Соискательный марафон

Они, наивные, и вправду думали побыть у Кати несколько дней, а там на работу. Но на три долгих месяца задержалась Лера у Кати. И Катя сполна проявила свою ангельскую сущность. Денег за проживание не требовала.

– Заработаешь и отдашь! – успокаивала она Леру.

Поддерживала Леру морально, когда та падала духом:

– Лера, не переживай, найдёшь работу, все находят, и ты найдёшь.

И не оставляла материально: давала деньги в долг.

Лерино соискание затянулось из-за её неопытности. Она хотела устроиться домашним учителем с проживанием и не рассматривала другие заказы. В конце концов в агентствах её убедили, что это нереально. Реально – няней. Тогда Лера смирилась и стала искать заказы на нянь к детям четырёх-пяти лет, но тоже с проживанием. Заказов с проживанием намного меньше, чем без, примерно десять к одному, да и то в основном к грудным детям, что Лера категорически отвергала. В общем, она ограничила себя многими рамками.

Москва быстро преобразила Леру: сбросила лишние килограммы, стёрла с губ яркую помаду, стянула юбки, платье и засунула в брюки. Это через пять лет Москва вспомнит о том, что она женщина, вновь наденет юбки и сарафаны, но в 2005 она была сплошь мужеподобной. Закончив преобразование, Москва дала Лере сильный пинок: «Вперёд! Быстрей! Успей!» На этом ускорении Лера и носилась по агентствам.

На предлагаемые в агентствах пятьсот долларов Лера идти не хотела, а хитрые менеджеры, видя новичка, больше не предлагали.

– Вы поработайте пока за эти деньги, покажите себя, ведь Москва вас не знает. А на Рублёвку вы всё равно не попадёте, – говорила в одном агентстве бывалая тётка и предлагала за пятьсот долларов идти на троих детей. А Лера не любила, когда её принимали за дурочку.

– У меня уже нет времени показывать себя, – говорила она, имея в виду свой возраст, и отказывалась от нахальных предложений. Она решила терпеливо ждать своего часа.

Так пролетел месяц. Водоворот агентств, соискателей и работодателей всё больше засасывал подруг. Много чего они узнали, услышали и увидели за это время. Например, что нянь могут выбирать по весу. Для одной работодательницы главным было, чтобы няня весила именно пятьдесят четыре килограмма, ни больше и не меньше, а все остальные нянины достоинства были дополнением. Для другой – чтобы няня была длинноволосая блондинка. Третья искала няню, одетую не хуже неё. Почти все требовали нянь без золотых зубов.

– Скоро, наверное, будут открывать няням рты и, как у лошадей, проверять зубы, – предположила Лера. Настроение портилось, а соискание продолжалось.

И был однажды такой случай. Катя, видя их страдания, дала новый телефон агентства. Подруги позвонили, ответил мужчина (?!), предложил свидание у метро. Наши соискательницы согласились и поехали. Их встретил обаятельный блондин лет сорока, представившийся Константином, и повёз куда-то на метро. Всю дорогу он говорил о детях, о родителях, о нелёгкой работе агентства. Когда они наконец вышли из метро, Константин привёл подруг в странно пустынное помещение с огромным портретом неизвестной женщины на стене. Как водится, он взял с Леры и Динки по сто рублей за анкету и стал очень красноречиво рассказывать о каких-то собраниях агентства под водительством женщины на портрете, совал им какие-то стихи странно жуткого содержания. Динка начала толкать Леру под столом ногами и говорить:

– Нам очень некогда!

Мужчина нехотя умолк, насовал в руки пачки новых стихотворений и обещал обязательно позвонить. Выйдя на улицу, Динка первым делом швырнула свои и Лерины пачки в мусорницу и сказала:

– Психолингвистическое зомбирование!

Лера на нервной почве так стала хохотать, что на неё оглядывались. Отсмеявшись, она сказала:

– Хорошо, хоть живыми выбрались, только и потеряли, что двести рублей.

Придя домой, спросили Катю, откуда у неё этот телефон.

– А в газете нашла, – простодушно ответила Катя. Два дня потом звонил и убивался Константин – скорее всего сектант – что птички упорхнули.

Был ещё странный случай с Лериным устройством. В одном агентстве ей предложили работу с частыми выездами из Москвы и хорошей оплатой. Лера поинтересовалась, как частыми и почему выездами?

