Одно из первых упоминаний Уильяма Шекспира в качестве актера и драматурга приходится на 1592 год. «Виной» тому трактат Роберта Грина, который назывался довольно-таки длинно: «На грош ума, купленного за миллион раскаяния». Интересно, что авторство Грина также подвергается сомнению, как и все, с чем мы сталкиваемся, изучая биографию и творчество Шекспира. Конечно, трактат, который впервые упоминает имя Шекспира в связи с его театральной деятельностью, не мог не стать предметом споров и различных спекуляций. Впрочем, начнем сначала. Кто такой Роберт Грин?

Грин входил в состав уже упоминавшейся ранее группы драматургов, называвшейся «Университетские умы». Если попытаться найти его портрет, то в первую очередь поисковые системы предлагают нашему вниманию гравюру, выполненную на дереве, где Грин изображен сидящим за столом в погребальном одеянии. Остальные изображения показывают кого угодно, но не Грина – Шекспира, Филиппа Сидни и даже графа Эссекса. Видимо, настоящего портрета известного драматурга не сохранилось, а потому мы имеем возможность лишь любоваться на странную гравюру или на более знаменитых современников Грина.

Родился Грин в июле 1558 года (он старше Шекспира на шесть лет) в Норвиче, в 1583 году окончил Кембриджский университет и переехал в Лондон. Точное происхождение Грина неизвестно. Даже тот факт, что он родился и вырос в Норвиче, считается недостоверным. Впрочем, скорее всего, это правда: Грин подписывал свои работы как «Роберт Грин из Норвича». Однако имя Роберт в елизаветинские времена являлось крайне популярным, равно как и фамилия Грин. Некоторые исследователи считают, что отцом Роберта мог быть один из двух Гринов – первый работал седельным мастером в Норвиче до 1599 года, второй держал там же трактир до 1591 года. Грин не раз говорил о своем низком происхождении, поэтому оба варианта являются вполне правдоподобными. Второй принимается как более вероятный из-за благополучного материального положения владельца трактира, который вероятнее, чем седельный мастер мог отправить сына учиться в Кембридж.

Как и в случае с Шекспиром, записей в местной школе о пребывании в ней Роберта Грине не осталось. Здесь снова всплывают странные, нестыкующиеся друг с другом вещи. Грин получает стипендию на обучение в Кембриджском колледже Святого Джона, а не на обучение в колледже Корпус-Кристи (Тела Христова). А ведь именно последний предоставлял места для выпускников школы латинской грамматики в Норвиче. Почему же Грин из Норвича попал не в Корпус-Кристи, а в колледж Святого Джона? Исследователи его биографии проявили недюжинную изобретательность, предположив, что отец Грина был выходцем из йоркширского городка Снейс – вместе с Робертом Грином училось несколько представителей семейств из Снейса. Либо старший Грин туда переехал в какой-то момент, и сын попал в колледж согласно более позднему месту жительства. Самое простое объяснение – Грин родился в Норвиче, поэтому писал «Грин из Норвича», а жил и учился в Йоркшире.

В Кембридже Грин не блистал. Получив степень бакалавра, он перешел в колледж Клер, который окончил, став магистром. Между получением степеней бакалавра и магистра Грин много путешествовал, о чем оставил автобиографические записи. Он побывал в Италии, Испании, Франции, Германии, Польше, Дании. Он имел возможность сравнить различные методы обучения в других странах с имевшим долгие устоявшиеся традиции английским образованием. Пуританский образ мыслей с легкостью совмещался с новыми тенденциями итальянского ренессанса.

Однако никаких свидетельств, кроме слов самого Грина, о его путешествиях не осталось. Это дает основания предполагать, что далее родной Англии он никуда не ездил. В записях Грина присутствуют упоминания жены, но записей о женитьбе биографами обнаружено также не было. В 1588 году Грин получает степень магистра еще и от Оксфордского университета. Путешествовал ли он, женился ли, но с тех пор на титульных листах своих сочинений Грин будет упоминать свои высокие звания: «магистр искусств обоих университетов».

