12
Нелегко далось ему это венчание!
Он рад был за них, и ему нравился их новый дом, который Лиза так быстро сделала уютным. Но он мог радоваться, только когда смирял свое сердце, когда старался не думать о том, что надежды у него больше не осталось…
И, видя, как вздрагивают Лизины ресницы и каким взглядом смотрит она на Юру, и как слушает слова священника, — он сдерживал себя, чтобы не заскрипеть зубами от отчаяния.
Только мысль о том, что Юра счастлив, как не был счастлив никогда, — только это давало ему силы…
Но было и другое, не менее мучительное для Сергея.
Он всегда знал, что происходит с Юрой — вернее, всегда знал с тех пор, как встретился с ним на деревенском кладбище и принял его предложение. Его безошибочное чутье защитника подсказывало, когда надо вмешаться в Юркины действия, — и он вмешивался без разговоров, невзирая ни на что.
Только однажды это чутье подвело его — и Псковитин ни за что не позволил бы себе расслабиться снова…
И теперь он следил за каждым Юркиным шагом. Он запретил ему садиться за руль, он требовал, чтобы охрана сопровождала его от порога до порога. Он лично предупредил и охранников на въезде в «поселочек» — чтобы были особенно внимательны ко всем, кто будет интересоваться Ратниковым, и докладывали ему об этом немедленно.
Сергею уже сообщали о том, что Подколзев забеспокоился, заметался, не понимая, в чем дело, почему перестает владеть ситуацией. Псковитин ожидал, что тот вот-вот решится на разговор с Ратниковым — и был готов к этому.
Единственное, на что ему труднее всего было пойти, — это прослушивание Юриных разговоров.
Псковитин давно уже располагал техникой, позволяющей ему слушать все разговоры, ведущиеся из зданий «Мегаполис-инвеста». Он и делал это регулярно, не испытывая никаких угрызений совести: это была его работа, и он знал, что не имеет права полностью доверять даже тем, кто не вызывает и мысли о недоверии.
Но Юра… Одна мысль о том, что он включит магнитофон и услышит его голос, — одна эта мысль приводила Псковитина в содрогание.
И все-таки наконец он решился. Потому что знал: единственное, в чем Юрке совершенно невозможно доверять, — в вопросах его личной безопасности.
Псковитин прослушивал все его разговоры вечером, перед уходом с работы, — и все в его душе восставало против этого, все в нем сжималось, и в этот момент он ненавидел Подколзева так, что убил бы своими руками.
Впрочем, разговоры были обычные — Юра говорил со своими партнерами о том, о чем Псковитин и так знал от него же, — и это было особенно мучительно: словно он предавал Юрино доверие…
Это же только до тех пор, пока разгребем все это дерьмо, уговаривал себя Сергей; но на душе у него все равно было отвратительно.
И только Юриных разговоров с Лизой он не слушал никогда: прокручивал пленку…
В конце концов он устал. Устал от этого бесконечного состояния обмана и недоверия, от этого постоянного стыда посмотреть Юре в глаза.
«У меня ж нервы — не канаты! — думал он, садясь вечером за стол и нажимая на проклятую кнопку. — Человек я или автомат? Не могу я больше, не могу-у!» — И слушал, сдавив виски кулаками. Он делал это каждый день — именно с настойчивостью автомата, забыв о себе совершенно, но смутно сознавая, что это не может пройти для него бесследно.
А сегодня — все! Все это длилось больше двух месяцев, и этим вечером Псковитин понял: если он сейчас снова услышит Юркин голос, доносящийся из проклятого магнитофона, — просто не выдержит, свихнется.
Он вышел из особняка, медленно пошел к машине. Остановился, словно думая еще: «Может быть, все-таки вернуться?» И пошел быстрее, не оглядываясь.
