7
Открыв глаза, Ника не сразу сообразила, где находится, — слишком стремительным было их с Андресом путешествие. Через секунду появилось привычное чувство уюта и вместе с тем — легкое разочарование: знакомые светлые обои в мелкий цветочек, лепной цветок на потолке — она дома. Но разочарование моментально испарилось: рядом, на кровати, спал Андрес, а значит, все в порядке.
Больше всего на свете Ника боялась одиночества. Эту боязнь невозможно было побороть ни разумом, ни уговорами, она гнездилась где-то в подкорке мозга, пряталась глубоко в подсознании. После смерти родителей, проведя в опустевшей квартире неделю и чуть не сойдя с ума, Ника переселилась к крестному — Павлу Феликсовичу Старцеву — и жила у него семь лет, до окончания института. Периодически она пыталась вернуться домой, но… Воспоминания, которые жили в этих стенах, так на нее давили, что одна из попыток едва не кончилась серьезным нервным срывом. Однако нельзя было бесконечно прятаться от жизни за спиной крестного, хотя Павел Феликсович был только рад, что Ника живет у него. И Ника скрепя сердце три года назад окончательно переехала к себе домой, на Беговую.
Сначала, конечно, было трудно и страшно, особенно когда случалась бессонница. Но постепенно Ника поняла, что прошлое отступает. Нет, она не стала меньше любить покойных родителей, просто начала учиться жить в предложенных судьбой обстоятельствах. А потом появился Кирилл — и страхи окончательно отступили, она стала забывать, как ей было плохо поначалу. Сейчас Ника понимала, что, продолжайся та прежняя жизнь с Кириллом, на место прежних страхов пришли бы новые: такая жизнь грозила обернуться одиночеством вдвоем, постоянным присутствием рядом чужого человека. А это, возможно, даже хуже, чем просто одиночество…
Однако теперь ничего подобного ей не грозит. Ника улыбнулась и поудобнее устроилась в широкой постели, прижавшись щекой к руке Андреса. А он спал так крепко, что не заметил ее движения.
Они приехали в Москву вчера поздним вечером. По дороге погода окончательно испортилась: на подъезде к городу их встретило низкое серое небо и мелкий противный дождь. Как это было не похоже на солнечную Словакию!
Как ни странно, инцидент в Пьештянах не особенно испортил путешествие, хотя поначалу Ника думала, что все кончено: нужно собирать вещи и срочно лететь домой, воспользовавшись Машиными долларами. Но Андрес был заботлив и нежен, а Карел и Эва, словно вспомнив наконец, что они любящие муж и жена, сосредоточились друг на друге. Кроме того, с супругами Жидлицкими они распрощались вскоре по приезде с озера: Андрес уступил желанию Ники и, отказавшись от обеда в Пьештянах, сразу повез ее в Тренчин.
Обедали они вдвоем уже в Тренчине, и следующие два дня, проведенные с Андресом наедине, почти изгладили из Никиной памяти злополучный случай с Карелом. Она стала сомневаться: не показалось ли ей все это? Может быть, Андрес прав и эта была очень глупая шутка?
— Ну что, любовь моя?
Ника подняла глаза и увидела, что Андрес не спит, а улыбаясь, наблюдает за ее лицом.
— Какие невеселые мысли заставили тебя так смешно нахмуриться? — Он притянул ее голову к себе и коснулся губами набежавшей на лоб морщинки.
— Совсем не невеселые. — Ника потянулась и обняла его за шею. — Я просто вспомнила ту собаку у замка. Ну, Матиуша Чака, помнишь?
— Матиуша Чака?
