет бы, раскинуть умом небогатым, да и внести дельное предложение. А ты всё огрызаешься, с друзьями собачишься. Действительно, приходишь к мысли, что ты довесок судьбы. И если бы не Аня, ты бы точно пропал.
– Не финти, Гарик, не пропал же я до женитьбы на Нюре.
– Тогда ты за счёт родителей выживал.
– Неправда, я сам с усам. Я одарённый человек, и могу найти себя в любом деле, даже в политике. Вот возьму и выдвину свою кандидатуру на депутата Высокочтимого Выпендриона. Тогда вы все увидите, каков Пихенько!
– Слушай, Владлен, а это мысль! Давай выдвинем нашего другана на роль депутата. Тут даже Председатель нас зауважает. Спросит, где вы такого ценного кадра откопали. А мы скажем, что в Осьмушке. Любое упоминание про Осьмушку ласкает слух Председателя.
– Естественно, он сам родом оттуда, – поясняет Пихенько.
Смычкин не сразу въехал в предложенный вариант. Он сосал пустую трубку и искоса поглядывал на съехавшие штаны Пихенько. Что-то не устраивало поэта в этой кандидатуре. Владлен произносит отрешённым голосом:
– Мудрые китайцы говорят на этот счёт, что из свиного уха шёлкового кошелька не сошьёшь. Хотя, кто его знает, может быть, ты и прав, Гарик Закирьянович!
Мы должны вырастить политическую фигуру из Пихенько. Будет вполне народным героем. Начнёт изъясняться фольклорными прибаутками, так сразу обретёт поддержку в массах. Все его примут за своего.
– А если его речи напичкать обещаниями о достойной зарплате, об улучшении качества жизни, о повышении рождаемости, о добротных дорогах, об укреплении шкробы, о подъёме экономики, то ему не будет равных на выборах.
– Согласен. Только пусть штаны на людях подтягивает как-нибудь незаметно, – Смычкин опять покосился на спустившиеся штаны будущего политика.
– Смычкин, у тебя не только язык раздвоенный, но и в сознании происходит раздвоение. Все знают, что ты утверждаешь, будто бы красную икру добывают в Красном море, а чёрную икру – в Чёрном море.
– Пусть я ошибаюсь, но зато какая образная у меня получается картина!
– Даже храп лечится, – говорит Пихенько, пропуская слова Смычкина мимо ушей.
– Только нахрап не поддаётся лечению, – делает глубокомысленное заключение Смычкин, – особенно со стороны жадных торгашей и продажных чиновников.
– Да, тут народные средства бессильны, – соглашается Гарик.
– Если что и осталось богатырского у старокачельских мужчин, так это богатырский храп, – говорит Смычкин.
– Кроме одного, – Пихенько поворачивает лысеющую голову к Гарику.
– Какого?
– Дубины народного гнева.
– Ну, брат Пихенько, вечно ты стоишь на тропе войны. Чуть что, и ты тут же хватаешься за радикальные меры, – возражает Смычкин.
– Зато ты, Владлен, всё пытаешься заглаживать и зализывать своим языком либерализма. Смотри, не нарвись на горячую сковороду.
– Кстати, о Сковороде! – щёлкает пальцами в воздухе Смычкин. – Он сказал, что мир ловил его и не поймал.
– Я бы тоже хотел быть на месте этого Сковороды, – мечтательно произносит Гарик.
– Сравнил тоже. Григорий был философом, а ты мелкий уголовник.
– Я не уголовник, а кладоискатель.
– Для правоохранительных органов, что уголовник, что кладоискатель – одним миром мазаны, – не без сарказма усмехается Пихенько.
– Вот классные времена, – говорит Смычкин, – стоило мне приехать в этот Богом забытый уголок, рот открыть и предложить нечто новое, а оно тут, как тут.
– Да, твой талант прозябал в неизвестности, хотя ты всегда был большим донжуаном. Но теперь этому будет положен конец.
– Не могу согласиться с такой постановкой вопроса. В такие благодатные времена конец никак не должен быть положен, он будет без устали стоять, – не без пафоса произнёс свой каламбурный экспромт Смычкин.
– Да, век стал бурный-каламбурный, – останавливает своё внимание на игре слов Гарик.
