Занятия начинаются с расписания. Учебная часть выдала расписание занятий, над которым потрудились специалисты. Студентам сей труд до фени, им важен сам путевод – когда и куда идти: налево – на лекцию, направо – на семинар, прямо – на самоподготовку, криво – куда требуют обстоятельства. Студенты, как правило, смутно помнят расписание на начавшуюся неделю. В основном, живут одним днём, накапливая жир конспектов на грядущее будущее. Но самые важные занятия и мероприятия они удерживают в своей ответственной голове. Все, конечно, увидели графу «Встреча выпускного курса с молодыми студентами факультета. Время 16.00–18.00». Но это в конце недели и готовиться к ней не надо, надо только прибыть и собственными глазами увидеть, что там произойдет, на встрече. Тем не менее, студенты задумчиво посидели над этой графой – она таила в себе большую интригу. Именно на таких встречах ректор, осуществляя свою административную волю, публично предлагал облюбованным счастливчикам место преподавателя в альма-матер. Кому улыбнется сейчас? – не праздный вопрос, ибо претендентов среди «тормозов»-отличников всегда хватает. Поэтому к встрече никто не готовился, но встречу стали поджидать. Уже простое любопытство чего-то стоит! Из комнаты в комнату перелетали сплетни-предположения…

С утра поступило указание старостам I и V курсов прибыть к 15 часам в деканат. Почти как в армии, на инструктаж. Так бывает всегда, когда готовится массовое мероприятие. Текущие распоряжения передают одному из старост, он оповещает остальных. Иногда наиболее авторитетный староста имеет неофициальный статус старосты курса или «потока». К слову пришлось, таким «всесоюзным старостой» был Дубинин. Если его не оказывалось под рукой, указания шли через любого его «заместителя» из известной четвёрки «язычников»…

Как всегда, мы прибыли организованно, за две минуты раньше, что в армии именуется «ефрейторским зазором», означающим запас времени на ширину ефрейторский лычки. Перед тем, как войти в приёмную, Миша, держа ручку двери, на серьёзном кураже предупредил:

– Веселее, друзья, деканы идиотов любят!..

Идиотское «И-га-га» ворвалось в приёмную как раз в открытую Мишей дверь; это обозначало, что явились старосты V курса, наиболее разбитные и раскованные студенты, на которых опирается деканат…

В приёмной уже были люди, живущие по иным зазорам. Стоя, жались друг к другу старосты-первоклашки (трое парней и одна девушка), на стульях ожидали приёма Мария Ивановна – коменда, и препод ДД.

Наше ржание вселило в молодые сердца дух надежды и оптимизма; они разулыбались и захихикали. Секретарь, не давая нам возможности отмочить новую хохму, немедленно пропустила всех в кабинет декана, Тамары Григорьевны Сухобоковой, известной по кличке Дека, что означает уважительный женский титул декана. Мы расселись по ближней левой стене, как правые руки декана, молодым оставалось занять стулья по правой стене, как неокрепшие левые руки декана. Коменда и ДД устроились за столом, перпендикулярным столу декана. Как ни видоизменяй интерьер кабинетов, например, начальский стол иногда ставят наискосок в угол, но все кабинеты типичны уже бюрократическим духом, расстановка стульев лишь выражает типичность. И этот кабинет был типичным – его символом власти был он сам по себе, да ещё изумрудно-зелёный телефонный аппарат с выходом в город, синий телефон – связь внутри вуза; в других кабинетах телефонов может быть больше или меньше, независимо от их цвета; отсутствие «выхода в город» означало низкий чиновничий ранг хозяина кабинета. Сама власть данного кабинета представляла из себя весьма миловидную женщину под пятьдесят с моложавой короткой стрижкой – доктор наук, профессор и прочая. Тамара Григорьевна любила носить шикарные широкие юбки, но до последнего студента, все знали, что ими она маскирует свою объёмно-габаритную форму абдомена, который, по мнению студентов, оплывает края стульев… Следствие карьеры! Сколько не сидеть над диссертациями и на всяких совещаниях, советах, кафедрах и опять же прочая. Сказать сельским языком, он и располозся, абдомен-то, который свисает со стула. Не будь у нее этого чрезмерного достатка, она бы без макияжа имела победный рейтинг 40-летней красавицы. За своё сокровище она получила прозвище Жопа, или более культурный синоним – Задница. Ходила байка про одного балбеса. Он пришёл в деканат по своему делу. В приёмной за столом сидела моложавая милая дама. Студент бухнул: «Задница у себя»? «Какая задница?» – любезно спросила милая дама. «Ну, какая, – декан…» «А-а… Она через полчасика будет. Что вы хотите? Я передам…» «Не, мне к ней лично». «Ну, тогда погуляйте и приходите, она вас примет. Как ваша фамилия?» Студент назвался. «Спасибо, я вас записала…» Через полчаса студент вошёл в кабинет декана. За столом сидела та самая милая моложавая женщина. Студент пулей вылетел из кабинета… Так декан узнала своё прозвище, а студенты поумнее стали звать её Декой… Дека – декан без окончания.

