Жизнь подземная.

Наутро снова светило солнце. Но градусник опустился вниз на четыре деления. В печи потрескивали дрова. Хаски во дворе поглощали из своих мисок кашу с мясом. С виду - обычное летнее утро. Жизнь на заимке, в основном, велась по крестьянскому обиходу: стемнело - ложимся спать. Встаём с первыми лучами солнца.

Вот и сегодня с утра всё двигалось по накатанной колее. Позавтракав, поколол немного дрова. Затем уступил колун Лёше - ему ещё надо было осваивать эту нехитрую науку. Он парень совсем городской. Сам спустился в бункер, включил там электробатареи. Нужно, чтобы помещение прогрелось.Ближе к обеду, скатился на 'УАЗе' с горы, пересел в Лёшкины пятнадцатые 'Жигули' и поехал в город.

Людей на улицах мало. Кто-то срочным порядком уехал из города. А большинство сидело по домам, готовилось к неприятностям. Центральный гастроном открыт. У дверей покуривал полицейский с автоматом. Народа не было. Зайдя в гастроном, увидел, что работает всего один отдел. За прилавком стоял мужчина в камуфляжной одежде. Позади него лежало охотничье ружьё. Пара молодых парней скучала, сидя на табуретках.

- Денег не берём. А по бартеру - всё, что хочешь. Колбасу меняем на патроны и наоборот. 'Жидкая валюта', как всегда, ценится. В ходу тёплые вещи, если не заношенные, бензин, автозапчасти.

- Папиросы есть?- спросил я его. На заимке был большой запас сигарет с фильтром, но лесник их не признавал. Ему бы чего покрепче.

- 'Беломора' чуток осталось. Ещё 'Волну' на складе раскопали. Пачки уже жёлтые от старости, но не заплесневелые, табак сухой.

- 'Жигуль' пятнашка, на ходу, бензина в баке литров десять.

- Это штука ценная. Пятьдесят пачек дам.

- Машина ухоженная, не битая. Полностью рабочая. С запаской, домкратом и прочая. Хоть сейчас езжай до Барнаула. Сто пятьдесят пачек. Давай выйдем, посмотришь аппарат. Можешь даже прокатиться.

- Семьдесят пять пачек. А-а, чёрт с тобой, восемьдесят.

Через четверть часа я вышел из гастронома с картонной коробкой. В ней было сто пачек папирос. На прощание продавец не утерпел:

- Вот за 'Сайгу' твою двести пачек бы дал.

- Держи карман шире. Я её и за пятьсот не отдам.

Теперь надо было топать до уазика пешком. У тротуара стояли полицейские пятнадцатые 'Жигули' с мигалкой. Распахнув дверцу со стороны тротуара, стоял и курил, опершись о крышу, полковник Сергеев. Поздоровавшись со мной спросил:

- Может, не стоило так рано тревогу поднимать? Солнышко светит, птички поют...

- Не поют, а ноги делают.

Действительно, с самого утра в небе периодически появлялись стаи птиц, летевшие в южном направлении.

- Опять же, чем больше времени будет у людей на подготовку и решение своих проблем, тем меньше бестолковой суеты и дурости.

- Тоже верно.

- А что из области говорят?- хотькакую-то информацию получить.- Москва молчит или?..

- Или. Сказали, чтобы решали всё на местах. Силами местных МЧС и полиции. Из центра чтобы никакой помощи не ждали. Я велел все бомбоубежища привести в боеготовность. В школах пункты проживания и питания организуем. Но пока всё ведь тихо.

- И ещё дня три-четыре точно будет тихо. Если до нас волна всей этой сейсмики не дойдёт. Тоже тряхнуть может, горный район всё-таки.

- Да случались у нас раньше землетрясения. Один раз на шесть баллов шарахнуло. Но девятиэтажки у нас по сейсмоустойчивому проекту - выдержали.

- Ну, у нас-то с нашим одним этажом... Но готовимся. И к пеплу, и к кислотным дождям. Что ж, желаю вам удачи в вашем нелёгком деле.

- И вам удачи.

