Книга: Шутка костлявой девы
Назад: Глава VI Легенды Катманду
Дальше: Глава VIII Поющая чаша

Глава VII
Ледяное озеро

Наутро я собираюсь. Насильно заталкиваю в себя завтрак, так как есть совсем не хочется, и иду в путь. На такой высоте (3600 м) у подавляющего большинства уже начинается горная болезнь.
Можно было бы свернуть назад, как делают многие, но я задался целью дойти и не отступлюсь.
Передо мной Ледяное озеро. Растительности на этой высоте уже нет. Граница между лишайниками, мелкой травой и снежными шпилями гор. Протягиваю руки, и кажется, будто могу коснуться самых вершин. Решаю пройтись по ледяной глади озера. Такое нечасто бывает, наверное, только раз в жизни, а кому-то не посчастливится сделать этого никогда.
Помнится, лет пять назад мы с друзьями выезжали на Финский залив кататься на машинах. Девчонки на пассажирских сиденьях визжали от страха и удовольствия, а мы самодовольно улыбались и делали вид, что не боимся. Острота мгновения. Громоздкая тачка в полторы тысячи килограммов и лед, который в любой момент может не выдержать.
Горное озеро. Шаги сначала аккуратные и обдуманные, затем все более уверенные. Я на льду, за спиной двенадцать килограммов груза, и я сам семьдесят пять. Итого: почти сто. Верю в крепкость льда. Пока трещин нет, но если что, я готов к любому раскладу.
Страха нет. На мой взгляд, самая почетная смерть не среди врачей, янтарно-желтых уток и проводков с трубочками. Иногда я представляю полукольцо из родственников вокруг моей больничной койки, которая пахнет мочой и лекарствами от умирающего меня. Иссохшего злобного деда, отправляющегося на тот свет. «Сколько он еще протянет?» – шепчет гаденький родственник и втайне надеется услышать от чопорного врача заветное «скоро». Но вместо этого получает: «В таком состоянии он может находиться от недели до полугода». И вот твои родственники стоят и ждут. Приходят кучками и общаются с умирающим тобой, чтобы прояснить квартирно-машинно-жилищный вопрос.
Я всегда мечтал в старости уйти в горы. К примеру, на Эверест – самую высокую точку планеты. Высота над уровнем моря восемь тысяч восемьсот сорок восемь метров. Для сведения, горная болезнь начинается на двух тысячах метров. Пять-семь – уже тяжелая степень. Каждое движение вызывает головокружение, в висках постоянно стучит, появляется «дыхание загнанной собаки». Сухой кашель, отсутствие аппетита, рвота. Ты можешь лишиться пальца на ноге и даже не почувствовать. А когда спустишься вниз (если посчастливится вернуться живым), для тебя будет сюрпризом обмороженный кусочек синюшной плоти.
Кислород… его почти нет. Лицо приобретает синеватый оттенок. Кровь теряет алый цвет. Ты падаешь и умираешь героем.
Труп никто не трогает. Такая смерть почетна и не особо страшна. Такая участь все же лучше, чем умирать на больничной койке среди стада шакалов.
Можно еще заснуть и не проснуться: замерзнуть во сне. Не самый плохой вариант.
Выбирая, как умереть, человек не обманывает смерть, он просто плюет ей в лицо и смотрит, как костлявая рука старой, как Бог, девы стирает пятна с перекошенной физиономии.
Здесь и сейчас я могу провалиться под лед. Это и будет тот самый ответ или, скорее, шутка костлявой девы, которая прекрасно видит будущее, где я, семидесятипятилетний дед, карабкаюсь на гору, чтобы сделать последний в этой жизни плевок. Это мое будущее, и я знаю, что не умру сейчас. Это будет в семьдесят пять или около того, но точно не раньше.

