Сегодня в Патагонии должна была наконец завершиться операция, которая началась четыре года назад. На узкой посадочной полосе, тянущейся вдоль берега Бигл-кэнал близ городка Юшуайя, заходил на посадку самолет «Сессна», на борту которого был груз с сорока шестью миллионами четырьмястами тысячами долларов в купюрах крупного достоинства. Когда-то Чарлз Дарвин прошел всю Патагонию до самого южного поселения — Юшуайя, — чтобы изучить жизнь индейцев. После восьми лет полной изоляции от цивилизованного общества в этой далекой стране он вернулся в Англию и подарил миру теорию эволюции, в которой, как известно, не осталось места для Господа Бога.

Вдали виднелась вершина пика Монте Оливиа, возвышавшаяся на сто, а то и двести футов над землей. Гору окружали пять холмов, известных под названием Цинко Херманос, вершины которых, как и вершина пика, были покрыты снегом. За холмами, по обе стороны Бигл-кэнел, рос густой лес.

Деньги были упакованы в сорок одну коробку из-под обуви. В каждой коробке был миллион долларов, банкноты были тщательно разложены так, чтобы ни одна не помялась и не порвалась. Обувные коробки были со всего света — на них красовались маркировки «Гуччи» и «Вестон», «Флоршейм» и «Бэлли», «Эрам» и американской «Фэйва». Коробки были сложены в два мешка из парашютного шелка.

За штурвалом самолета сидел пожилой югослав. Много лет назад этот человек поселился в небольшой югославской колонии в местечке Порвенир, находившемся на чилийском побережье пролива Магеллана. Тогда летчик мечтал работать в компании «Эрлайнз аргентинас» и заработать достаточно денег, чтобы можно было вернуться победителем на родину, в Хорватию. Однако ему это так и не удалось. Наверное, именно поэтому пожилой пилот неизменно напивался в одном и том же баре на чилийской военно-морской базе после каждого перелета через пролив Магеллана. После этого, повинуясь своеобразному ритуалу, он обязательно доезжал до портовых доков Порвенира, чтобы еще раз прочитать на специальном указателе, что Югославия находится всего в восемнадцати тысячах шестистах шестидесяти двух километрах от Чилеан Тьерра дель Фуего.

Посадочная полоса, на которую садился самолет, находилась на территории небольшой скотоводческой фермы, рядом тянулся галечный пляж, который был сейчас совершенно безлюден, если не считать одного человека, который стоял среди копошащейся вокруг него стаи морских птиц. Всякий раз, когда мужчина переминался с ноги на ногу, под его тяжелыми ботинками хрустели раковины моллюсков и панцири крабов. Невдалеке пара черно-белых ржанок кружилась вокруг валявшихся на берегу мертвых пингвинов, напоминавших детей, одетых в специальные похоронные костюмчики.

Мужчина, стоявший на берегу, был коренаст, мускулист и абсолютно лыс — даже кирпичного цвета лицо его было лишено какой-либо растительности. На плече человека висела бельгийская винтовка системы FNL, в кобуре на поясе лежал пистолет системы Halcon.

Маккинли Свейзи был хорошо известен на территории Латинской Америки, хотя начал он свою карьеру совсем в другой части света. Человек этот любил войну и оружие, что и привело его из городка Алтуна, штат Пенсильвания, где Свейзи работал на фабрике, сначала на Кубу, а потом, в шестьдесят девятом году, во Вьетнам. Сначала он был авиамехаником у вьетконговцев, обслуживал советские самолеты, которые доставляли в Ханой и эвакуировали из Ханоя войска Северного Вьетнама.

Со временем Свейзи усовершенствовал свои пиротехнические способности и состряпал радиоуправляемую бомбу на основе ТНТ — взрывчатки, использовавшейся в авиационных снарядах. Свейзи сделал открытие: если запастись достаточным количеством этого взрывчатого вещества, вполне можно взорвать самолет. Например, один из американских «Боингов-707», которые предоставляла одна частная компания для того, чтобы вывозить из Сайгона на уик-энд личный состав Сто первой воздушно-десантной дивизии. Свейзи купил альтиметр для бомбы на складе американской военной базы, спрятал его вместе со взрывчаткой в хозяйственном отсеке самолета и установил прибор таким образом, чтобы самолет взорвался в воздухе над Южно-Китайским морем. Свейзи старался, чтобы среди пострадавших от устроенных им взрывов не было гражданских лиц.

До того, как потерять волосы, Свейзи был вполне хорош собой. Даже сейчас в его черных глазах, горящих на безволосом лице, было что-то чувственное. Они как бы вбирали в себя весь мир, стремясь запечатлеть его в мозгу, в сердце, в памяти. Свейзи старался избегать женщин с тех пор, как умерла при родах его молоденькая невеста-кубинка. Впрочем, возможно, это костлявое и беззубое существо умерло вовсе не от гонореи. Как бы то ни было, Свейзи исчез с Кубы вскоре после смерти кубинки и ее ребенка. О нем долгое время не было ничего слышно, пока он не объявился наконец в Эль-Сальвадоре, пока одни говорили, что Свейзи отошел от дел, другие — что сошел с ума, убит горем, в депрессии, и только лишь немногие утверждали, что Маккинли Свейзи наверняка находится сейчас где-нибудь в Латинской Америке и тренирует коммандос для грядущих революций. В начале семидесятых он появился в Аргентине, где вместе с несколькими воинствующими иезуитами, парочкой бывших приверженцев правой католической партии проперонистов и богачей-интеллектуалов, проявлявших ярко выраженную склонность к террору и насилию, создал группировку монтанерос. Точнее, он как бы воссоздал эту организацию, существовавшую когда-то давно, за сто лет до Перона, когда гаучо и каудиллос боролись с испанскими войсками за независимость Аргентины.