Они оба весело рассмеялись. Так Андрес окрестил дворнягу, яростно охранявшую подступы к древнему замку в Тренчине и напугавшую Нику. Когда-то, в начале XIV века, герцог Матиуш Чак владел и замком, и почти всей Словакией. Ника в шутку предположила, что его душа не захотела покинуть свои земли и переселялась в животных до тех пор, пока не добралась до этого рыжего пса с черными пятнами. Конечно, глупость, но Андрес позвал собаку: «Матиуш!» И пес сразу замолчал и настороженно поднял уши, явно доставшиеся ему от затесавшегося в родословную скотчтерьера. Андрес достал из сумки булочку с сыром, прихваченную после завтрака, присел на корточки и опять позвал: «Матиуш! На-на-на!» Пес осторожно подошел, обнюхал предложенное угощение и мгновенно слизнул булочку с Андресовой руки.
— Это не Матиуш Чак, это Цербер, — резонно заметила Ника. — Собирает дань с проходящих. Дал ему пирожок — и проходи.
Действительно, пес облизнулся, завилял хвостом и отошел в сторонку.
— Нет уж, — сказал Андрес. — Пусть будет Матиушем Чаком. Ты же видела, как он обрадовался, услышав свое имя.
И вот сейчас воспоминание о дворняге снова вызвало у них приступ неудержимого смеха.
— Знаешь, что я подумал? — вдруг сказал Андрес. — Давай заведем собаку и назовем ее Матиушем Чаком. В честь той страшной псины.
— Давай, — согласилась было Ника, но потом сообразила: — Как это «заведем»?
— Очень просто. Пойдем на Птичий рынок и выберем себе что-нибудь похожее.
— Постой… — Ника все еще не понимала, — но я же четыре дня в неделю работаю с утра до вечера!
— А я буду так планировать свое время, чтобы в эти дни гулять с ней самому. Кстати, нашему первому ребенку нужен будет товарищ. На первых порах, пока у него не появится братик или сестричка.
У Ники перехватило дыхание.
— То есть ты… — начала она и замолчала, не в силах продолжить.
Андрес откинулся на подушки и смотрел на нее с ласковой насмешкой:
— Ты правильно поняла. Я делаю тебе предложение. Ты не против того, чтобы мы узаконили нашу любовь официально?
Ника совсем растерялась:
— Да… Нет. Не знаю. Как-то все слишком быстро…
— Я так не думаю. — Андрес привлек ее к себе. — Зачем долго ждать? И так все ясно. — Он слегка наклонился и поцеловал ее в губы.
Спустя некоторое время, когда Андрес отправился в ванную, а Ника расслабленно лежала на подушках, отходя от пережитого напряжения, затрезвонил телефон.
«Кто бы это мог быть? — вяло подумала она. — Мы же должны были приехать только завтра…»
Вылезать из-под одеяла не хотелось: не топили, и в квартире было прохладно. Но телефон все звонил и звонил. Поежившись, Ника встала с постели и взяла трубку.
— Ну, как отдохнула? — услышала она знакомый мягкий голос.
— Ой! Дядя Павел! — обрадовалась Ника. — Откуда ты узнал, что я уже приехала?
— Как это — откуда, — удивился Старцев. — Ты должна была вернуться неделю назад! Не звонишь и не появляешься, я уже стал беспокоиться, позвонил тебе на работу, они говорят: все еще в отпуске. Что же ты так задержалась? Я прогноз слушаю — в Прибалтике сплошные дожди.
Ника засмеялась:
— Ой, дядя Павел, ты же ничего не знаешь! Я ведь не в Прибалтике была!
— Как — не в Прибалтике? — опешил старик. — Ты же в Юрмалу собиралась!
— Ну, то есть в Юрмале я тоже была, — торопливо сказала Ника, — но потом я еще была в Словакии…
— Да что ты говоришь?! — Старцев, конечно, знал Никину непоседливость, но такого предположить не мог. — И каким ветром тебя туда занесло? Из Юрмалы-то?
— Ой, дядя Павел!
— А ты не ойкай, а расскажи нормально!
Ника вздохнула, не зная, с чего начать.
— Кто это, дорогая? — Андрес вышел из ванной, вытирая мокрый ежик светлых волос. — С работы?
