Где Люба?
(мелодраматическая военная комедия)

В вечернюю тишину пустой квартиры через открытую форточку с улицы доносился шум дождя. С лёгким треском пришли в движение тяжёлые, блестящие гири напольных часов, после чего последовали семь ударов. Еле слышно лязгнул замок, и открылась дверь. Тотчас порывом сквозняка парусом вздулась штора, опрокинулась ваза с цветами; со стола, на котором стоял ещё и компьютер, снесло листы бумаги. Вспыхнул свет. Это пришла с работы хозяйка дома, Надежда Петровна Колокольцева.

Она повесила мокрый зонтик. Переобулась. Вошла в комнату. Притворила балконную дверь и принялась подбирать листы. Поставила вазу. Вытерла воду. Включила телевизор, после чего скрылась в смежной комнате.

Раздался звонок.

— Иду, иду! — она вышла в халате, на ходу завязывая пояс. Подошла к двери, мельком глянула в глазок и отворила дверь. — Забыла ключи?

— Да, нет, я с улицы вижу, свет горит. Значит, ты уже дома.

— Попала под дождь?

— Немножко.

— Ты опять уехала в институт и не закрыла балконную дверь.

— Ой, извини, мамуля. В последнюю минуту заторопилась. А что, воры побывали?

— Воры вроде бы не побывали, а вот ветер с помощью шторы опрокинул вазу и залил тебе реферат.

— Ой, мамуля, прости меня, чучело музейное, хорошо, что дискету взяла с собой, в институте распечатала.

— А я подбирала листы, краем глаза глянула, вижу: ты взяла тему тендерных отношений? Что тебя подвигло на это?

— Да, прочитала недавно статью в молодёжной газете. Автор, девушка, обмолвилась о том, что один мужик или парень не захотел развивать с ней отношения из-за того, что у неё, видите ли «видны мозги». По её рассуждениям выходит, что нормальные мужчины женятся только на дурочках, а её, такую умную бедняжку никто в упор не замечает. Так я прикинула по всем знакомым и что-то ни у одного из наших преподавателей или папиных сослуживцев не обнаружила жену трактористку.

— У моей сотрудницы муж электриком работает.

— Вот видишь, получается даже наоборот.

— Ну, что ты сделаешь, хочется девушке выглядеть умнее, чем она есть на самом деле. Может, личная жизнь не клеится.

— Не знаю, что у неё там не клеится, но журфак явно не на пользу ей. Она верхоглядка. В поисках особи натолкнулась, естественно, на ничтожество. Впрочем, не исключено, что на самом деле он умнее её и сделал ей комплимент. А ещё вернее всего, что никакого мужика или парня и в помине не было.

— Как это?

— Да, так… Она просто польстила сама себе. Ведь совершенно очевидно, что она начиталась импортной ерунды, а настоящей научной литературы по психологии и в руках не держала.

Их разговор прервал звонок.

— О, папа уже приехал. Ладно, мамочка, пойду переодеваться.

— Давай. Что-то отец сегодня рано. Не случилось ли что.

Надежда Петровна поспешила к двери. Вошёл генерал-лейтенант Иван Семёнович Колокольцев.

— Я не опоздал к ужину?

— А ты ещё не ужинал?

— Конечно, нет. А чего ты спрашиваешь?

— Я же санитарный врач. У меня профессиональный нюх.

— А вон ты, о чем! Да у нас в Министерстве обороны сегодня переполох.

— Чем же это вас бедненьких напугали?

— Да, не то, чтобы напугали, но озадачили. Министр обороны у нас теперь гражданский. Анатолий Васильевич Твердюков.

— Даже для меня, гражданского человека, новость из разряда эпохальных.

— Но не вся.

— Не томи.

— Не буду, если не будешь подгонять. Меня кинули на управление боевой подготовки. А в-третьих, сегодня через столько лет я встретил Славика Гранчакова.

— Гранчакова? Гранчаков… Гранчаков… Надо заглянуть в альбом…

— Да ты вряд ли помнишь его. И альбом не поможет. Что от меня осталось за двадцать пять лет? Ну, да ладно, дело-то не в этом. Славик тоже генерала недавно получил. Мы на триста секунд заехали к нему домой. У него сын майор. Красавец. Вот бы нашу Любаньку познакомить. Кстати, повод есть. Слава пригласил нас на день рождения жены. Его Элеоноре в следующую пятницу сорок пять. Люба!

— Папа, не надо так громко. Ты не в штабе.

— А ты здесь? Значит, всё слышала?

— Папа, по-моему, тебя слышно аж в доме, напротив.

— Ладно, не сердись. Так о чём я? Ах да… Так вот, в следующую пятницу в гости идём. Познакомлю тебя с сыном сокурсника. Майор. Красавец. И отец тоже генерал.

— Папа, не ты ли неделю назад говорил: оцени адекватно себя и своё окружение, ищи личность, а не особь. А сегодня сам уже направляешь меня в руки такой же особи. Красавчика. Майора. Да еще и сына генерала. Твоя непоследовательность настораживает. Смотри не попади под сокращение.

— Ну, ты посмотри на неё, — буркнул Иван Семёнович, садясь к столу. — И чем же это он тебе уже не личность? Высшее военное образование. Двадцать шесть лет. Уже майор.

— Ну, а чего бы ему ни быть майором, если папа генерал, — продолжала упорствовать Люба.

— А ты не умничай, тебе это не идёт.

— Хорошо, папа, не буду. Но то, что он майор, не его заслуга. Это родители ведут его по жизни за ручку.

— Генерал Маргелов послал своего сына на испытание парашютной системы для десантирования танка. Сын получил звезду Героя. Кого прикажешь упрекнуть? Отца или сына? У вас, как у всех гражданских, превратное представление об армии, которая, между прочим, не школа бальных танцев, а институт защиты государства. И потом, Люба, я ведь не заставляю тебя непременно и сейчас же выходить за него замуж. Знакомство ни к чему не обязывает. Нас пригласили. Понимаешь? Просто… По-семейному.

— Ладно, папа. До следующей пятницы ещё десять дней. Конечно, я пойду с тобой. Не переживай. Кушай. Bon appeti mon pere.

— Чего? Это ещё по-каковски?

— По-французски, папочка, означает, приятного аппетита.

— А-а-а-а… Спасибо. Мерси. И вам того же, как это… В морд апети.

— Какой в морд? Папа? Бон аппети.

— Понял. Не дурак. Бон апети. Ты лучше скажи, что у тебя в институте?

— Сегодня сдала последний предмет. Завтра вручение дипломов. Ты ничего не забыл?

— Ничего не забыл. Завтра вручение дипломов.

— И всё?

— А что ещё? Я присутствовать не смогу. Вон, есть мать.

— Ты обещал дать мне на поездку в Дубровник.

— Я приказов своих не отменяю, — он обернулся к жене. — Бухгалтерия. Выдайте отпускные.

— Есть, товарищ генерал! — ответила жена.

— Ну… Так чего сидишь?

— Что, прямо сейчас? А можно я поужинаю?

— Можно. Тогда наливай.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — она встала. Шагнула к серванту. Взяла графинчик и рюмочку. Поставила перед ним.

— Сам наливай.

— У меня рука не дрогнет. За твои успехи, дочка. Молодец. Прозит.

— А это по-каковски?

— А это по-немецки, доченька.

В фойе института царила суета. Сновали преподаватели с папками и выпускники с дипломами.

— Девчонки! — обратилась одна выпускница к сокурсницам. — Вы где шлёндаете? Там уже наша очередь фотографироваться.

— Побежали.

На сцене актового зала уже приготовилась для съемки группа студентов с преподавателями.

— Все в сборе? — спросил фотограф. — Приготовились. Улыбнулись. Оп! Готово! Свободны. Следующая группа.

— Ой, девчонки. Мой батя вчера выдал, — сказала Люба своим подружкам.

— Что? — спросила Света Колтунова.

— Да, у него объявился то ли одноклассник, то ли однокурсник. В следующую пятницу идём на день рождения и знакомиться.

— С ним?

— Да не с ним, хотя и с ним тоже, но у него сынок майор. Так мой резко вдруг и всерьёз озаботился по-скоропостижному выдать меня замуж. Говорит, красавец, отец генерал, и этот тоже скоро будет.

— Так чего ты мучаешься? Иди, — сказала Анжела Пёрышкина.

— Ага… Иди… Щаз… И что я потом делать буду с ним? Он же типичный нарцисс.

— Ну, это же естественно. Молодой майор. Сын генерала. Образованный. Успешный. Ты видела его? — спросила Светлана.

— И видеть что-то не хочется, чтобы не искушаться. Но чувствую, на него вешается каждая дура. Нас повенчают. Через год, после родов он загуляет, и уже я как последняя идиотка буду ждать его домой до утра, когда он нагуляется.

— Да ладно, подумаешь… Разведёшься, и делу конец, — сказала Анжела.

— Ты так легко говоришь. Это что, норма? А потом?

— Другого найдёшь, — ответила Светлана.

— Девчонки, вы — двоечницы. У меня-то шансы снизятся. Значит, следующим будет, если не хуже, то уж точно, не лучше.

— Ну и что? Зато дети будут в этого красавца. И сама всю жизнь будешь помнить, что был в твоей жизни мачо.

— Ой, девки, вам точно надо по-новому учиться. Замечательная перспектива, нечего сказать. У детей пожизненная безотцовщина, невезуха и вечные разводы, зато я сдохну с улыбкой на устах от счастья. И чем тогда мы лучше вон той уличной сучки? Короче, вы меня не убедили. Кстати, а что у нас с Дубровником?

— С Дубровником у нас всё на мази, но потом-то что? Куда пойдём? Решили? Мы же договорились не расставаться.

— Я уже разведала, — сказала Светлана. — Можно пойти в армию психологами.

— Скучно. Узко и однообразно, — сказала Люба.

— А что ты предлагаешь? — спросила Анжела.

— Есть в системе министерства обороны военные учебные центры.

Там можно за год или за полгода получить ещё какую-нибудь военную специальность.

— Какую? — спросила Света.

— Ну, например, военного корреспондента или военного переводчика, — ответила Люба.

— О, это классно. А нас возьмут?

— А куда они денутся.

— А где это?

— В Уральском военном округе.

— Может, едем сразу туда? — спросила Анжела.

— Конечно, поедем, — ответила Люба. — Но давайте только после Дубровника.

— Тогда мчимся в ОВИР, — сказала Света.

— А что, визы уже готовы? — спросила Анжела.

— Спрашиваешь. Там парниша мой пашет. У меня с ним полное антанте кардиале.

— Ой, Светка! — сказала Анжела. — Любишь ты материться не по-нашему. Ну, погнали.

Самолёт приземлился в аэропорту. Девушек встретил представитель турагентства. Он усадил их в микроавтобус.

— Меня зовут Виктор. Я здесь представляю группу московских турагентств. В мои обязанности входит встретить и поселить прибывающих. Вас расселить по отдельным номерам? — спросил он уже сидя в автобусе.

— Нет, нас, пожалуйста, в один номер. По отдельности мы не согласны.

— Хорошо. Проблем не будет. Сейчас подъезжаем к отелю, сидим там, в холле и ждём освобождения трёхместного номера, — он достал из портфеля бумаги, просмотрел их и продолжил. — Не исключено, что к вечеру вас поселим.

— А если не будет? — спросила Света.

— Есть запасной вариант. Двоих сейчас селим в двухместный, а одну из вас — в одноместный. Но по-любому к вечеру следующего дня освободится семейный номер, и я вас всех вселяю вместе.

Машина остановилась возле отеля. Все пассажиры прошли в холл. Где прохаживалось в ожидании множество людей.

Поодаль от девушек расположились двое молодых людей. К ним подошёл Виктор.

— Здравствуй, Жан-Поль, а где Горан?

— Он уже уехал, — ответил по-русски француз.

— Так вас двое осталось? Давай я тебя с Драганом переселю в двухместный номер, а девушек вселю в ваш?

— А сколько их? — переспросил Драган.

— Трое, — ответил Виктор.

— Да зачем эта лишняя перетасовка. У нас оплачено до конца недели. Мы сегодня уезжаем в Косово. Нас не будет три дня. Пусть девушки живут в нашем номере. Драган больше не вернётся. Я вернусь из Приштины только за вещами и сразу же улечу домой в Париж. Вот тебе ключ от номера. Там моя сумка и кофр с аппаратурой. Пусть всё это останется в шкафу до моего приезда. Надеюсь, им это не помешает?

— Сейчас мы их спросим. Вот они. Девушки, вы, наверное, поняли, что речь шла о вас. Вы не будете возражать, если до возвращения Жана у вас в номере полежат в шкафу его вещи?

— Как, девочки? — спросила Светлана.

— Да, пусть будет. Зато сразу поселят вместе, — ответила Анжела.

— Мы согласны, — ответила Люба.

Они оставили вещи в номере и ушли к морю. Купались. Загорали. Пили коктейли на пляже.

Вечером в гостиничном ресторанчике, за ужином, они обсуждали планы на будущее.

— Люба, а ты узнала, где этот учебный центр находится? — спросила Светлана.

— Конечно. Я же вам уже говорила. На Урале. Возвращаемся отсюда. Созваниваемся. Встречаемся в военкомате. Берём направление и едем туда, в Белореченск.

— И что там точно годичные курсы переводчиков и военных корреспондентов?

— Да. Нам будут давать польский, литовский, украинский, немецкий и английский.

— Ого, а чего так много? Мы же за год не осилим.

— Для того чтобы при необходимости пообщаться с туристом или с нарушителем, достаточно сто пятьдесят, максимум двести фраз. За год мы их освоим.

— Ясно. А что там за порядки?

— Как в армии. Подъём. Построение. Пробежка. Завтрак. Занятия. Обед. Наряд.

— О, это классно. Наряды примерять? Пьер Карден или Юдашкин?

— Да, маде ин Чугуев. Анжела, в армии наряд — это дежурство. В основном по очереди. В роте полы драить. Или на кухне, картошку чистить.

— А кто там командует всем этим?

— Офицеры, прапорщики и преподаватели.

— А ты откуда знаешь?

— Ну, здрасте… я же с отцом всю жизнь по гарнизонам. Мы же только последние три года в Москве, а так — по разным Лупопырдовкам. Иногда по году, по два ни одного гражданского лица, кроме учителей в школе. Да и то, всё офицерские жёны.

— Слушай, а там же, наверное, пацаны, солдаты?

— Солдаты только в частях. А в этом учебном центре одни девушки. Девять-десять, а то и все двенадцать рот. Значит, больше тридцати взводов, то есть учебных групп.

— И что, у всех одинаковая программа?

— Нет, ну там же разные направления. У одних кавказское, у других азиатское, я предлагаю западное. Ели хотите, пойдем на восточное. Будем учить китайский, корейский и японский. Или казахский, киргизский, таджикский, туркменский или узбекский. Эй, бёха кель джялям!

— Ого, а это что такое? Переведи, — спросила Светлана.

— Иди сюда, курва! — перевела Люба.

— Ого, ничего себе. Нет уж, давай лучше на западное направление. Правильно, Анжела? Ты как?

— А на немецком там тоже не чище. Дизе хуре зи виль нихьт мит мир шляфен.

— Ого, а это ещё что? — спросила Анжела.

— Юберцетцен аус руссиш? В переводе с немецкого на русский: эта курва не хочет со мной спать. Ха-ха-ха-ха, — перевела Люба.

— Ну, Любка, ты даёшь. Где ты всего этого набралась? — со страхом спросила Светлана.