Сегодня было шестое июля, обычный морозный день холодной патагонской зимы. Маккинли Свейзи стоял посреди пустынного пляжа и не сводил глаз с дверцы приземлившегося рядом самолета. Он молча прислушивался к стихающему шуму моторов, при этом выражение откровенной враждебности время от времени сменялось на его лице выражением тихого отчаяния. С моря подул ветер, и брызги окатили иллюминатор самолета. Из открытого люка выбросили веревочную лестницу, которая стала мерно покачиваться на ветру. Наконец показался единственный пассажир, прилетевший на борту самолета. Цепляясь одной рукой за веревки лестницы, он крепко сжимал в другой черный «дипломат». Через несколько секунд мужчина спрыгнул с последней перекладины лестницы на песок и залез свободной рукой в карман водонепроницаемого плаща. Пряча лицо в воротник, он неуверенно пошел к встречавшему его Свейзи, стараясь спрятаться от ветра и соленых морских брызг.

Свейзи тепло поприветствовал прилетевшего. Он даже сдвинул на спину висевшее на плече ружье, чтобы заключить мужчину в объятия.

— Как чудно встретить тебя здесь, на краю земли, Дэнни Видал, — говорил Свейзи, смеясь и похлопывая Дэнни по спине. Отпустив Видала, Маккинли протянул руку за черным «дипломатом». Однако Дэнни тут же спрятал его за спину.

— Прошло много времени, Мак, — начал он, глядя своими черными сверкающими глазами в глаза Свейзи. — Много времени, — повторил он, устремляя взор куда-то далеко за спину Свейзи, словно пытаясь понять, нет ли там, на линии горизонта, чего-нибудь такого, что могло бы привести к неожиданным осложнениям.

— Стампа пошел к прокурору, — объявил Свейзи.

— Что ж, я так и думал, — спокойно, почти легко произнес Дэнни. — А откуда ты знаешь?

— Следователь по специальным вопросам окружной прокуратуры явился в Чилпанцинго с повесткой на твое имя.

На первый взгляд, это сообщение показалось Дэнни почти смешным, хотя, когда он задал следующий вопрос, голос его звучал совсем невесело.

— А по какому делу меня вызывали?

— Из-за этого самого миллиона, — ответил Свейзи, делая приглашающий жест в сторону джипа «чероки», стоящего в нескольких футах от них. — И еще, этот тип — следователь — вовсю увивался вокруг твоей жены, — искоса взглянув на Дэнни, сообщил Свейзи.

Она слишком порядочна, его Кори, слишком прямолинейна и доверчива, чтобы поверить, что Дэнни мог инсценировать собственную смерть.

Дэнни молча шел за Свейзи к машине.

— Ты всегда был очень осторожен, Дэнни, мой мальчик, но на этот раз ты совершил большую ошибку.

Свейзи кивнул летчику, приближавшемуся к ним с мешком в каждой руке.

— Поговорим потом, — сказал он, обращаясь к Дэнни.

Югослав засунул мешки на заднее сиденье джипа и вопросительно взглянул на Свейзи. Тот достал из кармана конверт и протянул его летчику.

— Я свяжусь с тобой, Милош, — пообещал он.

Югослав кивнул, засунул конверт за пояс и, едва взглянув на Дэнни и Маккинли, отправился обратно к самолету. Свейзи снял с плеча винтовку, положил ее на заднее сиденье и только после этого открыл дверцу перед Дэнни Видалом. Тоном заботливого наставника он спросил:

— Так зачем же, черт побери, понадобился тебе, hombre, этот миллион долларов?

— Для Кори, — коротко ответил Дэнни, забираясь в автомобиль.

Свейзи укоризненно покачал головой, обошел машину и тоже забрался внутрь. Несколько секунд он сидел не двигаясь.

— И как же, по-твоему, Кори получит эти деньги? — спросил наконец Свейзи. — Ведь ты же не можешь посылать их в конвертике с обратным адресом! — Свейзи погладил Дэнни по голове. — Или ты собираешься платить ей алименты через налоговую инспекцию? — Свейзи улыбнулся.

— Я все устроил, — сказал Дэнни, рассеянно глядя на морские волны.

— Ты ведь знаешь, Дэнни, я люблю тебя как сына. И ты также знаешь, что мне знакомы чувства, которые ты испытываешь к этой женщине. Но ведь в этом деле участвуем не только мы с тобой. Это касается многих других. — Свейзи помолчал, а затем продолжил уже в прежнем своем полушутливом тоне.

— Так ты действительно решил сделать своей крошке прощальный подарок в миллион долларов? По-моему, это чересчур щедро даже для тебя.

— А какая, собственно, разница? — спросил Дэнни. — Я ведь мертв, ты разве забыл?

— Послушай меня внимательно, Дэнни. — На этот раз голос Свейзи звучал серьезно. — Когда утихнет первая буря эмоций, они наверняка спросят себя, действительно ли ты мертв. И поверь мне, они не пожалеют времени, чтобы это выяснить. Тем более что для этого нужен-то всего один честолюбивый следователь по специальным вопросам из окружной прокуратуры. Он будет следить за твоей Кори столько, сколько потребуется, причем будет охотно делать это и в свободные от работы часы. — Свейзи опустил стекло, сплюнул и закрыл его снова. — Поверь мне, Дэнни, на свете есть работенка куда грязнее, чем заходить время от времени поболтать с хорошенькой женщиной. Он ни за что не бросит это дело, пока у него останутся хотя бы малейшие сомнения. Поэтому даже и не думай о том, чтобы связаться с женой, слышишь меня? Забудь об этом! Иначе все, ради чего мы работали эти годы, будет разрушено.