– Такая работа у родителей, у них постоянные командировки в другие города, – ответили ей. Лера согласилась пройти собеседование. Менеджер повезла соискательниц на какое-то предприятие, где собеседование проводил посредник. Даже не родители. И тут выяснилось, что нужно не часто выезжать из Москвы, а совсем из неё уезжать… в Сургут. На весь срок договора. Сильно озадаченная, Лера обещала подумать. Но на следующий день вдруг позвонили из агентства и взволнованно сказали:

– Ни в коем случае не отвечайте на звонки тех людей! Это аферисты!

От чего Бог спас Леру, она так и не узнала.

Был ещё один эпизод Лериного устройства на работу. В одном из агентств Лере предложили работу в загородном доме с девочкой пяти лет. Она поехала на следующий же день.

Шагая по лесной тропинке к посёлку, Лера увидела идущую навстречу женщину. Женщина изо всех сил махала ей обеими руками. «Сумасшедшая», – струхнула Лера. Но странная женщина приблизилась, и выяснилось, что это няня, и шла она из той семьи, куда направлялась Лера. «Вы, наверное, к Вике?» «Да», – удивилась её прозорливости Лера. Женщина вздохнула: «Из нашего агентства все уже перебывали здесь. Эта история длится второй год. Всё никак не могут на ком-то остановиться». Она внимательно посмотрела на Леру: «Ну, что ни делается – делается к лучшему. Удачи вам». И пошла дальше тропинке. Лера озадаченно смотрела ей вслед.

Посёлок оказался симпатичным, и симпатичные люди встретили Леру. «В этом доме живёт любовь», – думала она, проработав в нём положенные три дня. Ей было приятно слышать шутливые имена, которыми называли друг друга родители Вики. Видеть их сидящими за столом поздним вечером и мирно беседующими. «Согласие и лад», – определила Лера атмосферу семьи.

«Атмосфера возникла не сама по себе, – рассказывала мама Вики. – Я первые несколько лет сидела дома с дочкой. Но стала замечать невнимание мужа, его отдаление от семьи, поздние приходы. И хотя сама я из мира искусства, решила уйти в бизнес мужа, стать деловой женщиной. А дочке взять няню. Теперь у нас с мужем общие интересы, нам есть о чем поговорить, и иногда я даю мужу повод поревновать меня». Она смеётся. Потом грустнеет. «А вот с дочкой беда, она ни с кем не хочет быть, кроме меня».

Девочка Лере понравилась. Вика сразу вовлекла её в игру, и все три пробных дня промелькнули в играх. Игры были в сказки, а Лера и Вика в них – персонажами. А на прогулках Лера рассказывала Вике разные истории из книг, которые Вика ещё не знала. Мама не могла нарадоваться их дружбе. Трудности начались, когда Лера стала настаивать на занятиях. Трудиться Вика не хотела. Дальше – больше. Выяснилось, что Вика почти совсем не спит по ночам. Перед сном Лера рассказывала ей сказку, потом включала магнитофон, где были записаны мультики, и Вика на какое-то время засыпала под них. Поздно ночью вдруг оживала радионяня. «Лера, Лера», – неслось из аппарата. Сонная Лера приходила к Вике и сидела рядом, пока та не заснёт. Не успев как следует заснуть, Лера вновь поднималась от сигнала радионяни. Однажды мама, услышав бесконечные Лерины хождения, сама пошла к Вике, и Лера услышала три крепких шлепка. После этого наступила тишина.

Две свои недели Лера провела с головной болью.

Однажды Вика сказала: «Няня, ты знаешь, а я очень хитрая». И искоса взглянула на Леру. «Да? – удивилась та. – В чём же твоя хитрость?» Но Вика только улыбнулась. В чём же была её хитрость, выяснилось позже.

Вика настолько привыкла к разнообразию нянь, менявшихся через три пробных дня, что ей уже казалось ненормальным быть постоянно с одной няней. Даже с которой дружила и с упоением играла. Через первые три дня Лериной работы она спросила маму:

– А завтра у меня будет какая няня?

