Книга: Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан
Назад: 19
Дальше: 21

20

Он ждал минут пять, прогуливаясь на конечной остановке и поглядывая в сторону зеленого шестнадцатиэтажного дома, стоящего неподалеку от берега Москвы-реки. Ее дома.
Сюда, в Филевскую пойму, вела только одна дорога, вид которой нагонял жуткую тоску: последнюю треть с ее обеих сторон тянулись унылые серые заводские заборы. И вдруг автобус выезжал на огромную поляну, застроенную современными жилыми домами. Оазис, огороженный от остального мира Москвой-рекой и заводскими стенами знаменитого завода имени Хруничева, где строили космические станции и прочие секретные штучки. Здесь тихо, как в деревне. Изредка проскочит машина по единственной улице — Филевскому бульвару, да проплывет разомлевший от жары автобус. А неподалеку от конечной остановки прогуливаются люди в купальниках и плавках, загорают, играют в бадминтон. Прямо как в Сочи.
Он увидел ее издалека. В голубой юбке и голубой блузке, похожей на мужскую рубашку, она торопливо шагала к остановке. Увидел и помчался навстречу, так хотелось обнять ее, поцеловать…
— Ой, нет, нет, нет… Только, пожалуйста, без глупостей, — Лена предостерегающе вытянула вперед руку, видя его намерение.
— Почему, Лена? Я только хотел поцеловать тебя в щечку, — виновато пробормотал Максим.
— Потому что на нас люди смотрят.
— Да? Ну, тогда не будем целоваться. А что они скажут, если я тебе подарю вот это? — Он достал из сумки три орхидеи, купленные у метро. — Не подумают плохого?
— Нет, не подумают, — улыбнулась Лена, принимая цветы. — Ой, какие красивые! Спасибо, Макс.
— А это еще не все. Уж не знаю, как отнесутся к этому наблюдатели, но назад не понесу. — Он достал из той же сумки бутылку «Мартини» и торт «Птичье молоко».
— Тебе что, делать больше нечего, как тратить деньги на всякие глупости? — укоризненно спросила Лена. — Или ты надеешься, что я приглашу тебя к себе на чашку чая?
— Надеюсь, — честно признался Данилов. — Но если нельзя, мы можем выпить вина и закусить тортом где-нибудь на бережку. Сейчас все так делают.
Лена выразительно покрутила пальцем у виска.
— Ты забыл, с кем встречаешься?
— Нет, помню. С тобой, — озадаченно поглядел Данилов.
— А я — кто?
— Лена.
— А Лена кем работает?
— Учительницей… Ах, вон оно что! Понимаю, понимаю. Ученики не поймут педагога, выпивающего с незнакомым молодым человеком на берегу реки, так?
— Ну, конечно! Меня же здесь все знают, не только ученики, но и родители. Что они подумают, если увидят такое?
— У вас тут все, похоже, только и делают, что следят за учителями, — с огорчением сказал Максим. — Давай отойдем подальше, забредем в Филевский парк, где тебя никто не знает.
— Нет, мы просто погуляем, а потом… я посмотрю, как ты будешь себя вести, и, может быть, приглашу тебя на чашку чая с тортом…
Она смешно наморщила лоб, размышляя, не поступает ли слишком опрометчиво, приглашая его к себе?
Как она не похожа была на Марину! Та всегда чувствовала себя раскованно и, пожалуй, излишне уверенно: уж если решила пригласить домой мужчину — сделает это раньше, чем тот даже подумает об этом, а если нет — сразу так и скажет. Когда они еще не были мужем и женой, Максима не раз шокировала ее прямота: не надо целовать меня на улице, сейчас пойдем ко мне и там не спеша займемся сексом. Я не люблю делать это впопыхах. Родители вернутся только вечером, у нас достаточно времени. Или: пошли ко мне, но сегодня трахаться не будем, у меня дела. Это не только удивляло, но и привлекало: вот она, современная женщина! Никаких ужимок, никакого притворства. С нею все просто и ясно, можно называть вещи своими именами, не боясь быть непонятым. Это напоминало романы Апдайка и Джойс Кэрол Оутс и немного столь приятных сердцу Данилова латиноамериканцев: Онетти, Кортасара…
Теперь ему нравилась милая осторожность этой женщины. Эта наивная осторожность позволяла ему развеять ее опасения и оправдать ожидания. И даже его надежды в свете этого трепетного смущения казались реальными и достижимыми. Как совместить все это — предстояло решить, и это казалось более увлекательным творчеством, нежели сочинение романов.