— Нет, — Ника прикрыла трубку рукой, — это крестный.
Андрес выжидательно смотрел на нее. Так выжидательно, что Ника смутилась.
— Знаешь, дядя Павел, — заторопилась она, — давай я лучше сегодня к тебе приеду и все расскажу. По телефону не объяснишь — слишком долго. Часика в три, хорошо? И обед заодно приготовлю, как раньше.
Получив согласие, она попрощалась, не дожидаясь дальнейших вопросов. Андрес не сводил с нее серьезного взгляда.
— Насколько я понимаю, — тихо сказал он, — своему дяде ты про меня ничего не говорила.
— Нет… — Ника вдруг почувствовала себя виноватой, неизвестно почему. — Но мы же с тобой не так давно знакомы…
— Значит, ты считаешь, что мы знакомы достаточно долго для того, чтобы поехать вместе отдыхать, но недостаточно долго для того, чтобы знакомить меня с родными?
В голосе Андреса зазвучал металл. Ника не могла понять, что его так рассердило. В общем-то, он сказал правду, ей и в голову не приходило представлять его крестному. Она об этом еще как-то не думала. По Никиным представлением, молодые люди обычно избегают знакомства с родными своей девушки до последнего. До свадьбы. А Андрес до сегодняшнего утра о свадьбе и не заговаривал.
— Но ведь ты не знакомил меня с родителями, — Ника попробовала защититься. — Даже ничего толком о них не рассказывал.
— Ты просто не спрашивала, — Андрес пожал плечами. — Отец у меня умер, а мама живет в Вильнюсе. Если бы мы тогда до Вильнюса доехали, как я планировал, я бы вас обязательно познакомил. Но ты-то здесь и могла бы рассказать своему дяде о моем существовании!
— Ну ладно, не сердись. — Ника подошла к нему, обняла и примирительно потерлась щекой о его плечо. — Я сегодня ему все расскажу, а потом мы сходим к нему в гости.
— Только не затягивай. — Андрес погладил ее по волосам. — Пойми, я хочу, чтобы у нас все было как положено. Помолвка, через два месяца — свадьба. Я знаю, это слишком быстро, но зачем нам ждать? Помолвка и знакомство с родными должны состояться как можно скорее.
Ника стояла на перекрестке Ленинского и Садового, подняв воротник куртки и нахлобучив кепку как можно глубже на уши. Мелкий, еле заметный дождь как зарядил с утра, так и не прекратился. Часы на столбе показывали без пяти семь — Машка должна подобрать ее с минуты на минуту.
Проводив Андреса — он улетал по делам в Каунас до послезавтра — Ника сделала приблизительную уборку квартиры. Все уборки она делила на приблизительные и генеральные. По-хорошему, квартира требовала генеральной, но времени до назначенного визита к крестному совсем не оставалось: надо было пробежаться по магазинам и купить ему к чаю чего-нибудь вкусненького.
Визит прошел весьма гладко. Ника слегка побаивалась скоропалительности происходящего, вернее, того, как отреагирует на эту скоропалительность спокойный и рассудительный Старцев. Но Павел Феликсович выслушал ее сбивчивый рассказ вполне доброжелательно, раза два дернул себя за седую бородку — что являлось приметой сильного душевного волнения — и попросил поскорее привести новоиспеченного жениха к нему в гости. Решено было назначить смотрины на послезавтра вечером, сразу после приезда Андреса.
И вот теперь Нике предстояло сообщить сногсшибательную новость любимой подруге. Она позвонила Маше от Старцева и договорилась, что в семь та заберет ее у дома Павла Феликсовича.
Машкин «жигуленок» появился, как всегда, совсем не с той стороны, с которой его высматривала Ника.
— Садись скорее, здесь стоянка запрещена.
Ника плюхнулась рядом с подругой на потертое сиденье, пристрола свою большую сумку под ногами, отчего стало совсем тесно. Да, это тебе не «Мерседес»!