Мария Ивановна, как всегда, смотрелась также великолепно на людях, как она великолепно смотрелась в интимной обстановке. Крутогрудые голуби смирно сидели в тесной голубятне, застегнутой до самой шеи, видимо, чтобы ненароком не вырвались на свободу. Она упредила ДД и села лицом в нашу сторону; глазки её улыбчиво останавливались на моём лице. Но мне было не до её обожания. Перед нами сидели молодые студенты, среди которых…

Глянул я на неё в приёмной, и сердце моё гулко гукнуло. Таких чудес я не видел. Высокая, стройная, с прогибом в стане, с глазами тёмной воды в полнолуние. У неё две длиннющих косы, которые крест-накрест выходили наперёд, обходили красивые кокосы грудей и уходили на глубокую талию, где закреплялись брошью; концы кос ещё опускались ниже… Косы напоминали пулеметные ленты революционных матросов, почему возник образ города Грозного, который она, вместе с другими, готова штурмовать, прямо выйдя из кабинета… Остальные старосты тоже напоминали солдат, но первых дней призыва. Прикажи им завтра штурмовать тот же Грозный, и они с воодушевлением подчинятся приказу, и будут штурмовать город, пока не разбегутся в разные стороны… На 2-м курсе некоторые из них станут непобедимыми пацифистами, готовыми пойти на все, чтобы не пойти на службу. Это «косачи-косилы». Старый анекдот доносит, как один из таких пацифистов, вставил в анальное место глаз от куклы, чем привел в неописуемое состояние шока хирурга женщину, штатно досматривавшую тыльные части призывников. Медкомиссии не удалось выяснить, кто был псих – студент или врач… Ныне большой процент ребят приходит в вуз после армии. Солдат и студентов народ не обделил байками и анекдотами, находя в них нечто общее. Где же общее? Солдат на всем готовеньком недоволен, а студент, ничего не имея, кроме платной общаги, преуспевает в довольстве. Потому что один подневолен, а другой сам себе волен. При этом оба народа – и солдат, и студент – любители до халявы, до чего-нибудь свиснуть, до чего-нибудь натворить, до чего-нибудь обесценить и обесчестить. А потом, когда прижмут их сухолядую задницу, любят доказывать, что не видели, не слышали, так, дескать, и было… И при всех этих, прости, господи, достоятельствах, этим двум типам людей сочувствуют, благоволят, даже их любят. Однако, я отвлекся. В те минуты ни до солдат, ни до студентов, ни до героев Грозного мне тоже не было дела, и я осторожно косил на косатую девушку. В это время события в кабинете развивались вразумительно и динамично.

– Вы должны были ознакомиться с расписанием. Речь пойдёт о важном мероприятии. Встреча выпускников с молодыми студентами традиционная. Мы показываем молодым студентам свои достижения… Задача старост обеспечить явку своих групп в полных составах в актовый зал. За десять минут до начала все должны сидеть на местах. Людей посадить вперемешку – выпускников с первокурсниками. Старостам 1-го курса договориться между собой, кто от молодых студентов выступит с ответным словом, расскажет о своих впечатлениях о вузе. Время на выступление от 5 до 10 минут. Касается всех старост: всем занять места в президиуме. Старостам 1-го курса сходить в зал, ознакомиться с помещением, со сценой, понюхать запах предшествующих поколений… Какие вопросы у молодых студентов? Нет? Пожалуйста, свободны.