На заимке мы заклеивали окна, герметизировали двери. Штабель брёвен возле забора разросся втрое. Василич перебрался на заимку. Привёл с собой Пирата ┐- отца Волчка и Динки. Не бросать же собаку на произвол судьбы. Василич с Тимофеевной ночевали в горнице. К нашим широченным лавкам у стола, Василич, будучи отличным плотником, сделал приставки. Закреплялись они поперечными закладками, получался примерно полутора спальный топчан. Спали они с Тимофеевной, разделённые столом, но перед сном тихонько болтали о том, о сём.

В тамбуре бункера все гвозди на стенах были увешаны резиновыми плащами, сумками с противогазами, полушубками. Тут же я установил на ступеньках два обогревателя для сушки обуви. Толстых среди нас нет - протиснемся. Постели в бункере застелены, принесены коробки с детскими игрушками и книжками. Установлен гимнастический уголок. Манеж для грудничков. Готовились, как могли. Всего не предусмотришь, но хотелось бы обеспечить более-менее сносную жизнь. Конечно, главной задачей была не комфортность, а сохранение самой жизни. Да и здоровье нуждается в сохранении. Остальное вторично, но детям это трудно объяснить.

Дул устойчивый ветер с востока. Именно оттуда, значит, и принесёт пепел. До нас от Йеллоустоуна самое большое расстояние - мы находимся на обратной стороне земного шара, как бы, напротив вулкана. Но нельзя исключить, что могло быть ещё извержение какого-нибудь супервулкана в Азии, а это уже ближе к нам. Было два подземных толчка, которые мы почувствовали. Один ┐- совсем слабенький. А насчёт другого толчка нас предупредили: закудахтали куры, расхрюкались свиньи, завыли собаки. Тряхнуло основательно, но постройки у нас крепкие. Только задребезжала посуда в буфете, да мачта ветрогенератора покачнулась.

Термометр беспрестанно полз вниз. Если в пятницу, когда забирали жён из роддома, на улице было плюс двадцать четыре градуса, то через четыре дня - всего двенадцать. Наташа выводила детей гулять во двор в куртках. Младенцев закутывали уже не в лёгкие одеяльца, а в тёплые одеяла.

Ларисе и Вере велели ничем другим, кроме ухода за младенцами не заморачиваться. Наташа выступала в роли воспитательницы - Лёшик слушался её беспрекословно. Кормёжка старших детей, прогулки, игры, поспать днём уложить. Четырёхлетний Лёшик, по-мужски снисходительно, воспринял командование двухлетней Даши. Дети играли довольно дружно, с этой стороны проблем не было.

Вся готовка была на Тимофеевне. Зная, что вскоре придётся сидеть на консервах, она вовсю баловала нас разносолами. Каждый день, к радости детей, пекла по пирогу, то со свежей малиной, то с каким-нибудь джемом.

Только выпечка хлеба была на Ларисе. Ни у кого он не получался таким пышным и вкусным, как ни старались. 'Я заговор волшебный знаю',- смеялась Лариса.

Я протопил баню, объявив всеобщий банный день. Напоследок помыться, как следует, перед 'глубоким погружением', где на всех будет один крошечный душ. Сначала намыли ребятишек и они, с розовыми сияющими лицами, усердно принялись пачкать мордашки малиной. Потом помылись по очереди Тимофеевна и Василич. Собрались в баню Леонидовы.

- Пару часов вам хватит?- спросил у них.

- Подкалываешь?- ответил вопросом Лёша.

- Чего такого?- удивилась Лариса,- я с Вовой и по три часа мылась.

- Мылась ты, ага,- не удержалась Наташа,- с криками и стонами.

- А ты молча?- не осталась младшая в долгу.

- Жёны, замолкните, разлюблю обеих,- вмешался я в их разговор стандартной фразой.

Рисковать зря не хотелось. Не стал дожидаться, пока в воздухе появится вулканический пепел. Скомандовал великое переселение в подземное царство. На это ушёл целый день. Женщины вспоминали то про одно, что-то, забытое наверху, то про другое. Тимофеевна наварила большую кастрюлю борща, здоровенный чугунок картошки в мундире. В общем, перебрались. Теснота, конечно, невообразимая. Когда повалит пепел, ещё и собаки добавятся. Только куры и свиньи остались в своих 'надземных' строениях. Придётся ходить их кормить.