Мама ответила, что теперь всегда будет Лера. Лера не особенно обратила на это внимание. Через следующие три дня последовал тот же вопрос. Через неделю вопрос опять прозвучал. Получив всё тот же ответ, видя безнадёжность положения, ребёнок применил свою «хитрость». Под конец второй недели Вика сказала маме, что Лера называла её плохими словами. Мама знала, что это не так, дом прослушивался и просматривался. «Дочка, это не так. У меня есть маленький телевизор, в котором я вижу и слышу всё, что происходит дома. Я знаю, что няня не говорила тебе плохих слов. Да вот и Оксана (домработница) никогда не слышала от няни плохих слов». Но Вика уже «закусила удила». «Мама, верь мне, а не им», – яростно кричала она. Мама поняла, что Вика уже ни за что не откажется от своих слов. Она закрыла тему и спустилась с Лерой в кухню. «Лера Викторовна, не обращайте на неё внимания. Она же ещё глупенькая». Лера, уязвлённая до глубины души предательством маленького человека, к которому успела привязаться, после бессонных ночей, перегладив гору одежды (полагалось раз в неделю), была не в состоянии контролировать себя. Она молчала, комок в горле перекрыл дыхание, слёзы беззвучно капали в Викину манную кашу.

Наверное, она повела себя непрофессионально, наверное, можно было сгладить и обыграть ситуацию, но Лера за всю свою жизнь так и не научилась переносить предательство.

Утром мама холодно сказала Лере, что они с мужем советовались всю ночь и решили отдать дочку в детский сад.

Эти симпатичные Лере люди, ни разу не обидевшие её, относившиеся к ней с уважением, и расстались с ней хорошо: оплатили обе недели и папа поблагодарил Леру за работу. Но мама Леру игнорировала и, позвонив в агентство, чтобы объяснить причину неподписания договора с ней, сказала, что девочка жаловалась на няню.

Осень тем временем спешила к холодам, и сезон торговли живым товаром достиг апогея. Вот когда Лера, скитаясь по агентствам, увидела, как отдельные малые стада, кочующие с чахлых своих пастбищ на жирные московские нивы, сливаются в одно огромное, разноплеменное, разнокалиберное и разновозрастное стадо. Потом-то Лера уже знала, что многим, очень многим овечкам из этого стада достанутся в Москве лишь полынь-трава да разрыв-трава…

За соискательный период Лера успела попасть в одном из агентств на телесъёмку. Как потом оказалось, снимались кадры для будущего сериала о «злых нянях» «Чужие в доме». Познакомившись за это время в агентствах со многими прекрасными, образованными женщинами, Лера была твёрдо убеждена, что из сотни, может быть, и найдётся одна паршивая овца, да и ту из жадности, по дешёвке работодатели взяли где-нибудь на Курском вокзале. А хорошее, как известно, стоит дорого. Лера до сих пор считает, что все эти истории – простое сведение счётов.

Когда ей случалось видеть в мыльных фильмах типа «Никогда, никому и ничего» и «Всегда, всем и всё», что няня встала на равную ногу с хозяйкой да ещё командовала ею, Лера сардонически смеялась. К тому времени она не понаслышке знала, что нужно пройти жесточайший отбор из десяти-пятнадцати человек, из которых, как правило, выберут трёх на пробные дни, и в этот свой пробный день ты должна вывернуться наизнанку, вылезти из кожи, чтобы понравиться ребёнку, маме, папе и челяди – стать лучшей из трёх. А потом умудриться как-то прижиться на возможно долгий срок, засунув чувство собственного достоинства кое-куда, как советовала короткостриженная в агентстве в начале Лериного пути.

«Им, этим женщинам, – записывает Лера, – оставившим дома, мужей, детей, внуков, совершенно бесправным, на московские гроши содержащим семьи в своих безработных энсках, я посвящаю строки, которые можно отнести ко всем российским женщинам всех времён»:

Одновременно с соискательными треволнениями возникло ещё одно. Леру сильно стала беспокоить Динка, которая начала нести околесицу. Лера помнила её удалой и бесшабашной, но трезвомыслящей и адекватной. Однако происходило странное. Придя как-то домой после очередных соискательных гонок, Динка показала Лере царапину на щиколотке.

– Видишь, – сказала она, – это берут кровь на анализы и проводят опыты.

Лера так и села.

– Кто берёт?!

«Зачем у них брать кому-то кровь, да ещё таким мудрёным способом – из щиколотки?!» – подумала Лера.

– ЦРУ, – ответила Динка. – Ты, Лера, новичок в Москве, а я за два предыдущих года кое-что узнала.

– Но Дина, – не сдавалась Лера, – это же ты сама поцарапалась где-то. Ведь у меня нет таких царапин.

– Ты не знаешь Москвы. У меня все те два года были такие же царапины, я же тебе рассказывала, что со мною проделывали.

