– Ты откуда? – спрашивает мальчуган лет двенадцати.

Я не спал уже два дня, боюсь, что проснусь опять в другом возрасте. Лежу и отдыхаю с открытыми глазами. Делать пока что нечего – у нас тихий час. Мне не хочется разговаривать ни с этим парнем, ни с кем-либо.

– Да так, не хочу об этом говорить, – произношу я и отворачиваюсь к стенке.

Взрослые могут контролировать себя. Я прожил двадцать четыре года и всегда умел себя контролировать, но сейчас лежу и плачу и впрямь как маленький. Дурацкие чувства ребенка. Неустоявшаяся психика. Отсутствие контроля над ситуацией.

– Эй, ты чего? Пойдем поиграем что ли? Я тебе кое-что интересное покажу, – подбадривает меня пацан и тянет за рукав.

Утираю слезы и поворачиваюсь к нему. Пытаюсь взять себя в руки. Мысли в голове примерно такие: «Почему бы и нет? Раз уж сейчас я в теле ребенка, может, нужно немного повеселиться?»

Спрыгиваю с кровати, направляюсь в коридор. Там никого, все сидят по комнатам и не высовываются.

– Побежали в крыло девочек? Я знаю комнату, где живет всего две, мы легко с ними справимся, – говорит он и протягивает тюбик зубной пасты и скотч.

– Пойдем! – с легкостью соглашаюсь я и представляю, как приматываю их скотчем к кровати, а затем размазываю пасту по лицу. Внутри появляется давно забытое чувство беспричинной радости и душевного подъема. Чувствую, как внутри бурлит энергия: ей обязательно нужно прорваться наружу, иначе я взорвусь.

Мы пробираемся в другое крыло, в коридоре такая же тишина. Доходим до нужного места, аккуратно поворачиваем ручку и медленно приоткрываем дверь. Все это время я нахожусь в состоянии нетерпеливой радости и предвкушения веселья. Мой товарищ первый прислоняется к замочной скважине, затем он бесшумно приоткрывает дверь и предоставляет мне возможность самому посмотреть сквозь небольшую щелку. Симпатичные и вполне беззаботные девочки сидят на кроватях и о чем-то оживленно болтают. Их и правда всего две.

– Пора, – быстро шепчет мальчик и сразу же проскальзывает внутрь. Без промедлений следую за ним.

Девочки явно не ожидали атаки во время тихого часа, но были готовы к ней: как только они заметили нас, тут же бросились в разные стороны. Им нас не перехитрить. Буквально за несколько секунд мы ловим одну из них, и мальчуган приматывает ее скотчем к кровати. Оглядываюсь в поисках второй – ее нет. Не теряя времени, разукрашиваем зубной пастой лицо кусающейся девчушки и пытаемся отыскать вторую. Может, залезла под кровать? Обыскиваем комнату, тут ее точно нет.

– Мы попали, – подытоживает мой спутник.

В дверях появляется воспитательница, рядом с ней стоит вторая девочка и победно улыбается. Женщина смотрит на нас, а затем переводит взгляд на кровать, где лежит примотанная скотчем девочка и победоносно сверкает глазами. Ее лицо выражает торжество, в предвкушении мести она ехидно улыбается и смотрит на нас почти не моргая.

– Гадкие мальчишки! – произносит воспитательница. – А ну-ка марш отсюда! Я расскажу об этом проступке воспитательнице из вашего крыла!

Девочка на кровати не сдерживается и вопит:

– Вас накажут, засранцы!

– Что за слова? – грозно вопрошает женщина и поворачивается к другой девочке. – Развяжи ее и сходи с ней в туалет – проследи, чтобы умылась. А вы, сорванцы, за мной! Быстро! – командует воспитательница и выходит из комнаты вон.

Несмотря ни на что, я чувствую себя вполне довольным. Дети действительно самые счастливые. Сейчас мне все равно на весь мир. Шалость удалась!

Однако счастье быстро заканчивается. В коридоре нас передают другой женщине, которая гонит нас на молитву.

Так я и оказался тут – в этой маленькой комнатенке, до отказа набитой детьми. Общее помещение. Некоторые стоят на коленях. Ко всем подходит сестра милосердия и вырисовывает на лбу крест чем-то жгучим и пахучим. Вроде мята, но я не уверен.

– Помолимся, – тихо и вместе с тем торжественно говорит она, и я слышу заунывный хор детских голосов.

В комнату протискиваются те самые девочки. У одной из них до сих пор следы пасты на щеке. Они послушно складывают руки вместе и начинают шептать.

Я никогда не был верующим. Мне всегда казалось диким молиться какому-то дядьке на небесах, который только и делает, что плюет с неба. Помню, как Кира часто говорила мне: «Хорошо, что только плюет, Евгений».

Кира. Где она? Что думает? Две недели уже прошли. Искала ли она меня или ей все равно?

Мои мысли прерывает женщина в белом чепце. Она наклоняется к самому моему уху и громко произносит:

– Молись!

Это уже невыносимо. В любом случае нужно уходить отсюда. Неделя здесь – это слишком.