Мелькнули хвостики кос ниже попы и скрылись за дверью. Мы остались без молодых. Тамара Григорьевна продолжала:

– Сама встреча не главное. Главное, как провести встречу. Давайте посоветуемся и договоримся. Мне, как декану, обязаловка рассказать о вузе и факультете. В общем, статистика, традиции, слава… А вот вам, Дмитрий Дмитриевич… – сказала она старшему преподу Козикову (ДД), молодому, как Иисус перед казнью, человеку, вечно нестриженому и небритому, обаявшему свой единственный костюм пуще смокинга. Но тут не его беда. Зарплату профессорско-преподавательскому составу «дают» мизерную и ту не выдают месяцами, чем, между прочим, никого не удивишь, то массовая и чудовищная стихия для всех граждан России в продолжение царствования ЭБНа. Эбинизм…

Козикова студенты уважали, молодой и уже кандидат наук, работает над докторской, а руководство помыкало им по-чёрному. Поскольку он покладистый и холостой, им затыкали каждую бочку. В каких только комиссиях он не был, но возглавлял одну, которую никто возглавлять не хотел – по благоустройству и порядку в общаге. ДД был нашим научным руководителем курсовых работ, поскольку он специалист (как и мы…) по истории педагогики. С ним у нас самые тесные отношения, почти как дружеские. Такие же у него отношения с Марией Ивановной, недаром общежитие образцовое. Видимо, всё это учитывала Тамара Григорьевна, почему мы одной компанией оказались на инструктаже.

– А вот вам, Дмитрий Дмитриевич, я поручаю рассказать, как надо учиться в вузе… Десять минут. Как это вы сделаете, не моя забота, но чтобы студенты не скучали и затем следовали вашим сентенциям… Вы, Мария Ивановна, видимо догадываетесь, что будете студентам рассказывать о правилах общежития. Просто, доходчиво, официально. Впрочем, как всегда, вы умеете. Десять минут. Если не возражаете, то свободны…

– А можно мне посидеть? Мне интересно… – неожиданно попросила Мария Ивановна.

Она, как и ДД, молча восприняла указание. Увы, они работники непререкаемой службы. Они могут говорить, выполняя распоряжения, почти как прапорщики и офицеры; в момент отдачи распоряжения или приказа они немы, как рыбы. Попробуй попрекословить! Ещё неизвестно, останется ли завтра Мария Ивановна комендантом общежития. И место старшего препода надо зарабатывать умом, горбом и тем же задом. Охотников на это место множество. А Козикову место «учителя» досталось даром – ректор провозгласил его преподавателем на такой же встрече студентов, когда он был выпускником бывшего пединститута. Да и зачем ему протестовать или прекословить! Это была его работа, и он заинтересован сделать её как можно лучше. То же можно сказать и о коменданте – свою работу она делала хорошо без протестов. Однако…

– Странно… – сказала Тамара Григорьевна. – Ну, если так, сидите, пожалуйста.

И это действительно было странно. Зачем ей сидеть, слушая инструктаж очередных лиц? Я, было, подумал, что странная просьба вызвана какими-то смутными и необоснованными влечениями Марии Ивановны ко мне, но тут я ошибся. Я заметил, что она давно смотрит не на меня, а на ДД. И тут уж я понял влёт. Как были мать с дочерью подругами, так и остались. Зная порядочность Марии Ивановны, я не мог заподозрить того, что она хочет завлечь в свою голубятню ДД. Она строила свои, понятные ей, планы в отношении дочкиной голубятни. По моей же наводке… Но каким образом она хотела помочь Риточке, оставаясь на нашем инструктаже?

– А вот вам, ребята, я даже не знаю, что поручить. Как вы сами думаете, о чём бы таком надо рассказать вчерашним абитуриентам, сегодня обладающим студенческим билетом?