Теперь мне, Лёше и Василичу предстояло нести караул наверху. По четыре часа, сменяя друг друга. Мало ли кого принесёт. Особо никого не ждали, но бывают ведь и незваные гости.

На нижнем ярусе коек поместили Веру с Ларисой. Рядом поставили кроватки для младенцев. Из-за кроваток пришлось один обеденный стол убрать. Приставили его к кухонному столу и водрузили на него микроволновку. Внизу также спальное место Тимофеевны и три детских на одной койке. Благодаря большой ширине койки, Даша с Машей и Лёшик совершенно спокойно укладывались поперёк, а не вдоль. И места у них на троих более чем хватало. На верхних койках - Наташа, Василич, Лёшка-старший и я. Залезать на 'верхотуру' надо по деревянной лестнице с торца койки. На боковой стороне верхних коек высоченная отбортовка со стороны прохода. И захочешь упасть - не получится.

В первый караул заступил в 16-00. Разбив сутки на шесть смен, написали три бумажки, с указанным на них временем, кинули в шапку. Всё по- честному. Василич вытащил бумажку. 'С ноля часов до четырёх часов ночи',- прочёл вслух. Лёше досталось время с восьми утра до двенадцати часов дня. Мне, соответственно, с четырёх часов ночи до восьми часов утра. Значит, следующая моя смена - с четырёх дня до восьми вечера. Перерыв между сменами - восемь часов. Вполне можно выспаться. И дела всякие поделать. Да, и в карауле можно чем-то заниматься, не склад боеприпасов от диверсантов охраняем. Просто, чтобы кто-то был наверху, следил за окружающей обстановкой.

Вот и сейчас, заступив на пост, не снимая с плеча карабин, отодвинул полиэтиленовую занавеску, прикрывавшую входную дверь в дом, прошёл в горницу. Печь не затопишь, трубу накрыли сверху жестью, чтобы пепел не попал. Большой электрочайник в бункере, но у меня был маленький, на пол-литра воды. Быстренько вскипятил, развёл большую кружку кофе, вышел с ней на улицу. Сел под навесом. Дымился кофе, дымилась сигарета. Вокруг - тишина, только ветер шумит в верхушках деревьев.

Но такая благодать ненадолго. Когда посыплется пепел, придётся напяливать на себя противогаз. Четыре часа проходить в противогазе - приятного мало. Ни покурить, ни кофе попить. Да ещё по зиме придётся одевать валенки и полушубок. Для караульного приготовлена и меховая доха, на случай совсем уж зверского мороза. А потом всю эту амуницию надо в тамбуре снимать, тщательно пылесосить и только потом ставить-вешать на просушку. Перед корабельной дверью установлены два воздушных калорифера, так что, входящего из тамбура в бункер будут обдувать сильные струи воздуха, направленные наискось, в сторону выхода на улицу.

Первая смена прошла спокойно. В восемь часов вечера меня сменил Леонидов. Я спустился вниз, отдал Наташе банку с малиной и банку со смородиной.Собрал вечером, от нечего делать. На ягодах уже сказывалось понижение температуры, похоже, это последний сбор урожая. Крыжовник, моя любимая ягода, поспеть не успел.

Поел борща. Лариса ещё утром напекла хлеба с запасом. Потом придётся переходить на сухари и галеты. С час повозился с детьми на гимнастическом уголке, учил лазить по канату, взбираться по шведской стенке, делать упражнения на кольцах, перекладине, трапеции. Шума и визга не было, только сосредоточенное пыхтение и тихое ойкание при лёгких ушибах.

Потом Наташа детям читала книгу, потом повела их умываться и уложила спать. Основной свет погасили. В самом конце бункера светила лампочка под матовым колпаком, скупо освещая помещение. Возле каждой койки был ночник, наподобие того, что в купейных вагонах. И розетка у каждой койки. Я устроился наверху с ноутбуком. Интернета не было, но в компьютер закачаны книги, игры. Наташа тоже залегла с планшетом ┐- книгу читала.

В полночь Василич ушёл на смену. Я решил вздремнуть. Пришедший с улицы Лёха, поцеловав жену, тоже завалился на боковую. У него было самое удачное время - всю ночь можно спать до утра, и весь день с полудня до восьми вечера свободен.