Умер Грин в сентябре 1592 года, успев перед смертью в трактате «На грош ума» оставить для потомков упоминание имени Шекспира, словно бы предполагая заранее, как мало записей и документов останется после смерти драматурга. Друзья Грина о причинах кончины «Университетского ума» писали друг другу в письмах следующее: произошла она от излишнего употребления соленой селедки и рейнского вина. Из писем друзей также становится известно, что похоронили Грина возле церкви при больнице Бедлам, куда издавна помещали сумасшедших. Записей о похоронах Грина не сохранилось.

Трактат Грин якобы написал, предчувствуя свою смерть. Якобы он также отправил письмо жене, в котором просил у нее прощения и уведомлял о том, что отправляет их сына к ней. Ни сведений о жене, ни сведений о сыне не найдено. Письма, информацию о похоронах доносил до публики Габриэль Харви. Харви – известный английский писатель, чья биография отчасти повторяет биографии Шекспира и Грина. Он был сыном фермера («йомен»), получил образование в школе латинской грамматики, а далее поступил в Кембриджский колледж. На Грина и его друзей из группы «Университетских умов» не раз нападал в своих памфлетах Габриэль Харви и его братья. Естественно, Грин в долгу с ответом не оставался. А после смерти Грина Харви опубликовал трактат, в котором обнародовал нелицеприятные детали последних лет жизни Грина.

Если говорить более подробно о творчестве Грина, то наиболее активно он писал с 1583 по 1592 год. На его работы оказало влияние огромное количество литературы, как классической, так и современной. В указанный период Грин опубликовал более двадцати пяти прозаических работ, став одним из первых английских авторов, зарабатывавших на жизнь литературным творчеством. Также он писал лирические поэмы и памфлеты. В памфлетах Грин использовал выражение, позже подхваченное Шекспиром – «coney-catching» – обозначавшее хитроумные, незаконные методы выманивания денег у добропорядочных горожан. В рассказах Грина повествование ведется от лица бывшего мошенника, и они также считаются автобиографическими, благодаря слухам, которые Грин распускал сам о себе: история загадочной женитьбы, роман с сестрой главаря лондонского преступного мира, сделки с актерами – всему этому доказательств нет, как, впрочем, нет доказательств и обратного…

Кроме того, Грин написал несколько пьес. Как и пьесы Шекспира, их опубликовали уже после его смерти. Авторство некоторых из них не подвергается сомнению, но ему приписываются пьесы и других драматургов, среди которых, конечно, легко найти имя Уильяма Шекспира. Так, мы обнаруживаем очередного претендента на авторство, по крайней мере, первых пьес Шекспира: «Тит Андроник» и трех частей «Генриха VI». Эти пьесы ставили как раз в 1592 году – год смерти Грина. Каким образом Шекспир сумел «прикарманить» пьесы, если он с Грином не дружил, а напротив, находился во враждующем лагере? Кто бы ни являлся автором вышеуказанных пьес, к 1592 году они не были опубликованы, однако ставились на сцене театра, где играл Шекспир и его друг Ричард Бербейдж. Конечно, если задаться целью доказать, что Шекспир не написал ни строчки, то можно в список претендентов на авторство включить и Грина. Так как его пьесы опубликовали посмертно, то эта теория выглядит ничем не хуже и не лучше остальных.

Личность Роберта Грина не менее загадочна, чем личность Уильяма Шекспира. Кроме того, что о нем не осталось практически никаких биографических записей и документов, он сам, видимо, постарался на славу, расписывая в автобиографии различные истории, якобы случившиеся в его жизни. Отделить теперь зерна от плевел практически невозможно. Но следует все-таки вернуться ненадолго к трактату «На грош ума», приписываемому Грину. Как и в случае с Шекспиром, несмотря на существующее мнение о том, что писал трактат не Грин, а кто-то другой после его смерти, за неимением лучшего, автором формально считается Роберт Грин. Предчувствуя близкую смерть, он обрушился со злостной критикой на театральное сообщество, помянув заодно Шекспира (хотя и тут читатель не должен расслабляться – точно ли упоминался именно Уильям Шекспир, не доказано). Известно, впрочем, что Шекспир действительно вызывал зависть у тех драматургов, которые имели университетское образование. Ведь им на смену приходило новое поколение – более свободомыслящее и менее скованное условностями, навязываемыми литературному языку ранее.