В другой раз они стояли на платформе станции метро, ожидая поезда.

– Видишь тех двух мужиков? – спросила Динка.

– Вижу, – ответила Лера. – Они ждут поезд.

– Нас пасут, – многозначительно сказала Динка.

Лера удивлённо на неё взглянула, но ничего не сказала.

«Может, это переодетые милиционеры, – подумала она. Может, в Москве такая бдительность из-за угрозы терроризма». Но ЦРУ, да ещё кровь из щиколотки… Нет, это бред. Опровергать Динкины слова Лера не стала и диагноз ещё не поставила.

Вскоре им пришлось расстаться. У Динки не выдержали слабые нервы, и она согласилась на первую попавшуюся работу сиделки с маленькой оплатой. В течение всего месяца её работы у «старухи» Динка регулярно звонила Кате и Лере, дрожащим голосом рассказывая о безобразиях своей подопечной. Старая безобразница называла образованную Динку деревенской девкой, говорила ей, признанной в кругу друзей кулинарке, что она готовит бурду, прятала от чистюли Динки половые тряпки и однажды пыталась вывернуть ей руку. Лера теперь уже не знала, где правда в её словах, а где больная фантазия. Под конец месяца Динка «выяснила», что бабка – ведьма, высасывает у неё энергию и наслала на неё порчу в виде какого-то грибка или чесотки.

– Надо спасаться, – шептала она в трубку. – Завтра я уезжаю.

– Дина, я приеду тебя проводить, – сказала Лера, – тем более, у тебя завтра день рождения.

– Не надо меня провожать, – стала почему-то отбиваться Динка.

Но Лера настояла на своём, и Динка нехотя назвала номер поезда и время отправления. Договорились встретиться в определённое время в определённом месте вокзала. Полтора часа промёрзла Лера на перроне, уже через полчаса должно быть отправление, а Динки нигде нет. И вдруг минут за двадцать до отправления поезда она увидела, как Динка появилась на перроне. Лера бросилась к ней:

– Дина, где же ты была?

– В зале ожидания, – ответила Динка и заторопилась к поезду. – Иди домой, Лера, не заходи со мной в вагон.

Обиженная Лера в недоумении остановилась. Динка быстро впрыгнула в поезд, махнула Лере рукой и скрылась. Видимо, почувствовала, что Лера тоже высасывала у неё энергию. И тогда Лера поставила диагноз: шиза. Что повлияло за два предыдущих года работы в Москве на Динкину ранимую психику – неизвестно. Но то, что у Динки шизофрения с манией преследования, Лера была уже уверена.

Запахло ранней зимой, а Лера всё ещё была безработной.

– У вас типаж не тот, – сказала Лере уже известная читателю хитрая тётка, предлагавшая Лере работу с тремя детьми за 500 долларов. – Люди в основном ищут простых женщин с добрым лицом и уютной фигурой. А вы слишком академичны.

«Это смотря кто ищет», – думала Лера. Чтобы Лера от неё отстала, тётка дала ей огромную простыню с адресами и телефонами всех агентств Москвы. И Лера нашла там одно, о котором много хорошего слышала в разных агентствах от совершенно разных людей. Слышать-то слышала, но почему-то, бродя по замкнутому кругу мелких агентств, берущих по сто рублей чаевых, ни разу не свернула в сторону того, солидного. Теперь же, найдя его название в простыне, обрадовалась и решила на следующий день поехать туда. И поехала. И не разочаровалась. Действительно, всё солидно, действительно, во всём порядок, и типаж её там пришёлся как нельзя кстати.

– Нам нужны люди с вашим опытом, – сказала ей девочка-психолог на собеседовании. Посмотрев Лерины документы, психолог разрешила ей не ждать положенных три дня проверки, а сразу записываться на понравившуюся вакансию. Лере понравились три предложения, и она записалась на все три. Первый заказ был на мальчика двух с половиной лет, собеседование через три дня. Так Лера встретилась с Полиной и её маленьким сыном.

Высокая и надменная молодая девушка спросила Леру, согласна ли она оставаться надолго с мальчиком одна, так как сама часто уезжает.

– Ну что же, – ответила Лера, – это будет мой мальчик.

Из их беседы Лера узнала, что отец с семьёй не живёт, но принимает активное участие в воспитании сына – берёт его на выходные и в различные поездки. Позже она узнала и многое другое, частью рассказанное самой Полиной, частью – её матерью и домработницей.