В половине четвёртого в наушнике, засунутом в ухо, зазвенел будильник мобильного телефона. Теперь мобильник только на это и был годен. При тусклом свете дежурной лампочки плеснул себе в лицо холодной водой и пошёл на улицу.

- Всё спокойно?

- А чего ж?- ответил Василич,- только сверчки стрекочут. Не вымерзли ещё, не ждали такой напасти.

Выкурили вдвоём по цигарке, и Василич отправился в объятия Морфея.

Утро было пасмурным. Лёшка, ещё позёвывая, сменил меня. Объяснил ему, где в доме маленький чайник, где сахар и кофе. Спустился в бункер. Пока-то, быстро получается. Снял сапоги, надел тапочки и - порядок. Все ещё спали, кроме Наташи. Увидев меня, она подошла к койке, на которой разместила детей, и поманила меня пальцем. Подойдя, узрел прелестную картину. Ближе всех к выходу Наташа уложила Лёшика, за ним лежала Даша, далее - Маша. У каждого было по своей подушке и по своему одеялу. Но это было вечером. А теперь Лёшик спал посередине, между двойняшками. Одеяла сбиты - в бункере довольно тепло. И видно, что обе девочки, прижавшись к Лёшику, закинули каждая на него свою ногу. Точь-в-точь, как это обычно делали Наташа и Лариса, лёжа рядом со мной. И ведь тихоне Маше пришлось с подушкой перелезть через сестру и младшего Леонидова. Вот уж, в тихом омуте...

- И что ты на это скажешь?- шепнула Наташа на ухо. Сгрёб её в охапку, стиснул и впился в её полные губы. Она прильнула ко мне всем телом, обнимая за шею.

- Ах, вы, мерзавцы, мерзавцы, мерзавцы!- послышался сбоку гневный шёпот.

- От малолетки спрятаться можно только в могиле,- вздохнула Наташа,- обняла Ларису за талию и привлекла к нам. Поскольку на талии лежала Наташина рука, я руку положил ниже. Там где круглая, полная... Не удержавшись, сжал пальцы.

- Какая восхитительная! - Шепнул на ухо Ларисе, и тотчас она закрыла мне рот своими губами.За последние пару лет Лариса подросла и теперь была немножко выше Натальи. Если Наташина макушка доставала мне до переносицы, то Ларисина - до середины лба. И, наконец, сбылась мечта Ларисы: груди у неё стали больше Наташиных. В общем, окончательно сформировалась в роскошную женщину. Но Наташа упорно называла её малолеткой. 'До пятидесяти лет будешь у меня в малолетках ходить'. Лариса смеялась: 'Ага, сразу из малолеток в старухи'. Однако они обе относились друг к другу с нежностью, сурово предупредив меня, чтобы не вздумал их считать лесбиянками или бисексуалками. 'Мне на всех остальных женщин начихать,- заявляла Наташа,- но Ларисёнок, это... Это Ларисёнок'. 'Наташеньку люблю так же, как Вову. На вас двоих у меня свет клином сошёлся. Все остальные - постольку, поскольку. Ну, вот две яшки ещё тоже...'. До тех пор, пока сама не забеременела, Лариса вовсю помогала Наташе с девочками. И гуляла с ними, и купали они двойняшек сразу в двух ванночках. Даша с Машей мамой её называть не стали, но и тётей не величали. Называли - наша Ларисочка.

Вот и двойняшки, легки на помине. С двух сторон теребят Наташу за халат.

- Мама, хватит с папой и Ларисочкой целоваться. Мы ням-ням хотим.

Наташа взяла их за руки и повела к Ларисиной койке. Лариса, воспользовавшись моментом, крепко меня поцеловала, плотно прижавшись ко мне. И тут же охнула:

- Мамочки, халат промок насквозь!- На груди расплывалось мокрое пятно,- бежит молоко по вымечку, с вымечка по копытечку...- хихикнула она.

Мимо нас прошла к кухонному столу Тимофеевна. Пожелала всем доброго утра и зажгла газовую плитку - варить кашу детям. Лариса ушла к Вовчику. День в бункере начинался.