— Гулять-то учителям разрешается? — поинтересовался Максим.
— Смотря как гулять… — неуверенно протянула Лена.
— Леночка, прошу тебя, не переживай, — ободряюще улыбнулся он. — Если придешь к выводу, что я еще не дорос до ранга твоего гостя, не обижусь. Может быть, попрошу, чтобы ты вынесла мне на лестничную площадку чашку чая, выпью, поблагодарю и уйду.
— Скажешь тоже! — И она улыбнулась наконец в ответ и вдруг уверенно взяла его под руку. — Тогда сделаем так. Я сейчас заброшу торт и вино в холодильник и вернусь, хорошо?
— Лучше не бывает, — заверил ее Максим и достал из сумки свою книгу. — Это, пожалуйста, тоже забрось в холодильник.
— Ой, это твоя книга? Спасибо, Макс! — Она не выдержала и чмокнула его в щеку, забыв о том, что кто-то может увидеть это из окна своей квартиры и не одобрить поведение учительницы. — А почему ее нужно в холодильнике хранить?
— Слишком горячий автограф. Пусть немного остынет.
— Правда? И что же ты написал?
Она хотела раскрыть книгу, но Максим остановил ее.
— Пожалуйста, не сейчас. Потом, когда раскроешь холодильник.
— Какой ты, Макс… Ну хорошо. — Она пристально вглядывалась в него, пытаясь по глазам, по выражению лица определить, что же за надпись он сделал, что откроется ее глазам… нет, не у холодильника, а уже в лифте.
Но даже проницательному педагогу не под силу было увидеть за глянцевым переплетом простые и естественные слова, которые люди все еще говорят иногда друг другу. Хорошие люди, ибо влюбленные никогда не бывают плохими.
«Я люблю тебя, Лена», — написал Данилов.

 

— …Ну вот, врачи сказали, что это у нее на нервной почве камень в желчном пузыре образовался, — рассказывала неторопливо Лена, шагая рядом с Даниловым по берегу Москвы-реки. — Наверное, они правы. Мама очень переживала, когда ее вдруг отправили на пенсию. Ну представь себе: секретарь райкома партии, все ее знают, все уважают; как день рождения, так отбою от поздравляющих нет, особенно ребята из райкома комсомола старались, даже домой приходили, уж такие вежливые, такие преданные, что смотреть было тошно. А потом вдруг — никому не нужна. А комсомольцы-то ее, молодые соратники, стали большими начальниками и бизнесменами. Никто даже не позвонил, никто свою помощь не предложил, представляешь?
— Да, — кивнул Максим.
Весь берег Москвы-реки был усеян отдыхающими. Оно и понятно: в такую жару никакая Испания или Анталия не нужна, лежи себе, поджаривайся на солнышке рядом со своим домом! А не хочешь на солнце — сиди на упавшем дереве или складном стульчике в тени высоких кленов, обрамляющих тропинку. Солнце, клонящееся к западу, протискивало свои лучи сквозь густые кроны, разрисовывая сухую землю и траву затейливыми узорами. Вот уже час Данилов и Лена прогуливались по этой тропинке, но Лена так ничего и не сказала об автографе на книге. А Максим не спрашивал.
— И все таила в себе, даже мне не жаловалась, — продолжала свой рассказ Лена. — Ждала, когда спохватятся, прибегут звать на службу такого ценного, заслуженного руководителя. Не позвали. Хотя — что им стоило, тем, которые стали большими начальниками? Вот у нее и образовался камень. Три недели назад сделали операцию в институте Вишневского. Все-таки один из бывших секретарей райкома партии, он теперь стал бизнесменом, пришел ее навестить и предложил путевку в санаторий под Тулой. Мама хотела отказаться, но я ее уговорила. Такая вот история с моей мамой. А ты что все молчишь и молчишь?