— Поживёшь по гарнизонам, не такого наберёшься, — успокоила подругу Люба. — Короче, девки, я как вы. Мы же договорились. Будем держаться вместе до замужества.

— Тогда, давайте на западное. Не так оскорбительно звучит, — предложила Анжела.

— Договорились. Только в одной части нам по-любому не дадут служить. Но в одной бригаде — реально.

— Как это в одной части нельзя, а в одной бригаде можно? — спросила Светлана.

— Ну, армейская бригада, это же не бригада маляров или бетонщиков. Это огромная военная толпа. И дислоцируется она примерно на территории одной области или республики, но в разных районах, — ответила, сведущая в военных вопросах Люба.

— Ни фига не понимаю, но пусть будет так, как ты говоришь, — ответила Анжела. — Хотя, стоп. Не может такого быть, чтобы на одном участке границы круглые сутки был один переводчик.

— Молодец, Анжела, тебе армия точно будет на пользу. Логично. Ладно, посмотрим. Всё может быть.

— Хорошо. Всё. Точка. Действуем по намеченному плану. Анжела, твои предки не будут возражать? — спросила Светлана.

— Всё. У меня с ними полное «антанте кардиале».

— Ну, что, идём спать?

— Пошли.

Ночью их разбудил стук в дверь.

— Кто там? — спросила Люба, подойдя к двери.

— Откройте, девушки! — послышался женский голос.

Люба открыла дверь. На пороге стояла администратор с каким-то незнакомцем.

— Девушки, извините, тут вот этот человек спрашивает месье Кутузьё.

— Какой ещё Кутузьё? Мы не знаем никакого Кутузьё. Здесь мы живём.

— Этот человек ищет француза по имени Жан-Поль Кутузьё.

— Можете посмотреть, но здесь нет никакого француза, а мы из России. — Люба включила верхний свет. — А я вспомнила вашего Кутузьё. Это тот француз, который в полдень уехал в косовскую Приштину.

— В Косово? В Приштину? — переспросила женщина.

— Да, туда.

— Тогда извините. Спокойной ночи.

Но едва они уснули, как их разбудил лёгкий удар в оконное стекло.

— Опять стучали что ли? — спросила в темноте Анжела.

Девчонки, кто-то на балконе! — прошептала Светлана. — Может, позовём дежурную?

— Подожди, надо посмотреть, — сказала Люба и подошла к балконному окну. И тотчас сказала. — Там этот француз.

— Надо открыть. Он, наверное, хочет забрать свои вещи. — сказала Анжела.

Люба открыла балконную дверь.

— Входите.

— Нет. Нет. Извините, пожалуйста. Я до утра не войду. Пожалуйста, свет не включайте. Положите, пожалуйста, вот это в мою сумку. — Прошептал Жан-Поль, протянув маленький прозрачный полиэтиленовый пакет с дискетой и двумя флэшкартами.

— Вы знаете, что вас ищут?

— Предполагаю. Но вам не следует беспокоиться. Это могут быть, кто угодно, но только не власти.

— А кто?

— Пособники одной известной одиозной личности.

— И что, они чувствуют себя свободней, чем вы?

— Они местные. А я иностранец. Но так как моя миссия выполнена, то я постараюсь утром исчезнуть из страны. У меня там, в сумке парик. Дайте мне его, пожалуйста.

Люба взяла сумку и подала ему.

— Может, включить свет? Боковой.

— Нет, нет. Не надо. — он достал из сумки пакет, извлёк оттуда парик и надел его. — Вы бы оказали мне неоценимую услугу, если б отвезли все эти вещи в Париж. Я вам всё оплачу. Сейчас же. Там, в Орли, вас встретят мои родители. Отдадите им и всё. Деньги вот. У вас виза есть?

— Да, шенгенская.

— Ну, как здорово.

— Да, но я с подругами.

— Они подождут вас. Вы же ненадолго. Вы сможете вернуться в тот же день. В крайнем случае — на следующий день.

— Я боюсь. А вдруг они заподозрят меня.

— Я буду недалеко от вас.

— В самолёте?

— Да, и в самолёте, и там, в Орли.

— Всё равно, боюсь, — помедлив, ответила Люба. — Может, вам лучше быть рядом? То есть мы будем вместе. И вас не заподозрят. Они-то будут высматривать одинокого мужчину. А тут — пара. К тому же вы будете в парике.

— У вас детективное мышление. Я хотел предложить этот вариант, но боялся, что вы не примете. А тут вы сами предложили его. Хорошо. Значит, именно так и поступим. Но мои вещи придётся нести вам. А ваши понесу я. Ведь вы возьмёте что-нибудь с собой? Вдруг придётся переночевать в Париже.

— Хорошо. Я согласна.

На регистрации Жан-Полю пришлось снять парик. В самолёте он тоже был без него. Но в самом Париже, сразу после прохождения пограничного и таможенного досмотра, он вытащил из кармана пакет с париком.

— Здесь-то зачем? — спросила Люба.

— Родителей удивлю. Интересно, узнают или нет.

— А сколько дней вы не виделись?

— Неделю.

Перед погранично-таможенным терминалом аэропорта «Орли» стояли двое типов и всматривались в лица прибывших этим рейсом. И на выходе из здания аэровокзала тоже стояли трое и переговаривались:

— Странно. Похоже, что его нет. Не мог же он незаметно проскочить. Может, он не сел на этот рейс?

— Бек ошибиться не мог. Он видел, как этот писака на регистрации снял парик. Значит, он где-то здесь. А вот глянь-ка на того пижона с девкой. Похож на него. Вон, видишь, старики их встречают.

— Э! Так это же он. Замаскировался, сразу не узнать. Уже садятся. Нам нельзя от них отставать.

Вся компания сбежала по ступенькам на тротуар и запрыгнула в жёлтый микроавтобус, который тотчас сорвался с места и помчался следом за белым «Пежо».

— Не прижимайся, — сказал старший из группы водителю. — Держись на расстоянии, чтобы они ничего не заподозрили.

— Что будем делать? Стрелять?

— Ни в коем случае. Доедем с ними до дома, а там возьмём его с собой. Отвезём к себе и вытряхнем из него всё, что нужно.

— А что если устроить ему тёплую встречу в туннели, где принцесса Диана со своим Додиком сковырнулась? Хорошее место, проверенное.

— Нет. Там только ночью можно делать это, когда движение не частое. А сейчас мы там создадим и пробку, и свалку, что и сами не выберемся.

— Тогда где? Если б знать, где они живут.

— Делаем проще. Останавливаем их. Говорим, что за ними идёт охота, и просим пересесть в нашу машину.

— Всех?

— Его и девку.

— Она-то нам зачем?

— Они вместе приехали. Не исключено, что она посвящена в его дела. Впрочем, родители тоже могут оказаться не лишними.

— Почему?

— Вдруг мы не сможем открыть флэшкарту или диск. На месте будет, чем его пугнуть.

А в первой машине заметили преследование.

— Папа. По-моему, нас ведут. Тебе не кажется, что этот желтый микроавтобус идёт за нами от самого аэропорта?

— Ты думаешь? Я что-то не заметил.

— Потому, что ты смотришь только вперёд. А я отслеживаю всё, что делается сзади. И давно заметил, что этот автобус хвостом за нами плетётся.

— Но нам никак не оторваться от него.

— Люба, дайте мне эту сумку.

Люба передала ему его сумку. Он запустил в неё руку, извлёк из неё пакет и передал ей.

— Обрати внимание на красную флэшку. Спрячь её. А диск и вот эти две жёлтые флэшки оставь на глазах. Постарайся убежать и передать всё это на телевидение. Или отвези в Москву.

Люба открыла свою маленькую сумку. Достала шоколадную конфету, развернула и отправила в рот, в ту обертку завернула одну желтую флэшку. Всё это опустила в сумку. А красную флэшкарту сунула в маленький кармашек на платье.

В следующее мгновенье преследовавший их жёлтый микроавтобус медленно обогнал их и неожиданно остановился перед ними. Столкновения избежать не удалось. Из микроавтобуса выскочили несколько человек, они окружили «Пежо».

— Быстро всем выйти из машины и перейти в наш автобус! — скомандовал один из преследователей.

— А если мы не желаем? — спросил отец.

— А мы вас не спрашиваем. Мы требуем!

— А мы протестуем и не подчиняемся! — сказал отец.

— Тогда мы вас вытащим! — сказал другой, и всю семью выволокли из машины.

— Что вы делаете? — закричал отец.

— Как вы смеете? — подала голос мать.

— Смеем! — ответил старший из похитителей. — Вашему сыну не следовало бы красть чужие государственные секреты.

Люба скинула туфли и бросилась наутёк.

— Держи её! — крикнул старший из нападавших.

— Тотчас один из этих типов бросился вдогонку. Он успел вырвать из рук Любы сумку.

— Такси! — крикнула она. Возле неё резко остановилась машина. Люба запрыгнула в неё, и машина унесла её прочь.

— Вот сука, вырвалась! — выругался тот, что бежал за ней. Но заглянув в сумку, он извлёк из неё прозрачный полиэтиленовый пакет и удовлетворённо сказал. — Шеф, добыча наша.

Микроавтобус с похитителями и похищенными умчался с места происшествия. Выехал за город. Вскоре оказался у ворот виллы. Въехал во двор. Остановился перед гаражными воротами. Они открылись автоматически и бесшумно, затем, когда автобус въехал в гараж, ворота точно так же закрылись. Вспыхнул свет.

— Все в каминный зал! — скомандовал старший. И тотчас его сподвижники выволокли похищенных и затащили в каминный зал. Там, усадив всех троих на стулья, каждого привязали к спинке стула. А в это время шеф со своим помощником включили компьютер и принялись просматривать содержимое диска и флэшкарты.

— Ну и что ты скажешь? — спросил шеф компьютерщика.

— Полное ощущение, что всё это ерунда, ничего серьёзного.

— А ну, принесите сюда сумочку! — крикнул шеф своим помощникам.

Один из бандитов взял сумочку и отдал шефу. Тот вытряхнул содержимое на стол, и принялся перебирать все вещи. Взял паспорт. Раскрыл его.

— О. Русская. Из Москвы, — он отбросил паспорт. — Помада. Тени. Салфетки. Прокладки. ОБИ! — он хохотнул. — Конфеты, — он развернул одну из них и бросил в рот. — О! Какая-то нестандартная конфета, — развернул обёртку. — О! Сюрприз! Мишель! Мы спасены! Ещё одна флэшка!

Его помощник вставил флэшкарту в гнездо и стал просматривать файлы.

— Нет, шеф, и это не то, что нам надо.

— Ты все файлы проверил?

— Всё прогнал. И здесь тоже ерунда всякая.

Шеф обернулся к Жан-Полю.

— Ну, что, рожа твоя лягушачья. Признавайся, где ещё материалы.

— Больше ничего нет.

— Не верю я, что ты ездил туда ради этого. Здесь должно быть что-то ещё. Считаю до трёх и стреляю в отца. Раз! Два! Три!

— Напрасно вы нас тащили сюда. Больше у меня ничего не было, — ответил Жан-Поль.

— Ты, видно, чего-то не понял, — он взял со стола пистолет и не говоря ни слова выстрелил в старика. Тот уронил голову, из которой потекла кровь. Мать в ужасе зарыдала.

— Я ещё раз считаю до трёх. Раз! Два!

— Не трогайте мать. Я всё скажу. Флэшка у… у… неё.

— У кого! Говори внятно, рожа!

— У девушки.

— Сука!!! — заорал шеф и с размаху ударил пистолетом в лицо Жан— Поля. — Быстро на поиски этой шлюхи! Найти её и привести сюда!!!

Он схватил пистолет, выстрелил в лицо старухи, а затем и в голову Жан-Поля.

— Звони в полицию! Ограблена вилла. Убиты родственники! На месте преступления найден паспорт русской!

Его сподвижник поднял трубку и набрал трубку.

— Полиция? Тут такое… дело. Убили брата и родителей. Ограбили. Паспорт валяется на имя русской. Наверное, обронила. Любовь… Да-да… Ко-ло-ко-ль-це-ва.

— Стоп! Отбой! Не надо никуда звонить!

Он выхватил трубку.

— Извините! Отбой! Никто никого не убивал! Это шутка. Извините. Это мой брат, перепил. Извините, — он бросил трубку. — Надо найти её. Во что бы то ни стало. Найти раньше, чем она обратится в полицию или в своё посольство.

А в полицейском участке сержант продолжал кричать в трубку:

— Аллё. Откуда вы звоните? Ваш адрес… месье?!

Он ещё подержал трубку, затем опустил её.

— Странно… Очень странный звонок… Такого ещё не было. Что-то здесь не так. Как он сказал? Русская? Любо… Любо… Ко — ко — ло — кольц. А ну, позвоним в Орли, — он принялся набирать номер. — Аллё? Орли? Семнадцатый участок. Посмотрите, когда въезжала в страну русская Любо Коколокольц?

На том конце чиновник ответил:

— Ждите, — положил трубку. Открыл журнал и принялся просматривать списки. Сделал выписку. Поднял трубку. Набрал номер.

— Семнадцатый? Пять часов назад русская Любовь Колокольцева въехала в страну. Из Дубровника. В паре с Жан-Полем Кутузьё. Да, похоже, что бывший русский. Наверное, ещё из тех.

— Спасибо. Проверяем. Жан-Поль Кутузьё. Фотографии есть? Отлично! Начинаем поиск, — он опустил трубку. Взял журнал, сделал в нём записи. Затем вновь поднял трубку. Набрал номер.

— Посмотрите. Жан-Поль Кутузьё. Тридцать лет. Адрес его. И его родителей. Возможные варианты пребывания.

Люба вышла из машины в Орли. В кармане куртки обнаружила свой кошелёк. Рассчиталась с водителем. Вошла в здание аэропорта. Нашла свободное кресло. Опустилась в него. И некоторое время сидела, обхватив голову руками. Потом встала. Подошла к расписанию авиарейсов. Услышала русскую речь и увидела группу пассажиров, выходящих из погранично-таможенного терминала. Люба метнулась к ним.

— Вы из Москвы? — обратилась она к статной элегантной женщине, шествующей в окружении молоденьких, девушек модельной внешности.

— Вам чего, милочка? — отозвалась дама.

— Простите, пожалуйста, я попала в большую неприятность. У меня украли вещи и документы.

— И, конечно, деньги. Сто евро тебя устроит?

— Извините. Деньги у меня остались. Они были в кармане. А вот ни вещей, ни документов не осталось.

— Это меняет картину. Но почему ты не обратишься в полицию?

— Люди, которые выхватили у меня вещи, вели себя странно. Не понятно, то ли банда, то ли спецслужба. Поэтому я боюсь обращаться к полицейским. Всё так странно и непонятно.

— Ладно. Следуй за мной. В гостинице разберёмся. Девчонки, не растягивайтесь. Держитесь кучнее. Не разевайте рты. Выходим на площадь, там нас ожидает автобус.

Группа погрузилась в автобус. Он вырулил на трассу и помчался в Париж.

Вечером в гостинице, когда все дела были улажены, дама усадила Любу напротив себя за столиком с чаем и сказала:

— Так, ну, а теперь давай поговорим. Ты, наверное, уже поняла, что я директор хора «Калинушка». Зовут меня Карина Георгиевна. Фамилия моя Турова. Если ты москвичка, то наверняка слышала. Сюда мы, естественно, приехали на гастроли. Теперь твоя очередь. Рассказывай, куда и во что ты вляпалась.