Мы стали думать… Подумав, Вячеслав Казаков сказал:

– О любви, самое интересное…

– И-га-га…

Но его поддержал Амин Мухаметшин:

– Кроме смеха, самая популярная тема…

С нами труднее. Трудно поступить в вуз, но, поступив, и будучи отличником или хорошистом, при примерном поведении – для таких студентов теоретически не существует повода для отчисления или поругания. Возможны исключения. Например, вуз расформировали. Или он сгорел дотла. И то здесь десятки выходов из положения, о примерных студентах будут думать в первую очередь. Поэтому лично нам ничего не грозило. Мы были самыми благополучными студентами, если отвлечься от наших ночных подработок. На нас, как сказано, опиралось руководство.

– Я думаю, не мешало бы поговорить о внутристуденческих отношениях, о студенческом братстве, о дружбе, – предложил тему Михаил Рузаев.

– Очень верно! – сразу согласилась Дека. Видимо, в её плане стояла эта тема. – Соблаговолите взять эту нужную тему себе! На десять минут. Согласны? – схватила Дека быка за рога. Что оставалось Мише, как не сказать «слушаюсь» или «есть»?! Бывший пограничник из него не выветрится никогда. Он бы хотел видеть всё общество как монолитную погранзаставу. Это его гробовая тема.

– Спасибо за доверие, Тамара Григорьевна! – вежливо сказал Миша Рузаев.

– Прекрасно. Вас четверо, ещё бы две темы… – попросила Дека.

– Как две? – не понял Амин Мухаметшин. Ему показалось, что не хватает трех тем.

– Ну, как… О любви вы сами поддержали… популярная тема… Вы бы с ней справились, Амин Каримович? – вкрадчиво повила ниточку Дека.

– Частично, Тамара Григорьевна. Я татарин, вдруг кто-нибудь выскочит с национальной засыпкой… Тут бы русского… А русский у нас один. Имя его вы знаете – это Любан Дубинин… Кому же говорить о любви, как не Любану, – философски обосновал Амин свой отказ, найдя подставку.

– Что же скажет Любан Дубинин? – вопрос выстрелил по наводке друга.

– Тамара Григорьевна, есть морской закон, а моряк у нас тут один. Кто предлагает, тот и выполняет. Предложил моряк, какие могут быть варианты? – в свою очередь подставил я другого друга.

– И-га-га…

Моряк развил такую аргументацию, что засмеялась и Тамара Григорьевна:

– Нехорошо перекладывать личную ответственность на плечи друзей, в том числе на морские плечи… Я эту тему предложил вообще, а имел в виду Любана. Я, разумеется, справлюсь, но эта тема его. Других специалистов по этой теме в России нет…

– И-га-га…

– А вы как думаете, Михаил Сергеевич? – обратилась Дека за мнением к последней инстанции. Последняя инстанция рассмешила ещё круче:

– Тамара Григорьевна, мы все с этой темой выступим хорошо, но если вам хочется потрясти Россию, то это с Любаном…

– И-га-га-а…

Нашёлся арбитр. Это ДД. Он напустил оптимистического тумана:

– Тамара Григорьевна, попросите Любана Родимовича, и вы не пожалеете до конца жизни.

– А почему мы должны просить студента Дубинина? Мы ему поручаем эту тему, если все одного мнения, – поиграла Дека мускулами власти. Меня, значит, достали. Ну, если вы одного мнения…

– А на сколько минут? – спросил я распределительницу ролей.

– Пятнадцать минут вас устроят? Тема объёмная, поэтому вам побольше времени, – построила Дека благотворительную логику.

– Постойте… Шутите, Тамара Григорьевна? Вы свою докторскую диссертацию о любви сколько писали? И смогли бы её изложить за пятнадцать минут? – вступил я в пререкания.

– Вы примерный студент, Любан Дубинин, всё знаете… Мне на защиту диссертации давали 20 минут… – сообщила она техническую подробность своего диссертационного подвига.