Все будет разрушено… Дэнни уже перестал считать, сколько раз все они стояли на грани провала. И всякий раз он умудрялся спасти дело. Это было в конце семидесятых, когда он изобрел новый способ собрать необходимые средства для существования группы. Дэнни доказал, что организации необходим банк, в котором можно будет отмывать деньги, похищенные деньги. Но банки стоят больших денег, и Дэнни осенила тогда замечательная идея, которая не только позволила заработать средства на покупку банка, но и провести операцию, прогремевшую по всей Аргентине.

И вот в одно прекрасное утро боевикам монтанерос удалось выследить управляющего крупной компании по производству зерна и муки. Фальшивый полицейский, стоявший у фальшивого же светофора, работающего от специального генератора, заставил машину управляющего свернуть с главной дороги. После этого машину окружили несколько человек из специального батальона монтанерос, которые до этого изображали телефонных мастеров, проверяющих провода. Всего за несколько часов Свейзи удалось опубликовать «военное коммюнике», в котором говорилось, что управляющего будут судить «за преступления против рабочих». Компания управляющего обвинялась в том, что ее представители дают крупные взятки правительству, которое, в свою очередь, специально придерживает товары, чтобы компания могла взвинтить цены. Дэнни предложил тогда назначить за голову управляющего цену в шестьдесят миллионов долларов. Это был самый большой выкуп за всю историю Аргентины. Однако компания заплатила его в течение недели. Получив выкуп, монтанерос установили по всему городу огромные рекламные щиты, разослали сообщения в западные газеты и стали раздавать продукты и одежду обитателям трущоб и рабочих кварталов. Они кричали на весь мир, что народные деньги наконец-то вернулись к своим законным владельцам.

Десяти миллионов из шестидесяти хватило не только на то, чтобы накормить людей и организовать рекламную кампанию, но и на покупку оружия и амуниции, а также организацию по всей стране конспиративных квартир монтанерос. Оставшиеся пятьдесят миллионов пошли на покупку банка «Кредито де ла Плата». Организация возродилась. У Дэнни Видала начался новый виток карьеры. Но Кори… Это было совсем другое дело.

Золотые времена продолжались до семьдесят шестого года, когда к власти пришел генерал Видела. Через несколько месяцев после этого хунта закрыла банк и арестовала всех его руководителей. Дэнни был единственным, кому удалось переправиться в Гавану. Он успел захватить большую часть наличных средств организации. Через десять лет шесть месяцев и три недели после того знаменитого дела деньги организации практически закончились. К тому же Советский Союз объявил о том, что не ставит больше на коммунизм, и Куба осталась одна. Именно тогда Дэнни Видал снова появился в Нью-Йорке, чтобы начать все с нуля, заработать новые деньги на новый виток деятельности монтанерос.

Еще в Гаване Дэнни узнал, что банк «Интер федерейтед» в Нью-Йорке выставлен на продажу. Дэнни нашел нужные знакомства в финансовых кругах и смог добиться права на покупку банка. Все это время он обдумывал новый план: как заработать необходимые организации пятьдесят миллионов долларов. Каждый месяц Фернандо Стампа возил в Гавану «дипломат» с шестьюдесятью тысячами долларов, изъятыми незаметно из прибыли вкладчиков. Свейзи помещал эти деньги в Кубинский национальный банк, где они всегда были под рукой, когда требовалось купить оружие или провести очередную идеологическую кампанию. К сожалению, банк «Интер федерейтед» начал разоряться уже через полгода после начала деятельности Дэнни. У монтанерос было три миллиона шестьсот тысяч долларов. До пятидесяти миллионов не хватало всего сорока семи с небольшим!

Дела банка шли все хуже и хуже, и наконец у Дэнни остался единственный выход: использовать для финансирования кубинской оперативной базы монтанерос уже не прибыль, а сам капитал вкладчиков. Что ж, революция всегда стоит дорого. Но ведь речь шла о спасении мира! Цель оправдывает средства. Поэтому очень скоро незаконное изъятие денег с банковских счетов и выписывание необеспеченных чеков превратились в обычный способ добывания денег для организации.

За несколько месяцев до этого злосчастного уик-энда, четвертого июля, Дэнни Видал уже знал, что банковская комиссия штата Нью-Йорк и окружная прокуратура начали расследование, которое неминуемо закончится тем, что ему будет предъявлено обвинение. Он нисколько не сомневался и в том, что банк не переживет подобного расследования. Для Дэнни это означало не только позор, унижение, арест, но и, возможно, даже депортацию в Аргентину. Исчезновение было единственной возможностью решить разом все проблемы. К тому времени, когда он принял окончательное решение и покинул банк накануне четвертого июля, все украденные им у вкладчиков миллионы Эрнандо уже успел перевести в Хьюстон. В «дипломате» Дэнни лежал только миллион долларов. Эти деньги он собирался вручить Эрнандо в Хьюстоне, чтобы тот передал их Жоржу, а Жорж, в свою очередь, Кори.

— Глупо, Дэнни, очень глупо с твоей стороны было брать этот последний миллион, — снова повторил Свейзи.

— Что ж, убийство этого несчастного мексиканца с грузовиком тоже стоит не на последнем месте в списке дурацких ошибок, — парировал Дэнни.

Свейзи включил наконец зажигание.

— Он видел взрыв. Этот парень пришел в полицейский участок, где мы с Жоржем успели обо всем договориться, и сказал, что видел, как самолет взорвался в воздухе.

— Но если это видел тот парень, то наверняка видели и другие! Что же вы собираетесь делать? Истребить целый горный район?

