11
Время шло. Ванда видела, как ее муж, еще недавно столь воодушевленный, теряет вкус к битве, погружаясь в глухую апатию. Он перестал бывать в лаборатории, но и клиникой не интересовался, взвалив всю ответственность на плечи заместителя – доктора Мирея. Целые дни он проводил у себя в кабинете и отнюдь, как установила Ванда, не за научными изысканиями. Однажды, тихонько войдя в кабинет со стаканом свежего сока, она застала мужа на диване в облаке сигаретного дыма. Он просто лежал, уставившись в потолок слепым взглядом, и курил, заполняя горой окурков антикварный бронзовый кубок.
– Ну что ты здесь куксишься, Готл? Ведь у нас все не так уж плохо, – Ванда положила ладонь мужа на свой шестимесячный живот. – Чувствуешь – нас уже трое… Я просто не понимаю, что тебя так подкосило – ведь мы заранее знали, на что шли. Было же сразу похоже, что этот «поэт» просто сбрендил… А может, забудем про него, а? Все идет отлично! Есть работающая клиника, щедрые кредиторы…
Муж посмотрел на нее с такой ненавистью, что Ванда осеклась и поставила на стол стакан апельсинового сока, которым предполагала собственноручно поить захандрившего мужа.
– Да что тут отличного?! Дело ищет к тому, чтобы пустить все это с молотка и кинуться в ноги Леже или твоему Вернеру с просьбой взять меня очередным хирургом. И представь себе – я к этому не готов! Я заразился майеровским «бредом» и все время буквально ощущал, что держу в руках сокровище в ложно-скромной упаковке. Стоит сорвать бумажку – и ты владелец клада!.. Я уже две недели разглядываю потолок и, наверное, скоро высверлю дырку. Я пытаюсь понять – что мы упустили, что не поняли? И вижу только одно – тупик, точка…
Поздно вечером того же дня вернулся из поездки за дополнительными деталями к оборудованию Луми и попросил встречи с шефом. Динстлер еще не спал, мучимый бессонницей и головной болью. Продолжать сейчас игру в удачный эксперимент ему совсем не хотелось.
– Завтра, Ванда, передай ему, что все дела – завтра. Новый день – новые надежды, – как любила повторять Корнелия… И новое безумие, – добавил он зло. Но Луми настаивал и Динстлеру пришлось проследовать в кабинет, запахнув на ходу длинный шлафрок. «Как бы порадовался Дани, увидев меня в этаком виде, – бросил он мимоходом ненавидящий взгляд в зеркало. – Прямо-таки босс подпольного бизнеса из Лас-Вегаса направляется на экстренную «разборку» с деловым партнером. Дележ притонов…» Он тронул мешки под глазами, объявившееся с тех пор, как Динстлер швырнул в клетку последнюю дохлую мышку, не пожелавшую выжить.
Луми ждал его в кабинете. В раскосых черных глазах при виде мрачного, театрально завернутого в халат Шефа, мелькнула смешинка.
– Я не стал бы Вас беспокоить, Док, по пустякам, – Луми опустился в предложенное кресло. – Ребята из моей «конторы» неплохо поработали, чтобы протянуть Вам соломинку. – Он достал темно-серую папку с металлическими уголками, застегивающуюся блестящей скобкой. – Видите это тиснение на коже – печать тайной канцелярии Третьего Рейха. Не спрашивайте, где и как ее нашли – я не смогу ответить. Но за подлинность – ручаюсь. Смотри-те, как называется дело – «Крысолов». Это, чтобы вы знали, кличка профессора Майера…
Динстлер раскрыл папку и с этого момента до следующего полудня не замечал ничего – ни ухода Луми и появления озабоченной Ванды, ни рассвета, ни мартовского утра, залившего все окрест ярким, радостным светом, который бывает только в горах в самом начале долгожданной весны. Он сидел за письменным столом, перелистывая пожелтевшие бумаги и ощущая, как наполняется ликованием и жадной деятельной силой его обесточенное унынием тело.
Документы описывали эксперимент Майера с аккуратной дотошностью студента-отличника, исполнявшего, видимо, обязанности научного секретаря. Ошибка в расчетах, допущенная лабораторией Динстлера, была простой и очевидной, обманчиво лежащей на самой поверхности. В то время, как он лопатил самую глубь. Динстлер хлопнул себя ладонью по лбу: «Ну, надо же быть таким идиотом. Да с этими бумагами мы экономим целые годы слепых поисков!»
Биологи, получив точные указания, на следующий же день выдали затребованный Шефом состав. Мышей перевели на необходимый режим инъекций и Динстлер по несколько раз на день уединялся в бункере, хотя результатов действия М1 надо было ожидать не ранее, чем через неделю.
«Если бы ты, Готл, так же дрожал надо мной, как над этими проклятыми мышами, то наш ребенок родился бы красавцем и гением», – думала Ванда, глядя в спину покидающему спальню мужу.