«Грин в самом деле обладал раздражительным и легковозбудимым характером, часто встречавшимся в литературном сообществе; он постоянно говорил о себе, о своих поступках, приятелях экстравагантно и чрезвычайно напыщенно. Но его упоминание имени Шекспира являлось преднамеренным и хорошо продуманным, и оно было сделано в форме последнего, торжественного призыва к своим товарищам из среды высокообразованных драматургов порвать всякую связь с театральным миром, ставшим дерзким и неблагодарным. В произведении «На грош ума», опубликованном его другом через несколько дней после смерти Грина, он умоляет троих своих друзей, которыми очевидно являлись Марло, Лодж и Пил, бросить писать для актеров».

Для иллюстрации отношения Грина к новоявленным драматургам приведем лишь примеры того, как он их называет в трактате: «куклы, говорящие нашим языком», «шуты, рядящиеся в наши одежды». И здесь следует привести уже полную цитату из трактата Грина, тот самый небольшой пассаж, где он говорит о Шекспире: «Есть тут некий выскочка, петух, красующийся в нашем оперенье, который, имея сердце тигра, прячется в обличие актера. Он высокомерно полагает, что способен писать пьесы белым стихом, так же как лучшие из нас, и, будучи абсолютным Иоганном Фактотумом, себя тешит тщеславным мнением, что является единственным Потрясающим Сцену в стране. О, я умоляю вас использовать ваш редкий ум более выгодным образом, и пусть эти подражатели имитируют ваши прошлые выдающиеся успехи, и никогда более не знакомить их со своими восхитительными фантазиями».

Надо отметить, если Грин имел в виду Шекспира (а сомневаться в этом особенных причин нет), то характеристика получается крайне уничижительная. С другой стороны, этот пассаж доказывает, что «наш» Шекспир из Стратфорда, имевший отца-перчаточника и окончивший «всего лишь» местную школу латинской грамматики, не посещавший университета, однако обладавший незаурядными деловыми способностями, вполне подходит под описание, данное «Шексцену» Грином. Предположительно, те годы, которые Уильям провел в Лондоне до того как стал известным драматургом, он, по некоторым сведениям, в самом деле работал «на побегушках», выполняя в театре мелкие поручения, прежде чем начал играть на сцене.

Одна из красивых легенд гласит: Шекспир, приехав в столицу, организовал весьма прибыльное дело. К театрам в то время подходили либо пешком, либо подъезжали на лошади. Как и в наше время, в последнем случае существовала проблема «парковки». Шекспир забирал у хозяев лошадь, а после спектакля подводил ее к хозяину. Спрос на оригинальную услугу был таким высоким, что Уильяму пришлось нанять мальчишек, которых так и называли «Shakespeare’s boys». Ребята шустро бегали туда-сюда, разводя лошадей по хозяевам. Несмотря на полную бездоказательность данного предположения (хотя по сравнению с более важными фактами, отсутствующими в биографии Шекспира, эта история не играет никакой ключевой роли в заполнении лакун), оно вполне вписывается в общую картину. Уильям в начале своей карьеры в Лондоне либо был рабочим сцены, либо актером на второстепенных ролях, либо выполнял еще какую-нибудь мелкую работу, был «на подхвате».

Конечно, человек, который смог стать одним из ведущих актеров и известным драматургом, вызывал зависть и недоброжелательное отношение со стороны маститых авторов. Некоторые из них имели практически такое же низкое происхождение, но куда более «высокое» образование. Как известно, в этом Шекспира обвиняют и по сей день. Люди, быстро добивающиеся успеха в творчестве, всегда вызывают некое подозрение – с чего это, почему они сумели привлечь внимание публики – вопросы, остающиеся без ответа, но оттого не менее мучительные для конкурентов и завистников…