— Слушаю тебя, — улыбнулся в ответ Данилов.
— Макс, я вчера так и не поняла, ты развелся с женой или нет?
— Нет. Я просто ушел от нее и все.
— Но ведь… получается, ты еще женат?
— Нет. Мне просто некогда было заниматься официальным оформлением развода. Но сейчас, говорят, это несложно. Тем более детей у нас нет, на совместное имущество я не претендую. Еще тогда, год назад, я сказал жене, чтобы она занялась всем этим, но она почему-то не хочет.
— Ну и что же дальше?
— Ничего. У меня больше нет жены, вернее так: эта женщина — не моя жена и никогда не будет ею.
— А если она придет, встанет на колени и скажет: прости меня, дорогой, я дура, но давай все забудем.
— Уже приходила. Только не на колени вставала, а раздеваться начинала, — хмуро сказал Данилов.
— А ты?
— А я ушел на кухню и сказал: «Если не прекратишь, уйду из квартиры совсем». Она распсиховалась и убежала.
— Какой ты чудной, Макс… Скажи, пожалуйста, а зачем ты написал на книге… ну, то, что написал?
— А зачем я смеюсь, если мне смешно?
— Но Макс, такими словами не бросаются! — возразила Лена.
— Верно, я и не бросаюсь.
— Нет, бросаешься. Нельзя говорить о любви, совсем не зная человека.
— Я тебя знаю. Мы ведь знакомы, верно?
— Вчера только познакомились!
— Вот со вчерашнего дня я тебя и знаю.
— Это несерьезно.
— Серьезно.
— Ну, Макс, ты рассуждаешь совсем как Светка! Та увлеклась своим Алом — как в омут головой бросилась и уверена, что права. Ей, видите ли, хорошо с ним, и это главное. Ты тоже так думаешь?
— Не совсем так, но в принципе… да.
— Но ведь нужно знать человека, чтобы понять свои чувства к нему! Или я ошибаюсь?
— Совершенно верно, ты ошибаешься. Любовь слепа, слышала такое выражение? Что ты можешь понять, когда ослепнешь? Да ничего. Ты выдумываешь совсем не то, что этот человек представляет собой на самом деле. А узнавать человека необходимо… ну, к примеру, если хочешь выйти замуж не по любви, а по расчету. Тут, конечно, важно все понять, узнать, иначе — как рассчитаешь?
— С тобой невозможно спорить, Макс! — Лена улыбнулась и прижалась к его плечу. — Но все равно, не думай, что я серьезно отношусь к этой надписи.
— Я постараюсь убедить тебя в том, что это серьезно. Не знаю, как ты воспримешь это. Лишь дурак может верить, что красивая женщина вдруг полюбит его… Но надеяться может и должен каждый, кто хочет любви. Вот я и надеюсь.
— Надейся, надейся… — задумчиво кивнула Лена. — Что-то я проголодалась, Макс. Пошли чаю попьем?
— Это уже приглашение или как?
— Приглашение. Разве можно не пригласить на чашку чая такого умного, симпатичного и талантливого молодого человека? И такого бедного писателя, который приходит на свидание с цветами, дорогим тортом и ужасно дорогим вином. — Она лукаво посмотрела на Данилова.
— Бедный писатель — это не богатый писатель, — философски заметил Максим. — У богатого писателя есть вилла, машина, солидный счет в банке, а у меня всего этого нет. Снимаю комнату в коммуналке, — на всякий случай добавил он.
А вдруг она захочет прийти к нему в гости, что тогда делать? К себе ведь не пригласишь, поговорит потом с подругой, и обе поймут, что были в одной и той же квартире. Черт бы побрал этого Ала, столько сложностей из-за него!
Хотя… нашел он Лену благодаря все тому же Алу!
Назад: 19
Дальше: 21