«Поеду сейчас куда-нибудь — только не домой, — подумал он тоскливо. — Сил нет сидеть в четырех стенах одному…»
Юрка в этот день уехал рано, часа в четыре — что было необычным в последнее время, — и, вздохнув с облегчением, Сергей вскоре последовал его примеру, разрешив себе сегодня отказаться от мучительного занятия, ставшего его ежедневной каторгой.
Он перебирал в уме, куда можно отправиться сейчас, — и быстро выбрал охотничий ресторан «Под сенью», где они часто бывали с Юрой. Там даже ресторанный шум не мешал: немного забывался город, и можно было долго сидеть, глядя на высокие сосны, освещенные вечерним солнцем. Ночи уже стали короткими, темнело совсем поздно, и Псковитин любил долгое состояние вечернего, закатного покоя, которое так отчетливо ощущал, сидя перед распахнутым балконом.
Он знал, что нелегко будет выбраться в час пик на Ярославское шоссе, — но ему нравилось не торопиться, застревать на светофорах, бездумно смотреть, как мигают впереди стоп-сигналы. Жаль, кончились сигареты — и к киоску не вырулить из левого ряда. Сергей пошарил по карманам: не завалялась ли начатая пачка.
Неожиданно он вздрогнул, словно нащупал в кармане пиджака змею.
Когда он положил эту кассету в карман и зачем? Наверное, когда размышлял, слушать сегодняшнюю пленку или уехать поскорее, дать себе отдохнуть, — и машинально взял ее с собой…
Он сжал кассету в кулаке, словно хотел сломать. Что ж это преследует его, не дает спокойно дышать! Кажется, даже афганские кошмары, сломавшие психику многим его товарищам, не были так навязчивы, как эта необходимость совершать ежедневную подлость…
И сигарет нет как нет! Псковитин проехал под мостом, так и не выбравшись из бесконечной вереницы машин, и снова застрял на Ярославском — уже забыв, впрочем, куда и зачем едет.
Он чувствовал в кармане проклятую кассету, как раскаленный уголь.
В который раз остановившись перед неразличимым вдалеке светофором, он медленно, словно во сне, достал ее из кармана и вставил в магнитолу, прервав веселую музыку «Европы-плюс». Почувствовал, как привычная головная боль начинает терзать виски.
Юрин голос звучал как обычно: то он ругался с директором Подольского завода, то коротко отвечал на вопросы мюнхенского представителя «Мегаполиса». Потом позвонил Лизе и сказал, что едет домой, — и Псковитин уже вздохнул с облегчением: кажется, все на сегодня.
Потом Сергей забыл и о головной боли, и о тоске, и о сигаретах: его тело, мышцы, нервы напряглись так, словно ему предстоял гигантский прыжок через горящую пропасть.
Юра разговаривал с Подколзевым. Тот спокойно представился — то ли не предполагал, что его записывают, то ли не считал нужным скрываться.
— Юрий Владимирович, — услышал Псковитин. — А не пришла ли нам пора поговорить по душам?
— Это зачем еще? — спросил Ратников, и в его голосе Сергей уловил насмешку. — Мы ведь уже с вами, кажется, обо всем поговорили?
— Возникли новые обстоятельства, и вы это прекрасно знаете. Вы же знаете, Юрий Владимирович, я вам не угрожаю — дело бесполезное. Но выяснить наши отношения окончательно — необходимо, ведь вы это и сами понимаете…
— Не понимаю. И что-то не припомню никаких особенных между нами отношений, — оборвал его Ратников. — Я тороплюсь.
— Что ж… — протянул Подколзев. — Звонницкий вам, конечно, не брат, не сват, а всего лишь рядовая пешка в вашей игре… Что вам за дело до его жизни? Стоит ли она того, чтобы вы тратили драгоценное время, отрывались от любимой женщины!..
— При чем здесь его жизнь? — Сергей почувствовал, что Юра напрягся, хотя его голос звучал вполне спокойно. — Это как называется, а, господин Подколзев? На понт брать?