Существовало ли иное доказательство того, что небольшой абзац в трактате Грина был обращен к творчеству Шекспира? Да, вторым моментом «истины» является фраза: «Сердце тигра прячется в обличие актера». В третьей части пьесы «Генрих VI», которая шла на сцене и до смерти Грина, есть строка, обращенная к королеве Маргарите, «французской волчице»:

Английский вариант отражает сходство фраз куда полнее: «…with his tiger’s heart wrapt in a player’s hide…» (Грин) и «a tiger’s heart wrapt in a woman’s hide» («Генрих VI»). На русский язык перевести дословно обе фразы сложно, но по-английски они выглядят идентично. И если предположить, что нарочито искаженная фамилия Шекспира в трактате действительно относит нас к знаменитому драматургу, то второе совпадение – опять «перекореженное», не воспроизводящее один к одному оригинал, – имеет два толкования.

Первое толкование этой фразы, заимствованной из третьей части «Генриха VI», напрямую относит нас к первой пьесе Шекспира. Никому не известный «выскочка», «петух», примеряющий на себя «оперение» знаменитых, образованных современников, написал пьесу, которая в одночасье стала известна и ставится на театральных подмостках. Грин, имевший прекрасное, классическое, университетское, английское образование, конечно, видел все изъяны упомянутой пьесы. Споры по поводу авторства различных произведений Шекспира ведутся на основании совершенно различных подходов. «Генриха VI» некоторые исключают из списка его произведений из-за того, что пьеса куда слабее, чем, например, написанный позднее «Гамлет». Однако если принять первую точку зрения и считать «Генриха» пьесой Шекспира, то Грин вполне мог быть недоволен качеством «материала», вышедшего из-под пера начинающего драматурга. В этом случае его гнев вполне понятен: некий актеришка пишет пьесу, которую ставят на сцене, и она имеет успех – впору живым классикам, писавшим более высокопарным, напыщенным и более «правильным» стилем, уходить на покой.

Второе толкование носит несколько иной характер. Не вызывает сомнения факт, что большинство пьес Шекспира основано на уже известных и прописанных ранее сюжетах. Шекспир их переписывал, перерабатывал и осовременивал, подстраивая под нужды елизаветинской сцены конкретного театра и конкретных актеров (его близкий друг, Ричард Бербейдж, играл все главные роли в шекспировских пьесах). Сюжет «Генриха VI» тоже был не нов. Не означает ли переиначенная цитата Грина всего лишь отсылки к написанному его собратьями тексту, который Шекспир «нагло переписал», фактически воспользовавшись чужим трудом?

Истину, конечно, узнать трудно. Если уж авторство самого Грина по отношению к опубликованному под его именем трактату подвергается сомнению, то что говорить об аллюзиях по отношению к тому, кто Потрясает Сцену, и к искореженной цитате из «Генриха». Чаще всего авторство трактата приписывают еще одному драматургу тех времен – Генри Четтлу. Он опубликовал трактат после смерти Грина, и потому существует мнение, что он просто воспользовался именем друга, дабы откровенно высказать свое мнение о положении дел в театральном искусстве. Кстати, трактат «На грош ума» всего один абзац «посвящает» Шекспиру – остальная часть повествования относится к иным проблемам театра. Кем бы ни был написан скандальный памфлет, имеет ли он отношение к творчеству Шекспира?

Здесь придется вернуться к тому моменту, когда мы в последний раз рассуждали о биографии молодого человека, удравшего в Лондон из Стратфорда. Итак, предположительно в 1589 году Уильям приезжает в столицу, где его, скорее всего, приняли на работу в театр. Но вначале он выполнял простые поручения, не связанные напрямую с творчеством. Учитывая недюжинные способности, унаследованные от отца и деда, молодой Шекспир быстро прокладывает себе дорогу к успеху. Чем бы он ни занимался в первые месяцы своего пребывания в Лондоне, очень скоро Уильям начинает играть на сцене. Ему несложно понять, что основной проблемой театра, в особенности дающего представления в столице, является проблема репертуара. Будучи непосредственно заинтересованным в новых постановках, Шекспир пробует себя в качестве драматурга.