– Сравнили. Там Совет, крутолобые, словечки точные любят, цитаты, а тут молодёжь. Нужно популярное изложение… Нее, по факту, в пределах урока… – выставил я своё условие.

– Вы с ума сошли?… Я себе взяла двадцать, – возмутилась Дека по-женски.

– …? – пожал я плечами. Я решил доказать свою состоятельность. – Когда мы поступали в пединститут, наш фак был четырехгодичным. То есть сейчас я был бы дипломированным учителем и имел бы право вести уроки в школе. Неужели из-за того, что вуз стал университетом, я за это же время не дорос до проведения какого-то одного урока? – обосновал я свою точку зрения.

– Первый урок и сразу показной? Так не бывает… – с долей резона возразила Дека. – И причём здесь урок, речь о простом выступлении… – совсем потеряла она всякую логику.

– Простых выступлений не бывает, тем более, о любви. Я прошу время, равное уроку, а получится у меня урок, я и сам не уверен… Назовите моё выступление научно-популярной лекцией о проблемах любви, и я подумаю… – запутал я милую женщину своими капризами. Но кто может сравниться с капризами женщины, да ещё декана!

– Нет, нет! Мы не можем угнетать студентов первым же мероприятием. Что о нас подумают юные ученики? Хотелось бы динамично и интересно… Не так ли? – гнула она свою волю.

– Насколько я знаю студента Дубинина, с ним ни студентам, ни вам скучно не будет… – присоединился к полемике старший препод ДД. – Тем более, у нас запланировано два часа, – добавил он веско.

– Да, но вдруг явится ректор, ему тоже захочется поговорить… Он любит молодых студентов… – приоткрыла она свой резерв.

– А вы бы не могли уступить ему часть своего времени? Любан так интересен… – ляпнула Мария Ивановна, отчего Тамара Григорьевна зашлась удушьем и некоторое время лишь открывала рот, а говорить не могла… Ребят подмывало заржать, но они вынесли испытание. Она так и проглотила ляпу коменды молча, лишь бросила от себя ручку, признак своего гнева.

– Ну, допустим, – уняла она стресс. – И о чём вы так долго будете говорить в своей научно-популярной лекции? – начала она уступать позиции.

– Да я ещё не знаю, сяду – подумаю… – отвечал я типичной вузовской шуткой. Но жеребцы, так долго сдерживавшие своё ржание, сорвались с коновязи.

– И-га-гаа… – Дека тоже смеялась.

– Ну, хорошо, тридцать минут и ни минутой больше! – согласилась Дека.

– В пределах урока, а там видно будет… – стоял я на своём.

– И-га-га…

– Вот упертый, надо же! «Постойте» и всё, – передразнила она мою дурацкую привычку совать это слово к селу и к городу. Значит, знала мои привычки… – Соглашайтесь, иначе я сменю тему, – пригрозила Дека.

– У нас ещё два запасных жеребца, какие проблемы… – стоял я скалой. – Жеребцы подтвердили своё присутствие спонтанным ржанием.

– Ну, Любан Родимович! Четыре года я с вами промучилась, и вот теперь пятый… Я бы так и поступила, но у меня в плане именно эта тема… – Дека чуть не расплакалась, ей оставалось только сдаться. – Ну, смотрите у меня. Провалите мероприятие, на глаза мне не показывайтесь… На то пошло, я сама приглашу ректора, пусть любуется на своего заступника… – она напомнила о студенческом бунте, полагая, что его организовал я, а не мы вместе.

– И напишите текст! Я почитаю… и посмотрю…

– План-конспект! – поставил я точку.

– Ну, Дубинин! Вас как дразнят? – неожиданно спросила она. Зная привычки, видимо, знала и клички. Зачем спрашивать?

– Дуб! – подсказал мордвин.

– И-га-га… – тут опять залились все, и Мария Ивановна, и ДД, и Тамара Григорьевна, и мы, разумеется.

– Дуб и есть… А как Козикова? – продолжала она смеяться.

– ДД – подсказал чуваш. – По имени, – и опять засмеялись, но уже как бы остывая от предыдущего.