— Как хотите, так и называйте. Мой сотрудник прокололся, а я таких вещей прощать не привык. Вот и хотел с вами обсудить, насколько серьезный прокол он допустил…
Юра помолчал, и Псковитин в сердцах сжал кулаки: разве можно было хоть на секунду показывать этому подонку, что он сумел привлечь внимание! Да пропади пропадом чертов Звонницкий — туда ему и дорога, куда тянет его этот бандит!
Подколзев заговорил первым:
— Можете не отвечать немедленно, Юрий Владимирович, — время есть. Торопитесь домой — что ж, дело хозяйское. А найдете десяток минут — звякните-ка мне откуда-нибудь из автомата, я вам сообщу, где буду вас ждать. Только именно из автомата, уж вы найдите жетончик, а то мало ли! Я вас одного буду ждать, — усмехнувшись, Подколзев сделал ударение на слове «одного». — И сам буду один, нам свидетели не нужны. Всего доброго, Юрий Владимирович.
Псковитин перевел дыхание. «Убить меня мало, — стучало в голове. — Нервишки, видишь ли, расшалились, отдохнуть решил, утомился слушать чужие разговоры! Во сколько звонил этот гад, куда Юрка поехал потом? И главное — что с ним сейчас?!»
Пленка крутилась с пустым неторопливым шорохом — кажется, на этот раз все, нить оборвана. Неожиданно снова зазвучал Юрин голос.
— Лиза? Я, знаешь, еще задержусь немного.
— Почему, Юра? — ответила она. — Виталий ведь ждать будет, я ему уже перезвонила.
— Возникли обстоятельства. Но уж наверняка ненадолго, вот увидишь. Позвони Виталику, скажи, что мы на часок позже приедем, вот и все.
Юра говорил спокойно, сосредоточенно — он всегда говорил таким тоном, когда был погружен в дела, и самый изощренный психолог не уловил бы в его голосе ни малейшего волнения. Да и сам Псковитин не уловил бы, это уж точно.
Поэтому его совершенно потрясло, когда он услышал:
— Что-то случилось, Юра, я же слышу! Ты откуда звонишь, с Тверской-Ямской?
— Да, и у меня здесь еще дела.
— Так делай их спокойно и жди — я сейчас приеду, — тут же ответила Лиза; ясно было, что она не собирается выслушивать его возражения.
— Но зачем, Лизонька? — Юрка безупречно изобразил удивление. — Я же сказал: заеду за тобой, зачем тебе выбираться в город, когда мы отлично объедем потом по кольцевой?
— Ничего, у меня время есть, — ответила Лиза. — Я возьму твою машину и доеду быстро. Только дождись меня, а то, если я тебя там не застану, сразу позвоню Сергею, учти.
Псковитин невольно усмехнулся: надо же, им скоро детей будут пугать!
Он немедленно набрал охрану «Мегаполиса».
— Кто сопровождал Ратникова домой? — спросил он голосом, не предвещающим ничего хорошего.
— Рома с Витей, и Паша — за рулем, а вторая машина сзади шла, — тут же ответил дежурный. — А что, Сергей Петрович?
— Витю дай! — не вдаваясь в объяснения, потребовал Псковитин.
То, что он узнал от охранника, не явилось неожиданностью: выяснилось, что Ратников сначала поехал с охраной — вроде бы домой, — но потом решил вернуться в офис: сказал, дождется жену.
— Что ж нам, в замочную скважину подглядывать? — оправдывался Витя. — Они разговаривали, потом он сказал, что они едут вдвоем на концерт и что вы — в курсе. А разве нет, Сергей Петрович? — спросил он испуганно.