Практика «переиначивания» известных сюжетов, пьес, старых хроник имела место и до Шекспира. Авторы не утруждали себя поиском новых форм – то, что имело успех ранее, слегка перекраивалось и пускалось в дело. По большому счету нельзя сказать, что подобной практики чужды и нынешние авторы. В самом деле, к чему изобретать велосипед? Но в любом случае, как бы автор ни работал над текстом, ему все-таки надо было иметь некий опыт написания пьес. У Шекспира в конце восьмидесятых – начале девяностых подобного опыта не было. Зато накапливался опыт игры на сцене. В первую очередь Шекспир использовал именно это свое преимущество – знание нюансов актерской игры и великолепное чутье на зрительский успех. Написав сначала третью часть «Генриха VI», драматург вовсе не предполагал ставить возле ее названия цифру «три». Но затем, увидев, насколько успешны у зрителя исторические хроники, насколько успешны выписанные в пьесе персонажи, он продолжил тему, развивая ее во все возможные стороны. Появились вторая, а потом и первая части хроники «Генриха VI». Увенчалось все написанием «Ричарда III» – четыре пьесы относятся к одному периоду времени.

Некоторые шероховатости первых пьес драматурга можно отнести именно к его неопытности в качестве автора. Но пьесы публика полюбила, и постепенно, с опытом, в текстах Шекспира появилось мастерство, глубина и присущий уже только ему стиль. В трактате Грина (или того, кто стоял за тенью умершего драматурга) вполне может в маленьком отрывке упоминаться Шекспир, как актер и автор, прекрасно иллюстрировавший черты новой театральной эпохи. Шекспир сумел уловить веяния времени, требовавшего от драматургов изменений как в сюжетах, так и в стиле повествования. Тут стоит отметить (и к этому моменту придется возвращаться в повествовании не раз) – тексты, опубликованные после смерти Шекспира, были обработаны и переписаны. Они не в полной мере отражают то, что на самом деле написал автор. К тому же он писал тексты для актеров, но не для публикации, а это далеко не одно и то же даже в наши дни.

Таким образом, напрашивается следующий вывод: Шекспир сумел преобразовать свой опыт игры на сцене и свои способности как автора в нечто новое для английского театра елизаветинской эпохи. Его первые шаги в качестве драматурга стали успешными, но вызвали вполне закономерную зависть современников – тех, кто писал для театра чуть раньше, имел более достойное образование и несколько иной, более возвышенный и высокопарный стиль. Однако театр становился все ближе к обыкновенной публике, которой стиль Шекспира и ему подобных оказался куда понятнее. Требования знати, как покажет дальнейшая биография драматурга, тоже немного менялись. Уильям Шекспир оказался в нужном месте в нужное время. Он легко адаптировался к новым условиям, без труда «дописывал» получившие признание пьесы, растягивая их во времени вперед, назад и вширь.

«Мы действительно знаем, что он писал быстро и действие в его пьесах шло непрерывно, и если он в буквальном смысле писал пятиактовые пьесы, в чем многие сомневаются, то делал это непоследовательно. Тот факт, что многие из его пьес хорошо вписываются в пятиактовую структуру, говорит о том, что он был с ней знаком и писал с врожденным чувством прекрасного рассказчика. Шекспир, скорее всего, познакомился с пятиактовой структурой в школе, изучая Теренция, и мы знаем, что он позже читал, перерабатывал и усовершенствовал Сенеку. Доказательств, что он в буквальном смысле использовал пятиактовую систему, нет – например, в том виде, в котором это делал Бен Джонсон. Существуют доказательства того, что акты разделяли музыкальными интервалами. Впервые такой способ разделения пьесы на акты ввели, когда его (театральная) компания переехала в Блэкфрайарз в 1609 году. Скорее всего, разделение на акты было сделано в пьесах Шекспира в издании фолио везде с маленькой буквы, опубликованном в 1623 году, семь лет спустя после его смерти, хотя и в данном случае тоже непоследовательно. Издание фолио для пьес было редким явлением, и, видимо, разделение на акты возносило пьесы Шекспира до статуса классических произведений. Бен Джонсон приложил руку и к изданию фолио».