— А я отдыхала в Дубровнике с подружками. Познакомилась с французом. Он журналист. Привёз какие-то необычайные материалы из Приштины на флэшкартах и дисках. В аэропорту «Орли» нас встретили его родители. Оттуда же за нами увязались какие-то люди. Кто они — не знаю. В одном месте они нас обогнали. Подрезали. Инсценировали ДТП. Выскочили. Кричали про какие-то государственные секреты. Всех выволокли, затолкали в свой микроавтобус. Я вырвалась. Но один из них успел выхватить у меня сумку с документами. Хорошо, что хоть деньги у меня были в кармане. А также у меня осталась его флэшка. Из-за неё, собственно, и весь сыр-бор. Её надо передать в Москву, в ФСБ или на телевидение.

— Проще завтра же обратиться в наше посольство и делу конец. Они и паспорт тебе новый сделают и эту штуковину отправят куда надо. Завтра же утром я тебя отвезу в посольство. Включай телевизор, посмотрим новости. Может, и про нас, что-нибудь расскажут.

И действительно, на экране телевизора замелькали кадры с прибытием на гастроли из Москвы в Париж русского хора «Калинушка». А затем на экране появилось фото Любы с комментарием: разыскивается русская туристка. Предположительно участница налёта, где погибли несколько человек. Любовь Колокольцева. 1983 года рождения. Сероглазая брюнетка. Среднего роста…

— Опаньки, опаньки… Вляпалась ты, Любка, по самое не хочу. Хуже не бывает.

— Что же делать? Какой налёт? Это они уже мой паспорт куда-то подкинули. И вообще не понятно, что это за люди. Ничего не понимаю. И кто же тогда этот Жан-Поль? При чем здесь какой-то налёт, если он отдал мне в руки эту штуковину? Вот же она. — Люба вытащила флэшкарту и показала Туровой.

— Судя по всему, твой Жан-Поль пересёк дорогу то ли власти, то ли мафии. Тебе даже из номера нельзя высовываться в этом виде.

— Что же делать, Карина Георгиевна?

— Давай отложим решение на утро. Мне надо подумать.

Утром на окнах аэровокзала Орли уже висели портреты Любы. Полицейских было втрое больше обычного. А на крыльце, перед входом в здание стояла шайка тех самых типов. Они переговаривались, внимательно вглядываясь в лица всех прибывавших.

— Чёрт бы их побрал, этих фараонов, — зло шипел шеф. — Они своими портретами портят нам всю охоту. Ты тоже поспешил с этим звонком в полицию.

— Ну, ты же сам приказал.

— Приказал, приказал… Вечно ты всё делаешь не вовремя. То не дождёшься от тебя выполнения, а то летишь сломя голову.

— Когда это я сделал что-то не так?

— Рот закрой. Когда… Чего… Думать надо. Думать. Голова у тебя для чего? А теперь вот мы должны быть втрое внимательнее, чтобы опередить их. А она должна появиться здесь, ведь ей деваться некуда. Она должна объявиться. Я носом чую. Должна. Другого пути у неё нет. Смотрите внимательнее.

— Шеф, я думаю, что ей логичнее прорваться в их посольство. Дубликат паспорта ей выпишут только там. Так что внимательнее нужно быть нашим у посольства.

— И там наши стоят и смотрят. Но, если там её прозевают, то с новым паспортом она непременно должна появиться здесь. Ей же надо домой лететь. Как ты думаешь?

— Думаю — да.

— Соображаешь. Хвалю.

Тем временем утром Любу разбудила Карина Георгиевна.

— Вставай, Любка. Плохо, что ты не похожа ни на одну из моих артисток. Придётся быть похожей на меня. Сейчас придёт наша визажистка, она будет из тебя делать меня. Перекрасим тебя в блондинку. Загримируем под меня. И улетишь ты в Москву с моим паспортом.

— А как же вы?

— А, что я… завтра подам заявление о пропаже паспорта. Или дождусь, когда ты по каким-либо каналам передашь мой паспорт сюда. Надеюсь, ты не забудешь обо мне?

Через два часа из гостиницы вышли Карина Георгиевна с Любой, в окружении всего хора «Калинушка». Они погрузились в автобус, который вывернул со стоянки отеля и понёсся в сторону аэропорта.

По прибытии в аэропорт из автобуса вышла только Карина Георгиевна. Она прошла в здание. Заняла очередь у билетной кассы.

Через несколько минут она вернулась в автобус с билетом.

— Всё в порядке, Люба. Держи, крепко. Иди уверенно, ты — Карина Георгиевна Турова. Лети спокойно. Удачи тебе. С Богом.

Люба вышла из автобуса и направилась к входу в аэровокзал. Подойдя к зданию, она увидела в окнах свои портреты. Всюду были люди в форме. Их она не различала. Но когда взошла на крыльцо, у прозрачной двери едва не столкнулась с тем самым типом, который командовал всей той самой шайкой. Люба оступилась. Обронила сумку. Полицейский, стоявший рядом, поднял сумку и подал ей. Слегка прихрамывая, она направилась к сектору, где уже шла регистрация на московский рейс. Кто-то взял её под руку. Она испуганно обернулась. Это был тот же полицейский.

— Я помогу вам.

— Спасибо.

На паспортном контроле чиновник долго рассматривал паспорт и разглядывал Любу. Всё это время полицейский стоял рядом с ней тоже вглядывался в неё. Две минуты у стойки регистрации показались ей вечностью. Наконец ей отдали паспорт и пропустили вперёд.

Выйдя из самолёта в Шереметьево, Люба села в маршрутку. Добралась до станции метро «Речной вокзал». Там спустилась в подземку. С пересадкой добралась до центра и вышла на «Лубянской». Поднялась на площадь. Остановилась перед невысоким крыльцом. Потом решительно взошла на него и потянула на себя большую дверь. Оказавшись внутри, тотчас увидела дежурного. Протянула ему флэшкарту.

— Передайте, пожалуйста, это вашему самому главному.

— Вы, наверное, имеете в виду директора ФСБ?

— Ну, наверное, да. Я не очень разбираюсь в этом, и не знаю кто у вас главнее. Скажите, что я только что, полчаса назад прилетела из Парижа. Вот мой билет.

— Не беспокойтесь. Присаживайтесь. Вам придется какое-то время подождать.

— Кого?

— Ну, как кого, мало ли что, а вдруг кто-то из нашего руководства пожелает увидеться с вами лично. Всё-таки, вы прилетели из Парижа…

— Да, я бы хотела домой съездить…

— Нет, нет. Вам надо посидеть здесь. Вот присаживайтесь. Давайте ваш документ.

— Это не мой документ.

— Неважно. Впрочем…

— Моя настоящая фамилия Колокольцева. Любовь. Я дочь генерала Колокольцева Ивана Семёновича.

— Это ещё более интересно.

— Понимаете, я по этому паспорту прилетела из Парижа.

— Я помню. Понимаю. Тогда тем более вам надо подождать.

— Паспорт надо срочно передать обратно в Париж. Этой женщине, Туровой Карине Георгиевне. Она директор хора «Калинушка».

— Хорошо, хорошо. Пожалуйста, присаживайтесь. Вам что-нибудь принести, чай или кофе?

— Спасибо. Я ничего не хочу. А может, я пойду, прогуляюсь?

— Нет, нет. Это уже лишнее. Ни в коем случае. Присаживайтесь. Вот газеты и журналы. Может, вы голодны?

— Спасибо, ничего не надо. Я полистаю журналы, — сказала Люба, присела за столик, придвинула к себе журнал «Огонёк» с портретом Тимура Гайдара на первой странице обложки и углубилась в чтение. Она не заметила, сколько прошло времени. Её окликнул офицер.

— Кира Георгиевна?

— Да… То есть…

— Следуйте за мной.

Её завели в кабинет.

— Присаживайтесь. Вот вам бумага и ручка. Опишите как можно подробнее, кто вы и что с вами приключилось.

Она принялась за объяснение. Наконец оторвалась от письма.

— Ну, вроде бы всё, — сказала она.

Тот офицер забрал исписанные листки и принялся за чтение.

— Хорошо, — через какое-то время сказал он. — Посидите здесь. Вот полистайте пока газеты и журналы. — И вышел.

Люба перебрала стопку газет и журналов, опять наткнулась на тот же номер «Огонька» и углубилась в чтение.

Вскоре появился тот же офицер.

— Любовь Ивановна. С вами хотят побеседовать. Пойдем те со мной.

Её провели по широким лестницам и нескольким этажам. Наконец перед ней открылась большая дверь, и она оказалась в большом красивом кабинете с зашторенными окнам. Навстречу ей вышел немолодой, лысеющий, невысокого роста, с уставшими глазами, мужчина.

— Присаживайтесь. Вы сами-то ознакомились с тем, что привезли?

Люба пожала плечами.

— К сожалению, некогда было и негде.

— Совсем? Даже не догадываетесь?

— Понятия не имею. Меня попросили передать руководству ФСБ. Извините. Я обо всём написала. Просто с ног падаю. И потом, я так устала. Столько всего случилось. Мне бы паспорт передать. Там, в аэропорту на окнах были развешены мои портреты. Полицейских было не меньше чем пассажиров. А на крыльце столкнулась с той самой бандой. Правда, никто меня не узнал. Меня хорошо загримировали под Киру Георгиевну Турову. Кстати, ей надо срочно вернуть её паспорт, чтобы у неё не было проблем.

— Не беспокойтесь. Это мы уладим. Мы уже справлялись с Парижем. Всё совпадает. Но! Мы, конечно, можем пойти на то, чтобы натурализовать вас, как Любовь Колокольцеву, чтобы снять проблемы с родителями. Но тогда, естественно, у нас выплывают проблемы с Интерполом. Дальше последуют очередные совершенно лишние наслоения, образующие ком трудноразрешимых проблем. Поэтому мы предлагаем пойти на сотрудничество с нами и пока, на какое-то время остаться Кирой Георгиевной Туровой. Хотя бы до завтра. О ней самой не беспокойтесь, свой паспорт она получит. Там во Франции возникнет проблема, кто же тогда под её именем, с её паспортом пересёк границу, ну да это уже их проблема.

— А могу я спросить, что же там было такого на той флэшке, если из неё пошёл такой сыр-бор?

— На флэшкарте компромат на одного известного косовского деятеля Касима Бачи. За такие сведения ордена дают. Но на имя кого? Если на имя Туровой, нелогично. Если на ваше имя, то формально вас нет. Здесь нет. То есть, вы там, в Париже. Я надеюсь, вы понимаете? Будет лучше, если это положение продлится подольше. Вам туда возвращаться не придётся. Вы будете здесь. Сегодня вечером, из гостиничного номера, куда мы вас устроим, в разговоре с родителями, только с мобильного телефона, сообщите, что вы вышли замуж за француза Ивана Павловича Кутузова. В разговоре будьте осторожны. Вообще, старайтесь говорить поменьше. Сами больше не звоните. По возможности старайтесь избегать прямого разговора. Допустим, видите, звонит отец или мать, выждите полчаса или час. Подготовьтесь к разговору. Придумайте, что сказать. Изобретите какую-нибудь новость. Извинитесь, скажите, что не могла взять трубку, была занята, была в шумном месте, не слышала, и т. д. И ещё. Это строго-настрого. Не отвечайте на незнакомые звонки. Связь, только лично со мной и с отцом. Всё. Остальные номера сотрите. Чтобы их вообще в телефоне не было. Всё понятно?

— Ясно. А чем же я теперь буду заниматься?

— В ближайшие несколько дней мы сделаем вам документы на другое имя и устроим в военный учебный центр, где вы будете учиться с такими же девушками.

— А можно, в Белореченский военный учебный центр?

— Можно. А почему в Белореченский?

— Да, мы с подружками давно уже условились.

— Хорошо. Договорились. А сейчас мы поселим вас в гостиницу на короткий период адаптации. Вот моя визитка. В случае нештатной ситуации звоните. И не забывайте — вы всё ещё в Париже.

Утром в гостиничном номере Люба проснулась от звонка своего мобильного телефона.

— Любовь Ивановна, зайдите в управление.

— Иду.

Через час Люба была в ФСБ. В кабинете директора Кир Кирилловича Будина был и его заместитель Михаил Антонович Кораблёв.

— Здравствуйте. Давайте сразу к делу. Поскольку Любой вам сейчас быть рановато, то побудете временно Людмилой Ивановной Звонарёвой. По этой легенде вы дочь отставного капитана КГБ Ивана Васильевича Звонарёва. Вот вам направление в Уральский военный округ. Вот деньги на проезд. Распишитесь. Идите, пройдитесь по магазинам, сделайте необходимые покупки. Будете учиться, как вы и хотели, на военного переводчика и военного корреспондента. Окраску волос не меняйте. Побудьте некоторое время блондинкой. Привыкайте к новому имиджу.

Выйдя из управления, Люба позвонила.

— Света? Привет. Надо встретиться.

— Любка. Ты где пропадала? Мы уже не знали, что и подумать.

— Ладно. Я сейчас подъеду к тебе. А ты позвони Анжелке.

— Хорошо. Давай подъезжай.

Через полчаса Люба была в окружении подружек.

— Девчонки, рассказывать долго, но ситуация такая, что я еду с вами в Белореченск, только под другим именем. Называйте меня Люда. Людмила Ивановна Звонарёва. У меня уже и направление туда на эту фамилию. А вы ещё не были в военкомате?

— Да, были, и направления уже взяли, и медкомиссию прошли. Только билеты пока не брали, всё ждали тебя. Звонили тебе. Всё глухо.

— Ну всё, тогда завтра едем на Казанский вокзал сразу с вещами.

— А про Париж когда расскажешь?

— В дороге расскажу. Только: чур, никому ни слова. Секрет.

— Могила.

— Всё, тогда до завтра.

— Подъём! — прозвучала команда, и казарма пришла в движение.

— Выходи строиться на физзарядку! Построенье в произвольном порядке! Становись! Выровнялись по линейке! Равняйсь! Смирно! Направо! За мной бегом марш! Запевай!

Вряд ли папа будет очень рад,
Мамочка, мамуля, я — солдат!
И с утра, то есть с побудки,
Я хожу уже не в юбке,
Потому что мама я солдат!

Командир с утра кричит: подъём!
Мы за ним бежим, идём, ползём.
Никакого нет комизма
В том, что я солдат отчизны,
И весь день ношусь теперь бегом!

Не пекут нам уточек и кур.
И ватрушки — тоже чересчур!
Я не брызгаюсь шанелью,
Ночью кутаюсь шинелью,
В остальном же, мамочка, ажур!

Пробежав по лесу и просёлочной дороге, рота завершила бег у казармы.

— На месте! Стой! Раз, два! Так, внимание! Полчаса на туалет, заправку постели и водные процедуры. Через полчаса будет команда на завтрак! Всё ясно? Не слышу! Разойтись! Время пошло!

Прапорщик Македон ходил по казарме и подгонял девушек.

— Здесь вам не там! Это возле мамочки и папочки вы могли по два часа собираться в театр или на балет. Но тут вам не балет. И не гражданка. Кто не успел, тот опоздал! Опоздавшие и пришедшие в столовую вне строя за стол к приёму пищи не допускаются! Поэтому не теряйте ни минуты! Вы захотели служить в армии, значит, первое, чему вы должны научиться, это беречь время! Все команды выполняются немедленно и только бегом. Здесь вам не променады и не парки для прогулок, не бульвары и не скверы. Здесь вы научитесь приводить себя в должный вид, не прибегая к зеркалу. О косметике забудьте до воскресенья. Только перед выходом в увольнение можно будет побрызгаться, подмазаться и подкраситься. А сейчас для вас главное быть чистой, опрятной и причёсанной. Время вышло! Рота, выходи строиться! По ранжиру!