– Хорошо, не по фамилии… – намекнула она профессионально. Кому да не знать, как ей, что на Руси после дурака идут козлы и бараны… – А как меня? – она затаила дыхание.

– Вас по должности, без окончания… – осмелился я. – Дека…

– Дека? Вот как! Ещё терпимо. Спасибо за информацию. Но вернемся к нашим баранам… Тему Дубинину утверждаем. В этом случае дополнительные выступления я снимаю. Перегрузим. Ещё от молодёжи кому-то дадим. Да ректор… вдруг. – Все вздохнули с облегчением, однако, напрасно расслабились. Оказалось, инструктаж ещё не начинался.

– Но нам бы хотелось, чтобы вы, Любан Родимович, кстати, какое замечательно звучное сочетание – Любан Родимович… Чтобы вы, Любан Родимович, в своём выступлении или в лекции выразили общую тревогу руководства вузом за расширяющиеся масштабы секса, которые, как я полагаю, вы не перепутаете с любовью. Нам бы также хотелось, чтобы вы своим языком студента разъяснили своим братьям и сёстрам меньшим… о нежелательности ранних студенческих браков. Во-первых, молодёжь ещё, я бы сказала, недостаточно окостенела биологически, чтобы рожать, поэтому ранние браки разрушают недоразвившийся организм, что бы ни говорили нам фанатичные оппоненты. Во-вторых, мы озабочены вузовскими проблемами: чем больше браков, тем больше хлопот по предоставлению жилья для иногородних молодожёнов, – вы знаете, у нас ограниченные ресурсы. Об этом можно будет и не говорить, если вы почувствуете, что достаточно убедительно развили первую версию. Но если и скажете, мы вас журить не будем. Наконец, в-третьих. Вы от меня скрыли, но мне известно ваше другое прозвище… Вас ведь зовут Язычником, правда? – приклеилась она к кличкам, словно что-то хотела найти в них.

– Нас всех зовут Язычниками, а теперь ещё и Татарами… – отвечал за меня Слава.

– Не поняла…

– Да так. Мы летом посетили одно село, в котором местные парни набили нам «морду лица» под лозунгом «Бей татарву!» Таким макаром они защищали своих девушек, а мы стали Татарами, хотя татарин среди нас только один и его в тот момент в эпизоде не было… – сделал доклад Слава, будто его об этом просили.

– Ы-ы-ы… – засмеялось начальство. – Весёлые вы ребята. Не верится, чтобы таких бойцов побили сельские парни.

– Не, ну на равных. Мы тоже помахали руками. А с учетом того, что главного соперника обезвредил Любан, то победа осталась за нами…

– Ы-ы-ы… Вернемся… к язычникам. Нам бы не хотелось, чтобы вы педалировали это понятие, поскольку на нём некое табу, как на предмете низкого этического развития ваших предков… вы знаете сами… – сформулировала она, хоть и с трудом, третий пункт инструктажа.

– Извините, я отказываюсь выступать. Я уже вполне сформировавшийся историк и вправе давать оценки объективным событиям прошлого или сопоставлять эти события с настоящими событиями, если это имеет значение для выражения моих мыслей и аргументов, – с искренним оскорблением изложил я свои доводы и заерзал на стуле.

– Ну, вот и доехали… – с печальным облегчением вымолвила Тамара Григорьевна.

За меня заступился Дмитрий Дмитриевич Козиков. Похоже, что он и не дорожил своим местом.

– Тамара Григорьевна, Любан Родимович человек щепетильный. Если он и называет славянскую историю языческой историей, так в этом ведь никакого секрета нет. Ещё неизвестно, кто был этически более развит, язычники или христиане, если учесть, что христиане вышли из лона язычников… Иначе бы откуда взялись люди, подобные Любану, Вячеславу, Михаилу, Амину. Поэтому освободите его от последнего… пожелания и всё произойдет корректно, интересно и поучительно.

– Они и вас обратили в язычество… Теперь добрались до меня… – сгорилась Дека.