— Да, нет — какая теперь, к хрену, разница! — прокричал Псковитин. — Значит, так: быстро, ни секунды не теряя, берешь всех, кто есть, оружие не забудьте. И едете по адресу: проспект Мира, шестьдесят, второй подъезд, квартира двадцать пять. Если меня не будет у подъезда — поднимаетесь наверх и при малейшем подозрительном звуке ломаете дверь — как угодно, хоть взрывайте, понял? Или входите через окно. Ясно?
— Ясно, — ответил Витя.
— Осторожно там, — Псковитин отключился от охранников.
Пока еще они доберутся туда, в таком-то потоке! Слава Богу хоть, что меня понесло сегодня именно сюда, — думал Псковитин, разворачиваясь на сплошной полосе неподалеку от того места, где проспект Мира перешел в Ярославское шоссе. Взвизгнули тормоза у него за спиной, несколько машин метнулось от его «опеля», через открытое окно донесся отборный мат.
В это время большинство машин стремилось за город, и встречная полоса не была так забита. К тому же, наверное, его стремительное движение вперед выглядело таким неостановимым, что его пропускали безропотно. И гаишники, на счастье, не попадались: едва ли Псковитин остановился бы на взмах палочки или автомата.
Он, не размышляя, назвал этот адрес. Он знал его давно — точнее, узнал давно, когда стал изучать все, связанное с Подколзевым. В квартире на проспекте Мира тот не жил, но бывал часто и со Звонницким встречался именно здесь. И сюда, почти наверняка, позвал Юру. Сергей ни в чем не мог быть уверен — но он не позволял себе даже думать об ошибке. Он должен был застать Юру там — и без того слишком много времени потеряно. И Лизу…
«Вальтер» он носил с собой всегда, и проверять не надо было — он достал пистолет из кобуры и заткнул сзади за брючный ремень. Собранность, полная концентрация всех сил, пришла сразу, едва он услышал голос Подколзева. Теперь — только бы не опоздать!..
Он уже был в этом дворе однажды вечером: специально заезжал, для рекогносцировки. И балкон этот знал, хотя он и выходил на противоположную подъездам сторону — длинный, роскошный балкон на четвертом этаже, тянущийся вдоль всей квартиры.
«Ворюга, — с презрением подумал он тогда еще о Подколзеве. — О себе самом позаботиться не умеет, только бы пыль в глаза пускать!»
При известном навыке по этому балкону можно было проникнуть в любую точку квартиры. А навык у Псковитина — после афганских гор и вымпеловских тренировок — был достаточный…
Пожарная лестница проходила слишком далеко, по ней было не взобраться, но на это он и не рассчитывал.
Сергей оставил машину в соседнем дворе — так, что ее ни в коем случае не могло быть видно ни из подколзевского окна, ни от его подъезда. Хотя в тот раз, когда он наблюдал, как входил в подъезд Звонницкий, на балконе никого не было — но кто их знает, что будет сегодня?
Он издалека заметил Юрин «форд» у самого подъезда. И нескольких «качков» рядом, на детской площадке, — явно не в песочек пришедших поиграть. Псковитин брезгливо поморщился: как можно брать в охрану таких ублюдков, такие неповоротливые груды мышц?
Он не снял пиджак, чтобы не мелькать светлой рубашкой — впрочем, никакая одежда его не стесняла, у него просто не было одежды, могущей стеснять движения.
Он незаметно вошел в последний подъезд — ублюдки даже не глянули в его сторону. Конечно, в подъезде был код — но, по счастью, Псковитин проскользнул вслед за молоденькой мамой с коляской.
— Вам какой этаж? — вежливо спросил он, когда перед ними открылись двери лифта.
— Нет-нет, сейчас муж подойдет, — мамочка испуганно посмотрела на псковитинские неохватные плечи. — Вы один езжайте!
Он доехал до последнего, девятого, этажа, бесшумно поднялся по железной лестнице — и уткнулся в наглухо задраенный чердачный люк. На петлях люка болтался новенький замок. Псковитин выматерился про себя: когда он поднимался сюда в прошлый раз, никакого замка не было.