— Конечно, нет, но с тем парнем у нас просто не было выбора. Твоему брату и Эрнандо только-только удалось уговорить капитана согласиться на нашу цену за то, что он попридержит часа на четыре сообщение об авиакатастрофе. Я ведь должен был найти «черный ящик». К тому же…

Дэнни медленно кивнул.

— Вам надо было, чтобы в морге оказалось еще одно тело, не так ли?

Свейзи рассмеялся.

— Нам достаточно было кусков.

Дэнни подумал о Кори, которой пришлось опознавать эти самые куски.

— И где же сейчас «черный ящик»? — спросил Дэнни, надеясь, что, сменив тему, он сумеет отогнать от себя образ жены, стоящей перед столом в морге.

— Тут возникла еще одна проблема. Я сумел найти большую часть ящика — я выкупил его у одной женщины там, в горах. Но мне так и не удалось собрать его весь.

— Вот здорово! — саркастически заметил Дэнни.

— Не беспокойся, мы добудем его, — пообещал Дэнни Маккинли. — Эти местные крестьяне просто тащат домой все, что найдут. Жорж работает над этим…

— Как приятно это слышать! — В голосе Дэнни снова звучал сарказм.

Дэнни надел темные очки.

— Эта история с «черным ящиком» была второй ошибкой, — сказал он. — Есть еще третья. Меня забыли зарегистрировать в аэропорту Хьюстона. Что случилось?

— Жоржу пришлось заняться кое-чем другим, — неопределенно ответил Свейзи.

— Наверняка какой-нибудь ерундой, — с отвращением произнес Дэнни. — Ты должен был позаботиться о том, чтобы мой братец не забыл обо всем на свете.

— Я улаживал дела с полицией…

— Все равно ты был рядом…

— А что ты сделал, когда понял, что Жорж не зарегистрировал тебя? — Свейзи явно хотелось сменить тему.

— Я позвонил по одному телефону, где никто не должен был взять трубку. — Дэнни пожал плечами. — А потом сказал пилоту, что мне по срочному делу необходимо сойти в Хьюстоне.

— А он не предложил тебя подождать?

— Сначала предложил, но ему быстро разонравилась эта идея, когда я напомнил, что мой брат ждет его в Акапулько с деньгами.

Свейзи внимательно следил за дорогой.

— А кому ты позвонил? — спросил он.

Дэнни просто необходимо было услышать в последний раз голос жены.

— Я позвонил домой, дождался включения автоответчика и повесил трубку.

В глазах Свейзи промелькнуло беспокойство.

— Что ж, — сказал он. — Можно считать, что дело сделано. Особенно если у этого парня из окружной прокуратуры все-таки найдутся дела поважнее, чем путаться в сетях мексиканских бюрократов. Надеюсь, у него мало шансов заинтересовать твою вдову.

— Кори вполне способна позаботиться о себе в этом смысле.

— Я в этом не уверен.

Дэнни не хотелось продолжать этот разговор. Ему вовсе не нравилось беседовать о жене с Маккинли Свейзи.

— Жорж не выносит вида крови, — неожиданно произнес Дэнни.

Свейзи сразу понял, к чему он клонит.

— В данном случае это пошло нам только на пользу. Жорж так разнервничался после того, как я убил этого беднягу-мексиканца, что стал очень похож на человека, чей брат только что погиб в авиакатастрофе.

Свейзи удачно вписался в поворот.

— До этого момента твой братец смотрел на все это как на развлечение — ему нравилось быть частью закрученной интриги. Но ничего — когда я убил этого парня, он наверняка сразу забыл о всех этих своих muchachas! — Свейзи прищурился, глядя на лучи солнца, которые показались меж серых облаков. — Хотя не знаю, насколько понравится Жоржу то, чем ему приходится заниматься сейчас.

— Что ты имеешь в виду?

— Ведь все проблемы оказались на нем одном — кремация, банк и много всяких других.

— Что же это за другие проблемы?

— Ну, например, твоя вдова…

Например… Лжец, вор, убийца. А теперь он еще и негодяй, бросивший жену и даже не оставивший ей записки. Кори никогда не узнает, почему он так поступил. Всю жизнь Дэнни Видал пытался казаться лучше, чем был на самом деле. Это отчасти относилось к политике, но в основном — к финансовым делам.

На самом деле Дэнни был человеком, совершенно не считавшимся с моралью и условностями, зато обладавшим безошибочной интуицией в вопросах политики и денег. Более того, у него было потрясающее чувство опасности, и он всегда безошибочно угадывал, что надо сделать в тот или иной момент, чтобы спастись. Хотя, конечно, без присущих ему обаяния, ума и образованности это было бы совсем не так легко.

Сейчас он ясно видел ее перед собой, свою Кори. Вот она приближается к крематорию, стоит там — как верный долгу маленький солдатик. Голова и плечи Кори покрыты одной из черных кружевных накидок Флоры Сармиенто. Вот она получает урну. Янтарные глаза ее полны отчаяния, губы дрожат — образцовая аргентинская вдова, убитая горем. Если бы она знала…

— Первое время ты будешь здесь в большей безопасности, чем на Кубе, — снова заговорил Свейзи. — По Гаване бродит слишком много агентов ЦРУ и ФБР. К тому же, мой мальчик, тебе необходимо отдохнуть, чтобы избавиться от грустных мыслей. Юшуайя — земля мужчин, здесь легко забываешь о женщинах.

О женщинах… Как будто для него существовали другие женщины, кроме нее…

Свейзи потрепал Дэнни по плечу.