В машине было тепло и играло радио. «Любовь, похожая на сон, счастливым сделала мой дом…» — пела Пугачева старую песню.
— Сделай погромче, — попросила Ника.
— Что, попала в струю? — Маша, не отрывая взгляда от дороги, прибавила звук. — В твоем доме тоже теперь счастье? Только где оно сейчас? Почему ты пошла к дяде Павлу одна?
— Оно уехало, — сказала Ника.
— Далеко?
— В Каунас, до послезавтра.
— Что так поспешно?
Действительно в Машином голосе прозвучала неприязнь или Нике это почудилось? Она набрала воздуха в легкие и решилась сказать сразу:
— Мы хотим пожениться. Как можно скорее.
— Ого! — Руль в Машиных руках непроизвольно дернулся, и машина вильнула. — Ты что?
— А почему ты так удивилась?
Маша крепче сжала баранку.
— Знаешь, если ты хочешь, чтобы мы добрались до твоего дома живыми, давай обсудим эту новость, когда я буду не за рулем. Мы сейчас чуть не врезались вон в тот «Москвич». Видишь, водитель пальцем у виска крутит? Наверняка еще и произносит что-то нецензурное…
Час спустя они уютно сидели на Никиной кухне, которая слышала столько их «секретных» разговоров, что хватило бы на многотомное досье, — Ника на кушетке, Маша на табуретке у плиты, в ожидании, когда закипит кофе.
— Ну и когда это случилось? — Дождавшись, пока пенка чуть не перевалилась через край джезвы, Маша сняла кофе с огня и разлила по чашкам. — Когда он сделал тебе предложение?
— Сегодня утром. — Ника с удовольствием отпила горячую густую жидкость. Вот у нее такой вкусный кофе почему-то никогда не получается!
— Вот как! — Маша с сомнением покачала головой. — И ты, конечно, сразу согласилась?
— Конечно, — кивнула Ника. — А почему я должна была сказать «нет»? Я его люблю!
— А он тебя? — Маша пристально смотрела на подругу.
— И он! Иначе зачем бы он предложил мне выйти за него замуж?
— Не знаю… — и опять в Машином голосе отчетливо прозвучала неприязнь.
Ника отставила чашку и выпрямилась.
— Знаешь что, давай начистоту. Я давно заметила, что ты что-то имеешь против Андреса. Что?
Маша опустила глаза.
— Да ничего особенного…
— Нет, — Ника, когда хотела, могла быть очень настойчивой. — Так не пойдет. Ты же его совсем не знаешь, что-то там тебе не понравилось… Может быть, его «Мерседес»? Или то, что он литовец?
— При чем здесь это?
— Тогда что?
Маша не знала, как быть. Пересказать ей эту историю с уборщицей в ЦСКА? Можно, конечно, попробовать… И она, осторожно подбирая выражения, поведала Нике о столкновении Андреса с «обслуживающим персоналом». Но, как Маша и боялась, на Нику это произвело обратное впечатление:
— Ну и что тут такого? Я знаю, о ком ты говоришь — Алина Гавриловна, жуткая баба. Она кого угодно довести может, и Андрес молодец, что осадил ее. Не понимаю, почему ты мне сразу не рассказала.
— Ну вот видишь — не понимаешь… — вздохнула Маша. — Дело ведь не в том, что она жуткая баба и надо было ее поставить на место. Дело в том, как он это сделал.
— И как? Заставил просить прощение за деньги? Так ведь ее иначе не заставишь!
Маша пожала плечами. Ничего она не может объяснить. Она вспомнила торжествующий блеск в глазах Андреса, когда уборщица поползла на коленях, это упоение властью над другим существом, от тебя зависимым, и тихо проговорила:
— Ты бы видела в тот момент его глаза…
— Ну и что, — повторила Ника. — Я считаю, что он правильно сделал. — Она упрямо вздернула подбородок. «Ну почему Маша к нему цепляется?»