Каждая секунда стучала у него в висках. У него не было ничего, чем можно сбить замок, — только пистолет сзади под пиджаком. Сергей быстро достал «вальтер» и, не жалея оружия, принялся сбивать замок рукояткой, моля Бога об одном: чтобы какая-нибудь любопытная бабка не подняла бы крик. Впрочем, любопытные бабки давно уже боялись даже глянуть в глазок, чтобы случайно не стать опасными свидетелями…
Несмотря на то что замок был новый, пробой в нем уже разболтался — наверное, пацаны упражнялись. Даже рукоятка «вальтера» почти не повредилась; Сергею во всем везло!
Он сразу выбрался на крышу: не имело смысла спускаться через чердак в нужный подъезд, там наверняка пришлось бы снова возиться с замком на люке, только уже с другой стороны. Не теряя времени, Псковитин пробежал вдоль ржавого ограждения у края крыши и перелез через него прямо над подколзевским подъездом.
Спуск по балконам с девятого этажа на четвертый занял у него несколько минут. Он повисал на руках, бесшумно, пружинисто спрыгивал вниз — и снова перелезал через перила, и снова прыгал…
Ни на одном из пяти балконов никого не было, он в душе порадовался еще и этому везению. У него даже дыхание не участилось, когда он наконец остановился на подколзевском балконе и прислушался, прижимаясь спиной к стене.
Они были в комнате — кажется, в гостиной, да, в самой большой из трех комнат. Они были там втроем: Псковитин кожей почувствовал это, хотя через открытую форточку до него доносились только два голоса — Подколзева и Юры. Лиза молчала, но он знал, что она здесь, он не мог ошибиться, он всегда чувствовал ее присутствие — в офисе «Мегаполиса», или когда она появлялась в гостиной нового дома, — даже если стоял к ней спиной.
Он едва не задохнулся, услышав Юрин голос. Конечно, он ни минуты не позволял себе думать, что может просто не успеть, — а все-таки ведь и такое могло случиться!.. Но Юрка был здесь, он был жив — и теперь Сергей думал не о роковом стечении обстоятельств, а только о том, что будет делать в каждую следующую секунду.
Для начала он прислушался. Кажется, говорили уже давно: голоса у обоих были злые и усталые.
— Да хрен с ним совсем! — произнес Подколзев. — Он уже все равно что покойник — может, уже и покойник, за каждым не уследишь. Он свое отработал и на тебя, и на меня — забудь ты о нем!
— А какого ж тогда я сюда приехал? — ответил Ратников. — Весь этот бред послушать и на тебя полюбоваться? Да век бы твоей рожи не видать!
— А приехал ты сюда, — медленно сказал Подколзев, — чтобы сказать мне «да». Или «нет» — дело твое. Но я от тебя такого ответа не жду. Я допускаю один вариант. — В его голосе послышалась усмешка.
Псковитин прекрасно знал, на что Юра должен был ответить «да». Собственно, ради этого Подколзев и затеял всю комбинацию со Звонницким: ему нужен был не просто «Мегаполис-инвест» с акциями, заводами, кораблями, домами, дочерними фирмами по всему миру и прочими мертвыми ценностями. Ему нужен был активно работающий «Мегаполис» — и это значило, что ему нужен был Ратников…
Конечно, надо было совсем не знать Юрку, чтобы предположить, будто он ответит «да». Но это Сергей его знал — а что мог знать о нем этот бандит, даже если он и чувствовал сопротивление ратниковского непреклонного духа?
— Надо же! — Юрин голос прозвучал откровенной издевкой. — А не пошел бы ты…
— Ты для этого девочку сюда привез? — оборвал его Подколзев. — Чтоб она маты тут слушала?
— Девочка сама сюда приехала, — наконец Сергей услышал Лизин голос. — Интересно было посмотреть — будешь ты и здесь барина из себя корчить?