— Когда все уладится и они закроют дело в нью-йоркской прокуратуре, ты сможешь перебраться на Кубу. Фидель ждет тебя с распростертыми объятиями.

— Он очень изменился?

— Он вообще не изменился. Это его и погубит, помяни мое слово. Фидель поседел, потяжелел, он уже не любит, как раньше, часами говорить и спорить, но он сам никогда не оставит свой пост. — Свейзи поудобнее устроился на водительском месте. — Что ж, мой мальчик, по крайней мере эта женщина была твоей три года, пока все остальные сидели по тюрьмам или прятались в джунглях. Не всем мужчинам выпадает такое счастье.

Конечно, Кориандр досталась Дэнни недешево. Закрыв глаза, он ясно видел перед собой тот самый рождественский прием в американском посольстве в Буэнос-Айресе в семьдесят восьмом году, вскоре после того, как он впервые встретил Кори. Несмотря на неотразимое обаяние, посол Палмер Виатт почему-то напоминал Дэнни продавца. Визитной карточкой Палмера были его начищенные до блеска ботинки и наглухо застегнутый крахмальный воротничок рубашки. Да еще, пожалуй, любовь к старому виски и молоденьким женщинам. Старый добрый республиканец, свой парень, как раз то, что нужно было в Буэнос-Айресе, чтобы хунта могла еще активнее проводить свою политику терроризма и пыток, с горечью думал тогда Дэнни. В одном Свейзи был прав: не каждому выпадает в жизни встретить такую женщину, как Кори Виатт. В ту рождественскую ночь Дэнни убедился, что это чувствовали все, кто с ней сталкивался.

Дэнни легко представил себе Кори, стоящую в конце ковровой дорожки — в розовом бархатном платье и с розовой лентой в волосах. Кори выглядела такой скромной, такой уязвимой и в то же время хорошенькой. Руки ее то и дело касались ключиц — позже Дэнни узнал, что так она делала всегда, когда нервничала. В тот день охрана посольства была усилена, что и неудивительно — после того, как Палмер Виатт поддержал карательную акцию хунты в Вилла Девото, посольство буквально забросали письмами с угрозами. Вокруг посла и его дочери постоянно находилось человек пятнадцать охранников, вооруженных автоматами «узи». Однако вся эта «тяжелая артиллерия» никак не помешала тому, что Дэнни Видал и еще несколько «бизнесменов» — членов организации монтанерос получили приглашения на рождественский прием. Дэнни получил приглашение из рук Кориандр, остальные же с самого начала значились в списке приглашенных. Монтанерос были особенно опасны тем, что проникали в каждую клеточку общества, за разрушение которого они боролись.

Облокотившись о мраморную колонну, Дэнни не сводил глаз с Кори, она вела светскую беседу со всеми гостями, подходящими поприветствовать ее. Сначала комплимент, как учеба, затем обязательное упоминание о том, что их сын (племянник, кузен, внук, приятель их приятеля) тоже учится в Кордове. Не позволит ли она молодому человеку позвонить ей как-нибудь? Казалось, Кори ненавидит весь этот вечер и всех этих людей.

Свейзи снова прервал воспоминания Дэнни: он вернулся к разговору об этом злосчастном миллионе долларов.

— За эти деньги, мой мальчик, ты мог бы купить любую девственницу или проститутку Патагонии на всю жизнь, да что там, на двадцать, на сто жизней. — Свейзи рассмеялся. — Ты ведь начинаешь теперь новую жизнь, и кто знает, сколько девственниц тебе потребуется. Или проституток.

Дэнни не ответил, притворившись спящим, благо глаза его были скрыты темными очками. Девственница или проститутка. Он нашел все это в одной женщине. Сама того не подозревая, Кори с самого начала была именно такой. Дэнни научил ее заниматься любовью, но у Кори был врожденный инстинкт, позволявший ей не просто быть способной ученицей, а идти гораздо дальше. Дальше, чем она еще недавно могла себе представить, идти до тех пор, пока пройденного становилось недостаточно. Дэнни снова вспомнил в мельчайших подробностях рождественский прием семьдесят восьмого года.

В ту ночь Дэнни с секундомером просчитал путь от здания правительства до американского посольства. Он сделал это на тот случай, если монтанерос решат захватить дочь Палмера Виатта в качестве заложницы. У Дэнни была рация, и он мог поддерживать связь с двумя товарищами, находящимися неподалеку. Они и предупредили его о приближении кортежа американского посла. В передней машине находился пулемет и четверо охранников, вооруженных автоматами «М-16». В средней машине сидели посол с дочерью, двое охранников с рациями и автоматами. Еще один человек сидел сзади с пулеметом, направленным в заднее стекло. В третьей, замыкающей машине ехали еще пятеро охранников, тоже с пулеметами, торчащими из окон. Кортеж двигался со скоростью ровно сорок миль в час — не больше и не меньше, — пока не подъехал к воротам посольства, которые тут же открылись с помощью специального устройства, запрограммированного на определенное время.

Именно это и требовалось Дэнни — точно рассчитать время и расстояние. Он сел в собственную машину и поехал на прием.

Не дождавшись, когда приедут все гости, Кори ушла с того места, где стояла, и села на один из позолоченных стульчиков в углу огромного бального зала под картиной Веласкеса «Пирушка», — ее одолжили по случаю приема в музее Прадо. Глядя на девушку, Дэнни все время ловил себя на желании взять Кори за руку, увести из этого зала и заняться с нею любовью. Он поймал взгляд Кори и едва заметно кивнул головой в знак приветствия. Кори кивнула в ответ, и на губах ее появилась легкая, застенчивая улыбка.

— Не думала, что вы действительно придете, — сказала она.

— Как же я мог не прийти?