Уже перед казармой, глядя на то, как девушки мечутся в поисках своего собственного места в строю, прапорщик Македон ходил вдоль строя и читал нравоучения.

— Каждый военнослужащий должен чётко знать своё место в строю. Становись! Равняйсь! Смирно! Направо! Раз-два! Шагом марш! Запевай!

Спадает день к закату,
Багрянясь на холмах,
Российские девчата
На дальних рубежах.
Оружие на взводе,
А сердце налегке.
И при любой погоде
Граница на замке.

— Не слышу песни! Громче!

В дозоре юных дочек.
Дни-ночи напролёт.
Никто к нам не проскочит,
Никто не проползёт.
Оружие на взводе,
А сердце налегке,
И при любой погоде
Граница на замке.

— Рота! На месте! Стой! Раз-два! Внимание. Сейчас прозвучит команда. Вы бегом влетаете в столовую и занимаете место только за своим столом и только по десять человек. Начиная с первого стола. Привыкайте к порядку. На освоение утреннего рациона даётся полчаса. По команде «подъём» все вы, независимо от стадии поглощения завтрака, то есть, несмотря на то, сколько и чего у вас осталось на столе, вы должны подняться и встать в строй. Первое отделение, вперёд! Второй отделение, бегом марш!

Девушки уселись за стол и принялись за завтрак с шумом и смехом.

— Разговорчики за столом! — раздался голос прапорщика. — Когда я ем, я глух и нем! И до моего слуха должен доноситься только звон ложек и посуды. Прошла уже половина отпущенного по уставу времени. Без команды никто не встаёт. Все доедают кашу! Выпиваем чай! На столах не должно оставаться ничего, кроме пустой посуды! Рота встать! Выходи строиться!

А в квартире Колокольцевых на кухне сидели Надежда Петровна и сам Иван Семёнович.

— Ничего не понимаю, — сердился генерал, уткнувшись в тарелку. — И это всё плоды твоего воспитания. Толком ничего не ясно. Какой-то француз. Откуда он взялся? Этого мне ещё не хватало, русскому генералу! Дочь за границей. Замуж вышла. Полная дичь!

— И чего ты кипятишься? Ну, полюбили друг друга! Ну, что теперь караул кричать?

— Она должна была полюбить русского офицера майора Гранчакова.

— Сердцу не прикажешь.

— Ты мне это брось. Не надо валить с больной головы на здоровую. Ты врач, и знаешь, что сердце — это насос, перегоняющий кровь по организму от пяти литров в минуту до семи тонн в сутки.

— До десяти.

— Тем более. Впрочем, это не имеет значения. Хоть и все пятнадцать. Было бы на здоровье. Я знаю другое: что на сердце сваливают тогда, когда хотят прикрыть аффективную страсть, навязчивое влечение и бл… скотc… живо… и биологическое начало. Терпеть не могу вранья от своих.

А в аудитории, вмещавшей группу из тридцати курсанток, перед девушками выступала женщина в форме майора.

— Дорогие девушки. С вами я познакомлюсь постепенно. А сейчас представлюсь сама. Я заместитель командира части по воспитательной работе майор Виговская. Согласно уставу, прошу обращаться ко мне: товарищ майор. Мне поручено прочитать вам цикл лекций по некоторым предметам. Вы вступили в полосу самостоятельной жизни, на которой вас ежедневно будут подстерегать соблазны и сложности житейского порядка. Чтобы успешно преодолевать и то, и другое, всем нам приходится включать какие-то навыки, приобретённый опыт, интуицию и ум. Но жизнь своим разнообразием время от времени подкидывает нам ребусы, на разрешение которых порой не хватает ни личного опыта, ни всего остального. Но человечество тем и отличается от животного мира, что оно научилось накапливать знания и передавать их своим потомкам. Не случайно говорится, что лишь дураки учатся на своём опыте, умный же человек учится на ошибках других. Это не значит, что умные и образованные люди не совершают ошибок. Совершают. Но значительно реже. Вот и моя задача помочь вам в накоплении самых элементарных знаний, чтобы вы совершили как можно меньше ошибок в личной жизни. Умный человек не тот, который, походя, сеет сентенции, а тот, кто не произносит глупости и не совершает ошибки. Тех самых ошибок, которые тяжким грузом будут лежать на ваших душах и тем самым будут отравлять жизнь не только вам лично, но и вашим детям. Поэтому принято решение включить в программу обучения курс тендерной психологии. То есть психологии взаимоотношений полов. Начну со статистики, с того, что в сотне родившихся младенцев пятьдесят три мальчика и сорок семь девочек. Но на момент поступления их в детский сад соотношение меняется с точностью наоборот. В период от окончания школы до тридцати лет эта ситуация в принципе не меняется, но только ухудшается. Юноши работают на вредных и опасных участках производства. Они получают травмы и увечья. Нередки случаи гибели на производстве. Наиболее здоровые идут служить в армию. Получают ранения различной тяжести. Опять же гибнут. В итоге их общее статистическое число продолжает неуклонно снижаться. Кто ответит мне на вопрос: благодаря чему или кому вы получили возможность учиться военному делу?

— Перестройка наступила! — сказала одна.

— Надо назваться, — поправила её Виговская.

— Курсантка Чаркина.

— Ещё какие мнения? — спросила преподаватель.

— Демократия наступила! — сказала другая девушка и добавила. — Курсант Кулешова.

— Хорошо. Ещё кто как думает?

— Горбачев так сказал. Курсантка Ложкина.

— Ельцин приказал. Курсантка Чеснокова.

— Министр военных дел постановил. Курсантка Саенко.

— То есть министр обороны. Хорошо. Ещё какие мнения?

— Девушки тоже хотят служить. Курсант Иванчукова.

— Девушки имеют право! Курсант Ванюкова.

— Всё это тепло, но не горячо!

— В Израиле тоже девушки служат. Курсантка Зюкина.

— Так, ладно. Остановим дискуссию. В целом и в общем вы все понемногу правы. Но главного всё-таки так никто и не сказал. А оно заключается в том, что мужчин просто не хватает.

— Меньше бы пили, — тихо сказала одна девушка.

— Женщин алкоголичек и наркоманок едва ли меньше. Просто мы хитрее мужчин и более скрытные. А спиваемся быстрее и лечимся труднее. Но мужчины при желании зато способны самостоятельно бросить пить и курить. А вот мы не в силах сделать это.

— А почему?

— У нас уровень дегидрогеназы почти вдвое ниже.

— А что это?

— Фермент, расщепляющий токсины.

— А можно вопрос?

— Да, пожалуйста.

— Курсант Буханкина. А почему такая дискриминация? Мужчинам можно всё: и пить, и курить, и в армии служить, а у женщин одни ограничения.

— И пить, и курить вредно всем. Но женщинам и девушкам, которые собираются стать матерями, делать это нельзя категорически. Исследования уже выявили прямую связь между курящими женщинами и сниженными интеллектуальными и физическими показателями их детей. И потом, где вы увидели дискриминацию? Я же не курю. Мой муж, начфин, подполковник и священник нашего храма отец Леонтий не курит. Кстати, начальник штаба майор Коркин тоже не курит. Правда, начальник учебного центра полковник Лямзин курит. И вам никто не запрещает. Вас только просят. По-человечески. Взывают к вашему интеллекту. Не делайте этого. Тем более что за сигаретой в руке девушки, кроме цинизма, снобизма и позёрства, ничего хорошего не просматривается.

В кабинете министра обороны открылась дверь.

— Разрешите, Анатолий Васильевич?

— Заходите, Иван Семёныч. Присаживайтесь. Как дела? Вы уже разобрались в новом направлении? Наверное, хотите что-то изменить или усовершенствовать?

— Дела принял. Но прежде чем что-либо менять надо попробовать что-то сделать в этих условиях. Наломать дров это не проблема, всегда успеется. Я сейчас хочу предпринять поездку по всем нашим военно-учебным центрам.

— Никаких возражений. Хорошее намерение. Но что-то вы за прошедшую неделю осунулись. Что-то гнетёт? Как со здоровьем? Или что-то в семье не так?

— Да, есть одна проблема.

— С квартирой? Всё решим.

— С дочкой у меня нелады.

— Ну, у вас же прекрасная дочка. Умница. Студентка.

— Закончила уже институт.

— Закончила? Ну, молодчина. Кто она теперь?

— Психолог.

— К нам не хочет?

— Да вот и не знаю, чего она хочет. Поехала по туру в Хорватию, в этот их чёртов Дубровник… По случаю дипломирования дал ей немного попраздновать. Так она там познакомилась с французом… Правда, русского происхождения. Но хрен редьки не слаще. Всё равно не наш!

— Ну, что поделаешь. Любовь зла. Полюбишь и… Извините за каламбур.

— Так это ничего, но получается другой каламбур, что мне теперь надо подавать в отставку, раз дочка родине изменила.

— Ну, Иван Семёныч… Ну, погоди, дорогой. Ну, так же нельзя. Если после каждого их фортеля нам подавать в отставку, кто же родине будет служить? И похуже бывало… Вон, у самого Сталина сын в плену был. В плену! У врага! А тут, подумаешь… Познакомилась с французом… Так, всё! Закрыли эту тему. Не раскисайте, поезжайте по округам. Проинспектируйте свой фронт. Работайте. Вернётесь, доложите. Может, у вас появятся какие-то предложения. Обсудим. Подумаем. Действуйте! — Министр поднялся. Вышел из-за стола и протянул на прощание генералу руку. — Всего доброго. Удачи.

— Спасибо, Анатолий Васильевич. До встречи.

— Никотиновая зависимость, как впрочем, и от других психоактивных веществ, это малая форма наркомании. А где близко по форме, там недалеко и от содержания. И ещё прошу учесть немаловажную деталь. Многие мужчины снисходительно относятся к вредным привычкам своих дам. Но все хотят положить этому конец. Всё!

— Извините. А из-за чего так много разговоров? Табак завезли из Америки, где его курили индейцы. Причём поголовно. И ничего. Жили, — сказала Маркина.

— Да, Валя, вы правы, — отвечала Виговская. — Действительно, жили. Как-то… До прихода туда испанцев. Но противостоять их агрессии не смогли. Не смогли ни защитить себя, ни отстоять свою культуру. Были слишком слабы. Или стали такими. Попросту, деградировали. Женщины рожали слабых мальчиков, и цивилизация их пришла в упадок. Видимо, и защищать особенно было нечего. Что же это за культура такая, где женщины курят и рожают недоносков… Далее пристрастие к табакокурению есть не что иное, как задержка на оральной стадии развития.

— Какой, какой? — переспросила Абашкина.

— О-раль-ной, — повторила по слогам Виговская. — Это когда ребёнок всё тащит в рот. Кстати, я сама лично участвовала в опросе мужчин, что они думают при виде курящей женщины. Некоторые отвечали дипломатично. А большинство не стесняясь, произносили слово: соска. Помните это. А есть категория мужчин, вполне достойных, которые ваши привычки не примут категорически, наотмашь.

— Подумаешь. Ну, и пусть катится. Скатертью дорожка, — сказала Бочкина.

— Не забывайте, что их меньше. И выбор у них несравненно шире.

— Ничего, скоро наступит матриархат, — сказала Чеснокова.

— С чего вы взяли? — спросила Виговская.

— Ну, их же становится всё меньше, а нас — наоборот.

— Девочки, да в том-то и дело, что чем их меньше, тем сильнее патриархат.

— Так что матриархат вообще невозможен?

— Ну почему, невозможен. Возможен. Теоретически. Но сегодня и в ближайшем, обозримом будущем, для него нет никаких предпосылок. А вот частичный, временный, локальный или местный матриархат он наблюдается повсюду. Там женщина директор. Где-то — премьер-министр. У нас, в России, была царицей Екатерина. Чем не матриархат? К сожалению, это не всегда конструктивно. Например, та же самая Екатерина учинила при дворе фаворитет. Разрушила браки многих придворных.

— А зачем вообще создавать семью? — вставила слово Абашкина.

— Милая девушка, человек — существо социальное и семейное, не случайно во всех языках есть слова «мама», «папа», «доченька», «сыночек», «братик», «сестричка», «бабушка» и «дедушка», «дядя», «тётя» и так далее, так что если вам улыбнётся удача и вам сделает предложение мужчина вашей мечты, то вы забудете не только то, что сейчас сказали, но и дорогу в наш учебный центр.

— А я принципиально не хочу замуж, — продолжала настаивать на своём Абашкина.

— Да будет вам, я понимаю, что многие из вас пошли в армию, пережив личную любовную драму, но не зарекайтесь. Я никому, конечно, не скажу. Но вот так категорично старайтесь нигде не настаивать. Это может вызвать подозрения. В армии не должно быть места сексуальным отклонениям. И вообще, на будущее: на службе, в наряде, с оружием или без оружия, в форме или без неё не превращайтесь в мужеподобных баб. Оставайтесь женщинами. Девушками. Нежными и чистыми. В этом главный залог вашего успеха и в личной жизни, и в карьере.

В кабинет директора ФСБ вошёл помощник.

— Товарищ генерал, к вам новый министр обороны.

— Просите, — сказал Будин.

В дверях появился Твердюков. Директор вышел из-за стола навстречу гостю.

— Здравствуйте, Анатолий Васильевич. Вы очень кстати. У меня через двадцать минут совещание по ситуации на Балканах и в Косово, милости прошу. Я думаю, вам будет интересно.

— Спасибо, Кир Кириллович. Но поскольку мы с вами всё равно состоим в Совете Безопасности, то сейчас я даже не хочу мешать вам. А привела меня к вам одна коллизия, как ни странно, тоже почти балканская.

— Вот как? Интересно.

— Да. Зашёл ко мне намедни начальник управления боевой подготовки генерал Колокольцев и поделился наболевшим. Дочка его поехала в Дубровник на неделю к морю, там познакомилась с французом. Оттуда вместе с ним, вдвоём, мотанулись в Париж. Чем всё это закончится, дружбой или свадьбой, неизвестно, а у генерала на этой почве уже комплекс вины и мысль об отставке. Я его успокоил, как мог, напомнил историю с Яковом Джугашвили. Но вы же понимаете: одно дело Сталин, а другое — генерал-лейтенант. А генерал хороший. Толковый. Большой профессионал своего дела и, судя по всему, очень честный человек. Вот и хотел бы с вами посоветоваться.

— Ну, что ж его беспокойство и настроение понятны. Но в ситуации с его дочкой повода для тревоги нет.

— Даже так? Вы вселили в мою душу позитив, так как, если честно, я и сам не менее его обеспокоился этой историей.

— Скажу вам более. Но пусть это пока останется между нами. Она… — Директор ФСБ прокашлялся. — Как бы это поточнее сказать… По нашей просьбе… Как молодой… И подающий надежды специалист, помогает нам в решении одной проблемы. Вот так… Со временем генерал, конечно, всё узнает, мы не намерены от него скрывать. А сейчас успокойте его, пусть служит и думает о хорошем.

— Огромное вам спасибо, Кир Кириллович. У меня словно гора с плеч. Ну, не буду вас отвлекать от дел. Спасибо. До встречи.

— Всего доброго.

Взвод под командой прапорщика Македона вышел на плац. Показался начальник штаба майор Коркин.

— Взвод. Становись. Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! Товарищ майор, взвод курсантов в краткосрочное увольнение построен. Старшина роты прапорщик Македон.

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здравия желаем, товарищ майор! — крикнули хором девушки.

— Ну, никуда не годится. Не хотят девушки в увольнение. Слабенько. Не дружно и тихо, словно не завтракали. Повторим. Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здрав-жла-тварщ-майор!!!