– И-га-га…

– Бог с вами, Любан! Готовьтесь к своей лекции. Два первых соображения не упустите, пожалуйста. Значит, встречаемся на мероприятии. Явка студентов за вами. Есть ли вопросы?

Вопросов не было.

– Да, чуть не забыла. Что это у вас за чемоданчики? – спросила она. Ну, любопытная!

– Это у нас, как у президента, ядерные чемоданчики, – сострил Амин.

– И-га-га…

– Извините, это ноутбуки, компьютеры, – дезавуировал я последнюю шутку и заодно свою упертость.

– Ба, у декана нет, а у студентов персональные компьютеры.

И Дека нас отпустила, но на этом инструктаж не закончился. Как прелюдия к тем событиям, которые обещали произойти, и произошли, инструктаж имел самостоятельное значение; он сам был событием, хотя и формальным. За ужином мы обсасывали не только последние косточки домашнего мяса, привезённого из села, но и «косточки» Деки. Детали инструктажа проходили стадию осмысления.

Ужинали в своей комнате, освежённой за лето крашеным окном и побелённым потолком. На второе был чай и хлеб с маслом (тоже сельским). Обсуждение было дружеским, никто не переживал за то, что выскажет идиотское предположение или мысль, мы уже знали цену себе и друг другу. Структурно нельзя разделить, что эта идея моя, а эта твоя, это сказал я, а это ты, но в принципе в каждой голове копошились свои идеи, и каждый их холил. Главный вопрос обсуждения – почему Дека выбрала тему любви?

– Она же объяснила, – неувязочка с малосемейками, поэтому студенточки пусть не торопятся.

– А ещё?

– А ещё? А ещё мы стали забывать правило сноровистого студента: хочешь на экзаменах получать «отл», ссылайся на собственные труды экзаменаторов. Что у неё по карточке?

– Да, да, да! Дуб же сказал, у неё докторская диссертация о любви. Значит, и монография. Кто читал?

– Отличники! Претенденты на ордена и медали! Всем «неуды»! Монография с допотопным названием: «Отношения любви в развитом социалистическом обществе». Листал на досуге, когда вы торговали гербалайфом…

– И-га-га…

– И что там у неё?

– У неё, между прочим, почти языческие подходы к определению стимулирующей роли любви в жизни общества, значения в любви материальных условий жизни.

– Вот баба! Учиться нам да учиться. Какой пролог! Наконец прояснилось. Кто бы ни выступил о любви, был просто обязан сослаться на авторитет декана. Ей комплимента захотелось.

– Как бы не так. Кто бы ни выступил… Она уже давно проверила, кто её книгу читал. Может быть, один Люб и читал. Всё заранее подобрала: и тему, и исполнителя. Какое тонкое лукавство: «Вы бы с ней не справились, Амин Каримович?…» «Вас как дразнят?» «Постойте»… Всё знает и всё предусмотрено. Это культура или что?

– Я думаю, не комплимента ей захотелось, а защиты. Помните, намекнула: «Пусть любуется на своего защитника»… Значит, защитил ректора – защити и декана. Копает под неё этот Коганат. Стул выбивает из-под оплывшей попницы. Ой, как надо ей показать, что студенты читают её книгу, помнят и чтут, а «фанатичных оппонентов» обходят… Использование культуры в целях необходимости.

– Все наши ржания вынесла и сама ржала. До кличек снизошла. До привычек. Психология!

– Криминала нет, все мы честолюбивы, это нормально.

– Точно, копают. Надо помогать. Женщина она добрая. Студентов опекает, как мать или коменда. Почему-бы не защитить? Тем более, если это просьба, то в оригинальной интеллектуальной форме.

– Хотя за «табу» её бы по пышному месту! Ишь! Низкий этический уровень развития предков! Профессора, а всего боятся. Не дай бог, кто попеняет в симпатиях недоразвитым идолопоклонникам.

– Языческие идеи начали сдирать стоики, а потом поехали…

– Какой, стоики – весь античный мир языческий, вся философия из яйца гилозоизма.