— Я не была уверена, что вы захотите тратить на все это время.

— Совсем наоборот: я оптимист и всегда жду от подобных сборищ чего-нибудь веселого, необычного.

— А мне вы казались пессимистом.

— Может, это вы меня уже изменили…

Девушка смутилась.

— Вы уже познакомились с моим отцом? — спросила она, чтобы сменить тему.

— Пока нет. Но ведь вы обещали мне танец, помните? И, если помните, обещали представить послу Виатту.

Кори оглянулась.

— А если я исполню одно из своих обещаний прямо сейчас?

— Какое именно?

— То, которое значит для вас больше.

С этими словами Кори решительно направилась в соседнюю комнату, смежную с залом. Дэнни следовал за девушкой на почтительном расстоянии, наблюдая, как ее буквально атакует с полдюжины потенциальных любовников и партнеров по танцам.

Французский буфетный стол с лакированной крышкой был сервирован золотыми приборами и синими тарелками из китайского фарфора. На столе лежали розовые салфетки и стояли хрустальные бокалы с золотыми каемками. Над всем этим парила огромных размеров люстра из розового хрусталя, каждая лампочка которой была накрыта розовым атласным абажурчиком. И чего только не было на этом столе! Шампанское в серебряных ведерках со льдом, блюда с копченой семгой, паштет, икра, птифуры, фрукты, говядина по-аргентински. И все это великолепие разносили и разливали официанты во фраках и официантки в черной униформе. Денег, потраченных на один прием, хватило бы, чтобы кормить монтанерос в течение месяца, а может, и целого года, а уж этого года им наверняка хватило бы на то, чтобы покончить с генералом Виделой и превратить американское посольство в свою собственную Каса Росада.

Окруженная гостями, Кори все время поглядывала в ту сторону, где стоял Дэнни. Дэнни с удовольствием заметил, что от нее не скрылся его мнимый интерес к симпатичной блондинке чуть постарше Кори. Если бы эта блондинка в облегающем платье только знала, как глубоко безразлична она ему! В соседнем зале заиграли вальс — блондинка посчитала это хорошим поводом получить приглашение на танец, а Дэнни — не менее хорошим поводом, чтобы немедленно ретироваться.

Ему по-прежнему хорошо видна была Кори. Дэнни усмехнулся, представив себе их своеобразную гонку вокруг стола — блондинка, преследующая Дэнни, поклонники, преследующие Кориандр. Все двигалось, как в замедленной съемке, пока Кори снова не оказалась перед ним — с загадочными глазами и чертовски соблазнительными губами. Она оживленно беседовала с какими-то людьми, но Дэнни уже знал, что все, что делает сегодня Кори, делается только ради него. Можно подумать, будто он не заметил бы ее, даже если бы она просто молча стояла в углу!

— Вы танцуете вальс? — спросил Дэнни, как только Кори оказалась поближе. Кори секунду подумала, прежде чем ответить, при этом в глазах ее светилось довольно странное выражение — одновременно грусть и сожаление.

— Да, — ответила она наконец.

Какой невероятно серьезной и удивительно невинной была она тогда!

Протянув руку, Дэнни спросил:

— Могу я рассчитывать на этот танец?

Кори спросила, и ее янтарные глаза заблестели:

— А вы уже познакомились с американским послом?

— Пока нет, — ответил он.

Кори нежно улыбнулась ему.

— Я уже обещала этот танец.

И, повернувшись к Дэнни спиной, она закружилась в вальсе с каким-то толстяком в темных очках.

Дэнни Видалу удалось подойти поближе к кучке людей, окруживших американского посла. Все внимательно слушали, как Палмер Виатт излагает свои взгляды на инфляцию, девальвацию аустрала, демократию, коммунизм и террористическую организацию под названием монтанерос.

То, что случилось вслед за этим, произошло совершенно неожиданно, прежде чем Дэнни успел дослушать всю эту чушь о продемократических течениях и богобоязненных членах хунты… Буквально в одно мгновение все изменилось — только что здесь не было ничего интересного, а в следующий миг Дэнни Видал вдруг понял, для чего вообще стоит жить, стоит дышать: рядом с отцом появилась Кориандр Виатт. Прервав поток красноречия посла, она подхватила его локоть. При этом Кори не сводила глаз с Дэнни. Палмера Виатта, при всех его недостатках, никак нельзя было упрекнуть в душевной слепоте, когда речь шла о его единственной дочери.

— Мы с вами знакомы? — спросил он, обращаясь к Дэнни. — Я — Палмер Виатт.

— Это — профессор экономики Дэнни Видал, — представила его Кори.

Прежде чем снова взглянуть на Дэнни, Палмер внимательно посмотрел на дочь.

Затем он произнес, протягивая Дэнни руку:

— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы помогли Кори выпутаться из той отвратительной ситуации…

— Не ситуация была отвратительной, а причина, ее породившая…

Палмер растерялся, а затем рассмеялся, пытаясь перевести сказанное в шутку. Это был смех опытного дипломата — в нем было все, кроме веселья.

— А знаешь ли ты, моя дорогая, что этот человек пытается обучить тебя социальным наукам, которыми в течение последних десятилетий пытаются заменить фундаментальную математику?

Кори улыбнулась, по-прежнему глядя на Дэнни.

— Что ж, — сказала она. — Требуется большой талант, чтобы обратить абстракцию в реальность.

— Или нереальность в политическую абстракцию, — метко парировал Палмер.