 

Люди искренне верят, что они несчастны. Но во Вселенной есть существо куда более безрадостное. Ей скучно, этой стерве, ее дружок уже давно впал в маразм и сам не понимает, что творит. Теперь она на Земле хозяйка. Мать Евы давно уже старая скрюченная язва с косой. Бесплодность не позволяет исправить ситуацию на Земле, поэтому все идет как идет. Жизнь не сложилась: единственная дочь мертва, муж в маразме, а она терпеть не может зеркал.
И вот она вынуждена спускаться сюда, в место, которое должно было стать раем, и ищет способы развеять тоску. Вот идет какой-то человечишка, он ступает по льду и пытается выглядеть в собственных глазах героем. Смерть улыбается – грустно и жалко. Сейчас она вспоминает, как они с Богом были молоды, как он влюбился в нее и дарил ей звезды, а она прикасалась к ним и звезды умирали. Ее это тревожило, но Бог не придавал смертям значения и все дарил и дарил ей звезды. А потом появились близнецы, и Бог спрятал их от матери, чтобы она случайно не умертвила собственных детей. Он все надеялся, что они будут счастливы, но вместо этого сошел с ума от ее любящих рук. И теперь она приходит на Землю – к детям своих детей, и, обливаясь слезами, убивает их.
Так было раньше. Она приносила с собой только боль, но сейчас, наблюдая за Евгением, костлявая дева придумала способ сделать этого человека счастливым.

 

Зачем идти, как заяц? К чему сомнения? Я всегда был жизнерадостным и бесстрашным, как ребенок. Мои глаза будут гореть до конца, и родственники сами будут грызться за недвижимость. Лет через сорок-пятьдесят и без меня. Эта мысль так воодушевляет, что я начинаю прыгать на льду и впрямь как ребенок.
Скольжу, падаю и ударяюсь о твердь льда. Встаю и улыбаюсь. Делаю несколько шагов и слышу хруст. Что-то треснуло.
Если ты оказываешься в подобной ситуации, необходимо лечь и ползти. До самого берега. Встать на твердую землю и перекреститься.
Я не успеваю лечь и, как стоял прямо, так и проваливаюсь под лед.

 

В фильмах, когда главный герой проваливается под лед или просто попадает в какую-то непростую ситуацию, обычно голос за кадром говорит, о чем думает человек. Привычные зрителю темы: девушка или мама, возможен еще вариант с глупой мечтой, ради которой стоит жить и попытаться спастись.
«Ее глаза такие прекрасные, как то небо, что я вижу сквозь толщу воды…»
Режиссеры показывают нам, массовым зрителям, темную фигуру, погружающуюся вниз. Пузырьки изо рта и закрытые глаза. Если парень удачливый, то может прилететь его друг-супергерой и вытащить из беды.
У меня нет такого друга, и о девушке своей я не думаю. В этот момент главное – выжить. А все эти красивые сопли, которые кинолентой наматываются на проигрыватель или развешиваются на уши зрителям, не по мне.
Так не бывает! Либо я и вправду грубая скотина. Только одно: борьба за жизнь.
Когда я вылезаю, самым важным на свете оказывается воздух. Я хватаю его ртом и дышу. Глубоко и жадно. Как зверь. «Дыхание загнанной собаки».
Лежа на снегу, я не думаю о Кире. Это происходит чуть позже.
Со стекающими с тела водопадами и сосульками на волосах волочу ноги к жилью местных. Нужно двигаться, чтобы не оледенеть. Стучусь. Местные сразу же впускают меня в дом и начинают суетиться. У меня нет сил: я падаю на пороге.
Просыпаюсь утром в грязном бараке. Тело ноет. Лежу там три дня, и белые крыски все так же прыгают по мне, как на батуте. В состоянии полусна на второй день я вспоминаю о Кире: как она глупо выбежала из машины, как швырнул на землю цветы. Кира – истеричка… И зачем она нужна мне? Если сейчас такие проблемы, что будет дальше?
Хозяйка заваривает мне чай. Чашка глиняная и грязная. Чай обжигающий и вкусный. Запах резкий.
Зарываюсь в какие-то тряпки, которыми меня одарили непальцы. Завтра будет новый день, завтра я должен идти вниз. Жаль, что покорение вершины оборвалось вот так глупо. Но я обязательно вернусь сюда. Обещаю.
Назад: Глава VI Легенды Катманду
Дальше: Глава VIII Поющая чаша