— Ну, вот уже лучше. Но надо ещё поработать, товарищ прапорщик. Только вечером. По возвращении из города. Перед отбоем. На вечерней поверке. А сейчас, внимание! Идёте в первое увольнение. Никакого пива или вина! Никаких угощений! Никаких разговоров на служебные темы не вести! Даже между собой. Никаких контактов с местным населением! Надеюсь, не надо напоминать о соблюдении военной тайны? Вечером, в двадцать два часа тридцать минут все, как один штык, должны быть в строю на вечерней поверке. Всем ясно? Вопросы есть? Вопросов нет. Командуйте, товарищ прапорщик.

— Взвод! Налево! На КПП шагом марш!

Выйдя за КПП, девушки ещё по привычке сбились в строй, но, увидев, что прапорщик остался на той стороне и машет им рукой, они тоже помахали ему руками.

— Девчонки, — сказала Валя Чаркина, — вон остановка, пошли туда.

— А вон и трамвай идёт! — сказала Кулешова. — Побежали!

Всем взводом они попрыгали в трамвай и сгрудились на задней площадке.

— Вам куда, девушки? — спросила кондуктор.

— А мы не знаем. Мы первый раз.

— В увольнение, значит?

— Да. Нам туда, где мороженое, — сказала Афонькина.

— Ну, тогда вам у зоопарка. Через две остановки.

— Спасибо, — поблагодарила кондуктора курсантка Звонарёва.

— Девки, идите сюда, — сказала Чаркина. — Вы видели, как майор на меня глаза пялил? Всё, он мой.

— Девочки! — послышался рядом голос молодого человека. — Военные девчонки — это круто. Армейские татуировки кого-нибудь интересуют? Обращайтесь. — Блеснув золотым зубом, он вытащил из кармана стопку визиток и протянул каждой девушке.

— А где вы находитесь? — спросила Чаркина.

— Здесь всё написано. Звоните. Обслуживаем 24 часа в сутки.

— А дорого? — Заинтересовалась Чаркина.

— У нас гибкая система скидок. Военнослужащим пятьдесят процентов.

— Я согласна, — поспешила Чаркина.

— Тогда выходим здесь, — сказал золотозубый. — Угощаю всех мороженым.

Девушки вышли вслед за ним. Он подвёл их к ларьку и каждой выдал по порции мороженого.

— Девчонки, щедрый спонсор. Клеим, — сказала Чаркина.

— Мы с вами находимся в исторической части города. Здесь вас ожидают все удовольствия и достопримечательности. Мы ещё вернёмся сюда. А сейчас организованно и дружно переходим через улицу.

Он провёл их на другую сторону и завёл внутрь квартала.

— Вот это мой дом. Это детская площадка. А тут за этим столом старики-доминошники развлекаются. Не зря говорят: что старый, что малый — одинаково. Вот присаживайтесь. Я вам дам альбом с разными тату, здесь эзотерика и военная символика, магическая атрибутика, различные обереги, то без чего вам военным не обойтись. Одни знаки притягивают военную удачу, другие нацелены на профессиональную карьеру. Третьи характеризуют вас как личность. Есть символы, приносящие успех в личной жизни. Татуировки делают себе личности неординарные, сильные, талантливые, знающие, что они хотят от жизни.

— Ладно. Парниша. Уговорил. Пойдём! — сказала Чаркина. — Далеко отсюда?

— Да, вот мой подъезд. Седьмой этаж. Двадцать седьмая квартира. Вся процедура, весь ритуал конфирмации займёт не более двадцати минут.

— Идём, идём. Девчонки. Посидите здесь. Подождите меня. А то, мало ли чего. Вдруг молодой человек перепутает конфирмацию с дефлорацией. А если не вернусь, считайте комсомолкой.

— Что вы, что вы, девушки. Мы не по тем делам. Эй, малыш! — золотозубый подозвал подростка. — Держи денежки и пакет. Сходи за мороженым. Купи тридцать порций девушкам и себе тоже.

Мальчишка убежал, а Чаркина с этим парнем скрылись в подъезде. Вошли в лифт. Поднялись вверх и остановились перед дверью с табличкой: «Валентин Аркадьевич Кесарев. Пластический хирург. Кандидат медицинских наук».

— Это кто здесь хирург? — спросила Валентина.

— А это мой папаша, — ответил парень. — Меня-то зовут Аркадий Валентинович. Как моего деда. Он тоже хирург.

— А что такое — пластический?

— Исправляет дефекты лица и тела.

— Пластические операции?

— Да.

— Класс. Будем знать, куда обращаться.

— Так, ну время терять не будем. Вот альбом. Выбирайте, что будем исполнять, где и на чём.

— Значит так. Мне вот эту цветную на крестец. Эту на шею. А эту на плечо.

— Хорошо. Принято. Только здесь придётся внести поправку. Ведь вы же не авиабригада, и не спецназ, а… как вас? Что у вас за команда?

— Особый специализированный военный учебный центр Уральского военного округа. Курс военных переводчиков и корреспондентов.

— Круто. Понял. Так и записываю. Становитесь сюда. Это надо снять. Это тоже расстегните. А это приспустить. Больно?

— Терпимо.

— Молодец. Такая профессия по плечу только героической личности. Родители тоже военные?

— Батя, по словам матери, был военным.

— А мать? Медик?

— В торговле. Завмаг.

— Наверное, на территории военного городка или воинской части?

— Да. А как ты догадался?

— Ну, это не трудно, если отец был военным, а сейчас его нет. В школе, наверное, хорошо училась?

— Нормально. На четвёрки. Спортом увлекалась.

— Баскетболом?

— Да всем понемногу и даже карате.

— Угу. Может, обезболивающее сделать?

— Не надо. Вытерплю.

— Братья, сёстры есть?

— Сестра малая есть. От другого отца.

— Школьница?

— Да. Заканчивает.

— Ну, вот и мы закончили. Одевайся. Немного превысили лимит времени. Сорок две минуты.

— Сколько с меня? — спросила Чаркина.

— Полторы, — ответил он.

Она достала полторы сотни и протянула ему.

— Полторы тысячи, — улыбнулся он.

— Сколько?

— Вообще-то, три тысячи. Но со скидкой — полторы.

— Ты чо? У меня таких денег нет.

— Ладно. Подождём. Я вижу. Ты порядочная девушка. А что у тебя с собой?

— У меня всего с собой восемьсот.

— Ладно. Давай. Согласись, что это немного за сохранение врачебной и государственной тайны.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты же учишься в секретном военном центре. А ляпаешь языком, где попало. Ты же совершенно не знаешь меня. А вдруг я агент?

— Какой агент? Шпион что ли? Ты? Да, ладно, не чуди.

— Квитанцию получи, — он пощёлкал на клавиатуре компьютера, выхватил из принтера лист бумаги, сложил его вдвое и протянул ей.

Она взяла его, глянула на цифры, смяла, и только тут увидела какое-то изображение. Тотчас расправила лист и оторопела. На цветном фото она увидела своё собственное улыбающееся лицо, голые плечи, дальше просматривался оголённый зад, и всё это на фоне этого улыбающегося золотозубого типа.

— Зачем ты это сделал? — пролепетала она.

— На долгую и добрую память. Сказочная композиция, не правда ли? Ну, да ты не тужи. Если надумаешь всё это вывести — обращайся. Мой папаша вернёт тебе непорочность за полцены.

— За сколько? Тысяч за пятнадцать или двадцать?

— За штуку. Евро. А если будешь нашей клиенткой, то получишь целый пакет скидок. И крупный бонус.

— А зачем мне быть твоей клиенткой?

— Ну, если подошлёшь к нам пару батальонов. Или хотя бы две-три роты. Так… Ладно… Всё. Давай, спеши, а то твои подружки заждались. Держи полтинник на мороженое и сотню рекламок. Там раздашь среди своих.

Чаркина вышла во двор.

— Ты чего так долго. Обещал за полчаса, а прошёл час.

— Да я вместо одной, аж три сделала.

— Покажи! — попросила Кулешова.

— В казарме покажу!

— Покажи! Может, я сейчас тоже пойду, — настаивала Кулешова.

— Ладно. Девки, прикройте.

Девушки окружили Чаркину плотным кольцом. Она задрала юбку и показала расписанный зад.

— Ну как? — спросила она, поправляя форму.

— Круто! — ответила Кулешова.

— Полный отпад! — восхитилась Чеснокова.

— Девчонки, подождите меня здесь. Какая квартира? — спросила Кулешова.

— Седьмой этаж направо. Ну, что может, скинемся на мороженое?

— Эй, малый! Подь сюда! Кстати, а для кого это Кулешова решила приукраситься? Если она тоже на майора Коркина положила глаз — убью сучку! Я первая его забила. Всех предупреждаю. Кто будет ему глазки строить — урою!

Подошёл с мороженым подросток.

— Молодец, хороший мальчик.

Вышла Кулешова.

— Девчонки, кто разменяет мне пятьсот рублей, тому ничего не будет.

Колтунова открыла кошелёк и протянула ей пять сотенных купюр.

— Держи.

— Может, тоже пойдёшь? — спросила её Кулешова.

— Я подумаю. Может, Люба? — Колтунова спросила Звонарёву. Анжела легко толкнула её локтем, и та поправилась. — Люда, ты не хочешь?

— Нет, нет. Спасибо. Я потом. Подожду, когда подорожает, — ответила Люба.

Иван Семёнович вошёл в квартиру и, снимая генеральскую шинель, сказал жене:

— Представляешь, я весь как на ножах, а наш министр подзывает меня сегодня и говорит: успокойся, с твоей Любой всё в порядке. Не понимаю, какой покой и порядок, если она в незапланированном Париже да ещё молчит. Нет, я схожу-таки в ФСБ и выясню у Будина, что это за порядок такой. Где она? Что она там делает?

— Да чего ходить? Позвони, да и всё.

— Ты думаешь? Можно и позвонить.

Он взял телефонный справочник. Полистал его. Придвинул телефон. Снял трубку и набрал номер.

— Это ФСБ? Дежурный? Ага. Здравствуйте! Это генерал Колокольцев. С кем бы мне поговорить о моей дочери? Да, в Париже она. Двадцать три года ей. Поехала в Дубровник. Оттуда вылетела в Париж с каким-то французом. И застряла. Я имел сегодня разговор с нашим министром обороны по этому поводу. Так он сказал мне буквально следующее: успокойся, с твоей дочерью всё в порядке. Но это как-то меня не очень успокоило. Вот поэтому я и звоню вам. Судя по всему, у вас о ней многое известно. Кто мог бы мне прояснить ситуацию? Мне? Вечером. Хорошо. — Он аккуратно опустил трубку на аппарат. — Ну вот, видишь, позвонил. Сказали ждать.

А в учебном центре шло очередное занятие.

— Сегодняшнее занятие мы посвятим очень важной теме. Двадцать три с половиной века назад древнегреческий философ Сократ сказал: познай себя. Без попытки и способности это сделать вряд ли возможно узнать и другого человека, создать его психологический портрет. Не познав себя глубоко, невозможно оценить себя адекватно, объективно, в полной мере. Вне адекватной самооценки слабо Супер-Эго. Доминируют Ид и Эго. В этих условиях наше сознание заужено. А без всего этого вы не сможете сделать полноценную карьеру. Редко встретите человека, удовлетворённого своими достижениями и своим положением. Чаще же всего, кажется, что нас недооценили. Счастлив по жизни тот, кто оценивает себя адекватно. У него самые адекватные претензии. У него есть семья и дети, любимая работа.

— Вопрос можно?

— Можно.

— А как это сделать? То есть, как познать себя?

— Вот именно к этому мы и подойдём сейчас. Самый простой и доступный метод познания самой себя — взять большой лист бумаги, поделить его пополам. Над левой частью написать плюс, а над правой — минус. Соответственно, в левую часть внести все свои положительные качества, а в правую — отрицательные, то есть недостатки.

В квартире генерала раздался звонок.

— Колокольцев. Так точно. Согласен. Не телефонный. Наверно. Да, конечно, можно. Сегодня? Можно. Отчего же нельзя. А вам это удобно? Суббота. Конечно, нужно.

— Спроси, а мне можно присутствовать?

— Тут вот жена тоже спрашивает, можно ли ей присутствовать. Скажите ей, что нельзя. А? Можно? Ага, ну, хорошо, передам, что можно, а то сами понимаете, мы тут извелись… Единственный ребёнок… И такое… Через час? Полтора? Хорошо. Доберёмся. Успеем. До встречи, — он положил трубку. Хлопнул в ладоши. Потёр ими. — Есть. Договорился о встрече. Собираемся.

Виговская, прохаживалась от пюпитра к столу и обратно.

— К своим недостаткам добавьте незнание психологии, даже если вы и что-то знаете. Туда же впишите незнание гендерно-демографической ситуации в городе, в стране, в мире. Вспомните все свои недостатки: кривые, тонкие и короткие ноги, узкие бёдра. Желание иметь мужа красавца. И сразу майора или полковника.

— А если я красивая могу я этого не писать? — спросила Чаркина.

— Можете. Если уверены, что ваша собственная красота — это ваша личная заслуга.

— А чья же это заслуга? Это же моя красота. Я же ни у кого не брала её взаймы.

— Это заслуга Бога. Или природы. В крайнем случае, ваших родителей. Как награда за их любовь и старания. Так как красивые дети рождаются и у некрасивых людей. В то же время уроды бывают у вполне красивых родителей. Примеров тьма. Возьмите хотя бы царя Павла первого. Мать его, Екатерина, была видной дамой. Вполне достойными ей были и муж, и фавориты. Однако сын, Павел, был страшненьким.

— А почему? — спросила опять Чаркина.

— Точно не знает никто. Поэтому осмелюсь предположить, что или он был зачат без любви, а просто в похоти. Либо его рождение было несвоевременным и нежеланным. Не исключено, что царица Екатерина предпринимала какие-то усилия, чтобы избавиться от нежелательной беременности. Так что ваша красота по-любому не ваша заслуга.

— Что же тогда может быть моей заслугой? — не унималась Валя Чаркина.

— Крепкие знания, честная служба, усердие, открытия, достижения и победы, добытые кровью и потом, а не благодаря красоте.

— Ну, хорошо. Я согласна, что физические недостатки, мы пишем в минус. Это естественно и понятно. Но почему я должна и красоту вписывать туда же?

— Девушки, скажу вам по секрету, многие мужики ищут женщину умную в ущерб красоте, но приемлемой внешности. У многих из мужиков в ходу пословица жена пусть будет скромной, а с красоткой лучше переспать в командировке. А многие мужчины красивых женщин считают глупенькими, а красоту приравнивают к дури. А куда мы запишем дурь?

— В минус.

— Ну, вот вы сами и ответили на этот сложный вопрос. Но если у вас есть хоть капелька несогласия с этой точкой зрения, то лучше не упоминайте о красоте совсем.

— А то, что я не курю, это может быть положительным качеством? — спросила Кулешова.

— Может. Но лучше об этом тоже не писать.

— Почему?

— Да потому, что девушка вообще по природе курить не должна. А вот если она курит, это уже огромный недостаток. Туда же впишите любой изъян на теле. Шрамы. Пятна. Язвы. Следы от них. Порезы на венах. Переломы. Курящую мать. Пьющего отца.

— А дочь за отца не в ответе, — сказала Афонькина.

— Да, не в ответе. Но яблочко от яблоньки недалеко падает. Если ваша мама имела не один брак, то вам будет трудно избежать повторения. А ваша дочка уже точно будет запрограммирована на разводы, то есть невезучей по наследству. Поэтому, чтобы переломить ситуацию, постарайтесь выйти замуж раз и навсегда.