И они принялись болтать о погоде, о планах на лето, о партизанах, об экономике — пока Дэнни не отошел от Палмера и Кори. Он прекрасно понимал, что послу и его дочери пора уже уделить время другим гостям. Но даже удаляясь от Кори, Дэнни продолжал чувствовать ее взгляд на своем затылке и какое-то сладостное потягивание в низу живота. Он никогда еще никого не хотел так сильно. Прежде чем уйти, ему потребовался глоток свежего воздуха. Тем более что уходить уже было пора — в дипломатических кругах точное соблюдение протокола значило все. И снова Кори появилась перед ним, точно материализовавшись из воздуха. Она вышла прямо на тот самый гранитный балкон, где стоял Дэнни. Не говоря ни слова, Кори просто подошла и встала рядом с Дэнни, оперевшись на перила. Дэнни казалось, что лицо Кори парит в воздухе где-то между его глазами и луной.

— Вы танцуете вальс? — тихонько спросила Кори.

Несколько секунд Дэнни, улыбаясь, внимательно смотрел на Кори, как бы взвешивая степень риска, а затем заключил Кори в объятия. Они вальсировали и вальсировали под несуществующую музыку. Наконец Дэнни остановился, крепко прижимая к себе Кори и ища губами ее губы. Дэнни уже не в силах был владеть собой, спрашивать Кори, можно ли ее поцеловать, хочет ли она, нравится ли ей. Он просто прильнул губами к губам и стал целовать, сначала нежно, но потом с каждой секундой все более и более страстно, почти кусая, настойчиво просовывая язык все глубже. Она целовалась так, что Дэнни сразу понял, что для него сняты все запреты. Так целуют только проститутки. Или девственницы.

Свейзи вернулся к вопросу о деньгах.

— Эрнандо ввел всю бухгалтерию в компьютер. Там показано даже, какие суммы на что пошли, на чью избирательную кампанию. По нашим расчетам, по меньшей мере четырнадцать кандидатов имеют шансы. Все они баллотируются от социалистов или коммунистов в восемнадцати городах Латинской Америки. Когда закончим с этим делом, надо подумать о переезде в Майами.

— Не принимай это близко к сердцу, Мак, и не становись чересчур тщеславным, — посоветовал Дэнни, открывая глаза и улыбаясь. — Пусть Эрнандо занимается анализом политических перспектив, а твоя стихия — военная сторона вопроса. Собирай оружие и составь список тех иностранных организаций и посольств в Аргентине, которые считаешь наиболее уязвимыми. Помни, Мак, ты должен устроить для нас что-то зрелищное. Предоставь Эрнандо заботиться о долгосрочных перспективах, а мне — о деньгах.

Почти не слушая Дэнни, Свейзи взволнованно продолжил:

— Мы должны выиграть, независимо от того, какой очередной идиот сидит в Каса Росадо или Белом доме.

— Ни в чем нельзя быть уверенным заранее, — назидательно сказал Дэнни. — Надо помнить, что в любой момент и в любом месте может случиться что-нибудь такое, что сведет на нет все наши усилия. Например, неожиданно снизится уровень безработицы или в Штатах утвердят новую программу гуманитарной помощи. Или, наконец, на Ближнем Востоке установится мир. Никогда нельзя недооценивать противника.

— У нас было достаточно потерь, — сказал Свейзи. — Так что на этот раз мы должны победить.

— То, что случалось с нами прежде, не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас.

После стольких поражений Дэнни Видал четко усвоил для себя одну аксиому: окончательный успех зависит целиком и полностью от финансовой базы и достоверной статистической информации. Все остальное — антураж. Нападение здесь, бомба там, похищение, убийство, Свейзи может планировать и проводить любые теракты, но люди наконец устанут от постоянного насилия, которое превратится в чуть ли не единственный способ отстаивать свою точку зрения в политике. Потрясти людей становится все сложнее, а значит, и планы организации должны быть более оригинальными. Конечно, вокруг любого теракта сначала поднимает стрекотню пресса, в течение нескольких дней они печатают сводки о количестве жертв, потом все сводится к рассуждениям на общие темы, и вскоре шумиха стихает. О самом же взрыве или убийстве в лучшем случае вспоминают еще раз в конце года, когда делают обзор самых кровавых преступлений за прошедший год. Однако ни разу после террористического акта не было свергнуто ни одно правительство и даже не был избран ни один кандидат.

Дэнни всегда считал, что организации необходима разветвленная финансовая сеть, которая позволяла бы поддерживать своих кандидатов и финансировать избирательные кампании в средствах массовой информации, а также время от времени устраивать травлю в прессе своих политических противников. Этот честолюбивый план поглотит теперь все его время и энергию. Ради его выполнения Дэнни придется пожертвовать всем остальным.

Он представил себе, как Кори выходит из крематория, повисает на руках отца, прижимая к себе урну с прахом мужа. Затем Кори возвращается в Нью-Йорк, вот готовит квартиру для продажи, упаковывает вещи — картины, серебро, антиквариат, книги — все, что было когда-то куплено для восходящей звезды банковского бизнеса в Нью-Йорке и его очаровательной жены.