– Нынешние профессора тоже гилозоизмом дышат, а признаться или сослаться, куда там, не принято. Табу…

Кто бы знал, о чём беседуют на досуге студенты. В ход пошла философская школа Древней Греции и ещё более древнее, чем стоики, языческое учение гилозоизма.

– Ну, и как ты поступишь?

– Если женщина просит… защиты… Придётся сослаться, пусть цветет.

– Лишь бы не пахла.

– Но ты уважь её просьбу, при ректоре, если придётся, не обвинят в плагиате.

– Да ладно… А ректор придёт обязательно. У них каждое слово значительно. Упомянула ректора, считай, согласовано. Да он и сам такие встречи не пропускает. Присмотренным предлагает места в университете, так что, Мишенька, старайся, на дружбе и товариществе въехать верхом в альма-матер.

– Ты скорее проскочишь. А я лучше останусь в подвале караулить сейфы. Кстати, о чём думаешь говорить?

– Надо думать. Сказать есть о чем. Энгельса попрекнуть надо, рядом – Фрейда. А подвалы – дело временное. Синекура не бывает вечной.

– Слушай, начни с онанизма!..

– И-га-га…

– Помощь нужна?

– Пожалуй. Ты, Миша, своё готовь. У тебя не проще. Десять минут мало не покажется. А ты, Слава, кинул бы мне страницу об онанизме, загляни в Библию, найдёшь в первой главе. Кроме шуток, вопрос серьёзный. Аминчик, ты бы о брачной любви мне накарябал листок. Мишины идеи о Доме я тоже внесу.

– Кинем, не плачь… Мы тебя и застенографируем на компьютерах. Как Миланка собрание…

– Надо бы Риточку протащить в президиум.

– Она же на втором.

– Кто будет разбираться? Мать – коменда, она – вахтёр. Она к ДД неравнодушна. Надо бы усадить их рядом, всю комиссию по общаге – коменда, ДД, Рита. Может быть, Мария Ивановна сегодня сидела в кабинете со своим зятем. Поняли, почему ей было интересно не уходить?

– Ну, Дуб, все-то ты видишь. Поставим столы, как надо, поможем девушке.

– Дуб, а ты заметил девчонку с двумя косами?

– Ну!

– Что ну?

– Заметил.

– Что заметил?

– Две косы…

– А спина коромыслом?

– Как у Лепаны… – Чебоксары.

– Как у Красавы… – Рузаевка.

– И у Миланки такой же… – Бараба.

– Заметил…

– Не твоя ли это невеста?

– Сопля ещё… Слышали, «биологически не окостенела»…

– И-га-га…

– Эту к кому подсадим?

– Эта сама подсядет…

Таким образом началась конкретная подготовка к выступлениям. Сидя на лекциях, были далеки от лекционного материала. С появлением компьютера изменился процесс восприятия. Отныне всё пряталось в чрево эвээмки. Это такой бездонный мешок, из которого путём легчайшего нажатия кнопок тотчас возникала информация, казалось бы, навечно похороненная на свалке.

Вроде, на подготовку лекции требуется среднеустановленное время около 70 часов. С учетом использования учебного времени, плюс вечернее время, необходимый ресурс времени был. Поскольку лекция популярная, не требующая ссылок на страницы источников, то для меня это было облегчением задачи. Я старался привлечь опыт народа, особенно семейно-родовые – педагогику и психологию. Я старался излагать лишь то, что было прочным достоянием памяти и сознания, на чём коренились мои убеждения. Кому будет неинтересно, пусть заблуждаются в соответствии с убеждениями своего сознания. Однако хотелось, чтобы было интересно всем. Хотелось, чтобы не заблуждались. Но самое-то важное, как сказать? Учитель, не умеющий сказать хорошо, уже не учитель, будь у него диплом хоть из чистого золота. Увы, картавым людям нет места среди учителей; пусть они будут хорошими папами, мамами, а профессий для них миллион. Разговор люди любят яркий, чистый, веселый, непременно несущий зерно истины и педагогики. Как только быть со слоганами, типа «трахаться»? Они на языке всех сословий. Придётся употреблять, предварительно извинившись за ненормативную лексику. С этими мерками, учитывая методику, я и готовился.