Весна наступила на удивление жаркая. Я все дни проводил на теплом крылечке. За спиной у меня была входная дверь нараспашку, занавешенная полупрозрачной тряпочкой, за ней – коридор, в котором был подвал. В подвале хранилась всякая ерунда – картошка какая-то, морковка и еще много невкусно пахнущих вещей. Но зато из подвала тянуло прохладой, если Мама открывала дверцу в полу.

Я придумал себе такое развлечение: если не спеша заходить в дом, за морду цепляется занавеска, и все вокруг становится таким неясным и расплывчатым, как будто идешь под водой или в тумане. Идешь-идешь, а тюль все ползет и ползет по морде, пока не соскочит. И получается, что ты вынырнул из воды или вышел из тумана.

Ходил я так туда-сюда, из коридора на крыльцо и обратно, с туманной занавеской на носу. Представлял себя исследователем морских глубин. Нос приходилось задирать высоко, чтобы занавеска сползала медленно и постепенно. А Мама взяла и открыла подвал. А я не знал. И вдруг как влечу в открытый люк! Сначала даже испугался. Но потом вспомнил, что я собака не простая, а летающая, и тихонько спланировал на кучу пахнущей мокрой пылью картошки. Мне даже понравилось.

Тут я услышал крики:

– Ой, мамочка! Пушок упал! Разбился! – и плач.

Это Девочка Люда заглядывала в подвал и громко рыдала. Я видел в светлом прямоугольнике вверху ее лохматую голову. Люда так горько плакала, что я тоже начал плакать. Так мне ее жалко стало.

Прибежала Девочка Ира, спустилась вниз по лестнице, взяла меня на руки и сказала дрожащим голосом:

– Живой!

А я очень сильно разжалобился, мне жалко было и Девочек, и себя заодно. Я громко скулил и никак не мог остановиться.

Меня положили на матрасик, осмотрели, ощупали всего, пошевелили моими лапами и хвостом.

– Он, наверное, ногу сломал, – сквозь слезы сказала Люда.

– Или руку, – добавил Папа.

Мама сказала:

– Посмотрите, с ним все в порядке, он просто испугался.

– Сейчас мы проверим, – сказала Ира и подсунула мне под нос конфету «Белочка».

Я сразу же перестал плакать. «Белочку» я очень люблю, она хрустит на зубах, как будто там внутри кусочки разноцветного стекла.

– Видите, аппетит у него не пропал, – обрадовалась Ира. – Только ему все равно нужен покой и тщательный уход.

Весь вечер мне не давали вставать, чесали пузо и принесли ужин прямо в постель. Это было приятно.

Потом мне даже пришлось немножко похромать на заднюю лапку, чтобы меня дольше жалели. Только я все время забывал, на какую лапку я должен хромать, и хромал то на левую, то на правую, а то на обе сразу. Потом я забыл окончательно и больше не хромал.

Что полезного я вынес из этого происшествия – это то, что, оказывается, для полета мне не обязательно лаять, можно просто упасть в какую-нибудь яму или свалиться с чего-нибудь высокого.