— Как же это сделать?

— Выйти замуж за своего мужа. А для этого осознайте адекватно себя и своё окружение. А вот предположим, ваши родители высокого положения. Куда это писать?

— В плюс.

— А если у вас на этой почве развился комплекс Титании?

— А что это такое?

— Ну, это вроде неприступной крепости или принцессы.

— Тогда минус, — сказала Чаркина. — Но я не буду корчить из себя принцессу. Сразу скажу: да, согласна.

— Это если вам сделает предложение майор. А если — прапорщик?

— Тогда я подумаю, — ответила красавица.

— А вы считаете, что достойны только майора?

— Конечно. Ну не прапорщика же Македона. Сами посудите, с моей внешностью идти за прапорщика… Это же противоестественно.

— Завидная уверенность. Но на выпуске из центра вы получите тоже звание прапорщика. И потом, что вы, собственно, имеете против Македона? Он, между прочим, образованный человек, у него архивный институт. Талантливый человек. Музыкант. Поэт. Имеет публикации. Лауреат и орденоносец. Вполне состоявшаяся личность, а вы пока неизвестно кто. Так что запишите себе непомерные амбиции и поверхностные суждения.

— Вопрос можно?

— Можно.

— Насколько я поняла…

— Курсант…

— Курсант Валентина Чаркина. Насколько я поняла, мы должны снизить свою самооценку и планку.

— Совершенно неверно. Адекватная, то есть верная, соответствующая, полная, реальная и объективная самооценка не есть заниженная. Адекватная самооценка расширяет сознание. И наоборот. Неверная самооценка сужает сознание, до аффективного.

Такси с генералом Колокольцевым въехало на Лубянскую площадь и остановилось у Соловецкого камня. Из машины вышли Иван Семёнович и Надежда Петровна. Они на несколько минут задержались у мемориала и направились к зданию ФСБ. Внизу, на первом этаже, их встретил помощник директора и провёл до двери своего патрона.

Будин встретил их посреди кабинета.

— Здравствуйте, Иван Семёнович.

— Здравствуйте, Кир Кириллович. А это супруга моя, Надежда Петровна.

— Очень приятно. Кофе, коньяк, чай?

— Либэр тэ, биттэ, — сказала генеральша.

— О, что я слышу, — повеселел Кир Кириллович. — Шпрэхен зи дойч? А вы, Иван Семёнович?

— Я хоть и учил немецкий, но скажу по-русски: согласен даже на коньяк.

— Мужской ответ. Присаживайтесь, — с улыбкой ответил Кир Кириллович и стоящему в ожидании помощнику сказал. — Чай и два коньяка.

Они сели за стол. Тотчас появилась официантка с подносом. Она поставила на стол чашку чая генеральше и две рюмки с коньяком для мужчин.

— Ну, что ж… Не буду испытывать ваше терпение. Начну сразу с того, что ваша дочка, ваша Люба, настоящая молодчина. С ней всё в порядке. Она хоть и случайно попала в эту ситуацию, но достойно и успешно выбралась из неё. Самое сложное уже позади. Я подал прошение Президенту о награждении её медалью.

— И как скоро она появится здесь? — спросил генерал.

— Скажем так. Операция не закончилась. Люба хоть и была случайным человеком, но оказалась полезной. Поэтому, чтобы события развивались в нужном для нас русле, её присутствие там уже целесообразно. Какое-то время. Я думаю, в ближайшие три месяца всё разрешится, и она будет здесь. А ещё давайте вспомним, что Любовь Ивановна взрослый человек. Она не школьная выпускница. Она уже окончила институт. Так что вы должны быть готовы к поворотам в её судьбе.

— Мы можем с ней общаться по телефону? — спросила Надежда Петровна.

— Можете. Но не всегда сразу по вашему звонку, так как она занята делом. А во-вторых, у нас разница во времени. Так что, естественно, она иногда будет звонить вам через час или полтора после вашего звонка. Но самое лучшее, если вы будете ждать её звонков, а не звонить ей сами. Так как вы осложняете её пребывание там. Отнеситесь, пожалуйста, к этому с пониманием.

— А этот француз… Этот её… Приятель, или жених… Кто он такой?

— Он ей никто. Не более чем знакомый. Но, тут такая ситуация… дело в том, что он погиб. А она жива, абсолютно невредима и скоро появится перед вами. И вот за это давайте выпьем.

В аудитории учебного центра шло очередное занятие.

— Здравствуйте. Сегодня я прочту вам лекцию из краткого курса теологии. Информация эта будет чрезвычайно полезной в вашей работе. И не надо думать, что я сейчас буду вас оборачивать в какую-то веру. Оставайтесь теми, кто вы есть. Атеистами, эйкуменистами, христианами или мусульманами и так далее. Но прошу вас отнестись к любой другой религии терпимо, как некой философской системе; или для начала, как к медитативной части этнопсихологии. Итак, мы с вами живём на Евразийском континенте, где соседствуют бок о бок, соприкасаются, иногда сотрудничают, порой соперничают, но, случается, и противостоят две крупнейшие мировые религии — ислам и христианство. А поскольку вы будете военными переводчицами и корреспондентками, то вам придётся часто сталкиваться с людьми разных конфессий. А знание основных источников поможет вам в налаживании контактов и взаимопонимания. Вся Европа такая же христианская, как и мы с вами. Правда, там, на Западе, за прошедшие шестьсот-семьсот лет произошёл ряд реформаций. Внутри христианства образовалось множество течений. Но сами молитвы не изменились. Например, наша молитва «Отче наш» на французском языке звучит так: Notre Pere qui est aux cieus. Que Ton Nom soit santifie и так далее. Что в переводе означает один к одному то же самое, слово в слово. На немецком: Fater unser im himmel… На итальянском: Padre nostro che sei nei cieli… На испанском: Padre noesnro ci estos senlos sielos… На английском: Our Father which art in heaven… На польском: Ojcze nasz, ktorys jest w niebie… На литовском: Teve musy, kuris esi danguje… А на русском: Отче наш иже еси на небесех… Дальше вы знаете. Кроме «Отче наш», есть ещё «Богородица», «Верую», «Во имя», «Троица». Они тоже есть и в других языках. Но без знания русского текста вы не сможете знать иностранный. Тема огромная, а времени на её освоение по программе отпущено немного, поэтому вы должны будете кроме лекций, самостоятельно прочитать Библию и Коран.

— Когда читать? — буркнула Тёшкина.

— В личное время, по субботам и воскресеньям, вместо увольнения. А чтобы вас ничто не отвлекало — в читальном зале библиотеки. Можете записаться в городскую библиотеку. Не отвлекайтесь, у нас мало времени и учтите, что в конце учёбы вы должны будете сдать зачёт по этим дисциплинам. Журналист не имеет право быть верхоглядом. А теперь записывайте. Коран. Это священная книга мусульман. Она состоит из 114 сур, или глав, где 136 раз упоминается Моисей, по-арабски, Муса. Отсюда и народ, следующий за Мусой, зовётся мусульманами. В тридцать одной суре упоминается имя Иисус. Отсюда — ислам.

— Что, правда, что ли? — спросила Афонькина.

— О чём вы спрашиваете? — переспросила Виговская.

— Ну, что в Коране написано про Иисуса Христа?

— Девушка, в библиотеке, три сотни экземпляров новейшего перевода. Не отвлекайтесь. Если вы осилите эту книгу, то вы найдёте в ней ещё более интересные вещи. То есть отсутствие мотива к войне, которую ведут бандиты под зелёным знаменем ислама. Все их претензии надуманы. Экстремистские вожди пользуются религиозной неграмотностью рядовых мусульман, которые не читали Корана. Даже имея эту книгу в доме.

— Извините, пожалуйста, курсант Кулешова, а в Библии есть хоть одно указание к войне между религиями?

— И в Библии тоже нет, — ответила Виговская.

— А почему же крестоносцы совершали свои захватнические походы?

— Да потому, что в любой войне никакой религии нет, а есть шкурные интересы. В Коране и Библии есть много общего. Потому, что Коран представляет собой вольный пересказ Библии и Евангелия. Все библейские персонажи в Коране обрели имена на арабский лад. Давид стал Даудом, Соломон — Саулом, Гавриил — Джебраилом. Мария стала Мариам. Кстати, единственная женщина 25 раз упоминается в Коране. Ною посвящена отдельная сура, где он назван Нухом. А ещё обратите внимание на то, что ислам в сравнении с христианским миром менее всего охвачен венерическими заболеваниями, наркоманией, игроманией и проституцией. А это на сегодня чрезвычайно существенно.

— Товарищ майор, а в каком институте вы изучали Коран и Библию?

— Ни в каком. Самостоятельно. Из простого любопытства. И очень скоро поняла, что это не бесполезно мне как психологу. И вы тоже узнаете много, если будете проявлять интерес. На пути к личному успеху пирсинг не поможет, а вот знания значительно расширят ваши горизонты и приблизят к цели.

Отворилась дверь. На пороге появились полковник Лямзин, майор Коркин и генерал Колокольцев.

— Встать! — скомандовала Виговская. — Смирно! Товарищ генерал…

— Вольно, вольно, — поспешил генерал. — Садитесь. Это у нас группа военных корреспондентов?

— Так точно… И переводчиков, — ответил майор Коркин.

Люба села и напряглась как пружина. Она опустила глаза в открытую тетрадь и принялась поспешно записывать всё, что услышала от преподавателя: «Коран. 114 глав. 136 раз упоминается Моисей. 31 раз — Иисус».

— Как вам учится, девушки? — спросил генерал. — Не обижают вас?

— Всё хорошо, товарищ генерал! — ответила Чаркина.

— Как вас зовут, красавица?

— Валя. Валентина Чаркина.

— Как успехи?

— Хорошо, товарищ генерал. У нас все отличницы.

— А питание хорошее?

— Всё очень вкусно, товарищ генерал, — продолжала отвечать Валя.

— Молодец. Бойкая девушка. Готовый сержант.

И тут генерал увидел Любу, уткнувшуюся в конспект.

— А что вы всё пишете и пишете, товарищ курсант?

— Конспект, товарищ генерал. Курсант Ко… Звонарёва.

— Ох, ты! Вот это да. Какой интересный голос. А как вас зовут?

— Лю… Людмила Звонарёва, товарищ генерал.

— Ишь ты. Людмила Звонарёва. Так что вы пишете, Люда?

— Да, вот… Коран состоит из 114 глав. В них 136 раз упоминается Моисей. А 31 раз называется Иисус.

— В Коране про Иисуса написано? Вы ничего не путаете? Кто это вам такое сказал?

— Товарищ генерал, — поспешила Виговская. — Вот Коран. Там всё написано.

— Что вы мне тычите этой книжкой? Вы хоть понимаете, что вы говорите? Как это такое возможно? В Коране должно быть написано про Магомеда и про Аллаха. А ещё про гору, которая не идёт к Магомеду, — распалялся Иван Семёнович.

— Товарищ генерал, ну вот, посмотрите, — пыталась оправдаться Виговская.

— Не надо мне ничего показывать. В Коране должно быть написано, что нет бога, кроме Аллаха, и Магомед пророк его. А вы мне про Моисея и Иисуса. Я разберусь. Вот начальник штаба, — генерал обернулся к майору Коркину. — Вы, майор, всё же разберитесь, всё проверьте и доложите мне. Сегодня же!

— Слушаюсь, товарищ генерал.

— А вы откуда, девушка? — повернулся Колокольцев опять к Звонарёвой.

— Да… Я… Это… В Оренбурге, — пролепетала Люба.

— В Оренбурге? Ничего себе. Вот это номер. А ведь я там не был. И кто же ваши родители?

— А родители. Это… Ну там в штабе всё написано, товарищ генерал.

— А я хочу от вас услышать.

— Мой отец… — Люба закашлялась. — Полковник Звонарёв. То есть майор.

— Так майор или полковник?

— А вспомнила. Он капитан. На пенсии.

— Её отец капитан КГБ. Пенсионер. Инвалид, — вступил в разговор майор Коркин.

— Вот как. Поразительно. Интересный номер, — продолжал удивляться генерал.

— Людмила Звонарёва — одна из лучших курсанток. Дисциплина, моральный облик и учёба на самом высоком уровне, — сказал полковник Лямзин.

— А с какого ты года, Люба? — не унимался генерал.

— 1983 год. 15 декабря. Люда я, товарищ генерал.

— Да, да, помню. Люда. Как же, помню. Поразительно.

— Может, тоже сержантом её, товарищ генерал? — спросил Лямзин.

— Да, да… Можно, можно… Да, пусть будет младшим сержантом… Хорошие девушки… Красавицы. Ну, до свиданья, Люда. В Москве когда-нибудь бывала?

— Нет, товарищ генерал.

— Надо побывать. До свидания.

— До свидания, товарищ генерал.

— Встать! — подал команду Коркин.

— Сидите, сидите. Продолжайте занятия.

Прозвенел звонок.

— Товарищи курсанты! Занятие закончено, — объявила Виговская, и девушки вскочили.

Преподаватель вышел, а Люба опустилась на стул и спрятала лицо в ладони. А потом и вовсе опустила лицо между локтей. Вся группа обступила её.

— Ты чего, Людка? Чего он к тебе пристал? Ты, наверное, похожа на кого-то?

— Может, он молодость вспомнил?

— Он, как видно, родителей твоих знал.

— Про Москву спросил.

— Людка, тебя в Москву пригласят.

— Да, он, наверное, матерь твою знал.

— Ты на кого похожа?

— Может, у него дочка такая же?

— Генерал-то старичок… Лет, наверное, 45 или 50.

— Да поболее… Совсем дедок. За пятьдесят.

— А на Вальку глаз положил. Сразу в сержанты произвёл, — сказала Иванчукова. — Может, ещё и орден даст. Или медаль.

— Что за панибратство в войсках. Не Валька, а товарищ сержант. И вообще, как ты стоишь перед старшим по званию. Руки по швам! Направо! На выход шагом марш!

Девушки рассмеялись и с хохотом покинули аудиторию.

Командир учебной роты капитан Мошкин высунулся в открытую дверь и крикнул:

— Прапорщик Македон!

— Здесь я, товарищ капитан!

— Ты приготовил список суточного наряда?

— Так точно, вот на столе: Чаркина, Абашкина, Лисичкина и Кулешова.

— Собери их на инструктаж.

— Есть. Дежурный по роте сержант Звонарёва!

— Я, товарищ прапорщик.

— Найди и приведи в канцелярию роты Чаркину, Лисичкину, Абашкину и Кулешову.

— У них сейчас физподготовка. Они в спортзале.

— Значит, сними их с занятий. Тебе что, объяснить, как это делается? Действуй.

— Есть, — ответила Звонарёва и отправилась в спортивный зал, где шло занятие по каратэ.

Она подошла к тренеру.

— Товарищ преподаватель. Мне нужны эти люди, — сказала Люба, подавая ему записку.

Через минуту все были в канцелярии роты.

— Вызывали, товарищ капитан?

— Вызывали. Все здесь? Так, Чаркина, сегодня заступаешь дежурным по роте. С тобой Абашкина, Кулешева, и Лисичкина. Обязанности знаешь?

— Так точно, товарищ капитан.

— Идите, готовьтесь. Начищайтесь. Воротнички чистые пришейте. Ботинки, чтоб как фары горели.

— Ясно, товарищ капитан.

В 17–00 на плацу выстроился суточный наряд.

— Наряд! Становись! Быстро разобрались! Носки по линейке! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! Товарищ майор, суточный наряд построен на развод. Доложил дежурный по части старший лейтенант Капустин.