Кори, его Кори, была такой простой, наивной. Ее нисколько не волновали ни деньги, ни бизнес мужа. Даже к дорогому вину она была равнодушна. Однажды он подарил Кори на день рождения бутылку шикарного коллекционного вина — «мутон ротшильд». На нее вино не произвело ни малейшего впечатления: смеясь, она повторяла, что не отличила бы его от вина месячной выдержки. Обнаженное тело ее при этих словах блаженно вытягивалась на простынях, кожа была все еще немного влажной после того, как они долго занимались любовью, а губы не успели остыть от поцелуев Дэнни… Он любовно поддразнивал жену, говоря, что у нее нет ни капельки вкуса, потому что она гринга, американка, и ее волнуют только гамбургеры, кока-кола и бейсбол. Конечно, он был не прав. Кори знала, о, она знала много других вещей, не имеющих ничего общего с деликатесами и другими благами жизни, которые способно принести с собой богатство. Она многое знала и умела. Например, вино, пусть это обыкновенный кьянти, она готова была пить, не отрываясь, изо рта Дэнни. И Кори тут же еще раз доказала мужу, что понимает толк в сексе — она мгновенно оказалась сверху и нагнулась к Дэнни, так что распущенные волосы заскользили по его щекам. Кори начала покрывать поцелуями его глаза, нос, шею. Ее губы спускались все ниже и ниже, целуя каждое ребрышко, приостанавливаясь, чтобы пересчитать их. Наконец она добралась до возбужденной мужской плоти, которую тут же начала ласкать губами и языком. Дэнни остановил ее, поднял выше, так что губы Кори снова касались его губ. Чуть охрипшим голосом Кори спросила его: почему? Страсть на ее лице сменилась замешательством, а глаза требовали ответа. Существовала лишь одна причина всего, что с ними происходило, — любовь. Дэнни внимательно вглядывался в Кори, в каждый дюйм ее лица и тела, пока в глазах жены не мелькнуло хорошо знакомое ему выражение. Кори даже не могла представить себе, насколько хорошо понимал он это выражение. В глазах ее не было злобы, нет — просто немой укор. Глаза ее явственно говорили: я отдалась тебе целиком и полностью, а ты бросил меня, бросил потому, что оба мы нарушили слишком много правил, полюбив друг друга. Кори твердо решила тогда, в двадцать лет, расстаться со своей невинностью, и решение это сделало ее охотницей. Влюбившись в мужчину, отнявшего ее девственность, она из охотницы превратилась в жертву, в добычу. Кори полюбила его, а взамен Дэнни научил ее всему, что могло сделать женщину привлекательной и для другого.

«Тело, покажите мне его тело! — слышался Дэнни голос жены, переходивший постепенно в стон, в мольбу. — Где его тело, а если не тело, то хотя бы зуб, или кость, или подушечки пальцев, с которых можно снять отпечатки, хоть что-нибудь, что могло бы доказать, что Дэнни действительно погиб в авиакатастрофе».

Дэнни слышались даже повелительные нотки, которые наверняка появятся в голосе Кори, когда она будет требовать продолжить расследование. Он будто видел, как она набрасывалась на каждого, кто приближался к ней с соболезнованиями и утешениями вместо неопровержимых фактов и улик. Но больше всего Дэнни беспокоил этот тип из окружной прокуратуры — сумеет ли Кори не поддаться его подозрениям?

Дэнни снова открыл глаза и выпрямился на сиденье. Свейзи воспринял это как желание продолжить разговор.

— Единственное, что меня тревожит, — сказал он, — это что исламским фундаменталистам может прийти в голову взять на себя ответственность за каждый удачный теракт, подготовленный нами.

— Тогда надо их использовать, — сонно пробормотал Дэнни.

— Каким образом?

— Заключив сделку. Какая разница, на чью долю достанется слава, если эти акты в итоге служат общему делу. Используйте фундаменталистов как исполнителей для опасных заданий, которых ждет неминуемая гибель. Платите им.

— А как же наши идеи, которые надо доводить до мировой общественности?

— Для наших идей, Мак, не имеет ровно никакого значения, отрицает или подтверждает очередная группа фанатиков свою причастность к тому или иному теракту. Ведь все равно никогда точно не известно, кто устроил тот или иной взрыв или убийство. Единственный способ воздействовать на обывателя — это показывать ему по телевизору как можно больше руин и трупов.

— Но мы ведь хотим, чтобы название монтанерос было у всех на устах…

— Слава не помогает побеждать на выборах, Мак.

Дэнни снова замолчал. Его продолжали преследовать воспоминания о Кориандр. У него было такое ощущение, словно они только что занимались любовью, но его нервные окончания остались абсолютно бесчувственными. Он скучал по Кори. Как он по ней скучал!

Солнце, пробивавшееся сквозь облака, освещало песок и морскую гладь. Дэнни угрюмо поглядел на покрытые снегом горы, которые казались ему сейчас некой антарктической версией Кэрнс или Брайтона. Озера, ледники, сверкающие на линии горизонта. Джип вез его по извивающейся дороге к городку, который должен был на какое-то время стать для него домом. Вез к южному краю света, к точке, где начиналось ничто, к городку в самой южной точке Патагонии под названием Юшуайя. Дэнни же отчаянно хотелось опять увидеть Кори. Прошло только сорок восемь часов с того момента, как они расстались, а он не мог уже думать ни о чем — только о том, как прикоснется к Кори, почувствует ее близость. То, что много лет было только абстракцией, теперь стало реальностью. Все было кончено. Две женщины, которых любил в своей жизни Дэнни Видал, были безвозвратно потеряны — Алисия мертва, а Кори стала его вдовой.

Дэнни задремал.

Невдалеке заблеяли в загоне овцы, показались ворота ранчо, за которыми виднелся массивный старый дом с высокой крышей. К машине подходил, опираясь на палку, человек, одетый в шотландскую юбку. Это была земля выходцев из Шотландии и Уэльса — земля сильных, выносливых людей, не побоявшихся суровой патагонской зимы.

Дэнни вспомнил об их с Кориандр фотографии, лежащей у него в бумажнике. «Вместе навсегда», — написал он на обороте. Кори всегда говорила, что фотографии не умеют лгать. Это люди все время лгут. «Сохрани мои фотографии, — думал Дэнни. — Храни их вечно, любовь моя. Потому что фотографии не лгут, не умеют лгать, лгут только люди».