— А ты заткнись! — с каждой новой фразой с Подколзева словно опадали ненужные оболочки. — Скажи спасибо, что я тебя сразу ребятам не передал — думаешь, хозяина твоего испугался? Погоди еще… Стоять! — тут же прокричал он срывающимся от злости голосом. — Хватит, поигрался в дипломата!
Несмотря на то что все звуки доносились только через форточку, Псковитин расслышал знакомый щелчок предохранителя. Развернувшись, по-прежнему прижимаясь к стене, он заглянул в комнату — приготовившись выхлестнуться мгновенной пружиной, если встретит взгляд Подколзева.
Но тот стоял к нему вполоборота, а Юрин взгляд был устремлен на пистолет, направленный прямо ему в грудь, с расстояния двух шагов. Сергей знал, о чем Юрка думает сейчас, — понимал это так отчетливо и ясно, точно сам стал им в эти мгновения…
Лиза стояла рядом с Юрой, и в те несколько секунд, которые отведены были Сергею, чтобы всмотреться в ее лицо, — он поразился спокойствию, которое на нем отражалось. Как будто пистолет не наведен на них обоих, как будто идет не поединок с заведомо страшным концом, а светский разговор!..
И вдруг он понял — как быстро приходило к нему сейчас понимание, как мгновенно! — он понял, почему так похожа она на далекую, забытую Катю Рослякову! Сейчас, когда Лиза стояла рядом с Юркой и смотрела в этот черный пистолетный глаз, — она так же чувствовала все, что чувствует ее Юра, как когда-то Катя чувствовала каждое движение своего сладенького мальчика…
Она словно сама становилась Юрой — как становился им сейчас и он, Сергей!.. Да ведь и всегда так было — с того самого дня, когда она впервые взглянула на Юрку там, в кабинете, и сердце у Сергея сжалось оттого, что не на него был обращен ее взгляд… Всегда так было, потому он с самого начала и заметил это сходство — а сейчас оно только прояснилось для него наконец, стало совершенно отчетливым!..
— Я что, с тобой, — медленно, с клокочущей ненавистью, проговорил Подколзев, — вечно шутки шутить буду? Извините да пожалуйста! Да я тебя ненавижу, понял ты?! Чистоплюй хренов! Хочешь чистеньким из дерьма выплыть — не выйдет, я не дам! Я таких за свою жизнь много поломал и тебя поломаю, будь уверен! Ты еще мне ноги будешь лизать и просить, чтоб я тебе разрешил на меня поработать и девку свою обратно получить, когда я с ней наиграюсь! А ты думал — как?!
И тут Лиза сделала едва заметный шаг вперед — словно это мимолетное движение могло прервать зловещую линию между пистолетом и Юриной грудью. В следующее мгновение, не отводя пистолета, Подколзев выбросил вперед левую руку — мгновенным, резким движением — и, схватив Лизу за плечо, рванул ее к себе. Она даже не вскрикнула, словно наведенный на Юру пистолет мог разрядиться от любого звука.
Псковитин всегда знал, что мешковатость Подколзева — обманчивая, что реакция у него должна быть быстрая, неотразимая.
«Не успеет Юрка! — подумал он. — Думает, сможет выбить пистолет — не успеет! Но потом — успеет…»
Он даже и не подумал — это промелькнуло в нем мгновенно, как молния. И он не стал терять времени на то, чтобы выхватить «вальтер» из-за ремня — все равно едва ли удастся выстрелить.
В следующую секунду — одновременно с разворотом Подколзева, каким-то двадцать пятым чувством почуявшего опасность и прижимающего к себе Лизу, — Сергей мощным и неостановимым движением высадил балконную дверь и ввалился в комнату.
Вспышка огня, грохота и боли, которой он ожидал и которую встретил сразу, — обожгла его, как ледяная весенняя вода, и он захлебнулся ею, и нырнул в нее — на этот раз безвозвратно.