— Здравствуйте, товарищи курсанты! — поздоровался с ними Коркин.

— Здра — жла — тварщ — майор!

— Вольно! — скомандовал Коркин. — Так. Ремни подтянуть. Если у кого слабо затянут, сколько намотаю, столько будет нарядов вне очереди. Я подожду.

Все подтянули? Ну, смотрите, я не виноват. — И он отправился вдоль первой шеренги. Потом продолжил. — Ну, спереди ботинки начистили. Посмотрим сзади. Причёски подобрать под пилотки! Чтобы я видел белый подворотничок! Внимание! Первая шеренга, кру-у-гом!

Он опять пошёл вдоль шеренги, оглядывая девушек сзади.

Вдруг остановился рядом с одной из них. Он ткнул пальцем ей в шею.

— Почему шея не вымыта?

— Она вымыта, товарищ майор.

— А я говорю, не вымыта. У вас над подворотничком видны чернила.

— Это не чернила, товарищ майор.

— А что это? Я вас русским языком спрашиваю! Кру-у-у-гом! Это вы Чаркина? На шее курсанта могут быть только родинка и цепочка. А что у вас на шее? Родимое пятно?

— Нет.

— А что?

— Татуировка.

— Какая ещё татуировка? А ну дай ещё раз глянуть. Ни фига себе. Ты что, в борделе трудилась?

— Никак нет, товарищ майор.

— Триста лет назад в Европе такое клеймо ставили уличным девкам. Кто над вами надругался?

— Никто. Это индийский знак. Или японский…

— А как же вас военная медкомиссия пропустила?

— Это я здесь.

— Здесь? Какой дурак надоумил вас на это?

— Никто. Я сама.

— И для чего ты это сделала? В секту вступила?

— Нет. Для красоты, — срывающимся от обиды голосом отвечала Чаркина.

— Какой ещё красоты? Идиотка, — с негодованием прошептал Коркин и скомандовал. — Старший лейтенант! Я отстраняю её от дежурства по роте. Отведите её в роту и разберитесь там на месте. Командуйте разводом. — Отдал приказание начальник штаба и покинул плац.

— Есть! — ответил дежурный по части. — Наряд второй роты, три шага вперёд марш! Останетесь при мне. Остальным смирно! Направо! По подразделениям шагом марш!

Прапорщик Македон вышел из казармы.

— Катерина! Кулешова! Дневальный, где дежурный по роте?

— Да, здесь я, товарищ прапорщик, — из-за спины отозвалась Катерина.

— Не расхолаживайтесь. К полудню вам надо успеть сделать мокрую приборку помещения роты и прибрать территорию вокруг казармы.

— Я знаю.

— А в полдень придёт с проверкой начальник штаба майор Коркин. Поприветствуешь его громко. Да так чтоб мы все услыхали. Поняла?

— Так точно. Будет сделано.

Прапорщик вернулся в канцелярию.

— Товарищ капитан. Если мы назначили Кулешову дежурным по роте, а в противоречие субординации у неё в подчинении оказалась сержант Чаркина, может, напишем на Кулешову представление на сержанта?

— Спишь, Македон. Я ещё вчера вечером подал рапорт в штаб.

А в казарме полным ходом шла уборка.

— Девочки, навалились. А то командиры бурчат. Подгоняют. Вы пока мойте пол, а я пойду территорию приберу от фантиков. А то говорят, сейчас придёт любимый начальник штаба. Опять будет кипеш, — Кулешова взяла пакет и пошла вокруг казармы. Потом принялась подметать крыльцо.

В этот момент появился майор Коркин.

— Смирно! — крикнула Кулешова. — Товарищ майор, за время дежурства нарушений не произошло. Личный состав на занятиях. Суточный наряд на уборке помещения роты.

Дежурный по роте курсант Кулешова.

— Привет, Катюха. Вот принёс, понимаешь, приказ о присвоении тебе сержантского звания.

— Спасибо, товарищ майор. Век не забуду. А то с утра уже невмоготу без лычек. Субординация, понимаешь, требует.

— Не смейся. А то кто-нибудь услышит. Где твои начальники?

— Да, вон повылазили.

В дверях стояли капитан и прапорщик. Из-за их спин выглядывали Чаркина, Лисичкина и Абашкина.

— Здравия желаем, товарищ майор. У вас приказ от командира? Ну, идемте.

А в учебной аудитории занятие проводила майор Виговская.

— На последнем занятии мы с вами пытались сделать оценку самим себе. Сегодня мы будем говорить о том, как сделать оценку предполагаемому партнёру, сотруднику, подчинённому или непосредственному начальнику. Мы прибегнем с вами к той же самой методике, что мы уже применили для себя. Берём точно так же лист бумаги. Делим его пополам. Пишем плюс и минус и вписываем достоинства и недостатки. И не спешите писать недостатки, если человек не очень хорош собой, или приписывать ему достоинства, потому что он лапка.

— А можно вопрос?

— Слушаю вас.

— Курсантка Афонькина. Чем более обусловлена мужская полигамия, характером личности или физиологическими особенностями?

— Ой, что я слышу, мужская полигамия… Серьёзный вопрос. Сами-то вы, что поэтому поводу думаете?

— Все мужчины изменники и бабники.

— Мягко сказано. Сволочи они все, — буркнула Стёпкина.

— Девушки, мужская полигамия — это такой же миф, как и женская моногамия. Характер гендерных отношений диктуется гендерно-демографической ситуацией. Запишите это себе. А вот что касается вас, то чем скромнее будут ваши амбиции, тем счастливее будут ваши дети. Сейчас вы молоды. Все вы получили самые превосходные родительские драйверы: ты самая, хорошая, самая умная, самая красивая. Естественно, что все вы выросли с осознанием того, что вашим мужем должен быть тот, на кого упадёт ваш взгляд. Так же естественно, что стратегически, в поисках партнёра вы нацелены на особь с более яркими внешними данными и более высоким статусом. Вчера вечером по телевизору была какая-то передача с Андреем Малаховым. Там один молодой человек на всю страну признался, что он влюблён в девушку, присутствовавшую там же, в телестудии. Симпатичная такая девушка. Этот паренёк пытается ухаживать за этой особой, но безуспешно. Она так же на всю страну объявила, что у неё на примете более симпатичный молодой человек. Одни участники шоу советовали ему, не сбавляя усилий, продолжать штурм. Другие рекомендовали переключиться на поиски другой девушки. Никто при этом не обратил внимания на то обстоятельство, что эта девушка фактически находится в таком же самом положении, что и юноша. Только ещё хуже. Она не протестировала себя, то есть не сделала адекватной самооценки и точно так же не аналитически относится к своему окружению. Не тестирует жизненное пространство, но считает, что выбор за ней.

— Девчонки, поторопитесь. Время поджимает. Кто телевизор врубил? С ума сошли что ли? Начальство здесь, — Кулешова подошла к нему и выдернула шнур из розетки. — Не отвлекайтесь. Времени в обрез. Уже двенадцатый час. Давайте, я помогу вам, протру пыльные места. А где Валя Чаркина?

— На крыльце. Уже третий раз курит, — доложила Лисичкина. — Знаешь, что, Кулешова. Если тебя назначили командовать, так уж будь справедливой.

— Да. Поговори с ней. А то одни курят, а другие ишачат. Так нам и до вечера не управиться, — поддержала её Абашкина.

Кулешова вышла на крыльцо.

— Валя, девочки обижаются. Ты уже третий раз куришь.

— Ты что уже посчитала?

— Валя, при чём здесь это, нам надо до полудня прибраться и идти накрывать обед.

— Чего ты ходишь. Выслуживаешься. Я что нанялась убирать? Я, вообще-то, пришла учиться, а не полы мыть.

— Валя, ты в армии, а не в детском саду, здесь нянек нет. Что за тебя майор Коркин будет убирать или трусы тебе стирать?

— А ты майора не тронь, сука.

— Сама сука.

— Заткнись, шестёрка. Курва недоношенная.

— Сама заткнись, дура. Шлюха самарская, — бросила Кулешова и, развернувшись, направилась внутрь казармы.

Чаркина вскочила и с силой толкнула её к тумбочке дневального. Кулешова развернулась и, вцепившись в Чаркину, швырнула её через открытую дверь на крыльцо. Там они обе упали, скатились с крыльца и продолжили борьбу на площадке перед казармой.

— Ты что, сука, думаешь, если майор не видел, что ты себе нарисовала, так ты цаца? Я ведь скажу ему, что ты тоже там была, — шипела Чаркина.

— Да ты, кобыла, хоть видела, что я себе нарисовала? — пыхтела Кулешова.

— А чего мне смотреть, если ты тоже была у того Аркашки фиксатого.

— А я ничего себе и не рисовала.

— Рисовала, коза драная. Ты тоже поднималась туда.

— Ну и что? Он должен был мне семьсот рублей. Вот и поднималась. Он мой одноклассник.

— Так он тебе мои деньги отдал… Значит, ты с ним заодно.

— Ты сама к нему попёрлась. Тебя никто в жопу не толкал. Выдра болотная.

— А ты падла форштадтская.

В этот момент на крыльце появились командиры.

— Ого, ничего себе коррида, — восхитился Коркин. — Ты глянь, брат Мошкин, бой быков.

— Да, какие быки, товарищ майор? Это же две коровы, Чаркина и Кулешова, — сказал капитан Мошкин.

— Э! А ну прекратить! Встать! Чаркина, опять ты отличилась? — майор сбежал с крыльца, подошёл к ним, вытащил платочек из кармана и принялся вытирать лицо Кулешовой. — Ты в порядке? Вы чего сцепились?

— Да ну её. Шалава. Девки пол моют, а она без конца курит и курит. Придурошная.

— Так, ладно, я пошёл. У меня сейчас доклад у командира. Я вынужден буду рапортовать об этом.

— Может, не надо докладывать?

— Должен. Свидетелей много. Не сегодня-завтра всё равно до него дойдёт. Короче. Приведите себя в порядок. Быстро заканчивайте уборку и обе в штаб, — сказал майор и покинул территорию роты.

— Так, девочки, давайте быстро приводите себя и казарму в порядок и бегом обе туда. Получите втык. Оттуда — сразу в столовую накрывать обед.

Чаркина и Кулешова зашли в умывальник и принялись умываться.

— Я не поняла, — сказала Чаркина, — или мне послышалось. Что, Коркин твой ухажёр?

— Какой ухажёр? Старший брат.

— Брат? Двоюродный?

— Родной.

— А чего у вас фамилии разные?

— Отцы разные, мать одна.

— А чего ж ты скрывала?

— А чего я должна всем докладывать.

— Да, нет, ну хоть бы сказала.

— Это что-то меняет? У каждого должно быть хоть какое-то понятие.

— Может, твой брат замнёт это дело?

— Это уже не зависит от него. Свидетелей было слишком много.

Вместе они вышли из казармы, прошли через территорию части, взошли на высокое крыльцо и скрылись за тяжёлыми дверями. Их встретил дежурный по штабу.

— Вам кого?

— Начальник штаба приказал.

— Сейчас узнаю, — он взял трубку и стал набирать номер. — Товарищ майор. Тут две девушки… Как вас? — Он повернулся к ним. — Фамилии…

— Кулешова.

— Чаркина.

— … Кулешова и Чаркина. Понял. Хорошо. Ясно, — он положил трубку. — Так… Чаркина, садись, пиши объяснительную. А Кулешова — в кабинет командира. Второй этаж. Налево. Кулешова прошла по коридору, свернула на лестницу. В несколько прыжков преодолела два марша. Свернула в полутёмный коридор и чуть было не получила по лбу внезапно открывшейся дверью. Она прошла в приёмную. Посмотрела на дверные таблички. Потянула на себя дверь, на которой висела табличка с надписью: «Командир воинской части. Полковник Лямзин».

— Разрешите? Товарищ полковник, младший сержант Кулешова.

— Заходи. Садись. Рассказывай.

— Да чего рассказывать? Всё из ревности. Она втрескалась в майора, а подумала, что я соперница. Что-то ей показалось. Тут ещё на разводе разнос получила.

— Какой разнос? — спросил полковник.

— Ну, там, на разводе, майор её немножко отчитал за то, что она татуировку сделала себе на шее. Это модно сейчас. Её отстранили от дежурства. А Мошкин меня назначил. Вот она и взбеленилась.

— А ты сама-то ничего себе не рисовала? — поинтересовался полковник.

— Нет. Что я дура? Завтра мода пройдёт и что делать, идти выводить?

— Она ударила тебя?

— Да, ерунда, товарищ полковник. Ну, подумаешь, сцепились… Она не плохая. Просто, немного шальная. Не выгоняйте её. Она хорошо поёт в строю. В самодеятельности будет петь. Ой, товарищ полковник, извините, надо бежать столы накрывать, уже скоро обед.

— Ладно, беги.

Катерина выскочила из штаба и помчалась в столовую. А в штабе ещё продолжался разговор.

— Что думаешь? — спросил полковник у майора.

— Я думаю, Катька правильно говорит. Отчислять её не надо. Она из простой семьи. Без отца росла. Училась хорошо. Аттестат у неё без троек. Характеристики хорошие. Она тут поёт, танцует. Спортивная. Они к смотру уже готовятся. Пускай учится. Помирятся. Ещё лучшими подружками будут.

— Ну, она же Катьку обидела. И вообще, ты же понимаешь, что подобные дела замалчивать нельзя. Мы должны как-то отреагировать, чтоб другим неповадно было.

— Это верно. Я согласен. У меня такое соображение. Не будем размазывать её полностью, давайте понизим её в ефрейторы. И устроим публичное примирение.

— Ладно. Уговорил. Но. Возьми с неё рапорт об увольнении по личным мотивам. Без указания даты. На всякий случай.

— А вот сейчас мы с вами проведём небольшой эксперимент с целью выявления способности разглядеть персонаж и дать ему адекватную оценку. Берём портрет, подвешиваем его. Под ним выписаны самые основные внешние и физиометрические данные. Внимательно посмотрите на этого человека. Его рост 190 сантиметров. Вес восемьдесят килограммов. Носит синие костюмы, импортную обувь. Регулярно стрижётся и бреется.

Курит импортные сигареты. Любит ездить на иномарках. Начнём с определения возраста. Итак, сколько ему лет?

— 26.

— 25.

— 29.

— 30.

— Хорошо. Пишем на доске среднее значение. 28 лет. Теперь поговорим о его образовании.

— 10 классов.

— Техникум.

— Институт.

— Хорошо. Берём среднее значение. Пишем: техникум. А кто он по профессии?

— Парикмахер.

— Врач-гинеколог.

— Менеджер.

— Космонавт.

— Таксист.

— Переодетый офицер.

— Программист.

— Актёр.

— Замечательно. А теперь, что вы думаете, стоит ли с ним знакомиться, а вдруг он женат?

— Нет. Не женат. Отъявленный холостяк.

— Холостяк. В активном поиске.

— В разводе.

— Молодой вдовец.

— Брачный аферист, — сказала Анжела и группа рассмеялась.

— Очень интересная характеристика. Давайте путём голосования сообща окончательно решим его личную жизнь. Кто за то, что он холостяк? 20 человек. Кто за парикмахера? Одна. За врача? Семь. За программиста? Пять. За менеджера? Шесть. За таксиста? Одна. За актёра? Четыре. За космонавта? Десять. За офицера? Девять. Ну, вот и получается по-нашему, что ему 28 лет. Космонавт. Холостяк. Его номер 11. Берём карточку с этим номером. Читаем. 26 лет. Образование десять классов. Закончил на тройки. Аферист. Имеет несколько ограблений. Двое детей от разных женщин. Алименты не платит. Имеет две судимости. Последний раз осуждён за убийство. Отбывает пожизненный срок в тюрьме «Белый орёл». Если кто желает дружить и обмениваться песнями про неземную любовь, то его точный адрес в областной прокуратуре. Прозвенел звонок. И тотчас же из репродуктора, висевшего над входом в аудиторию, прозвучала команда: «Внимание! Всему личному составу построиться в спортивном зале».

— Становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! Товарищ полковник, военно-учебный центр по вашему приказанию построен! Дежурный по части старший лейтенант Опоров!

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здра-жла-тврщ-полковник!

— Вольно, — сказал полковник Лямзин и шагнул на средину. — Я приказал построить вас и объявить о ЧП. Сержант Чаркина, находясь в подчинении у дежурного по роте сержанта Кулешовой, вошла в пререкание, спровоцировала драку. Подобное поведение противоречит уставу, нормам поведения военнослужащих и человеческой морали, бросает пятно на весь наш армейский коллектив, на наше воинское братство. Приказом по части Чаркина понижена в звании до ефрейтора. Вопрос об отчислении решено отложить до следующего нарушения, ограничиться взысканием с требованием публичного извинения. Ефрейтор Чаркина, три шага вперёд! Перед вами стоит оскорблённая вами ваша подруга, сокурсница, соратница по оружию, которая, быть может, завтра вступит в бой с врагами плечом к плечу рядом с вами. А вы своим поведением разрушаете остро необходимое и священное единство рядов защитников нашей Родины, где каждый друг другу — брат и сестра, готовые пожертвовать не то, что рубахой, боезапасом или краюхой хлеба, а своею кровью. Вы пришли сюда добровольно. Не женихов искать, не личную жизнь устраивать, а служить Родине. Служить России! Прошу приступить к примирению. Сержант Екатерина Кулешова. Подойти к Чаркиной. Она что-то хочет тебе сказать.

— Катя, прости меня, пожалуйста. Я обещаю, что ничего подобного впредь не произойдёт. Прости, — Чаркина протянула руку. Кулешова ответила ей рукопожатием. А потом случилось непредусмотренное. Они обе бросились навстречу друг дружке, обнялись и разревелись.

В квартире Колокольцевых прозвенел звонок. Надежда Петровна схватила трубку.

— Алло.

Но звон продолжался. Хозяйка бросила трубку и побежала к двери.

— Иду! Иду! — она открыла дверь. В квартиру вошёл генерал-лейтенант Колокольцев.

— Не ожидала?

— Ты как всегда непредсказуем. Раздевайся. Ужин готов.

Генерал скинул китель, прошёл на кухню, принялся мыть руки.

— Ну и как съездил? Что увидел интересного?

— Ты что же хочешь, чтобы я тебе за тарелку борща все военные и государственные тайны выдал? — он повернулся к ней с полотенцем в руках.

— А что ж тебе ещё дать? А-а-а-а, ложку забыла, — она смахнула с его плеча полотенце. Пошурудила в серванте и положила на стол ложку.

— Ну вот, ложка есть. А вилка?

— Зачем тебе вилка, ты что борщ будешь вилкой таскать?

— Ну, почему? Сало буду есть… И селёдку.

— А-а-а, вот вам сало, товарищ генерал… Вот и селёдка. А вот и вилка.

— А рюмка?

— Ох, вы какой, однако. Вот тебе рюмка.

— Так, наливай.

— Ну, ладно. Так и быть, — Надежда Петровна открыла буфет, достала графинчик и поставила перед мужем.

Иван Семёнович налил рюмку. Выпил. Подхватил вилкой ломтик сала и отправил его в рот. Утёр салфеткой губы и только тогда сказал:

— В одном из округов, приезжаю я в учебный центр. Все курсанты девушки. А в одной из учебных групп, знаешь, кого я встретил?

— Кого? Уж ни Зину ли Шпилёвую?

— Не угадала. Наливай.

Надежда Петровна налила рюмку. Иван Семёнович выпил, сквозь рюмку глядя на жену. Подцепил вилкой кусочек селёдки и отправил его вслед за водкой. Вновь утёр губы салфеткой и сказал:

— Держись за стол.

— Держусь.

— Крепко?

— Крепко. Не тяни.

— Теперь спроси: кого я видел?

— Да, кого ж?

— Любу.

— Любу? Как же это возможно?

— Ну да, то есть не её. А её копию. Точную копию. Представляешь? Но блондинку. Беленькая такая. Блондиночка. Ну, копия! Даже голос. И пальцы. Ну, всё! Ничего не понимаю! А чего ты сидишь?

— А что? Сплясать?

— Наливай!

— Да, пожалуйста. А может, тебе показалось? Ну, знаешь. Ты сейчас переживаешь за Любу, соскучился и любую девчонку, чуть-чуть похожую на Любу, принимаешь за неё.

— Ты думаешь? Но я там ни с кем не пил.

— Слушай. А может, нас этот Кир Кириллович водит за нос?

— Теоретически возможно. Щас позвоню Будину.

— Да, ладно… Сейчас-то не звони. Ты уже выпил. А позвони Любе.

— Да, она сразу не отвечает. Ей надо сначала послать сигнал. Дай мобильник. Вот так… Звонишь… Три гудка, и снимаешь. О! Сразу взяла.

— Папа, тебе чего?

— Привет! То есть, бонжур!

— Бонжур, мсье женераль.

— Ух, ты. Научилась уже. Впрочем, мы тоже не лыком шиты. Бонжур, мадемуазуль! Для того не надо бывать в Париже. А ну скажи, что-нибудь по-французски, чтобы у меня челюсть отпала.

— Папа, ты что выпил?

— Не выпил, но ужинаю и, возможно, выпью. Ну, ты скажешь по-французски или как? Или вообще… Или к примеру?

— Ладно. Записывай. Notre Pere qui est aux cieux. Que Ton soit santifie. Que Ton reqne vienne. Que То volonte soit fatte sur terre commt au ciel. Donne-nous chaque jaur notre pain quotidien… Ну, что, хватит или продолжить?

— Хватит. Впрочем, нет. Давай ещё, — сказал он и включил мобильный телефон на запись.

— Пиши… Pardonnt-nous nos peche, car nous aussi nous pardonnons a quiconque nous offense, et ne nous induie pas tentation, mais delivre-nous du mal, — Люба договорила на французском языке весь текст «Отче наш». — Ну, хватит, может, папа, у меня же тоже могут быть дела, как ты думаешь?

— Так ты уже хорошо лопочешь по-ихнему?

— Ну, папочка, до хорошего ещё далеко. А сейчас, извини, у нас уже отбой.

— Какой отбой, если в Париже ещё день?

— Я имею в виду, отбой связи. У вас в Москве уже вечер. А я прошлую ночь не спала.

— А что ты делала?

— Донесения строчила.

— А понял. Не думай о секундах свысока. Наступит время, сам поймёшь, наверное. Летят они, как пули у виска, мгновения, мгновения, мгновения. Молодец, дочка. Привет Юстасу.

— Какому Юстасу? Папа. От кого?

— От Алекса.

— Папа, ты поужинал? Ложись. Отдыхай.

— Ладно. Пардон. Гуд бай. Лари вэдери.

— Пока, пока.

Иван Семёнович выключил мобильник.

— Слыхала? Вот с отцом разговаривает. Разведчица. Боец невидимого фронта. Мата Хари. А ты чего сидишь?

— А что?

— Наливай.

— Может, хватит?

— Не понял! Может, я чего забыл или перепутал? Кто здесь генерал?

— Да, конечно, ты, кто же ещё. Вот, пожалуйста. На здоровье.

— Ну, а куда же ещё, конечно, на здоровье.

Перед курсантами с лекцией выступала Виговская.

— Итак, мы продолжим изучение гендерной психологии. Вам это знать необходимо по многим причинам. Во-первых, вы все на пороге обзаведения семьёй. Во-вторых, вам придётся работать с людьми, в сугубо мужской среде. В-третьих, кто-то из вас может стать военным журналистом. Поэтому, чтобы избежать поля ошибок самой и не завести туда же за собой людей, вам остро необходимо знать то, что вместе с количественным отставанием мужчин появился ряд неприятных тенденций. Мужчины стали слабеть физически.

— А умственно? — спросила Иванчукова.

— Умственно? Чтобы не быть голословной, возьмите любой энциклопедический словарь. По любой букве сделайте персональную выборку, и вы поймёте, что они нас пока что и, к сожалению, очень сильно опережают.

— А Мария Склодовская-Кюри была единственным дважды лауреатом Нобелевской премии.

— Да. Верно. Случай уникальный. Но не следует забывать, что она была женой гениального Пьера Кюри.

— История не имеет сослагательного наклонения, — сказала Пёрышкина.

— Девочки, я сама женщина и, опережая ваши возражения, поддержу вас: мы способны на подвиги не только научные, но творческие, спортивные и даже военные. Примеров тому тьма. Но следует обратить внимание и на то, что среди крупных учёных-конструкторов космических систем, кораблестроителей и авиастроителей нас пока нет. Мужчины являются локомотивами прогресса. Сегодня в мире живут десять официально признанных гениев. Из них двое наших соотечественников. Математик Григорий Перельман и оружейник Михаил Калашников. С появлением компьютеров доступ к ним был абсолютно равным. Но первыми хакерами были мальчики.

— А у них криминальное мышление, — сказала Афонькина.

— У нас его тоже хватает. Здесь скорее речь идёт о значительном снижении порога самосохранения. Однако вы всё время норовите сбить меня с основной темы. А теперь прошу обратить внимание на следующую причинно-следственную связь. Девушка. Неадекватная самооценка. Неадекватная оценка окружения. Нетестированное жизненное пространство. Далее, в 99-процентах неудачный брак, то есть брак с неравноценной личностью, потом развод. Следом идёт одинокое материнство. Зачастую все перечисленные этапы носят наследственный характер. От бабушки к маме. От мамы — к дочке. И так далее. Женщина, какой бы образованной она ни была, не обладает мужскими паттернами, следовательно, не может их привить и мальчику. Как правило, такие женщины курят, пьют, ходят в штанах, делают себе татуировки. Тем самым они вносят деструктив в процесс формирования поло-ролевых функций. В итоге вместо так необходимых мужчин наше государство получает хронических неудачников, недоучек, трансвеститов, психопатов, алкоголиков, наркоманов и тунеядцев. Но их биологические отцы здесь уже ни при чем.

— Товарищ майор, можно вопрос? — подняла руку Афонькина.

— Да, пожалуйста, можно.

— Я внимательно слушала всё, что вы говорили, и у меня сложилось представление, что это мы девушки и женщины, должны мужиков носить на руках, признаваться им в любви, писать им стихи и даже дарить цветы.

— Молодец, Надя. Вопрос что называется не в бровь, а в глаз. Постараюсь ответить. Характер тендерных отношений диктуется демографической ситуацией. Запишите себе это и подчеркните. Что же до признаний в любви, то первым обычно признаётся тот, кто сильнее любит. Что же касается всего остального, то о многом, из того, что я сказала вам, большинство мужчин не догадывается и не задумывается. Такова психология мужчин. В этом и заключается разница между ними и нами. Поэтому не стоит мешать им ухаживать за нами. Только знайте, когда через три, пять или пятнадцать лет замужества ваш муж вдруг выкинет фортель, не следует мстить ему и злиться на него, ведь на момент замужества у вас были альтернативные варианты, но вы же сами отвергли тех людей, сами не сделали адекватной оценки себе и своему окружению.

Прозвенел звонок. Все девушки выбежали из аудитории. За столом осталась одна Люба. Она достала мобильный телефон.

Отыскала нужный номер.

— Кир Кириллович? Здравствуйте. Это Звонарёва. К нам в учебный центр приезжал отец, генерал Колокольцев. Он, оказывается, курирует все учебные центры. Видел меня. Но я не раскрылась ему. Вчера вечером позвонил. Он-то думает, что звонит в Париж, в котором ещё день, а попадает к нам, где уже ночь. Проверял меня на знание французского.

— Достань русско-французский разговорник и держи его под рукой. Не допускай прямого разговора. Ни с кем. Никому не отвечай на звонки. Только сама звони ему. К разговору готовься и держи инициативу в своих руках. А в идеале согласись на перевод в наш учебный центр.

— Да я тут уже сдружилась с девочками. Свыклась.

— Ладно. Что-нибудь придумаем. Не вешай нос. Ты скоро нам понадобишься. Я позвоню тебе. Или тебе сообщат. Будь здорова.

— До свидания, — ответила Люба и вышла в коридор, где к ней подошла Валя Чаркина.

— Люда, ты нигде не сталкивалась с информацией о пластических операциях?

— Нет, Валя. А зачем тебе это?

— Хочу лицо себе поправить.

— Ой, Валя, не выдумывай. Но на всякий случай зайди в нашу санчасть. Им там наверняка, что-то известно. Или купи местные газеты. Позвони в справочное. Только, по-моему, тебе ничего делать не надо.

Директор ФСБ Кирилл Кириллович Будин просматривал газеты. Затем повернулся к коммутатору. Нажал на кнопку.

— Михаил Антонович? Доброе утро. Зайдите ко мне.

— Здравия желаю, Кир Кириллович. Через минуту буду.

Директор отложил газеты. Взял папку и развернул её.

— Разрешите? — в дверях появился Михаил Антонович.

— Заходите. Присаживайтесь, — Будин через стол подал руку заму. — По Звонарёвой-Колокольцевой. Мы не учли, что отец её получил в подчинение управление боевой подготовки. В порядке инспектирования объезжал учебные центры и столкнулся со своей дочкой. Она не выдала себя. Но отец есть отец. Эта встреча впечатлила его, и он будет эту тему развивать. Это естественно. Я вижу четыре варианта разрешения этой ситуации. Первый — перевести её в наш центр. Второй — переговорить с ним, открыть ему ситуацию. Третий — ограничить его передвижение. Четвёртый — переподчинить центр. У вас будут предложения?

— Попросить его министра, чтобы либо загрузил его, дабы он не ездил, либо перевести его на другое направление. Или уволить. Открывать ему ситуацию пока преждевременно. И здесь дело не в доверии. Касательно же четвёртого варианта, то вслед за переподчинением департамента пограничных войск, логично должно последовать и это. Но оно займёт время. Так как неизбежны структурные и финансовые сложности.

Зазвонил телефон.

— Кир Кириллович? Доброе утро. Это Колокольцев.

— Утро доброе, Иван Семёнович. Слушаю вас, — Будин прикрыл трубку и сказал. — На ловца и зверь бежит.

— Кир Кириллович, я тут недавно побывал в одном из наших ВУЦ. Видел девушку. Ну, копия моей Любы. Извините, что я с таким делом обращаюсь к вам. Но если наша Люба случайно оказалась там, может поменять их? Может быть, там и должна была быть эта девушка? Впрочем, извините, кажется, я уже ерунду горожу. Но эта случайная встреча с двойняшкой очень сильно впечатлила меня. Как такое возможно?

— Иван Семёнович. А может, корректней было бы этот вопрос адресовать к самому себе?

— То есть?

— Да, очень просто. Я здесь вижу три объяснения. Первое — грехи молодости дают всходы. Второе — возможны манипуляции в роддоме. И третье — почти у каждого человека на Земле есть двойник. В-четвёртых, нынешняя оперативная ситуация, слава богу, никаких подмен не предполагает. Я логично рассуждаю?

— Вполне.

Назад: Примечания

На главную: Предисловие

Где Люба? (мелодраматическая военная комедия)

Где Люба?
(мелодраматическая военная комедия)