— А ты не боишься, — чуть помолчав, сказала Маша, — что он и тебя заставит ползти на коленях? Как только ты сделаешь что-нибудь такое, что ему придется не по вкусу…
Ника насмешливо посмотрела на подругу.
— Нет. Совсем не боюсь.
Расстались они в этот вечер крайне недовольные друг другом. Нику, внешне такую спокойную и уверенную в себе и своем женихе, на самом деле встревожило Машино отношение к Андресу. Нет, она нисколько не упрекает его за случай с уборщицей — действительно, правильно сделал, рыжую Гавриловну давно пора было осадить, все девочки от нее плачут. Но почему Машу это так возмутило?
И еще… Ника не решилась рассказать ей о том, что произошло на озере у виктории регии. Хотя сейчас она сама почти уверилась, что Карел неудачно пошутил, хотя потом были чудесные дни в Тренчине — все равно Маша истолкует эту историю не в пользу Андреса. А Нике хотелось, чтобы ее лучшая подруга и ее любимый стали друзьями. Но, с другой стороны, Ника привыкла рассказывать Маше абсолютно все, и, умолчав о том случае, чувствовала себя не в своей тарелке. Дело кончилось тем, что она рассердилась на Машу: нельзя просто так невзлюбить человека!
А Маша, тоже очень расстроенная, ехала в сторону Тверской: ужинать у Ники она не стала, а дома в холодильнике было пусто. У Маши была слабость к чизбургерам, гамбургерам и биг-макам, этой нездоровой американской пище. И вот, решив хоть чем-то утешить себя в неудачный вечер, она завернула к «Макдональдсу» с намерением купить большой пакет бутербродов на ужин и на завтрак. И вкусно, и никакой возни.
Народу было не очень много, по крайней мере, очереди к кассам не толпились, но свободных мест, похоже, тоже не было. Впрочем, Машу это не волновало: получив свой пакет, она уже проталкивалась к выходу, как вдруг остановилась в изумлении: за столиком справа у окна, спиной к проходу, сидел мужчина, абсолютно похожий на Никиного Андреса. Маша поклялась бы, что это Андрес, если бы Ника ее не уверила, что он в Каунасе. Да нет, ну вылитый Андрес! Тот же светлый ежик волос, та же посадка головы, манера держаться… Даже плащ тот же самый!
Мужчина что-то оживленно обсуждал с худенькой блондинкой в темно-синей куртке. Незаметно, прячась за спинами, Маша постаралась подойти поближе. Через секунду мужчина повернул голову в профиль — точно, так и есть. Это Андрес. Интересно, что он здесь делает и кто эта милая дама?
Первый Машин порыв был — подскочить к нему и потребовать объяснений. Да как он может обманывать Нику! Но потом она взяла себя в руки. Если так поступить, Андрес обязательно отговорится. Это окажется деловое свидание, неожиданно назначенное в интересах его компьютерного бизнеса. Надо действовать хитрее.
Слава Богу, народу в «Макдональдсе» еще было достаточно. Маша подходила все ближе и ближе к интересовавшей ее парочке и наконец очутилась почти у них за спиной — от Андреса ее отделяла только толстая тетка в распахнутом кожаном плаще, шумно уминавшая пирожок со смородиной. Но пока она маневрировала, Андрес и блондинка, кажется, обо всем договорились.
— Значит, здесь же через неделю, в субботу, — негромко сказал Андрес, вставая. — И постарайся до того обработать Битюга.
Блондинка что-то ответила — что именно, Маша не расслышала. Она поспешно направилась к выходу, опасаясь, что Андрес повернется и узнает ее.
По дороге домой, в машине, дальнейший план действий созрел окончательно. Пусть Андрес через неделю встречается опять с этой блондинкой, пусть! Но и они с Никой тоже здесь будут!
